Как вы смотрите на то, чтобы предоставить все мне?
– Ну да, – сказал Глод, все еще не оправившийся от удара по своему финансистскому реноме. – И что ты сможешь сделать?
– Ну, – сказал Достабль. – Для начала получить ваш заработок за вечер.
– А что с мебелью? – спросил Бадди.
– А, это барахло разносят здесь каждую ночь, – откровенно объяснил Достабль. – Гибискус просто хотел повесить его на вас. Я улажу это с ним. Между нами говоря, вы должны опасаться таких людей, как он.
Он наклонился к ним. Если бы он улыбнулся еще чуть-чуть шире, у него отвалилась бы макушка.
– Этот город, парни, – сказал он, – натуральные джунгли.
– Если он сможет выбить наши деньги, я поверю ему, – заявил Глод.
– Тебе этого хватит? – спросил Клифф.
– Я верю всем, кто дает мне деньги.
Бадди посмотрел на стол. Ему казалось, что если происходит что-то не то, гитара должна на это откликнуться, издав визг, например. Но она лежала спокойно, тихо напевая сама себе.
– Ладно, – сказал Клифф. – Если это значит, что я сохраню зубы, я за.
– Я согласен, – сказал Бадди.
– Отлично! Отлично! Вместе мы сделаем великую музыку! По крайней мере вы сделаете, парни, а?
Достабль извлек лист бумаги и карандаш. В его глазах плясали искры.
Где-то в Овцепикских Горах, над облачными отмелями, Сьюзан пришпорила Бинки.
– Как он может так говорить? – сказала она. – Как он может играть людскими жизнями и разглагольствовать о долге?
В Гильдии Музыкантов горели все огни. Сумкоротый сыграл бутылкой зарю по краю стакана и с грохотом опустил ее на стол.
– Кто-нибудь может сказать, кто они такие, черт возьми? – спросил мистер Клит, пока Сумкоротый вторично пытался наполнить стакан. – Кто-то же должен это знать?
– Не знаю насчет парня. Никто его раньше не видел. Ат… Ат… А, вы же знаете троллей – этот может быть любым из них.
– Один из них – Библиотекарь из Университета, это совершенно определенно, – сказал мистер Герберт Клавесин Трюк, Библиотекарь Гильдии.
– Пока что мы можем оставить его в покое, – сказал мистер Клит.
Остальные закивали. Мало кому придет в голову избивать Библиотекаря – если можно найти кого-нибудь помельче.
– Как насчет гнома?
– А!
– Кто-то говорил, что гнома зовут Глод сын Глода и он живет где-то на Дороге Федры…
– Отправьте туда кого-нибудь из ребят прямо сейчас, – прорычал мистер Клит. – Я хочу, чтобы им сейчас же разъяснили обычную позицию музыкантов в этом городе. Ха. Ха. Ха.
Музыканты неслись сквозь ночь, шум «Залатанного Барабана» стихал вдали.
– Разве он не славный парень? – спросил Глод. – Не смог, конечно, получить нашу плату, но был так заинтересован, что дал двадцать долларов своих.
– А я думаю, что это значит, – сказал Клифф. – «Даю вам двадцать долларов со своим интересом»?
– То же самое, разве нет? И он сказал, что найдет нам еще работу. Ты прочитал контракт?
– А ты?
– Слишком мелко написано, – сказал Глод, но тут же просветлел лицом. – Зато написано до черта. Когда столько написано, контракт обязан быть хорошим.
– А Библиотекарь удрал, – сказал Клифф. – Разуукался как ненормальный и удрал.
– Ха! Ну что же, он пожалеет об этом чуть погодя. Чуть погодя люди будут спрашивать его, а он скажет – понимаете, я ушел чуть раньше, чем они стали знаменитыми.
– Он скажет «уук».
– Так или иначе, а над этим пианино теперь придется здорово потрудится.
– Да, – согласился Клифф. – Слушай, я знаю одного чувака, который собирает добро из кусочков. Он его починит.
Два доллара превратились в две порции Кормас с Ягнятиной и одну Уранитовую Виндалу в Садах Керри, сопровождаемые бутылкой вина, столь химического, что даже тролли могли его пить.
– А после этого, – сказал Глод, когда они уселись в ожидании заказа, – мы пойдем поищем где остановится.
– А что не так с твоим жильем? – спросил Клифф.
– Сквозняки. Там в стене дыра в форме пианино.
– Ты же сам ее прорубил.
– Ну и что?
– Хозяин не будет выступать?
– Конечно, будет. Для чего еще нужны хозяева? Так или иначе, а мы растем, чуваки. И я хочу прочувствовать это.
– Я думал, ты будешь счастлив, если тебе будут платить, – заметил Бадди.
– Верно. Верно. Но если мне будут платить много, я стану еще счастливее.
Гитара загудела. Бадди взял ее в руки и дернул струну.
Глод уронил нож.
– Она звучит как пианино! – воскликнул он.
– Я думаю, она может звучать как что угодно, – сказал Бадди. – А теперь она узнала про пианино.
– Магия, – сказал Клифф.
– Конечно, магия! – подтвердил Глод. – Я это всегда утверждал. Странная древняя вещь, обнаруженная в пыльной старой лавке ненастной ночью…
– Ночь не была ненастной, – сказал Клифф.
– Должна быть! Ну… хорошо, но ведь чуть-чуть моросило? В общем, ночь обязана быть слегка необыкновенной. Да я готов поспорить, если мы сейчас туда отправимся, мы не найдем лавку на месте. И это все вам докажет. Все знают, что вещи, приобретенные в исчезающих на следующий день лавках, страшно мистические… Вещи Фортуны. Должно быть, Фортуна улыбнулась нам.
– Что-то сделала с нами, – сказал Клифф. – Надеюсь, улыбнулась.
– И мистер Достабль сказал, что найдет нам завтра действительно необыкновенное место, где играть.
– Это хорошо, – сказал Бадди. – Мы должны играть.
– Правильно, – сказал Глод. – Мы играем и это правильно. Это наша работа.
– Люди должны слушать нашу музыку.
– Конечно, – Клифф выглядел озадаченым. – Точно. Безусловно. Это то, что мы хотим. Ну и немного денег…
– Мистер Достабль поможет нам, – сказал Глод, слишком захваченый происходящим, чтобы заметить металл в голосе Бадди. – Он, должно быть, очень преуспевающий. У него контора на Площади Сатор. Только шикарные дельцы могут себе это позволить.
Начинался новый день.
Он едва успел начаться, прежде чем Ридкулли пронесся сквозь росистый Университетский сад и забарабанил в двери Факультета Магии Высоких Энергий. Как правило, он избегал этого места. Не потому, что он не понимал, чем занимаются здесь молодые волшебники – скорее потому, что этого, по его глубокому подозрению, не понимали они. Им, казалось, страшно нравилось выказывать все меньшую и меньшую определенность относительно чего угодно и заявлять за обедом: «Эгей, мы только что ниспровергли Листокабакову Теорию Чудейной Безосновательности! Изумительно!». Как будто тут было чем гордиться, за исключением огромной невоспитанности. И они постоянно трепались о расщеплении чарума, элементарной частицы магии. Ридкулли не видел в этом никакого смысла. Ну, раскокаете вы все на кусочки. И что в этом хорошего? Вселенная и без ваших тычков и пинков весьма скверно устроена.
Дверь открылась.
– О, это вы, Аркканцлер.
Ридкулли пошире распахнул дверь.
– Доброе утро, Стиббонс. Рад видеть тебя на ногах в такую рань.
Прудер Стиббонс, самый молодой из преподавателей, поморгал на небо.
– Что, уже утро? – спросил он.
Ридкулли проследовал мимо него в здание ФМВЕ. Для волшебника-традиционалиста это была неизведанная земля. Здесь не увидишь черепов и оплывших свечей; это необыкновенное помещение напоминало лабораторию алхимика, которую после неизбежного взрыва переделали под кузнечный цех. А мантия Стиббонса? Сообразной длины, она при этом была застирана до зеленовато-серого цвета, испещрена множеством карманов и пуговиц и с капюшоном, отороченным клочками кроличьего меха. Ни единого драгоценного камня, блестки или мистического символа. Только расплывшиеся пятна туши.
– Ты не выходил в город в последнее время? – спросил Ридкулли.
– Нет, сэр. А-а-а… это обязательно? Я очень занят со своим устройством «Увеличь Это». Вы знаете, я вам его показывал[Note 24 - Пока, впрочем, без особых успехов. Стиббонс неделями шлифовал линзы и выдувал стекло, и в конце концов произвел устройство, которое показало потрясающее количество мелких животных, населявших одну каплю воды из реки Анк. Аркканцлер бросил на это взгляд и тут же заметил, что место, в котором столько жизни, не может не быть здоровым.].
– Верно, верно, – сказал Ридкулли, озираясь вокруг. – Кто-нибудь еще работает здесь?
– Ну… Я, и Ужасный Тец, и Сказз и Большой Псих Дронго, я дума…
Ридкулли заморгал.
– Кто они такие? – спросил он, и тут же из глубин памяти всплыл страшный ответ. Только представители крайне необычного вида могли носить имена вроде этих.
– Студенты?
– А-а-а… Да? – спросил Стиббонс, возвращаясь на землю. – Но ведь все правильно, разве нет? То есть я хочу сказать – это же Университет…
Ридкулли поскреб ухо. Парень прав, конечно. Поблизости постоянно околачивается несколько этих придурков, никуда от них не денешься. Лично он, как и остальные преподаватели, всеми способами избегал их – сворачивал с пути или шмыгал в дверь как только замечал их неподалеку. Известно, что Преподаватель Современного Руносложения запирался в платяном шкафу, только чтобы не вести занятия.
– Ты лучше собери их, – сказал он. – Дело в том, что я потерял наш преподавательский состав.
– А зачем, Аркканцлер? – вежливо спросил Стиббонс.
– Что?
– Простите…
Оба непонимающе уставились друг на друга. Их сознания ехали по узкой улице навстречу друг другу и каждое ожидало, что другое развернется первым.
– Преподаватели, – повторил Ридкулли, сдаваясь. – Декан и все прочие. Совершенно слетели с катушек. Всю ночь на ногах, бренчали на гитарах и так далее. Декан сшил себе кожаную куртку.
– Ну что ж, кожа весьма практичный и функциональный материал…
– Но не в том виде, в какой ее привел Декан, – сказал Ридкулли мрачно…[Note 25 - …Декан отступил. Он позаимствовал манекена у миссис Панариции, домоуправительницы. Он внес некоторые изменения в проект, родившийся в его мозгу. Во-первых, в глубине души волшебники не склонны носить одеяния, не достающие как минимум до щиколоток, так что здесь будет очень много кожи. Хватит места для всех заклепок.Для начала он вывел: ДЕКАН. Этим он едва-едва заполнил пространство. Чуть погодя он добавил: РОЖДЕННЫЙ ЧТОБЫ и опять остановился, поскольку не был до конца уверен, для чего он рожден. РОЖДЕННЫЙ ЧТОБЫ ХОРОШО ПИТАТЬСЯ не очень подходило. После ряда пикантных предположений он остановился на БЫТЬ ЖИРСТО, УМЕРЕТЬ МЫ ЛАДЫ. Он видел, что получилось не вполне грамотно. Он постепенно поворачивал материал, пока проделывал дырки под заклепки и в результате слегка утратил понимание, в каком направлении он двигался. Впрочем, не так важно, куда вы движетесь, важнее – как долго.Это все, что по этому поводу имелось в музыке Рока.]
– А Преподаватель Современного Руносложения в своей комнате играл на барабанах, а все остальные – на гитарах, а то, что Казначей проделал с полами своей мантии вообще уму непостижимо, – сказал Ридкулли. – А Библиотекарь ползает вокруг кучи хлама и никто не слышит ни слова из того, что я говорю.
Он уставился на студентов. Это был встревоженный взгляд, и не только из-за их внешнего вида. Это были люди, которые просидели всю ночь взаперти за работой, в то время, когда эта проклятая музыка заставляла всех только тем и заниматься, что притоптывать ногами.
– Что вы все здесь делаете? – спросил он. – Вот ты… Как твое имя?
Студент-волшебник, проколотый, как бабочка, указующим перстом Ридкули, испуганно скорчился.
– Э-э-э. Кхм. Большой Псих Дронго, – ответил он, теребя поля шляпы.
– Большой. Псих. Дронго. Вот такое у тебя имя, да? И его ты вышиваешь на кармашке своей жилетки?
– Кхм… Нет, Аркканцлер.
– Ты вышиваешь…
– Адриан Турнепсем, Аркканцлер.
– Так почему же тогда вы представились Большим Психом Дронго, мистер Турнепсем? – спросил Ридкулли.
– Он однажды выпил целую пинту пива с лимонадом, – объяснил Стиббонс, которому хватило такта выглядеть смущенным.
Ридкулли одарил его совершенно непониманимающим взглядом. Ох, ну хорошо. Это их дело.
– Ну ладно, вы все, – сказал он. – Что вы скажете на это?
Он извлек из необъятных глубин своей мантии пивную кружку с крышкой и эмблемой «Залатанного Барабана», в которой лежал кусок проволоки, намотаный на подставку для пива.
– Что это у вас там, Аркканцлер? – спросил Прудер Стиббонс.
– Кусочек музыки, парень.
– Музыки? Но музыку невозможно поймать вот так.
– Хотел бы я быть таким же умным козлом, как ты, и знать все на свете, – сказал Ридкулли. – Так, вон там здоровенная склянка… ты, Большой Псих Адриан – ну-ка сними крышку и как только я скажу, сразу хлопни ее на место. Готов, Псих Адриан? Отлично!
Когда Ридкулли выхватил из кружки обмотанную струной подставку и швырнул ее в склянку, раздался короткий яростный аккорд. К вящему ужасу Аркканцлера Псих Дронго Адриан хлопнул крышку об пол.
И тогда они услышали… слабую непрекращающуюся пульсацию, отражающуюся от стеклянных стенок бутыли. Студенты уставились на нее.
Что было внутри. Какое-то шевеление в воздухе.
– Я поймал ее прошлой ночью в «Барабане».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
– Ну да, – сказал Глод, все еще не оправившийся от удара по своему финансистскому реноме. – И что ты сможешь сделать?
– Ну, – сказал Достабль. – Для начала получить ваш заработок за вечер.
– А что с мебелью? – спросил Бадди.
– А, это барахло разносят здесь каждую ночь, – откровенно объяснил Достабль. – Гибискус просто хотел повесить его на вас. Я улажу это с ним. Между нами говоря, вы должны опасаться таких людей, как он.
Он наклонился к ним. Если бы он улыбнулся еще чуть-чуть шире, у него отвалилась бы макушка.
– Этот город, парни, – сказал он, – натуральные джунгли.
– Если он сможет выбить наши деньги, я поверю ему, – заявил Глод.
– Тебе этого хватит? – спросил Клифф.
– Я верю всем, кто дает мне деньги.
Бадди посмотрел на стол. Ему казалось, что если происходит что-то не то, гитара должна на это откликнуться, издав визг, например. Но она лежала спокойно, тихо напевая сама себе.
– Ладно, – сказал Клифф. – Если это значит, что я сохраню зубы, я за.
– Я согласен, – сказал Бадди.
– Отлично! Отлично! Вместе мы сделаем великую музыку! По крайней мере вы сделаете, парни, а?
Достабль извлек лист бумаги и карандаш. В его глазах плясали искры.
Где-то в Овцепикских Горах, над облачными отмелями, Сьюзан пришпорила Бинки.
– Как он может так говорить? – сказала она. – Как он может играть людскими жизнями и разглагольствовать о долге?
В Гильдии Музыкантов горели все огни. Сумкоротый сыграл бутылкой зарю по краю стакана и с грохотом опустил ее на стол.
– Кто-нибудь может сказать, кто они такие, черт возьми? – спросил мистер Клит, пока Сумкоротый вторично пытался наполнить стакан. – Кто-то же должен это знать?
– Не знаю насчет парня. Никто его раньше не видел. Ат… Ат… А, вы же знаете троллей – этот может быть любым из них.
– Один из них – Библиотекарь из Университета, это совершенно определенно, – сказал мистер Герберт Клавесин Трюк, Библиотекарь Гильдии.
– Пока что мы можем оставить его в покое, – сказал мистер Клит.
Остальные закивали. Мало кому придет в голову избивать Библиотекаря – если можно найти кого-нибудь помельче.
– Как насчет гнома?
– А!
– Кто-то говорил, что гнома зовут Глод сын Глода и он живет где-то на Дороге Федры…
– Отправьте туда кого-нибудь из ребят прямо сейчас, – прорычал мистер Клит. – Я хочу, чтобы им сейчас же разъяснили обычную позицию музыкантов в этом городе. Ха. Ха. Ха.
Музыканты неслись сквозь ночь, шум «Залатанного Барабана» стихал вдали.
– Разве он не славный парень? – спросил Глод. – Не смог, конечно, получить нашу плату, но был так заинтересован, что дал двадцать долларов своих.
– А я думаю, что это значит, – сказал Клифф. – «Даю вам двадцать долларов со своим интересом»?
– То же самое, разве нет? И он сказал, что найдет нам еще работу. Ты прочитал контракт?
– А ты?
– Слишком мелко написано, – сказал Глод, но тут же просветлел лицом. – Зато написано до черта. Когда столько написано, контракт обязан быть хорошим.
– А Библиотекарь удрал, – сказал Клифф. – Разуукался как ненормальный и удрал.
– Ха! Ну что же, он пожалеет об этом чуть погодя. Чуть погодя люди будут спрашивать его, а он скажет – понимаете, я ушел чуть раньше, чем они стали знаменитыми.
– Он скажет «уук».
– Так или иначе, а над этим пианино теперь придется здорово потрудится.
– Да, – согласился Клифф. – Слушай, я знаю одного чувака, который собирает добро из кусочков. Он его починит.
Два доллара превратились в две порции Кормас с Ягнятиной и одну Уранитовую Виндалу в Садах Керри, сопровождаемые бутылкой вина, столь химического, что даже тролли могли его пить.
– А после этого, – сказал Глод, когда они уселись в ожидании заказа, – мы пойдем поищем где остановится.
– А что не так с твоим жильем? – спросил Клифф.
– Сквозняки. Там в стене дыра в форме пианино.
– Ты же сам ее прорубил.
– Ну и что?
– Хозяин не будет выступать?
– Конечно, будет. Для чего еще нужны хозяева? Так или иначе, а мы растем, чуваки. И я хочу прочувствовать это.
– Я думал, ты будешь счастлив, если тебе будут платить, – заметил Бадди.
– Верно. Верно. Но если мне будут платить много, я стану еще счастливее.
Гитара загудела. Бадди взял ее в руки и дернул струну.
Глод уронил нож.
– Она звучит как пианино! – воскликнул он.
– Я думаю, она может звучать как что угодно, – сказал Бадди. – А теперь она узнала про пианино.
– Магия, – сказал Клифф.
– Конечно, магия! – подтвердил Глод. – Я это всегда утверждал. Странная древняя вещь, обнаруженная в пыльной старой лавке ненастной ночью…
– Ночь не была ненастной, – сказал Клифф.
– Должна быть! Ну… хорошо, но ведь чуть-чуть моросило? В общем, ночь обязана быть слегка необыкновенной. Да я готов поспорить, если мы сейчас туда отправимся, мы не найдем лавку на месте. И это все вам докажет. Все знают, что вещи, приобретенные в исчезающих на следующий день лавках, страшно мистические… Вещи Фортуны. Должно быть, Фортуна улыбнулась нам.
– Что-то сделала с нами, – сказал Клифф. – Надеюсь, улыбнулась.
– И мистер Достабль сказал, что найдет нам завтра действительно необыкновенное место, где играть.
– Это хорошо, – сказал Бадди. – Мы должны играть.
– Правильно, – сказал Глод. – Мы играем и это правильно. Это наша работа.
– Люди должны слушать нашу музыку.
– Конечно, – Клифф выглядел озадаченым. – Точно. Безусловно. Это то, что мы хотим. Ну и немного денег…
– Мистер Достабль поможет нам, – сказал Глод, слишком захваченый происходящим, чтобы заметить металл в голосе Бадди. – Он, должно быть, очень преуспевающий. У него контора на Площади Сатор. Только шикарные дельцы могут себе это позволить.
Начинался новый день.
Он едва успел начаться, прежде чем Ридкулли пронесся сквозь росистый Университетский сад и забарабанил в двери Факультета Магии Высоких Энергий. Как правило, он избегал этого места. Не потому, что он не понимал, чем занимаются здесь молодые волшебники – скорее потому, что этого, по его глубокому подозрению, не понимали они. Им, казалось, страшно нравилось выказывать все меньшую и меньшую определенность относительно чего угодно и заявлять за обедом: «Эгей, мы только что ниспровергли Листокабакову Теорию Чудейной Безосновательности! Изумительно!». Как будто тут было чем гордиться, за исключением огромной невоспитанности. И они постоянно трепались о расщеплении чарума, элементарной частицы магии. Ридкулли не видел в этом никакого смысла. Ну, раскокаете вы все на кусочки. И что в этом хорошего? Вселенная и без ваших тычков и пинков весьма скверно устроена.
Дверь открылась.
– О, это вы, Аркканцлер.
Ридкулли пошире распахнул дверь.
– Доброе утро, Стиббонс. Рад видеть тебя на ногах в такую рань.
Прудер Стиббонс, самый молодой из преподавателей, поморгал на небо.
– Что, уже утро? – спросил он.
Ридкулли проследовал мимо него в здание ФМВЕ. Для волшебника-традиционалиста это была неизведанная земля. Здесь не увидишь черепов и оплывших свечей; это необыкновенное помещение напоминало лабораторию алхимика, которую после неизбежного взрыва переделали под кузнечный цех. А мантия Стиббонса? Сообразной длины, она при этом была застирана до зеленовато-серого цвета, испещрена множеством карманов и пуговиц и с капюшоном, отороченным клочками кроличьего меха. Ни единого драгоценного камня, блестки или мистического символа. Только расплывшиеся пятна туши.
– Ты не выходил в город в последнее время? – спросил Ридкулли.
– Нет, сэр. А-а-а… это обязательно? Я очень занят со своим устройством «Увеличь Это». Вы знаете, я вам его показывал[Note 24 - Пока, впрочем, без особых успехов. Стиббонс неделями шлифовал линзы и выдувал стекло, и в конце концов произвел устройство, которое показало потрясающее количество мелких животных, населявших одну каплю воды из реки Анк. Аркканцлер бросил на это взгляд и тут же заметил, что место, в котором столько жизни, не может не быть здоровым.].
– Верно, верно, – сказал Ридкулли, озираясь вокруг. – Кто-нибудь еще работает здесь?
– Ну… Я, и Ужасный Тец, и Сказз и Большой Псих Дронго, я дума…
Ридкулли заморгал.
– Кто они такие? – спросил он, и тут же из глубин памяти всплыл страшный ответ. Только представители крайне необычного вида могли носить имена вроде этих.
– Студенты?
– А-а-а… Да? – спросил Стиббонс, возвращаясь на землю. – Но ведь все правильно, разве нет? То есть я хочу сказать – это же Университет…
Ридкулли поскреб ухо. Парень прав, конечно. Поблизости постоянно околачивается несколько этих придурков, никуда от них не денешься. Лично он, как и остальные преподаватели, всеми способами избегал их – сворачивал с пути или шмыгал в дверь как только замечал их неподалеку. Известно, что Преподаватель Современного Руносложения запирался в платяном шкафу, только чтобы не вести занятия.
– Ты лучше собери их, – сказал он. – Дело в том, что я потерял наш преподавательский состав.
– А зачем, Аркканцлер? – вежливо спросил Стиббонс.
– Что?
– Простите…
Оба непонимающе уставились друг на друга. Их сознания ехали по узкой улице навстречу друг другу и каждое ожидало, что другое развернется первым.
– Преподаватели, – повторил Ридкулли, сдаваясь. – Декан и все прочие. Совершенно слетели с катушек. Всю ночь на ногах, бренчали на гитарах и так далее. Декан сшил себе кожаную куртку.
– Ну что ж, кожа весьма практичный и функциональный материал…
– Но не в том виде, в какой ее привел Декан, – сказал Ридкулли мрачно…[Note 25 - …Декан отступил. Он позаимствовал манекена у миссис Панариции, домоуправительницы. Он внес некоторые изменения в проект, родившийся в его мозгу. Во-первых, в глубине души волшебники не склонны носить одеяния, не достающие как минимум до щиколоток, так что здесь будет очень много кожи. Хватит места для всех заклепок.Для начала он вывел: ДЕКАН. Этим он едва-едва заполнил пространство. Чуть погодя он добавил: РОЖДЕННЫЙ ЧТОБЫ и опять остановился, поскольку не был до конца уверен, для чего он рожден. РОЖДЕННЫЙ ЧТОБЫ ХОРОШО ПИТАТЬСЯ не очень подходило. После ряда пикантных предположений он остановился на БЫТЬ ЖИРСТО, УМЕРЕТЬ МЫ ЛАДЫ. Он видел, что получилось не вполне грамотно. Он постепенно поворачивал материал, пока проделывал дырки под заклепки и в результате слегка утратил понимание, в каком направлении он двигался. Впрочем, не так важно, куда вы движетесь, важнее – как долго.Это все, что по этому поводу имелось в музыке Рока.]
– А Преподаватель Современного Руносложения в своей комнате играл на барабанах, а все остальные – на гитарах, а то, что Казначей проделал с полами своей мантии вообще уму непостижимо, – сказал Ридкулли. – А Библиотекарь ползает вокруг кучи хлама и никто не слышит ни слова из того, что я говорю.
Он уставился на студентов. Это был встревоженный взгляд, и не только из-за их внешнего вида. Это были люди, которые просидели всю ночь взаперти за работой, в то время, когда эта проклятая музыка заставляла всех только тем и заниматься, что притоптывать ногами.
– Что вы все здесь делаете? – спросил он. – Вот ты… Как твое имя?
Студент-волшебник, проколотый, как бабочка, указующим перстом Ридкули, испуганно скорчился.
– Э-э-э. Кхм. Большой Псих Дронго, – ответил он, теребя поля шляпы.
– Большой. Псих. Дронго. Вот такое у тебя имя, да? И его ты вышиваешь на кармашке своей жилетки?
– Кхм… Нет, Аркканцлер.
– Ты вышиваешь…
– Адриан Турнепсем, Аркканцлер.
– Так почему же тогда вы представились Большим Психом Дронго, мистер Турнепсем? – спросил Ридкулли.
– Он однажды выпил целую пинту пива с лимонадом, – объяснил Стиббонс, которому хватило такта выглядеть смущенным.
Ридкулли одарил его совершенно непониманимающим взглядом. Ох, ну хорошо. Это их дело.
– Ну ладно, вы все, – сказал он. – Что вы скажете на это?
Он извлек из необъятных глубин своей мантии пивную кружку с крышкой и эмблемой «Залатанного Барабана», в которой лежал кусок проволоки, намотаный на подставку для пива.
– Что это у вас там, Аркканцлер? – спросил Прудер Стиббонс.
– Кусочек музыки, парень.
– Музыки? Но музыку невозможно поймать вот так.
– Хотел бы я быть таким же умным козлом, как ты, и знать все на свете, – сказал Ридкулли. – Так, вон там здоровенная склянка… ты, Большой Псих Адриан – ну-ка сними крышку и как только я скажу, сразу хлопни ее на место. Готов, Псих Адриан? Отлично!
Когда Ридкулли выхватил из кружки обмотанную струной подставку и швырнул ее в склянку, раздался короткий яростный аккорд. К вящему ужасу Аркканцлера Псих Дронго Адриан хлопнул крышку об пол.
И тогда они услышали… слабую непрекращающуюся пульсацию, отражающуюся от стеклянных стенок бутыли. Студенты уставились на нее.
Что было внутри. Какое-то шевеление в воздухе.
– Я поймал ее прошлой ночью в «Барабане».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45