– Фараон! Фараон! Смотрите-ка, и Плинио – в штатском И дон Лотарио тут!
Трое студентов, их земляков, сидели за столом в обществе девушек-иностранок. Все были оживленны и, похоже, навеселе. Ощ бурно обняли вошедших и представили им своих подружек.
– Вот вы какие книжки читаете, бандиты! – сказал Фараон указывая на девушек скорее брюхом, нежели рукою.
– Ладно, садитесь к нам.
– Ну, все вызубрили или кой-чего недочитали?
Одна из девушек, блондинка, высокая и плотная, смотрела на Фараона приветливо, но немного испуганно.
– У этой есть что изучать, правда, Хуниперо? Одна колоннад! чего стоит, – продолжал он, глядя на роскошные ляжки, которых мини-юбка позволяла видеть во всей красе.
Плинио, не выпуская сигареты изо рта, робко улыбался Дон Лотарио приободрился и, позабыв снять шляпу, таращил глаз) на девиц.
– Ну, Фараон, нет тебе равных во всей Ламанче! – сказал Хуниперо Лопес.
– Фар-раон? – удивилась маленькая белобрысая француженка.
– Да, сеньорита, я – Фар-раон.
Он поднялся и, засучив рукава пиджака, пустился в пляс:
– «Я – из земли фараонов…»
Вошла цветочница с гвоздиками. Фараон купил сразу все и принялся осыпать цветами девушек.
– Он совсем спятил, – сказал Плинио дону Лотарио.
– Испанские гвоздики – загранице! – кричал Фараон.
И снова они стали объектом всеобщего внимания. Все повернулись и смотрели на толстяка.
– Вот выйдем отсюда, я покажу вам дом, совсем рядом, где меня в седьмой раз лишили невинности, – сказал вдруг Фараон.
– Лишили невинности… как это, лишили невинности? – спросила немка.
– Не мучайся, барышня, ешь свои креветки.
у третьего студента, лысого Серафина Мартинеса, весь рот был перепачкан едой. Маленькая француженка похлопывала его по спине но он ее не замечал и с увлечением изучал монументальную комплекцию немки.
– Зачем вы сюда приехали? – старался Хуниперо перекричать смеющихся.
– Будут раскрывать убийство, – пояснил Фараон.
– Ты тоже с полицией, Фараон? – спросил Соило.
– Ха, я по общественной линии. А ты, Серафин, чего такой расстроенный? Неужели оттого, что эта пышная креветка не обращает на тебя внимания?
Серафин с улыбкой опустил взгляд, а немка, не понимая, в чем дело, оглядывала всех по очереди.
– Да нет, старина, – сказал Хуниперо, – с этой в любой момент можно поладить. Он грустит потому, что сегодня, придя на квартиру – а дом, где он живет, принадлежит одному из лучших в Мадриде коллежей, – столкнулся с печальным фактом.
– Что стряслось, сынок? – с серьезным видом поинтересовался Фараон.
Серафин снова опустил глаза и засмеялся.
– Да, такое дело… – наконец сказал он.
– Ну-ка, ну-ка, расскажи.
– Да в общем, – сгорая от нетерпения поделиться, объяснил Хуниперо, – домоправительница – ей в обед сто лет – убедила директора коллежа – а он тоже, видно, консерватор, – убедила его, что во всех квартирах надо снять в ванной биде.
– Снять биде?! – воскликнул Фараон с комическим удивлением.
Серафин кивнул.
– Почему? Чем провинились ваши задницы? Все, в том числе и девушки, расхохотались.
– Ну так – почему?
– Нам даже не объяснили…
– И теперь этот несчастный, который так щепетилен в вопросах гигиены своего тела, – разглагольствовал Хуниперо, – теперь он, естественно, страшно недоволен.
– И имеет все основания, – заключил очень внушительно торговец вином. – Они, вероятно, полагают, что этим прибором пользуются одни грешники… Слушай, какая мне мысль пришла. Директор коллежа и домоправительница знакомы с твоим отцом?
– Нет… – подумав, ответил Серафин.
– Гениальная мысль, поверь… Я на такие штуки мастак. Вон Мануэль с доном Лотарио знают…
– Ну ладно… что вы задумали? – решился Серафин.
– Молчок, парень. Государственная тайна.
– Не надо, ведь ты смеха ради можешь такое выкинуть, что меня выгонят с квартиры, а отец перестанет присылать деньги на учение и запихнет меня к себе в трактир.
– Да что ты, старина. Ведь я чего хочу – чтобы весело было, и шутки мои безобидные.
– Не верю я тебе, Фараон.
– Успокойся, даю слово: все будет без сучка, без задоринки.
– Антонио, – стал его уговаривать Плинио, – мы же тебя знаем как облупленного.
– А коли знаете, то вам должно быть известно, что потеха выйдет на славу и ни Серафину, ни кому другому вреда от нее не будет.
До полуночи они сидели, уписывая отбивные, и просили Антонио-Фараона все-таки рассказать им, что он задумал, а заодно припоминали со смехом другие затеи этого весельчака и балагура. Затем Плинио с доном Лотарио отправились в гостиницу, а Фараон и студенты продолжали загул.
Министерская тайна
Они так привыкли завтракать пончиками, стоя в заведении Росио, что есть в ресторане не хотелось. Дон Лотарио понял, что Плинио придерживается того же мнения, и предложил пойти в закусочную «Риск». Вот это да, совсем другое дело – завтракать у стойки, хотя, конечно, не сравнишь с заведением Росио… Стоило Плинио взять в руки пончик, как у него появилось ощущение, будто сейчас войдет Малеса и сообщит о новом деле, еще более дохлом, чем дело этих рыжих– сестер. Как и в Томельосо, они попросили пончики, довольно-таки бледные, но все же пончики. И так же, как дома, закурили и стали разглядывать посетителей, словно ожидали, что с ними начнут здороваться. Но люди проходили мимо, не замечая их, как не замечают мебель. Даже официантка обслужила, не взглянув на них. Дону Лотарио так захотелось закричать: «Ну ради Бога, хоть кто-нибудь скажите: «Здравствуйте», ради Пресвятой девы, поинтересуйтесь кто-нибудь, как спалось!» А между тем за спиной у них стояли стеною люди, в нетерпении ожидавшие, когда же наконец они поторопятся и закончат свой завтрак. А они курили себе, глядя в пространство и с удовольствием попивая кофе. Те, за спиною – всё в одинаковых костюмах, все при часах и с одинаковым выражением спешки на одинаково чиновничьих лицах, – нетерпеливо на них поглядывали. Наконец двое томельосцев поняли, что они заставляют ждать, переглянулись с виноватым видом, расплатились и молча вышли. Они направились вверх по улице Алькала. У дверей дома Пелаесов они увидели Гертрудис.
– Я так просто – узнать, не нужно ли чего?
– Пойдем, приберешься немного.
Гертрудис принялась как попало, небрежно водить тряпкой, а Плинио, усевшись у камина, листал телефонную книгу… Не просто листал, а, сдвинув очки на кончик носа и зажав папиросу зубами, казалось, вынюхивал, нет ли тут какого-нибудь имени или адреса, которые пахнут разгадкой.
Дон Лотарио с потерянным видом, заложив руки за спину, ходил по квартире. Потом он послал Гертрудис за газетой и принялся читать то, чего никогда в жизни не читал. Плинио время от времени делал какие-то пометки на листке бумаги. Должно быть, номера телефонов, по которым следовало звонить. Гертрудис то и дело входила в комнату – видимо, у нее чесался язык, но каждый раз, видя, что они не проявляют никакого желания ее слушать, возвращалась к своему занятию.
Неожиданно зазвонил телефон. Дон Лотарио пошел к телефону, чувствуя, что волнуется. Когда он вернулся в комнату, Плинио вопросительно взглянул на него.
– Да нет, ничего. Это Фараон со своей когортой продолжает раскручивать вчерашнюю затею. Говорит, что купил биде и хочет заехать за мной, чтобы отправиться на квартиру к Серафину. Ну и тип! Ради смеха на все готов.
– Уверен, это будет номер!
– Наверняка. Но мне не хочется оставлять тебя одного.
– Поезжайте и обо мне не беспокойтесь. Только осторожней, не идите у него на поводу, а то знаете, Фараон, он такой, на мелочи не разменивается, шутить – так до потери пульса.
– На этот раз не страшно. Ладно, увидимся в обед, в гостинице.
– С богом, желаю повеселиться.
Одна вещь привлекла внимание Плинио, еще когда он просматривал телефонную книгу в первый раз. На странице, отведенной букве «М», значилось: «Министерство X. Сеньор Новильо, тел…(три раза)».
Он дважды набирал этот номер, но никто не ответил. Что значит «три раза», он так и не понял. Захватив телефонную книгу, Плинио пошел к Гертрудис.
– Послушай, Гертрудис, не знаешь ли ты, кто такой сеньор Новильо из министерства X., который ходит сюда?
– Знаю, Мануэль. Конечно, знаю. Он очень дружит с сеньоритами. А сеньорита Пальмира вяжет для них.
– Кто такая сеньорита Пальмира?
– Секретарша сеньора Новильо. А он делает для них рамочки.
– Значит, кроме министерства, у него окантовочная мастерская, а у нее – вязальная?
– Да нет, Мануэль, мастерские у них прямо в министерстве.
– В министерстве?
– Нуда!
– Ничего не понимаю! Они очень дружны с сеньоритами?
– Жуть! Водой не разольешь! Ходить сюда любят до невозможности.
– А этому сеньору Новильо и его секретарше Пальмире известно, что сеньориты пропали?
– Вот уж не знаю, начальник.
– Схожу-ка я к ним, может, что-нибудь расскажут.
– Одному вам нельзя.
– Почему это?
– Заплутаетесь в учреждении.
– Приду в министерство, спрошу.
– Никто не скажет. Никто не знает, где они. Я раз шесть или восемь ходила с сеньоритами, чтобы запомнить дорогу. Придется мне идти с вами, хотя вижу, вам это не очень по вкусу. Но раз уж вы полицейский и коли все так получилось…
– Странно. Ладно, снимай передник, пошли.
– Я в самый раз, готова, – отозвалась Гертрудис, которая и без того все утро искала предлог, чтобы не убирать в квартире.
Когда подошли к дверям министерства, куда добирались на метро, Гертрудис, беря бразды в свои руки, деловито велела начальнику:
– Идите за мной, да не очень по сторонам смотрите.
Плинио пожал плечами и пошел за нею следом.
Гертрудис была права. Четверть часа, не меньше, шли они из конца в конец здания, поднимались вдоль стены по какой-то лестнице, похожей на пожарную, невероятно крутой. Шли чердаками (во всяком случае, это помещение больше всего походило на чердак), где была свалена старая рухлядь: бумаги, книги, картины, ящики, стремянки, перевернутые полки, рулоны оберточной бумаги, мотки бечевок, бруски, рейки, верстак… Наконец они подошли к низенькой двери, похожей на дверь деревенского чулана, которая вела на узкую обшарпанную лестницу. Потом были темные низкие комнаты с проржавевшими печами, с плакатами военных времен, мешками неизвестно с чем, старинными копировальными машинами, мохнатыми рогожами. И снова лестница, деревянная, по которой им пришлось подниматься при свете зажженной Плинио спички. Потом они шли по какому-то сооружению вроде лесов, вдоль крытой шифером крыши, у самых труб, до слухового окна. Спустились по деревянному скату, влезли в оконный проем, прикрытый вместо шторы куском ковра. Пройдя еще несколько шагов, оказались в абсолютной темноте, и Гертрудис трижды ударила костяшками пальцев в маленькую дверцу. Несколько секунд они ждали. Затем услышали три удара – как бы в ответ. И Гертрудис снова постучала три раза. Слышно было, как лязгнула бородка огромного замка. Дверь чуть приоткрылась. В полоске света показались очки и нос.
– Кто тут? – спросил владелец очков.
– Это я – Гертрудис – и со мной полицейский. Случилось несчастье.
При этих словах владелец очков, увидевший вдобавок Плинио, захлопнул дверь.
– Напугался, бедняжка.
– Что будем делать? – спросил Плинио тихонько.
– Погодите. Они, наверное, разговаривают.
Должно быть, им было о чем поговорить, потому что дверь не открывали.
– Постучи еще, – велел Плинио.
Она опять, как и раньше, трижды ударила в дверь. Почти тотчас дверь открылась и снова показались очки и нос.
– Пройди одна, а он пусть подождет, – сказал мужчина свистящим шепотом.
– Подождите меня, Мануэль, одну секундочку.
Дверь открылась ровно настолько, чтобы впустить Гертрудис, и тут же те, что были внутри, заперли ее.
Мануэль почти на ощупь закурил сигарету – тут уж не до того было, чтобы набивать папиросу. Прислонившись к стене, он стал ждать. Разговор, по-видимому, был тяжелый. Стали мерзнуть ноги, и на минуту ему показалось, что он никогда не выйдет из этой могилы.
От нечего делать он закурил новую сигарету. Сейчас ему ужасно недоставало ремня: когда случалось ждать, он привык стоять, заложив за ремень большие пальцы рук.
В конце концов, когда он, стараясь согреться, стал притопывать ногами, послышался сухой щелчок дверного замка. Дверь отворилась на три четверти, и в проеме показалась фигура Новильо, который оказался довольно высоким и тощим. На нем был старый пиджак и синий фартук, какие носят ремесленники.
– Пройдите, пожалуйста.
Это была довольно большая, похожая на амбар комната, вытянутые окна под потолком почти не пропускали света. Недостаток освещения восполняли две переносные лампы: одна – около вязальной машины, за которой работала толстая женщина в очках, и вторая – над верстаком, где, должно быть, столярничал Новильо. В углу стояли высокая старинная парта и скамьи. На парте лежало несколько счетных книг и горка скомканных бумажек. Гертрудис, по лицу которой видно было, что она пережила неприятные минуты, делала вид, что внимательнейшим образом следит за суетой вязальной машины под руками толстой Пальмиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29