Это видеосканирование внутренностей
каюты "Истинной любви".
Я, конечно, послушался. Я не менее Альберта торопился завершить свой
курс обучения, чтобы делать - то, что я могу делать в этом своем новом и
пугающем состоянии. Но в свободные фемтосекунды я не мог не размышлять над
этим вопросом и в конце концов нашел ответ. Где же я на самом деле?
Я на небе.
Подумайте. Большинство особенностей совпадает. Живот у меня больше не
болит - у меня его нет. Я больше не смертен, смерть осталась позади.
Конечно, меня впереди ждет не совсем вечность, но что-то очень к ней
близкое. Мы уже знали, что информация в веерах хичи без сколько-нибудь
заметной деформации способна храниться полмиллиона лет - принадлежавшие
хичи веера по-прежнему действуют, - а это очень много фемтосекунд. Больше
никаких земных забот, вообще никаких забот, кроме тех, что я сам изберу.
Да. Небо.
Вы, вероятно, не верите, потому что трудно себе представить, что
бестелесное собрание единиц информации в веере может иметь в себе что-то
"небесное". Я это знаю, потому что с трудом воспринимаю сам. Но
"реальность" - это субъективное представление. Мы, существа из плоти и
крови, представляем себе "реальность" не непосредственно, а как бы из
вторых или третьих рук, как аналог, нарисованный нашими сенсорными
системами и синапсами головного мозга. Так всегда говорит Альберт. Это
правда - или почти правда - нет, это больше, чем правда в некоторых
отношениях, потому что у нас, бестелесных собраний информации, гораздо
больше "реальностей", чем у вас.
Но если вы по-прежнему мне не верите, я не могу обижаться. Сколько
раз я говорил себе все это, все равно мне трудно было поверить. К тому же
мне никогда не приходило в голову, как ужасно неудобно - в финансовом,
юридическом и многих других отношениях, а не только по отношению к
супружеству - ужасно неудобно быть мертвым.
Вернемся к вопросу, где же я на самом деле. Конечно, дома. Как только
я... гм... умер, Альберт в раскаянии повернул корабль назад. Потребовалось
довольно много времени для возвращения, но я ничем особым не был занят.
Просто учился, как делать вид, что живу, тогда как на самом деле я мертв.
И всю дорогу назад я этому учился, потому что родиться в информационном
веере гораздо труднее, чем старым органическим способом, - мне на самом
деле приходилось совершать что-то, понимаете. Вокруг меня все было гораздо
обширнее. В определенном смысле я был заключен в содержимом
информационного веера хичи с объемом примерно в тысячу кубических
сантиметров, и в этом смысле меня извлекли из гнезда, и пронесли через
таможню, и принесли домой, на Таппаново море, не с большими трудностями,
чем пару туфель. В другом смысле я был больше галактик, потому что в моем
распоряжении была вся информация мира. Быстрее серебряной пули, подвижней
ртути, стремительнее молнии, я мог отправиться куда угодно, куда только
может привести накопленная людьми и хичи информация, а это значит - везде.
Я слушал эдды обитателей грязи с парусника и охотился с первой
исследовательской группой хичи, которые захватили австралопитеков; я
болтал с Мертвецами с Неба Хичи (несчастные маловразумительные калеки, так
плохо в спешке записанные, но все еще помнящие, что это значит - быть
живым). Ну. Неважно, где я побывал. У вас все равно не хватит времени
выслушать. И все это очень легко.
Гораздо сложнее человеческие дела...
К тому времени как мы вернулись на Таппаново море, Эсси смогла
отдохнуть, а у меня было время и возможность попрактиковаться, чтобы
узнавать, что я вижу, и мы оба преодолели травму моей смерти. Не скажу,
что окончательно, но по крайней мере мы смогли поговорить.
Вначале только говорили, потому что я стеснялся показаться своей
дорогой жене в качестве голограммы. Но потом Эсси повелительно сказала:
- Робин, это невыносимо. Я больше не могу только разговаривать с
тобой. Я хочу тебя увидеть!
- Да, сделай это! - приказала другая Эсси, записанная вместе со мной,
а Альберт прибавил:
- Просто расслабься и позволь этому произойти, Робин. Все
подпрограммы на месте. - И все равно мне потребовалась вся храбрость,
чтобы показаться, а когда я это сделал, моя дорогая жена осмотрела меня
сверху донизу и сказала:
- О Робин, как ты ужасно выглядишь!
Звучит, может, не очень ласково, но я понимал, что имеет в виду Эсси.
Она не критиковала, она сочувствовала и старалась удержаться от слез.
- Позже будет лучше, дорогая, - сказал я. Мне хотелось дотронуться до
нее.
- Правда, миссис Броадхед, - искренне сказал Альберт; только тогда я
заметил, что он сидит рядом со мной. - В настоящий момент я помогаю ему, и
одновременная демонстрация двух изображений затруднительна. Боюсь, оба
изображения искажены.
- Тогда исчезни! - предложила она, но он покачал головой.
- Робину нужно практиковаться, и я думаю, вы сами захотите внести
некоторые усовершенствования в программу. Например, окружение. Я не могу
дать Робину фон, если сам не участвую в нем. Необходимо также улучшить
жизнеподобность, способность реагировать в реальном времени, совпадение
отдельных фрагментов...
- Да, да, - простонала Эсси и принялась за работу в своей мастерской.
И мы тоже, Нужно было очень многое сделать, особенно мне.
В свое время я беспокоился о многом, и почти всегда не о том, о чем
нужно. Беспокойство о смерти всегда оставалось на краю моего сознания -
как и у вас тоже. Я боялся уничтожения. Но его не случилось. Зато у меня
возникла гора новых проблем.
Мертвый человек, видите ли, не обладает никакими правами. Он не может
владеть собственностью. Он не может избавиться от собственности. Не может
голосовать - и не только на правительственных выборах; он владеет большим
количеством акций в сотнях корпораций, которые сам организовал, но
голосовать, как крупнейший акционер, не может. Даже если он крайне
заинтересован, как я, например, в транспортном проекте, связанном с
перевозкой колонистов на "С.Я.", его просто не услышат. Как говорится, он
все равно что мертвый.
Но я не хочу быть таким мертвым!
Дело не в алчности. Как у информационной записи разума, у меня очень
мало потребностей; никакого риска, что меня отключат, если я не оплачу
счета. Но у меня очень сильные побуждения. Террористы не исчезли после
захвата Пентагоном их корабля. Ежедневно они взрывали бомбы, похищали
людей и стреляли. Были совершены нападения еще на две петли, и одна из них
повреждена; танкер с пестицидами был сознательно затоплен у берегов
Квинсленда, и поэтому умирали сотни километров Большого Барьерного Рифа.
Начались настоящие войны в Африке, Центральной Америке и на Ближнем
Востоке; крышка на паровом котле едва держалась. Нам нужна была тысяча
таких транспортов, как "С.Я.", и кто построит их, если не я?
Поэтому мы солгали.
Распространили сообщение, что у Робина Броадхеда был
сосудисто-мозговой криз, но положение постепенно улучшается. И это правда.
Конечно, не в том смысле, в каком все это поняли. Но как только мы
оказались дома, я смог поговорить - правда, без изображения - с генералом
Манзбергеном и кое с кем в Роттердаме. Через неделю я время от времени
начал показываться, закутанный в длиннополый халат, предоставленный
плодородным воображением Альберта. Через месяц группа с ПВ сняла фильм; я,
загорелый и ловкий, плыву в Таппановом море на своей яхте. Конечно,
команда ПВ была моя собственная, и клип был больше произведением
искусства, чем репортажем, но это было очень хорошее искусство. Разговор
лицом к лицу с собеседником я не мог вести. Но мне это и не нужно было.
Как видите, все было не так уж плохо. Я вел свои дела, осуществлял
наши планы, чтобы уменьшить терроризм, - конечно, проблемы это не решило,
но мы по крайней мере больше ни сидели на слетающей с котла крышке. У меня
было время выслушивать соображения Альберта об объекте, который он называл
кугельблитц, и если мы точно не знали, что это такое, так это даже лучше.
Мне не хватало только тела, и когда я пожаловался Эсси, она убежденно
сказала:
- Боже, Робин, ведь мир для тебя не кончился. У многих есть подобные
же проблемы.
- То есть они тоже превращены в информацию. Я думаю, таких не очень
много.
- Но у них те же проблемы, - настаивала она. - Подумай! Здоровый
молодой человек катается на лыжах, падает и ломает себе позвоночник.
Паралич ног. Но у него сохраняется тело, которое нужно кормить, за которым
нужно убирать, которое нужно мыть - ты всего этого лишен, Робин. Однако
важнейшая часть тебя - она по-прежнему здесь!
- Конечно, - сказал я. Я не добавил, что в мое определение "ценных"
входят некоторые части тела, использование которых я всегда особенно
ценил. Но и здесь есть определенные плюсы. Поскольку у меня нет половых
органов, неожиданно упростились мои внезапно усложнившиеся сексуальные
отношения.
Но это сказано не было. Напротив, Эсси сказала:
- Подбодрись, старина Робин. Имей в виду, что ты только первое
приближение к конечному продукту.
- Что это значит?
- Перед нами великие задачи, Робин. Я согласна, что первоначальная
запись "Здесь и После" несовершенна. Я многое узнала при создании нового
Альберта. Однако мне никогда не приходилось записывать целиком личность,
очень ценную для меня и, к несчастью, мертвую. Технические проблемы...
- Я понимаю, что были технические проблемы, - прервал я; на самом
деле не хотел слышать - пока не хотел - подробности этой рискованной,
неиспытанной, исключительно сложной операции по переносу "меня" из
разлагающегося вместилища моей головы в ждущее вместилище информационной
емкости.
- Конечно. Ну, что ж. Теперь у тебя много времени. И ты можешь хорошо
рассчитывать. Поверь мне, Робин, возможны дальнейшие усовершенствования.
- Во мне?
- Конечно, в тебе. А также, - добавила она, подмигнув, - в весьма
несовершенной копии меня. Поверь, она станет для тебя гораздо интереснее.
- Ох, - сказал я. - Ух. - И снова захотел, хотя бы временно, обладать
телом: больше всего на свете мне хотелось обнять свою дорогую жену.
А тем временем, тем временем миры продолжали двигаться. Даже
крошечный мир моего друга Оди Уолтерса и его сложной любви.
Когда смотришь изнутри, все миры одного размера. И мир Оди не казался
ему самому маленьким. Я очень быстро разрешил одну из их проблем: дал
каждому по тысяче акций парома "С.Я." и всех связанных с этим предприятий.
Джейни Джи-ксинг больше можно не думать о том, что она уволена; она может
снова наняться пилотом или, если предпочтет, лететь на "С.Я." пассажиром.
Оди тоже. Или он может вернуться на планету Пегги и отдавать приказы своим
прежним хозяевам на нефтяном месторождении; или не делать ни того, ни
другого, а провести всю остающуюся жизнь в роскоши; и Долли тоже. Но,
конечно, их главной проблемы это не решило. Они втроем бродили некоторое
время по нашим гостевым помещениям, пока наконец Эсси не предложила, чтобы
мы предоставили им "Истинную любовь" для полета в никуда, пока они не
разберутся в своих отношениях, и так мы и сделали.
Они не глупы, хотя иногда, как и все мы, поступают глупо. Они поняли,
что им дают взятку. Знали, что на самом деле я хочу, чтобы они помалкивали
о моем нынешнем бестелесном состоянии. Но они также понимали, что это
дружеский дар, не говоря уже о его большой материальной ценности.
И что же они делали втроем в "Истинной любви"?
Мне не хочется об этом говорить. Никому до этого нет дела. Подумайте.
Бывают моменты в жизни каждого - включая вас и, несомненно, включая меня,
- когда совершаешь незначительные, но не очень красивые поступки. Урчит в
животе, мелькает шокирующая мысль, вы портите воздух, вы лжете. Все это не
имеет особого значения, но никто не хочет, чтобы становились широко
известны такие моменты в жизни, когда человек выглядит нелепым, смешным
или злым. Обычно это остается неизвестным, потому что никто не видит. Но
теперь я расширился и всегда могу увидеть. Может быть, не немедленно. Но
рано или поздно, когда чьи-то воспоминания добавятся к информационным
записям, для меня не будет загадок.
Я говорю о личных проблемах Оди Уолтерса. Все его действия и тревоги
определялись одним восхитительным и желанным чувством - любовью. Мешала
его любви тоже любовь. Он любил свою жену Долли, потому что привык ее
любить все время их брака - так, на его взгляд, и должны жить люди в
браке. С другой стороны, Долли оставила его ради другого мужчины (не очень
подходящий термин по отношению к Вэну), а Джейни Джи-ксинг его утешила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
каюты "Истинной любви".
Я, конечно, послушался. Я не менее Альберта торопился завершить свой
курс обучения, чтобы делать - то, что я могу делать в этом своем новом и
пугающем состоянии. Но в свободные фемтосекунды я не мог не размышлять над
этим вопросом и в конце концов нашел ответ. Где же я на самом деле?
Я на небе.
Подумайте. Большинство особенностей совпадает. Живот у меня больше не
болит - у меня его нет. Я больше не смертен, смерть осталась позади.
Конечно, меня впереди ждет не совсем вечность, но что-то очень к ней
близкое. Мы уже знали, что информация в веерах хичи без сколько-нибудь
заметной деформации способна храниться полмиллиона лет - принадлежавшие
хичи веера по-прежнему действуют, - а это очень много фемтосекунд. Больше
никаких земных забот, вообще никаких забот, кроме тех, что я сам изберу.
Да. Небо.
Вы, вероятно, не верите, потому что трудно себе представить, что
бестелесное собрание единиц информации в веере может иметь в себе что-то
"небесное". Я это знаю, потому что с трудом воспринимаю сам. Но
"реальность" - это субъективное представление. Мы, существа из плоти и
крови, представляем себе "реальность" не непосредственно, а как бы из
вторых или третьих рук, как аналог, нарисованный нашими сенсорными
системами и синапсами головного мозга. Так всегда говорит Альберт. Это
правда - или почти правда - нет, это больше, чем правда в некоторых
отношениях, потому что у нас, бестелесных собраний информации, гораздо
больше "реальностей", чем у вас.
Но если вы по-прежнему мне не верите, я не могу обижаться. Сколько
раз я говорил себе все это, все равно мне трудно было поверить. К тому же
мне никогда не приходило в голову, как ужасно неудобно - в финансовом,
юридическом и многих других отношениях, а не только по отношению к
супружеству - ужасно неудобно быть мертвым.
Вернемся к вопросу, где же я на самом деле. Конечно, дома. Как только
я... гм... умер, Альберт в раскаянии повернул корабль назад. Потребовалось
довольно много времени для возвращения, но я ничем особым не был занят.
Просто учился, как делать вид, что живу, тогда как на самом деле я мертв.
И всю дорогу назад я этому учился, потому что родиться в информационном
веере гораздо труднее, чем старым органическим способом, - мне на самом
деле приходилось совершать что-то, понимаете. Вокруг меня все было гораздо
обширнее. В определенном смысле я был заключен в содержимом
информационного веера хичи с объемом примерно в тысячу кубических
сантиметров, и в этом смысле меня извлекли из гнезда, и пронесли через
таможню, и принесли домой, на Таппаново море, не с большими трудностями,
чем пару туфель. В другом смысле я был больше галактик, потому что в моем
распоряжении была вся информация мира. Быстрее серебряной пули, подвижней
ртути, стремительнее молнии, я мог отправиться куда угодно, куда только
может привести накопленная людьми и хичи информация, а это значит - везде.
Я слушал эдды обитателей грязи с парусника и охотился с первой
исследовательской группой хичи, которые захватили австралопитеков; я
болтал с Мертвецами с Неба Хичи (несчастные маловразумительные калеки, так
плохо в спешке записанные, но все еще помнящие, что это значит - быть
живым). Ну. Неважно, где я побывал. У вас все равно не хватит времени
выслушать. И все это очень легко.
Гораздо сложнее человеческие дела...
К тому времени как мы вернулись на Таппаново море, Эсси смогла
отдохнуть, а у меня было время и возможность попрактиковаться, чтобы
узнавать, что я вижу, и мы оба преодолели травму моей смерти. Не скажу,
что окончательно, но по крайней мере мы смогли поговорить.
Вначале только говорили, потому что я стеснялся показаться своей
дорогой жене в качестве голограммы. Но потом Эсси повелительно сказала:
- Робин, это невыносимо. Я больше не могу только разговаривать с
тобой. Я хочу тебя увидеть!
- Да, сделай это! - приказала другая Эсси, записанная вместе со мной,
а Альберт прибавил:
- Просто расслабься и позволь этому произойти, Робин. Все
подпрограммы на месте. - И все равно мне потребовалась вся храбрость,
чтобы показаться, а когда я это сделал, моя дорогая жена осмотрела меня
сверху донизу и сказала:
- О Робин, как ты ужасно выглядишь!
Звучит, может, не очень ласково, но я понимал, что имеет в виду Эсси.
Она не критиковала, она сочувствовала и старалась удержаться от слез.
- Позже будет лучше, дорогая, - сказал я. Мне хотелось дотронуться до
нее.
- Правда, миссис Броадхед, - искренне сказал Альберт; только тогда я
заметил, что он сидит рядом со мной. - В настоящий момент я помогаю ему, и
одновременная демонстрация двух изображений затруднительна. Боюсь, оба
изображения искажены.
- Тогда исчезни! - предложила она, но он покачал головой.
- Робину нужно практиковаться, и я думаю, вы сами захотите внести
некоторые усовершенствования в программу. Например, окружение. Я не могу
дать Робину фон, если сам не участвую в нем. Необходимо также улучшить
жизнеподобность, способность реагировать в реальном времени, совпадение
отдельных фрагментов...
- Да, да, - простонала Эсси и принялась за работу в своей мастерской.
И мы тоже, Нужно было очень многое сделать, особенно мне.
В свое время я беспокоился о многом, и почти всегда не о том, о чем
нужно. Беспокойство о смерти всегда оставалось на краю моего сознания -
как и у вас тоже. Я боялся уничтожения. Но его не случилось. Зато у меня
возникла гора новых проблем.
Мертвый человек, видите ли, не обладает никакими правами. Он не может
владеть собственностью. Он не может избавиться от собственности. Не может
голосовать - и не только на правительственных выборах; он владеет большим
количеством акций в сотнях корпораций, которые сам организовал, но
голосовать, как крупнейший акционер, не может. Даже если он крайне
заинтересован, как я, например, в транспортном проекте, связанном с
перевозкой колонистов на "С.Я.", его просто не услышат. Как говорится, он
все равно что мертвый.
Но я не хочу быть таким мертвым!
Дело не в алчности. Как у информационной записи разума, у меня очень
мало потребностей; никакого риска, что меня отключат, если я не оплачу
счета. Но у меня очень сильные побуждения. Террористы не исчезли после
захвата Пентагоном их корабля. Ежедневно они взрывали бомбы, похищали
людей и стреляли. Были совершены нападения еще на две петли, и одна из них
повреждена; танкер с пестицидами был сознательно затоплен у берегов
Квинсленда, и поэтому умирали сотни километров Большого Барьерного Рифа.
Начались настоящие войны в Африке, Центральной Америке и на Ближнем
Востоке; крышка на паровом котле едва держалась. Нам нужна была тысяча
таких транспортов, как "С.Я.", и кто построит их, если не я?
Поэтому мы солгали.
Распространили сообщение, что у Робина Броадхеда был
сосудисто-мозговой криз, но положение постепенно улучшается. И это правда.
Конечно, не в том смысле, в каком все это поняли. Но как только мы
оказались дома, я смог поговорить - правда, без изображения - с генералом
Манзбергеном и кое с кем в Роттердаме. Через неделю я время от времени
начал показываться, закутанный в длиннополый халат, предоставленный
плодородным воображением Альберта. Через месяц группа с ПВ сняла фильм; я,
загорелый и ловкий, плыву в Таппановом море на своей яхте. Конечно,
команда ПВ была моя собственная, и клип был больше произведением
искусства, чем репортажем, но это было очень хорошее искусство. Разговор
лицом к лицу с собеседником я не мог вести. Но мне это и не нужно было.
Как видите, все было не так уж плохо. Я вел свои дела, осуществлял
наши планы, чтобы уменьшить терроризм, - конечно, проблемы это не решило,
но мы по крайней мере больше ни сидели на слетающей с котла крышке. У меня
было время выслушивать соображения Альберта об объекте, который он называл
кугельблитц, и если мы точно не знали, что это такое, так это даже лучше.
Мне не хватало только тела, и когда я пожаловался Эсси, она убежденно
сказала:
- Боже, Робин, ведь мир для тебя не кончился. У многих есть подобные
же проблемы.
- То есть они тоже превращены в информацию. Я думаю, таких не очень
много.
- Но у них те же проблемы, - настаивала она. - Подумай! Здоровый
молодой человек катается на лыжах, падает и ломает себе позвоночник.
Паралич ног. Но у него сохраняется тело, которое нужно кормить, за которым
нужно убирать, которое нужно мыть - ты всего этого лишен, Робин. Однако
важнейшая часть тебя - она по-прежнему здесь!
- Конечно, - сказал я. Я не добавил, что в мое определение "ценных"
входят некоторые части тела, использование которых я всегда особенно
ценил. Но и здесь есть определенные плюсы. Поскольку у меня нет половых
органов, неожиданно упростились мои внезапно усложнившиеся сексуальные
отношения.
Но это сказано не было. Напротив, Эсси сказала:
- Подбодрись, старина Робин. Имей в виду, что ты только первое
приближение к конечному продукту.
- Что это значит?
- Перед нами великие задачи, Робин. Я согласна, что первоначальная
запись "Здесь и После" несовершенна. Я многое узнала при создании нового
Альберта. Однако мне никогда не приходилось записывать целиком личность,
очень ценную для меня и, к несчастью, мертвую. Технические проблемы...
- Я понимаю, что были технические проблемы, - прервал я; на самом
деле не хотел слышать - пока не хотел - подробности этой рискованной,
неиспытанной, исключительно сложной операции по переносу "меня" из
разлагающегося вместилища моей головы в ждущее вместилище информационной
емкости.
- Конечно. Ну, что ж. Теперь у тебя много времени. И ты можешь хорошо
рассчитывать. Поверь мне, Робин, возможны дальнейшие усовершенствования.
- Во мне?
- Конечно, в тебе. А также, - добавила она, подмигнув, - в весьма
несовершенной копии меня. Поверь, она станет для тебя гораздо интереснее.
- Ох, - сказал я. - Ух. - И снова захотел, хотя бы временно, обладать
телом: больше всего на свете мне хотелось обнять свою дорогую жену.
А тем временем, тем временем миры продолжали двигаться. Даже
крошечный мир моего друга Оди Уолтерса и его сложной любви.
Когда смотришь изнутри, все миры одного размера. И мир Оди не казался
ему самому маленьким. Я очень быстро разрешил одну из их проблем: дал
каждому по тысяче акций парома "С.Я." и всех связанных с этим предприятий.
Джейни Джи-ксинг больше можно не думать о том, что она уволена; она может
снова наняться пилотом или, если предпочтет, лететь на "С.Я." пассажиром.
Оди тоже. Или он может вернуться на планету Пегги и отдавать приказы своим
прежним хозяевам на нефтяном месторождении; или не делать ни того, ни
другого, а провести всю остающуюся жизнь в роскоши; и Долли тоже. Но,
конечно, их главной проблемы это не решило. Они втроем бродили некоторое
время по нашим гостевым помещениям, пока наконец Эсси не предложила, чтобы
мы предоставили им "Истинную любовь" для полета в никуда, пока они не
разберутся в своих отношениях, и так мы и сделали.
Они не глупы, хотя иногда, как и все мы, поступают глупо. Они поняли,
что им дают взятку. Знали, что на самом деле я хочу, чтобы они помалкивали
о моем нынешнем бестелесном состоянии. Но они также понимали, что это
дружеский дар, не говоря уже о его большой материальной ценности.
И что же они делали втроем в "Истинной любви"?
Мне не хочется об этом говорить. Никому до этого нет дела. Подумайте.
Бывают моменты в жизни каждого - включая вас и, несомненно, включая меня,
- когда совершаешь незначительные, но не очень красивые поступки. Урчит в
животе, мелькает шокирующая мысль, вы портите воздух, вы лжете. Все это не
имеет особого значения, но никто не хочет, чтобы становились широко
известны такие моменты в жизни, когда человек выглядит нелепым, смешным
или злым. Обычно это остается неизвестным, потому что никто не видит. Но
теперь я расширился и всегда могу увидеть. Может быть, не немедленно. Но
рано или поздно, когда чьи-то воспоминания добавятся к информационным
записям, для меня не будет загадок.
Я говорю о личных проблемах Оди Уолтерса. Все его действия и тревоги
определялись одним восхитительным и желанным чувством - любовью. Мешала
его любви тоже любовь. Он любил свою жену Долли, потому что привык ее
любить все время их брака - так, на его взгляд, и должны жить люди в
браке. С другой стороны, Долли оставила его ради другого мужчины (не очень
подходящий термин по отношению к Вэну), а Джейни Джи-ксинг его утешила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43