"Ты что же, Ясутоки-сан,
думаешь, мне эти гейзеры до лампочки? Это вам, может быть - а я над ними
летывал, вот так, в пяти метрах!" Ясутоки спрятал глаза, но не смог утаить
тяжелого вздоха. Когда с кафедры пошло: "Эндодистантность плазмы при
синхротронном лучеиспускании ложа, естественно, обусловливает гиперпульсации
псевдоподий" - сидевшмй за Ясутоки Гийом наклонился к Колю и тихо сказал: "
Думаю, ничего интересного уже не будет. Пошла вода в ступе". Бред это, а не
вода, подумал Коль, но, сам не понимая, отчего, встал на принцип: "А мне
интересно!" Гийом пожал плечами. Докладчик был в ударе, Коль понимал одно
слово из десяти. Через пять минут у него аж в груди заныло. Гийом опять
наклонился к нему: "Я в буфет. Хочешь в компанию?" И Коль сдался.
Они вышли из конференц-зала. Ближайший буфет был этажом выше, они встали на
безлюдный эскалатор, шустро и беззвучно струившийся поперек прозрачной
стены, за которой зеленым и золотистым полотном стелилась чуть всхолмленная
степь.
- Нет, - сказал Гийом, - серьезная работа впереди. Это все дилетантизм.
- Почему?
- Мозговой штурм в таком громадном зале не проходит. Устаешь быстро.
- Я вот совсем не устал.
Мимолетная тень пробежала по лицу генерала, одетого теперь, будто запевала
какой-нибудь рок-группы.
- У тебя тренировка межзвездная, - сказал он, чуть помедлив. - Терпение,
воля, целеустремленость. И потом, для тебя гейзеры не абстрактный объект
исследования, а переживаемый факт биографии.
Неужели, подумал Коль, на моей роже так явно сверкает скука, и этот молодец
за здорово живешь издевается надо мной?
Эскалатор выплеснул их в уютный зальчик, где, как усеявшие луг ромашки,
цвели парящие над зеленым полом белые лепестковые столики. Мы первые не
сдюжили, подумал Коль, озираясь - в буфете никого не было.
- Давай к окну, вон туда, - предложил Гийом, а сам, широко шагая, двинулся к
пузатым разноцветным шифраторам. Коль уселся, поставил подбородок на
сцепленные ладони. Прямо у ног его головокружительно зияла двухсотметровая
бездна. Зачем-то Коль пнул ее ногой - как и следовало ожидать, носок туфли
отлетел от невидимой твердой преграды.
- Апельсиновый? - громко спросил Гийом.
- Грейпфрутовый.
- Бутербродик?
- Авек плезир...
С небольшим подносом - два высоких бокала, тарелочка с бутерами - Гийом,
улыбаясь дружелюбно, шел к нему. У вдруг Коль отчетливо ощутил, что его ждет
некий серьезный разговор. Лихорадочно он перелопатил в памяти все
неофициальное, связанное с периодом исследования гейзеров. Нет, как он
струсил тогда, никакие записи не могли зафиксировать. Этого никто не мог и
не может знать. Да и не струсил! Просто в момент, наверное, этой самой
гиперпульсации, будь она проклята, его обожгло: все, конец, никакая высота
не спасет! - и тело само, вдруг вспомнив противозенитные рефлексы, дернуло
вертолет в сторону и вверх, вверх, вверх... Наблюдение прервалось минут на
шестнадцать, но это не имело никаких последствий, потом он вернулся. Да,
струсил, черт вас... а кто бы не струсил? Вы? Нет, даже если пронюхали -
упреков не приму!
Спокойно, Коль. Как они могли пронюхать? Эти отвратительные шестнадцать
минут тебе до смерти носить на дне совести, как и многое другое - но молча
носить, молча...
Гийом поставил скромную снедь на ромашку, с видимым удовольствием уселся,
вытянув ноги.
- Красота, - сказал он, глядя вдаль.
- Да, - осторожно согласился Коль.
- А за горизонтом море... Пора бы уже искупаться в настоящей воде, Коль.
У Коля даже ладони вспотели от вожделения. Море...
- А что Ясутоки? Разрешает?
- Конечно. Он тоже полетит.
И только-то? Очередной эксперимент придумали над моим телом - и такие
политесы!
- Выездной медосмотр? - со злобой спросил Коль. - Нет, не хочу. У меня еще
лимфоидная конвергенция не завершена. Лучше в бассейн.
Гийом сделал задумчивый глоточек из бокала.
- Странная штука - разговор, - вдруг проговорил он.
Коль опять насторожился.
- Почему?
- Каждый человек - чрезвычайный и полномочный представитель себя в этом
мире. Несменяемый. Пожизненный. Послы враждебных государств только и знали,
что врать друг другу, только и норовили обмануть и урвать. А если цели и
интересы государств совпадают, тогда как?
Ему что, пофилософствовать больше не с кем? Какое отношение...
- Тогда подписывают союзный договор, - ехидно сказал Коль.
- А когда договор уже подписан?
- Тогда начинают его потихоньку нарушать.
- Это если договор был липой, а цели и интересы все-таки не совпадают. А
если - все-таки - совпадают?
- Ну?..
- Тогда начинаются широчайшие контакты и обмены, прежде всего - информацией
о себе. Потому что общие интересы всегда имеют частные, индивидуальные
проявления, и, стремясь эти интересы реализовать как можно полнее, - Гийом
отпил еще, явно стараясь тщательнее продумать свои непонятно зачем
произносимые слова, - нужно максимально представлять себе те их проявления,
которых жаждет твой сосед. Иначе пойдет дисбаланс, накачка взаимных
напряжений - и в итоге прогадают оба.
- Предположим, - Коль взял бутерброд и стал заинтересованно вертеть его
перед глазами, стараясь показать, что даже бутерброд ему интереснее, чем
этот разговор. Бутерброд был аппетитный, свежайший, и Коль не выдержал -
откусил.
- Мы живем в обществе, где цели и интересы всех людей совпадают.
- Так что ж вы, елки-палки, - пробормотал Коль с набитым ртом. - Я спрашивал
сколько раз! - проглотил. - Коммунизм, что ли, у вас все-таки?
Гийом только шрамом дернул да тряхнул бокалом. Но не расплескал, уже отпил
порядочно.
- Денег ты не видел? Нет. Значит, не капитализм. Партбилеты и кумачи видел?
Нет. Значит, не коммунизм. И оставь это! Жизнь у нас. И в этой жизни все
стараются говорить друг другу все, что думают. Не обманывая. Не умалчивая
даже.
_ То-то шум стоит! - скривился Коль.
- Зачем шум? Все бережно говорят, тихонько. Шум ведь никому не нужен. А если
шума не хочет никто - тогда в ноль секунд можно договориться о том, чтобы не
шуметь.
- Вкручиваешь ты мне, - Коль покачал головой. - Вот, скажем, встречаю я
урода. Нет, чтобы отвернуться тактично - я подхожу старательно, контакты
ведь нужны, и сразу бабахаю от души: ну и рыло у тебя, братец, ну и фигурка!
- Не так, - остановил его Гийом. - Неправда. Разве ты это чувствуешь?
Физиологическая неприязнь естественна, но и духовное сострадание
естественно. То, что ты сказал - сказано со злобой, с издевкой. Но почему
вдруг ты начал испытывать злобу к только что встреченному незнакомому
человеку, жертве болезни или катастрофы? Психологически недостоверно. Ты, да
и кто угодно, сказал бы примерно следующее: я, животное Коль Кречмар,
испытываю некоторое отвращение - это прорывается в мысли подсознательный
страх, что я мог бы быть таким же. Но я, человек Коль Кречмар, очень
сочувствую тебе, очень хочу поделиться с тобой тем, чего у тебя мало, и,
если ты не против, могу, например, помочь перейти улицу.
- Мудрено...
- У амебы все просто. Человек - не амеба.
Коль вдруг вспомнил про бутерброд. Осторожно положил его на блюдце.
Почему-то стало страшно.
- Зачем ты говоришь все это? - тихо спросил он.
Гийом допил сок.
- Просто рассказываю, - он вдруг улыбнулся, и улыбка была обезоруживающей. -
Ты делал доклад, теперь я сделал тебе доклад. Цели едины. Но люди сложнее, а
значит, интереснее, а значит, лучше, чем то, на что они долго старались
походить. Не надо ничего стесняться... Ладно, я должен встретиться с
планетологами и сказать то, что тебе говорил. Насчет дилетантизма. А ты
подумай над моим предложением... я имею в виду прогулку к морю. Здесь минут
двадцать на скорди. Вечерний заплыв в теплой бухте, на закат... - он
мечтательно закатил глаза и встал. - Там, в умиротворяющей обстановке, могли
бы продолжить наши доклады... - снова улыбнулся и быстро пошел к эскалатору.
- Если надумаешь - позвони Ясутоки или мне через часик!
Коль уставился на свои руки - руки дрожали.
Серьезный разговор, очевидно, все-таки произошел. Теперь еще понять бы, что
он значит.
Он так и сидел двадцать минут спустя, не притрагиваясь больше ни к еде, ни к
питью, глядя на то, как вечерняя дымка окутывает степную гладь внизу и
становится тепло-розовым недавно еще голубое небо над манящим горизонтом.
Сзади раздались быстрые, легкие шаги. Обернулся. В горле мгновенно
пересохло, и тревога забылась, только подспудно давила душу.
Дембель-синдром. Женщина лет двадцати пяти, красивая, как все, стройная, как
все, поспешно подошла от эскалатора к его столику, глядя на него неожиданно
радостными глазами.
- Здравствуй, Коль. - сказала она. Черноволосая. Смуглая. Открытые плечи. И
Южный вечер за окном. Ну, что ей, ведь это же мука... что ей?..
- Здравствуй, - ответил Коль.
-Извини, если помешала, - проговорила она и запнулась. - Мне сказали, Гийом
здесь... - неуверенно прибавила она.
- Ах, Гийом...
Конечно, не к нему.
- Был, - стараясь не поникнуть хотя бы с виду, ответил Коль. - Мы с ним
удрали с дискуссии. Откровенно говоря, я устал там торчать и понимать с
пятого на десятое.
У нее вдруг потеплели глаза, будто он сказал нечто очень ей приятное.
- Посиди со мной, - вырвалось у него. - Что-то мне не по себе, - она тут же
села напротив него, но он для верности дожал: - Гийом обещал вернуться,
поговорив с планетологами...
А у нее вдруг задрожали губы. Словно он ни за что, ни про что назвал ее
шлюхой. Но она тут же храбро улыбнулась.
- Хорошо, буду ждать.
В голове идиотски вертелся стандартный до анекдотности зачин: девушка, мы с
вами встречались. Девушка, я вас где-то видел. И вы самая красивая из всех,
кого я здесь до сих пор видел...
Разговор с Гийомом давил.
- Первый раз тебя вижу. Жаль.
Она опять чему-то обрадовалась.
- Мелькала бы каждый день поблизости, хоть бы глаза порадовались...
- Почему?
- Ты очень красивая.
Действительно, красивая. Что-то итальянское, наверное. Только села
отвратительно: ног не видно, стол.
- Ты итальянка?
- Иллирийка.
- Тоже здорово. Ядран...
- Любишь море?
- До озверения. Гийом звал сегодня, но как-то... Я - и все врачи. Наверное,
со всей аппаратурой. Унизительно.
- Не надо так думать, Коль. Разве забота унизительна? Ты столько перенес...
- На ногах.
Она только через секунду поняла игру слов. Засмеялась.
Как бы это пересесть, чтобы видеть ее всю.
- Хочешь, я возьму тебе соку? - спросил он.
- Нет, спасибо, Коль.
И стол, собака, просторный, коленками не стукнешься...
- Гийом не обещал вернуться, - вдруг сказал он. - Я соврал. Боялся, ты
уйдешь.
Нет, что-то не так было между ним и ими. Ничего не возможно понять. Она
расцвела, словно он сделал ей невероятный подарок.
- А я не ушла.
У Коля опять пересохло в горле.
- Как тебя зовут-то хоть?
- Светка.
- Светка... - со вкусом повторил он. - Ты извини, Светка, я сейчас
действиетльно малость прибабахнутый. Пошутить толком не в состоянии. С
Гийомом мы сейчас поговорили очень умно, очень серьезно и абсолютно
непонятно.
- О чем? - тихо спросила она. Он только рукой махнул.
- Я восхищаюсь тобой, Коль, - сказала она. - Нет, не тем, что такой пилот,
что водил машины в самых бешеных атмосферах, что крейсер в одиночку дотянул
до Земли, это все тоже прекрасно, но это ремесло, рефлексы... Я -
ассистирующий психолог... знаю, что говорю, мы занимались психографированием
экипажа по засечкам ежедневных осмотров и тестов, которые вы делали так
пунктуально... Это же кошмар, на утлом звездолетике вы столкнулись с такими
силами... А ты вернулся добрее, чем был.
Вот это поехали за орехами, подумал Коль. Добрее... Да я бы тебя прямо здесь
изнасиловал! Если аритмия позволит... и конвергенция эта, как ее... Нет, не
позволит. И уважение не позволит - к женственности твоей и к чистым
глазам... На языке завертелось жалкое, козлоногое, голозадое: "Тогда
сжалься, давай переспим!"
Она покраснела, как маков цвет.
Учуяла что-то.
- Спасибо на добром слове, - сказал Коль мягко. - Знаешь, Светка, ты ужасно
похожа на одну замечательную женщину, которую я очень любил. В той жизни.
Просто вылитая.
Она вздрогнула крупно, трижды, словно кто-то невидимый отстегал ее кнутом.
Но его уже понесло:
- Я улетел, а она осталась. Мы, наверное, еще до Тау не добрались, а она уже
стала старушкой... а может, и умерла. Я ее до сих пор люблю... а ты просто
вылитая. Я как ошалел, когда ты вошла. Поэтому извини, если я иногда... ну,
смотрю слишком...
У нее, кажется, даже слезы навернулись. Ей нездоровится, может? Тьфу, какое
теперь нездоровье. Неужели так сочувствует? Добрый знак...
В Кишиневе у Коля действиетльно была регулярная подружка, по выходным он
мотался к ней с авиабазы. После второго аборта она что-то расклеилась, а тут
как раз кликнули добровольцев для Аральской операции; Коль воспользовался
случаем, подал заявление и, оказавшись героем, так и не вернулся. Получил
два преданных письма уже в Звездном - и откуда узнала про Звездный?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12