Теперь понятно почему, — сказал Уэнтик.
— Невероятным выглядит то, — сказал Джексон, — что когда вы познакомились с Эстаурдом, он еще не подвергался действию газа беспорядков, но его дальнейшее поведение, судя по вашему описанию, не претерпело никаких изменений до самой смерти.
— С остальной частью этой истории вы знакомы. Эстаурд подергал за веревочки и организовал нечто вроде крохотной личной армии. Забирая вас в тюрьму, он надеялся изучить феномен, который обязан был объяснить Вашингтону, а заодно могла быть выполнена и миссия Масгроува, суть которой тот в общих чертах растолковал Эстаурду.
— Тогда-то и возникло третье непредвиденное обстоятельство. Воздействие газа беспорядков на Эстаурда и его людей.
— Эстаурд чувствовал, что должен добиться власти над вами; синдром беспорядков придал этому желанию определенность и начались допросы. Люди были вынуждены исполнять команды Эстаурда и превратились в его настоящих рабов. Сам Эстаурд, не сомневавшийся, что вы каким-то образом стоите за всем происходившим, клял вас за новые затруднения и пытался настроить против вас людей. Масгроув, безнадежно растерявшийся, прятался в камерах.
— Вы, сохраняя здравомыслие и приверженность логике, были дезориентированы происходившим и могли лишь наблюдать.
Уэнтик сказал:
— Эстаурд понимал, что все, кроме меня, испытывают то, что он называл буйными фантазиями.
— Похоже, у вас есть иммунитет против газа беспорядков. Можете ли объяснить почему?
— По-настоящему, нет, — ответил Уэнтик. — Разве что те небольшие дозы, что я принимал на станции, как-то укрепили сопротивляемость организма. Приходилось ли вам наблюдать иммунитет у людей, которые подвергались действию газа более одного раза?
Джексон отрицательно покачал головой. — Таких данных у нас нет. Если это дает защиту, нам удастся найти способ воспользоваться ею.
— Я вводил себе состав внутривенно, — уточнил Уэнтик.
— Вот как?
— Различие действия вполне возможно, — сказал Уэнтик. — Но все же самое лучшее — провести исследование.
— Сможете вы воспроизвести состав здесь в лаборатории?
— Надеюсь, да. Хотя на это потребуется время.
— Время терпит, — сказал Джексон. — Как бы там ни было, по причинам, которые мне установить не удалось, Масгроув неожиданно ушел из тюрьмы пешком и сделал то, что должен был сделать сразу по возвращении: воспользовался радио. Вокруг тюрьмы есть несколько безлюдных сторожевых будок и каждая из них оборудована коротковолновым приемо-передатчиком. За ним послали самолет и четыре дня назад он вернулся в Сан-Паулу. Без вас.
— Четыре дня назад я был еще в тюрьме.
— Конечно. Я не догадался о состоянии Масгроува и когда он сказал, что доставил вас в тюрьму, тут же отправил его обратно за вами. Не забывайте, я ждал десять месяцев, не имея ни новостей, ни объяснений задержки. К счастью два члена экипажа самолета по прибытии в тюрьму сообразили что происходит и надели смирительную рубашку не только на вас, но и на Масгроува. Это у нас в порядке вещей, когда люди страдают синдромом беспорядков.
— Есть одна вещь, которую я еще не понимаю, — сказал Уэнтик. — Это касается тюрьмы. Зачем она там, если известно сколь губителен газ беспорядков для людей?
— Еще одно наследие прошлого, — ответил Джексон, — много лет назад ученые энергично взялись за проблему очистки бассейна Амазонки. Ничего нельзя было сделать, пока джунгли покрывают его сплошь. В этой местности так трудно работать, что очистить ее обычными методами совершенно невозможно. Поэтому был придуман новый. В наши дни работы по очистке района Манауса ведутся опрыскиванием с воздуха. Деревья там настолько разнообразны, что промышленное использование этой древесины просто невозможно, поэтому их отравляют с самолета и оставляют гнить. Менее чем через шесть месяцев бывшая растительность достигает такой стадии разложения, что ее можно прессовать в брикеты на месте и либо использовать в качестве дешевого топлива, либо как гумусовое удобрение в тех местностях страны, где низка урожайность почвы.
— Освоение этого процесса началось в той части джунглей, которую мы теперь называем районом Планальто. Время от времени мы опрыскиваем его снова, чтобы не дать стерне ожить.
— Но примерно сто лет назад, когда интенсивность беспорядков была высока, а их причины известны не были, новая тюрьма стала необходимостью и район Планальто казался идеальным местом для ее строительства. Удаленная, практически исключавшая возможность побега, тюрьма казалась тогда последним словом техники для применения исправительной тирании. В наши дни мы знаем больше о воздействии газа беспорядков и эта тюрьма бездействует уже многие годы.
— Выходит все ее приспособления, вроде лабиринта, были сконструированы именно для тех целей, в которых их использовал Эстаурд?
— Назначение этих устройств — вызывать состояние шока. В определенном смысле это было возвратом к Павлову. Я как-то прочитал книгу об этой тюрьме. Ухо на стене, например, не имело никакого практического назначения, кроме просто своего присутствия. Заключенному завязывали глаза и выводили за стены тюрьмы к уху. Оставив его одного, тюремщики наблюдали за ним сквозь потайные прорези в стене.
— Как только заключенный осознал, что он один, его побуждением обычно было желание снять с глаз повязку и первое, что оказывалось перед его взором, было ухо. С того места, где его оставляли, он мог видеть долину лишь в одном направлении; все остальное скрывалось за пустой стеной. И посередине этой стены торчало ухо.
— С этого момента поведение заключенных всегда было одинаковым. Они бежали от стены почти в перпендикулярном ей направлении, затем останавливались и шли обратно к уху. Потом убегали снова немного дальше, чем в первый раз. Но странная бессмысленность уха очаровывала их до такой степени, что уйти от него они так и не могли. Один мужчина пытался даже допрыгнуть до него, чтобы потрогать, и не прекращал своих попыток целый день.
— Должен признаться, — сказал Уэнтик, — меня оно тоже очаровало, но скорее вызвало жуткое отвращение.
— Вполне возможно. Вы увидели его ночью, поэтому воздействие на вас было менее сильным.
— Это меня радует, — тихо сказал Уэнтик.
Джексон спросил:
— Хотите разобраться в чем-нибудь еще?
Уэнтик задумался, затем сказал:
— Любопытно было бы узнать что сталось с теми людьми, которые случайно забрели в район Планальто. Эстаурд говорил мне, что исчезло их несколько, кроме того он сделал фото вашего самолета, когда подбирали одного из них. Кстати, что будет с его людьми, оставшимися в тюрьме?
— Завтра их заберут. Мы совершаем регулярные облеты регионов, которые подвержены действию газа беспорядков. Люди попадают в них время от времени, а выбраться им оттуда нелегко. Район Планальто давно очищен и патрулируется постоянно. Если в нем оказываются люди из вашего времени, их помещают в больницу и подвергают реабилитационному лечению.
Он встал, достал из кармана ручку и что-то нацарапал на листе бумаги.
— Я загляну туда. Вероятно они все еще в больнице. Доктора, похоже, столкнулись с очень трудными случаями. Должно быть люди упорствуют, настаивая на своих версиях событий, а доктора думают, что дело в стойкости их галлюцинаций.
Внезапно лицо его помрачнело.
— У этого дела появляются неприятные стороны, — сказал он.
— Но что же теперь с ними будет? — спросил Уэнтик, понимая причину озабоченности Джексона. Эти люди оказались случайными жертвами цепи событий, в центре которых он сам, и ему небезразлична их дальнейшая судьба.
Джексон беспомощно обвел взглядом помещение.
— Полагаю, придется предложить им те же альтернативы, что и вам. Остаться здесь и работать на благо общества или вернуться в свое время.
— Думаю, я смогу поговорить с ними, — сказал Уэнтик. — Хотя я даже не знаком ни с одним из них. Они захотят вернуться.
Джексон отрицательно покачал головой.
— Сомневаюсь. Вы знаете сегодняшнюю дату?
— В моем или вашем времени?
— В том, где вы подсознательно жили, даже находясь здесь. Дату 1979 года.
— Примерно начало августа, насколько я себе представляю.
— Сегодня пятое августа.
— Это важно?
— Само по себе нет. Но в данный момент уже идет война. Вы помните что читали о кубинском вторжении во Флориду? Это было 14 июля 1979 года. Сражение там закончилось 22 июля. Бомбардировка-мщение Гаваны состоялось 28-го. На следующий день был разрушен другой кубинский город, Мансанильо.
— Вчера, доктор Уэнтик, когда вы лежали в больничной палате, американский президент отверг ноту Советского Президиума. Россия потребовала немедленного переселения кубинских граждан в нейтральную зону на американском континенте плюс недвусмысленную гарантию перехода Соединенных Штатов к социалистической форме правления в десятидневный срок.
— Сегодня, когда вы уже сидели в этой уютной комнате, люди вашего времени делали первые шаги к взаимоуничтожению. Российский флот в Средиземном море будет ликвидирован сегодня к концу дня. Поздним вечером первые ядерные головки взорвутся на американской земле.
— В этом нет никакого сомнения? — спросил Уэнтик.
— Абсолютно никакого.
Пожилой мужчина встал и накинул на плечи свою зеленую накидку.
— Мне лучше отправиться в больницу и взглянуть на этих людей. Вы можете пока почитать вот это.
Он достал из кармана небольшую брошюрку и протянул ее Уэнтику.
— Это одно из моих произведений, брошюра может помочь вам побыстрее акклиматизироваться в нашем обществе.
Уэнтик взял у Джексона книжицу и с отсутствующим выражением на лице положил ее рядом с историческим эссе. Когда тот подошел к двери, Уэнтик окликнул его.
— Доктор Джексон!
— Да?
— Не могли бы вы сделать мне маленькое одолжение? В больнице есть сиделка…
— Не надо слов. Я намекну. Она вас найдет.
И он вышел. Уэнтик снова сел за стол и пододвинул к себе брошюру.
Глава девятнадцатая
Есть две навязчивые идеи, присущие всем людям в различных пропорциях, хотя они скорее всего не являются отражением истинной природы человека. Одна из них — поиск любви, другая — истины.
Ни для той, ни для другой не существует заменителей, хотя любовь может временно вытесняться чисто физическим процессом секса. Поиск истины не может удовлетвориться даже подобным суррогатом.
Уэнтик лежал без сна, обнимая за плечи правой рукой спавшую возле него девушку. Ночь была теплой. Даже в эти часы раннего утра город бурлил. В Сан-Паулу не бывает тихих часов. Все население добровольно приспособилось к многосменной работе, что позволяет городу функционировать круглосуточно изо дня в день.
Уэнтик таращил в темноте глаза, стараясь отгонять от себя зрительные воспоминания первых лет его брачной жизни. Впервые после принудительного расставания с Джин он позволил себе расслабиться и погрузиться в омут сентиментальности. Картины ее физических достоинств — широкий лоб, веснушчатые руки, небольшие мягкие груди, искрометный смех — мучили его месяцами. Такова уж субъективность памяти; вспоминается не главные или особенно важные черты, а лишь поверхностные, ассоциируемые с возникающими в памяти событиями, наличия которых вполне достаточно для идентификации личности. Жизнь с Джин была удовольствием; лучше он вряд ли мог сказать. Она значила для него очень много и они знали тот род счастья, о котором другим не рассказать; они были довольны друг другом, может быть с примесью самодовольства. Но ни одного эта примесь не беспокоила. Если любовь — это то, что он разделял с Джин, то его страсть к Карине временно затмила ее.
Но она вернулась.
Точно таким же образом Джексон временно утешил его ответом на вопрос о своей судьбе. Но сейчас, в мирном одиночестве, он видел одно громадное отсутствие истины.
Газ беспорядков, загадочное вещество, доставленное сюда, чтобы разрушать, не могло быть его детищем.
Работа, которой он занимался, вполне могла постепенно привести к открытию вещества, воздействие которого на человеческий мозг походило бы на описанное Джексоном.
Но он не завершил работу.
Эстаурд и Масгроув оторвали его от нее до получения результатов.
Девушка, лежавшая на руке, повернулась во сне и устроилась головой у него подмышкой. Он обнял ее крепче, ладонь опустилась и нежно охватила одну из грудей.
Тогда кто…? Кто продолжил работу в его отсутствие? Документация была только у Нгоко.
Уэнтик резко сел. Абу Нгоко.
Нетерпеливо выражавший недовольство замедлением исследования, нетерпеливо требовавший испытания состава на людях-добровольцах, нетерпеливо…
— Нгоко! — сказал он вслух.
И девушка упала с руки на подушки, недовольно нахмурив в темноте брови.
Часть III
Станция
Глава двадцатая
Под ними девятьсот метров, джунгли раскинулись от горизонта до горизонта. Уэнтик сидел с Джексоном в кабине самолета, дюжина смирительных рубашек зловеще болталась на вешалке позади них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Невероятным выглядит то, — сказал Джексон, — что когда вы познакомились с Эстаурдом, он еще не подвергался действию газа беспорядков, но его дальнейшее поведение, судя по вашему описанию, не претерпело никаких изменений до самой смерти.
— С остальной частью этой истории вы знакомы. Эстаурд подергал за веревочки и организовал нечто вроде крохотной личной армии. Забирая вас в тюрьму, он надеялся изучить феномен, который обязан был объяснить Вашингтону, а заодно могла быть выполнена и миссия Масгроува, суть которой тот в общих чертах растолковал Эстаурду.
— Тогда-то и возникло третье непредвиденное обстоятельство. Воздействие газа беспорядков на Эстаурда и его людей.
— Эстаурд чувствовал, что должен добиться власти над вами; синдром беспорядков придал этому желанию определенность и начались допросы. Люди были вынуждены исполнять команды Эстаурда и превратились в его настоящих рабов. Сам Эстаурд, не сомневавшийся, что вы каким-то образом стоите за всем происходившим, клял вас за новые затруднения и пытался настроить против вас людей. Масгроув, безнадежно растерявшийся, прятался в камерах.
— Вы, сохраняя здравомыслие и приверженность логике, были дезориентированы происходившим и могли лишь наблюдать.
Уэнтик сказал:
— Эстаурд понимал, что все, кроме меня, испытывают то, что он называл буйными фантазиями.
— Похоже, у вас есть иммунитет против газа беспорядков. Можете ли объяснить почему?
— По-настоящему, нет, — ответил Уэнтик. — Разве что те небольшие дозы, что я принимал на станции, как-то укрепили сопротивляемость организма. Приходилось ли вам наблюдать иммунитет у людей, которые подвергались действию газа более одного раза?
Джексон отрицательно покачал головой. — Таких данных у нас нет. Если это дает защиту, нам удастся найти способ воспользоваться ею.
— Я вводил себе состав внутривенно, — уточнил Уэнтик.
— Вот как?
— Различие действия вполне возможно, — сказал Уэнтик. — Но все же самое лучшее — провести исследование.
— Сможете вы воспроизвести состав здесь в лаборатории?
— Надеюсь, да. Хотя на это потребуется время.
— Время терпит, — сказал Джексон. — Как бы там ни было, по причинам, которые мне установить не удалось, Масгроув неожиданно ушел из тюрьмы пешком и сделал то, что должен был сделать сразу по возвращении: воспользовался радио. Вокруг тюрьмы есть несколько безлюдных сторожевых будок и каждая из них оборудована коротковолновым приемо-передатчиком. За ним послали самолет и четыре дня назад он вернулся в Сан-Паулу. Без вас.
— Четыре дня назад я был еще в тюрьме.
— Конечно. Я не догадался о состоянии Масгроува и когда он сказал, что доставил вас в тюрьму, тут же отправил его обратно за вами. Не забывайте, я ждал десять месяцев, не имея ни новостей, ни объяснений задержки. К счастью два члена экипажа самолета по прибытии в тюрьму сообразили что происходит и надели смирительную рубашку не только на вас, но и на Масгроува. Это у нас в порядке вещей, когда люди страдают синдромом беспорядков.
— Есть одна вещь, которую я еще не понимаю, — сказал Уэнтик. — Это касается тюрьмы. Зачем она там, если известно сколь губителен газ беспорядков для людей?
— Еще одно наследие прошлого, — ответил Джексон, — много лет назад ученые энергично взялись за проблему очистки бассейна Амазонки. Ничего нельзя было сделать, пока джунгли покрывают его сплошь. В этой местности так трудно работать, что очистить ее обычными методами совершенно невозможно. Поэтому был придуман новый. В наши дни работы по очистке района Манауса ведутся опрыскиванием с воздуха. Деревья там настолько разнообразны, что промышленное использование этой древесины просто невозможно, поэтому их отравляют с самолета и оставляют гнить. Менее чем через шесть месяцев бывшая растительность достигает такой стадии разложения, что ее можно прессовать в брикеты на месте и либо использовать в качестве дешевого топлива, либо как гумусовое удобрение в тех местностях страны, где низка урожайность почвы.
— Освоение этого процесса началось в той части джунглей, которую мы теперь называем районом Планальто. Время от времени мы опрыскиваем его снова, чтобы не дать стерне ожить.
— Но примерно сто лет назад, когда интенсивность беспорядков была высока, а их причины известны не были, новая тюрьма стала необходимостью и район Планальто казался идеальным местом для ее строительства. Удаленная, практически исключавшая возможность побега, тюрьма казалась тогда последним словом техники для применения исправительной тирании. В наши дни мы знаем больше о воздействии газа беспорядков и эта тюрьма бездействует уже многие годы.
— Выходит все ее приспособления, вроде лабиринта, были сконструированы именно для тех целей, в которых их использовал Эстаурд?
— Назначение этих устройств — вызывать состояние шока. В определенном смысле это было возвратом к Павлову. Я как-то прочитал книгу об этой тюрьме. Ухо на стене, например, не имело никакого практического назначения, кроме просто своего присутствия. Заключенному завязывали глаза и выводили за стены тюрьмы к уху. Оставив его одного, тюремщики наблюдали за ним сквозь потайные прорези в стене.
— Как только заключенный осознал, что он один, его побуждением обычно было желание снять с глаз повязку и первое, что оказывалось перед его взором, было ухо. С того места, где его оставляли, он мог видеть долину лишь в одном направлении; все остальное скрывалось за пустой стеной. И посередине этой стены торчало ухо.
— С этого момента поведение заключенных всегда было одинаковым. Они бежали от стены почти в перпендикулярном ей направлении, затем останавливались и шли обратно к уху. Потом убегали снова немного дальше, чем в первый раз. Но странная бессмысленность уха очаровывала их до такой степени, что уйти от него они так и не могли. Один мужчина пытался даже допрыгнуть до него, чтобы потрогать, и не прекращал своих попыток целый день.
— Должен признаться, — сказал Уэнтик, — меня оно тоже очаровало, но скорее вызвало жуткое отвращение.
— Вполне возможно. Вы увидели его ночью, поэтому воздействие на вас было менее сильным.
— Это меня радует, — тихо сказал Уэнтик.
Джексон спросил:
— Хотите разобраться в чем-нибудь еще?
Уэнтик задумался, затем сказал:
— Любопытно было бы узнать что сталось с теми людьми, которые случайно забрели в район Планальто. Эстаурд говорил мне, что исчезло их несколько, кроме того он сделал фото вашего самолета, когда подбирали одного из них. Кстати, что будет с его людьми, оставшимися в тюрьме?
— Завтра их заберут. Мы совершаем регулярные облеты регионов, которые подвержены действию газа беспорядков. Люди попадают в них время от времени, а выбраться им оттуда нелегко. Район Планальто давно очищен и патрулируется постоянно. Если в нем оказываются люди из вашего времени, их помещают в больницу и подвергают реабилитационному лечению.
Он встал, достал из кармана ручку и что-то нацарапал на листе бумаги.
— Я загляну туда. Вероятно они все еще в больнице. Доктора, похоже, столкнулись с очень трудными случаями. Должно быть люди упорствуют, настаивая на своих версиях событий, а доктора думают, что дело в стойкости их галлюцинаций.
Внезапно лицо его помрачнело.
— У этого дела появляются неприятные стороны, — сказал он.
— Но что же теперь с ними будет? — спросил Уэнтик, понимая причину озабоченности Джексона. Эти люди оказались случайными жертвами цепи событий, в центре которых он сам, и ему небезразлична их дальнейшая судьба.
Джексон беспомощно обвел взглядом помещение.
— Полагаю, придется предложить им те же альтернативы, что и вам. Остаться здесь и работать на благо общества или вернуться в свое время.
— Думаю, я смогу поговорить с ними, — сказал Уэнтик. — Хотя я даже не знаком ни с одним из них. Они захотят вернуться.
Джексон отрицательно покачал головой.
— Сомневаюсь. Вы знаете сегодняшнюю дату?
— В моем или вашем времени?
— В том, где вы подсознательно жили, даже находясь здесь. Дату 1979 года.
— Примерно начало августа, насколько я себе представляю.
— Сегодня пятое августа.
— Это важно?
— Само по себе нет. Но в данный момент уже идет война. Вы помните что читали о кубинском вторжении во Флориду? Это было 14 июля 1979 года. Сражение там закончилось 22 июля. Бомбардировка-мщение Гаваны состоялось 28-го. На следующий день был разрушен другой кубинский город, Мансанильо.
— Вчера, доктор Уэнтик, когда вы лежали в больничной палате, американский президент отверг ноту Советского Президиума. Россия потребовала немедленного переселения кубинских граждан в нейтральную зону на американском континенте плюс недвусмысленную гарантию перехода Соединенных Штатов к социалистической форме правления в десятидневный срок.
— Сегодня, когда вы уже сидели в этой уютной комнате, люди вашего времени делали первые шаги к взаимоуничтожению. Российский флот в Средиземном море будет ликвидирован сегодня к концу дня. Поздним вечером первые ядерные головки взорвутся на американской земле.
— В этом нет никакого сомнения? — спросил Уэнтик.
— Абсолютно никакого.
Пожилой мужчина встал и накинул на плечи свою зеленую накидку.
— Мне лучше отправиться в больницу и взглянуть на этих людей. Вы можете пока почитать вот это.
Он достал из кармана небольшую брошюрку и протянул ее Уэнтику.
— Это одно из моих произведений, брошюра может помочь вам побыстрее акклиматизироваться в нашем обществе.
Уэнтик взял у Джексона книжицу и с отсутствующим выражением на лице положил ее рядом с историческим эссе. Когда тот подошел к двери, Уэнтик окликнул его.
— Доктор Джексон!
— Да?
— Не могли бы вы сделать мне маленькое одолжение? В больнице есть сиделка…
— Не надо слов. Я намекну. Она вас найдет.
И он вышел. Уэнтик снова сел за стол и пододвинул к себе брошюру.
Глава девятнадцатая
Есть две навязчивые идеи, присущие всем людям в различных пропорциях, хотя они скорее всего не являются отражением истинной природы человека. Одна из них — поиск любви, другая — истины.
Ни для той, ни для другой не существует заменителей, хотя любовь может временно вытесняться чисто физическим процессом секса. Поиск истины не может удовлетвориться даже подобным суррогатом.
Уэнтик лежал без сна, обнимая за плечи правой рукой спавшую возле него девушку. Ночь была теплой. Даже в эти часы раннего утра город бурлил. В Сан-Паулу не бывает тихих часов. Все население добровольно приспособилось к многосменной работе, что позволяет городу функционировать круглосуточно изо дня в день.
Уэнтик таращил в темноте глаза, стараясь отгонять от себя зрительные воспоминания первых лет его брачной жизни. Впервые после принудительного расставания с Джин он позволил себе расслабиться и погрузиться в омут сентиментальности. Картины ее физических достоинств — широкий лоб, веснушчатые руки, небольшие мягкие груди, искрометный смех — мучили его месяцами. Такова уж субъективность памяти; вспоминается не главные или особенно важные черты, а лишь поверхностные, ассоциируемые с возникающими в памяти событиями, наличия которых вполне достаточно для идентификации личности. Жизнь с Джин была удовольствием; лучше он вряд ли мог сказать. Она значила для него очень много и они знали тот род счастья, о котором другим не рассказать; они были довольны друг другом, может быть с примесью самодовольства. Но ни одного эта примесь не беспокоила. Если любовь — это то, что он разделял с Джин, то его страсть к Карине временно затмила ее.
Но она вернулась.
Точно таким же образом Джексон временно утешил его ответом на вопрос о своей судьбе. Но сейчас, в мирном одиночестве, он видел одно громадное отсутствие истины.
Газ беспорядков, загадочное вещество, доставленное сюда, чтобы разрушать, не могло быть его детищем.
Работа, которой он занимался, вполне могла постепенно привести к открытию вещества, воздействие которого на человеческий мозг походило бы на описанное Джексоном.
Но он не завершил работу.
Эстаурд и Масгроув оторвали его от нее до получения результатов.
Девушка, лежавшая на руке, повернулась во сне и устроилась головой у него подмышкой. Он обнял ее крепче, ладонь опустилась и нежно охватила одну из грудей.
Тогда кто…? Кто продолжил работу в его отсутствие? Документация была только у Нгоко.
Уэнтик резко сел. Абу Нгоко.
Нетерпеливо выражавший недовольство замедлением исследования, нетерпеливо требовавший испытания состава на людях-добровольцах, нетерпеливо…
— Нгоко! — сказал он вслух.
И девушка упала с руки на подушки, недовольно нахмурив в темноте брови.
Часть III
Станция
Глава двадцатая
Под ними девятьсот метров, джунгли раскинулись от горизонта до горизонта. Уэнтик сидел с Джексоном в кабине самолета, дюжина смирительных рубашек зловеще болталась на вешалке позади них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29