Отец больше не стонал. Меня пугала расслабленность его тела, хотя я старался не показать этого. Жидкость, которую Илло накапала в рот, собралась в уголках губ. Девушка посмотрела на меня.
– Когда я снова начну это делать, – она поднесла губку ко рту, – осторожно растирай его горло – сверху вниз. Он должен проглотить немного. Это укрепляющее, средство от шока и холода, который сопровождает тяжелые ранения.
Я исполнил ее указания. Тело отца под пальцами действительно казалось холодным. Мы напряженно работали, я исполнял инструкции девушки, и ей удалось терпеливо переместить примерно треть содержимого кастрюли в рот отца.
– Теперь пусть отдыхает. – Она ненадолго положила руку ему на лоб ниже повязки.
– Как… как он? – со страхом спросил я. И боялся услышать ответ.
Она медленно покачала головой.
– Он ранен тяжело. Думаю, одно из сломанных ребер прорвало легкое. А трещина в черепе… очень мало известно о последствиях таких ран. Однако он жив, и пока он жив, мы должны надеяться. Хотелось бы укрыть его получше…
Я встал. Во мне кипели гнев и негодование из-за случившегося. Пришлось изо всех сил сдерживаться и не произнести те слова, что рвались наружу. В том, что произошло, не виноваты ни Илло, ни я, ни отец. Но в глубине души мне хотелось кричать от гнева. Я снова оставил наш жалкий лагерь и прошел к холму, вершина которого чуть поднималась над равниной.
В ущелье вода поднялась еще выше, накрыв переднюю часть фургона. Фургон дрожал под ударами течения, которое старалось снести эту преграду на своем пути. Я посмотрел вдоль ущелья. Поток идет с севера. Возможно, начало его в горах, за Чащобой. Эту местность с неба картографировали корабли исследователей, но насколько мне известно, никто из людей там не бывал. Грозные горы, высокие, крутые, с острыми вершинами, похожими на зубы чудовища. Страшные и не предназначенные для людей.
Я видел, что течение несет многочисленные обломки и следы бури. В воде плясали кусты, такие же, как растут по берегам. Вода подмыла их корни и унесла. Эти кусты застревают у фургона и укрепляют дамбу, за которой вода продолжала подниматься.
Но вот в воде что-то шевельнулась. Моя рука протянулась к рукояти станнера. Я увидел – и понял, что это не иллюзия, – увидел, как над поверхностью поднялась уродливая бронированная голова. Круглые немигающие белые глаза разглядывали фургон и преграду из кустов.
Такой твари я никогда на равнинах не видел. Когтистая перепончатая лапа, больше моей руки, высунулась из воды и ухватилась за край фургона в поисках опоры.
И нашла ее. Вторая лапа протянулась к той же опоре. Я пробрался к самому краю оврага, держа оружие наготове. Тварь разинула пасть, так что голова разделилась чуть ли не надвое, и обнажила ряды острых зубов. Я был уверен, что это плотоядный хищник.
Вопреки мощному телу, которое под длинной шеей казалось непропорционально большим по сравнению с головой и со слишком тонкими лапами, чудовище двигалось легко и проворно. Я подумал, что оно много времени проводит в воде. Тварь забралась на верх фургона, высоко подняла уродливую голову и испустила громкий рев.
– Что это? – Ко мне подошла Илло.
– Не знаю. Но…
Голова метнулась в нашем направлении. Глаза казались слепыми, белыми шарами, без малейших признаков зрачка. Но очевидно, что тварь нас видит, принимает за врага или добычу. Продолжая реветь, она полностью высунулась из воды, показав остальные когтистые лапы, и принялась карабкаться вверх вдоль наклоненного фургона.
Я прицелился в голову, поставил заряд на полную мощность и выстрелил. Все равно что прутик бросил: тварь даже головой не покачала, чтобы избавиться от мимолетного головокружения. Даже гар, песчаный кот или джез после такого выстрела лишились бы сознания.
Когтистая лапа уже рвала кусты, в которых я прорубил тропу наверх. Может быть, на суше мы смогли бы убежать или увернуться, но ведь мой отец без сознания лежит у костра. Наверное, я поторопился с выстрелом, не попал…
На этот раз я сосредоточился только на качающейся уродливой голове. Точка между белыми глазами – ее я выбрал целью. Но тут мою сосредоточенность нарушил голос Илло.
– Целься в шею, там, где она соединяется со спиной!
Что она об этом знает? Судя по ее собственным словам, она такую тварь тоже никогда раньше не видела.
– Целься туда! – Голос ее прозвучал строго, как приказ. – Его мозг… я вообще не чувствую в его голове мозга!
Для меня ее слова не имели смысла. Но выстрел в голову не уложил чудовище. И однажды я видел, как гара парализовал выстрел станнера в позвоночник. Может, и сейчас получится?
Хотя инстинкт говорил мне, что я ошибаюсь, я в последнее мгновение изменил направление луча. И нацелился в то место, где изгибающаяся шея переходила в мерзкое одутловатое туловище.
Полная мощность, и я продолжал нажимать на кнопку, не думая о том, что могу полностью разрядить станнер.
Шея взметнулась высоко в воздух, словно я попал в нее не лучом станнера, а хлыстом. Потом наклонилась вперед, расслабилась, упала, голова оказалась в кустах, а туловище, цепляясь когтями за кусты, заскользило вниз, миновало фургон и погрузилось в воду.
Глава 4
Течение на мгновение завертелось, и больше ничего не было видно. Если эта тварь действительно живет в воде, она может лежать на дне, и поднятые наводнением грязь и ветви делают ее невидимой. А придя в себя, она нападет снова. Нужно уходить отсюда. Но для этого…
Когда я вслух рассказал о своих опасениях, Илло кивнула.
– Эта тварь – никогда о таких не слышала, – медленно сказала она, глядя на поток, словно ждала, что отвратительная голова в любое мгновение может появиться снова. – По крайней мере на юге. Возможно, это житель болот, но где…
Я смотрел на северо-запад. Во время своих путешествий я как странствующий видел много необычных существ. Отец старательно записывал сведения о новых животных, летающих или ползающих, и о новых растениях, с которыми мы встречались. И так подробно делал это, что я подумал, не был ли он в своем неведомом мне прошлом членом исследовательской группы.
Насколько мне известно, ни с какими официальными представителями власти в Портсити он своими знаниями не делился. Его как будто подгоняла внутренняя потребность узнать как можно больше о жизни на Вуре. Однако, как и Илло, мы с ним никогда не видели ничего похожего на чудовище из потока и не слышали о таких.
Что касается болот – да, на юге они встречаются. Но таких больших, где могло бы жить подобное существо, нет. А вот на севере…
Я поднял голову и посмотрел за быстро текущую и поднимающуюся воду, которая все более опасно раскачивала фургон и вскоре могла его совсем затопить. Поток, рожденный яростью бури, проходит по руслу, уже вырытому водой, и русло это тянется с северо-запада – с того самого направления, где на горизонте виднеется темная полоска Чащобы.
А что если эта непроходимая полоса растительности скрывает болота? Вполне возможно, хотя, насколько мне известно, такая густая растительность редко встречается в болотистой местности. А животное, с которым мы сразились, такого размера, что никак не может пробраться через чащу, через которую не смогли проложить дорогу люди за все время, сколько живут на планете.
Но у Чащобы настолько зловещая репутация, что я поверил бы в любых скрывающихся в ней чудовищ. Впрочем, сейчас это для нас не имеет значения. Мы должны сосредоточить все усилия на том, чтобы добраться с тяжело раненым отцом до какого-нибудь цивилизованного приюта. Если не удастся связаться по коммуникатору с шахтами, придется повернуть на юг, вернуться в то владение, которое мы покинули всего несколько дней назад.
Я принялся вытаскивать из фургона все, что могло еще пригодиться. Отец худой, но вдвоем нести его на большое расстояние мы не сможем. Разве что пойдем очень медленно. А я считал, что на это у нас нет времени. Существуют другие возможности, и я продолжал обшаривать раскачивающийся фургон.
Вода уже заливает переднюю секцию, фургон лежит почти на боку, потому что поток постоянно подмывает берег, в котором застряли колеса. Я дал Илло второй станнер, и она стояла на страже на случай появления новых водных существ.
Тучи наконец совсем разошлись, вышло солнце, но оно уже низко склонилось к горизонту. У меня остается мало времени. И я так устал, что руки дрожали, когда я развязывал крепления и таскал множество вещей, которые могли не понадобиться, но которые я прихватил в стремлении не забыть ничего важного.
Груз, конечно, вытащить невозможно. И его придется бросить, если не удастся связаться с шахтерами и получить помощь. Но нетяжелые вещи я с трудом вытаскивал из фургона и передавал наверх девушке, а она укладывала их грудой возле того места, где стояла.
Я работал до тех пор, пока фургон опасно не накренился и я едва успел из него выскочить. В него ворвалась вода. Я каким-то образом взобрался по склону и тяжело дышал. Талию мне, словно челюсти медленно захлопывающейся ловушки, сжимала полоска пермастали.
Илло уже перенесла часть вещей к нашему импровизированному лагерю. Я понял, что сил у меня больше нет ни на что. И смог только добраться до костра, который превратился в маяк, и там снова упасть. Тело с головы до ног превратилось в сплошную боль.
Помню, как пил из кастрюльки, которую дала мне Илло, при этом смутно думая, что надо бы установить ночное дежурство. На травянистых равнинах мало хищников, и те из них, которые известны странствующим, охотятся по ночам, но боятся огня. Остается вода – и то, что появилось из нее. Но дотянуться до станнера, который висел на поясе, и даже просто держать глаза открытыми было выше моих сил. Усталость накрыла меня как одеялом, окружила, словно Чащоба.
Я проснулся… На небе яркие звезды; оранжево-красный шар – луна Вура – висит прямо над головой. Одно из тех мгновенных пробуждений, которые бывают у людей, живущих на пороге неведомого. У таких людей инстинкты и внутренние предупредительные системы так же способны воспринимать сигналы тревоги, как приборы космического корабля.
На земле горит огонь… Три лагерные лампы, спасенные при катастрофе, заправлены и ярко горят. За ними груда сваленного как попало добра, которое я вытащил из фургона. После того как я сдался, девушка, должно быть, все это притащила сюда. Девушка!..
Она сидела у доски, которая служила постелью моему отцу. Свет ламп придавал ее лицу обманчивый красноватый оттенок. Глаза ее закрыты, но в руке зажат станнер.
Собственная слабость устыдила меня. Гордость моя в этот момент была сильно уязвлена: я, уже опытный странствующий, не справился со своими обязанностями. Она даже укрыла меня одеялом из шерсти гара. В гневе из-за своей слабости я отбросил это одеяло.
Но приступ гнева длился лишь мгновение. Что-то разбудило меня; привычка к жизни на равнинах взяла верх. Я слышал шум воды в ущелье, но он стал слабее. Похоже, вода перестала подниматься. Наверно, спадает поток, рожденный бурей. На мне пояс странствующего, на нем многочисленные инструменты, которые могут пригодиться в пути. Я встал, ощутив вес не только станнера в кобуре, но и ножа на бедре. Положив руку на ручку ножа, я медленно поворачивал голову с востока на запад, потом снова внимательно посмотрел на север.
Дул ночной ветер, но он не пел в высокой траве, прибитой к земле бурей. И не несет с собой тот незнакомый запах, который послужил предвестником бури. Если за пределами освещенного круга бродит какой-нибудь хищник, он ничем себя не выдает.
На несколько мгновений я испытал прилив надежды. Гары! Может, Витол нашел путь назад и привел с собой все стадо? Я негромко свистнул – на такой свист могучее животное всегда отзывалось, если находилось в пределах слышимости.
Никакого фырканья или ударов копыт о поверхность равнины. Но что-то есть – звук, ощущение, которое меня разбудило и сейчас продолжает держать в напряжении. Если отец… Я знал, что мои знания равнин по сравнению с его – все равно что у ребенка, только еще начинающего читать ленты. В прошлом я много раз видел, как он так настораживается, и всегда у этого была важная причина.
Зрение не поможет за пределами освещенного лампами круга; обоняние и слух не дают ничего – пока. Я подошел к Илло, наклонился и взял из ее руки станнер. Держа его наготове – свой я берег на крайний случай, – я начал по периметру осторожно обходить лагерь, каждые несколько шагов останавливаясь, прислушиваясь, приглядываясь к полосам света и тьмы на освещенной луной местности.
Ничего не видно. Трава влажная и прибита бурей к земле. Всякий, кто попытался бы приблизиться к нам, издавал бы звуки, и я бы их услышал. И легко заметил бы передвижение. Остается ручей. Я снял с пояса ночной фонарь. Его заряды нужно беречь, потому что их у меня только небольшая коробка, которую я успел вытащить из воды. Тем не менее я настроил фонарь на максимум и направил широкий луч холодного света вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23