Радуйтесь!
- Радуемся, радуемся, радуемся!
Мальчик не пришел. Не смея вертеться, девочка косила так и этак,
оглядывая приспособленный под класс бетонный бункер, подтягивала нараспев
за всеми - и ей было отчего-то так горько, как иногда бывало по утрам,
когда распадался, крошился сон о радуге, луге и песчаном дне речки,
отчетливо видимом сквозь напоенную солнцем воду.
- Позор умрет! Умрет! И среди пустынь останемся я и вы, чтобы начать
все сызнова без прикрас! Радуйтесь!
- Радуемся!
- Запоминайте!!
- Запоминаем!
- Кто первый скажет: люблю, тот - враг господень! Кто первый скажет:
возьми, тот - враг господень! Кто первый скажет: живи, тот - враг
господень! Ибо человек сделан так: любя, алчет любви; давая, алчет, чтобы
дали ему; оживляя, алчет властвовать оживленным. Я узнал это и сказал вам.
Радуйтесь!
- Радуемся!
- Кто первый скажет: ненавижу, тот - враг господень! Кто первый
скажет: дай, тот - враг господень! Кто первый скажет: умри, тот - враг
господень! Ибо человек сделан так: ненавидит, когда хотел любить, но не
преуспел; берет, когда хотел дать, но не было, что дать; убивает, когда
хотел оживить, но не имел достаточно жизни. Я узнал это и сказал вам.
Запоминайте!!
- Запоминаем!
- Ничему не верьте! Ничего нет, все суть одно - друг другу соблазн,
боль и потрава. Только - радуйтесь!
- Радуемся! Радуемся! Радуемся!
Мальчик беззвучно выступил из темноты. Лампы били мимо, но он словно
светился собственным ледяным свечением. Девочка вскочила. Рванулась было
навстречу - но он не замечал ее.
- Изыди!! - каркнул учитель, упершись руками в край кафедры и
перегнувшись вперед.
- Я много думал об этом, - спокойно проговорил мальчик. - Не
волнуйся, я уйду скоро. Но мне не с кем поговорить. А тебя, я смотрю, тоже
волнуют эти вопросы. Хотя твои ответы какие-то жалкие... Беспомощные. Ты
считаешь, беда в том, что детей готовят к жизни более интересной и
ласковой, чем она есть? Оттого люди так беспощадно не понимают никого... и
не ценят. Оттого даже самая преданная любовь кажется блеклым, ленивым,
корыстным притворством по сравнению с тем, чего ждал. Знаешь, я не помню
детства. Но знаю, чувствую, что оно было обманом... или все, что теперь, -
обман. Одно исключает другое...
Девочка, подавшись к нему, ловила каждое слово - и не понимала.
Смутно ощущала она жуткие массивы, пласты, каменно клокочущие за каждой
фразой - но лишь когда он произнес "беспомощные", ее сердце в ответ
зазвенело долгожданной болью и дыхание перехватило от сопричастности,
почти растворения в том, кто вдруг сумел назвать ее главное чувство,
высказать которое ей самой было негде и нечем. Беспомощные, повторила она
про себя, давясь слезами от пронзительной жалости. Беспомощные. Мы такие
беспомощные!
- Но в развалинах много книг, я читал. Были периоды, когда
воспитывали так, как ты. И дети вырастали неспособные создавать, годные
лишь выполнять приказы, я читал. Как правило, приказы убийц. Потому что
больше всех приказывают именно убийцы, а уклонение - всегда... чревато
повиновением. Почему так? Мне кажется, те, в ком детство укоренилось
прочно, всю жизнь стараются сделать все вокруг таким же чудесным, каким
оно им казалось. Из этого - и подвиги, и ошибки. А остальные - им не о чем
мечтать, понимаешь? Они хотят самых простых вещей и отделываются от жизни
исполнением традиций и инструкций. Как ты думаешь?
Учитель сжал кулаки. Грохнула дверь. Два нервозных, повелительных
ответа ударили почти одновременно:
- Изыди!!
- Не двигаться!!
Трое стражников в масках уже держали мальчика в перекрестии
автоматных стволов.
- Нам нужен только Мутант! - крикнул один, но кто-то непроизвольно
шевельнулся, и над головами, грохоча, пролетел невидимый горячий ветер, с
оттяжкой хлестнув бетонную стену.
Девочка не поняла, как оказалась на полу.
- Не валяйте дурака! Нам нужен только Мутант! - проревел всевластный
голос где-то высоко-высоко, затем раздались шаги. И опять грохнула дверь.
Девочка, сжавшись, лежала и видела лишь ботинки соседа у себя перед носом.
- Радуйтесь!! - что было сил закричал учитель. Класс неуверенно
подхватил - один голосок, потом, два, пять... Дети выпрямлялись за
столами, вразнобой поднимали спрятанные головы, а девочка, вздрагивая,
лежала и беззвучно плакала.
- ...Вот что, - сказал командующий подразделениями спецназначения. -
Не будь идиотом. Время болтать прошло, время молчать тоже прошло. Сейчас
пришло время спасаться. И тебе - в первую очередь. Это ты понимаешь?
Мальчик, закутанный в прозрачную пленку, повернулся к нему. Едва
слышно пофыркивал клапан инжектора, подававшего дыхательную смесь.
- Понимание... - глухо донесся из кокона его голос. - Я ничего не
могу понять. Мне снятся сны: совсем другой мир. Живой. Добрый, сильный. А
люди какие! Как вы можете жить здесь? Зачем жить здесь?!
- Всем нам в детстве такое снится, - проворчал министр внутренних
дел.
- Хватит! - рявкнул премьер и хлопнул ладонью по столу. - Все!
Отвечай четко. Как справляешься с радиацией?
- Не знаю.
- С пятнистой смертью?
- Не знаю. Мне кажется почему-то, что это - естественно, что так
должно быть у всех...
- Не болтай! С проходными?
- Не знаю, - устало сказал мальчик. - Просто угадываю. Просто. Любой
жетон, любой код...
- Экстрасенсорное считывание... - благоговейно прошептал министр.
- Хорош-шо, - с угрозой проговорил премьер. - Ты можешь помочь нам?
Мальчик не ответил.
- Ты можешь помочь нам. Сейчас тебя отведут в лабораторию. Будут
исследовать. Долго. Много дней.
Мальчик не ответил.
- Это не всегда будет тебе приятно. Понимаешь?
Мальчик не ответил.
- Понимаешь?! - проревел премьер.
Мальчик не ответил.
- Мы можем обойтись и без твоего согласия! Это ты понимаешь?
- Это я понимаю.
- Но я спрашиваю тебя: ты согласен?
- Мне все равно, - безжизненно сказал мальчик и поднялся.
И внезапно замер.
Премьер удовлетворенно откинулся на спинку кресла.
- А завтра... - неуверенно начал командующий, но премьер, возбужденно
хохотнув, прервал его:
- Все! Никаких завтра! Завтра, послезавтра - анализы, исследования,
просвечивания. Верно, парень?
Мальчик вдруг сделал шаг вперед - шланги потянулись за ним - и
коротко, отрывисто просмеялся, завороженно глядя куда-то мимо сидящих
мужчин.
Невольно все трое уставились туда же.
Там никого не было.
Там стоял странный прибор, который министр внутренних дел утром
подарил премьеру.
- Что такое? - спросил премьер, чувствуя озноб суеверного ужаса. -
Что ты... увидел?
Мальчик стоял неподвижно, но грудь его часто, вздрагивающе
поднималась, веки трепетали. Он даже запрокинул голову на миг.
Память открылась, как глаза. Четырнадцать лет исполинской пенной
волной хлынули в прозревший мозг.
Ну конечно, это не его жизнь! Это вообще не жизнь! Агония бешеных
зверей - и он никакого, никакого, действительно никакого отношения не
имеет к ней - и к ним! Там его мир, там все живое, все человеческое и
настоящее - по ту сторону секунды, когда зенитная ракета вломилась в
снижавшуюся над столицей яхту; по ту сторону часа, когда брат, побелев,
крикнул: "Они с ума сошли! Они же все спалят!!" - и, не раздумывая, пошел
с орбиты вниз; по ту сторону вечера - летнее сверкание звездных россыпей
над степью, мягкие, будто чуть клейкие колокольца цикад, сладкие запахи
сада - когда он упросил старшего брата, едва получившего яхт-права, взять
его с собой на первую прогулку и они долго спорили, наугад тыча пальцами в
звездный атлас и даже разыгрывая "на морского", кто прав... Назад! Назад!!
Но бешеные звери сидели вокруг.
И гиперонный модулятор яхты, уцелевший каким-то чудом, каким-то чудом
оказался в их отравленной норе.
Мерзость! Оставьте меня, мне нужно домой!
Бешеных зверей нужно обмануть.
С ними бессмысленно говорить, просить или советовать. Какой он дурак,
что как с людьми говорил с ними! На любое человеческое чувство они
отвечают зенитной ракетой. Ни для чего. Просто иначе не могут. Просто им
нечем больше ответить, - кроме зенитной ракеты, у них ничего нет. Лучше
всего посадить их в клетку, там они грызли бы друг друга, не причиняя
вреда людям... впрочем, их планета и была такой клеткой, пока не прилетели
мы.
Сашку они убили сразу. А меня убили не совсем.
Они не просто совершенно чужие мне. Я их ненавижу.
Их нужно напугать.
Спутник!
Прошла минута.
- Завтра, - отводя глаза вниз, медленно сказал мальчик, - может
оказаться более печальным.
- Да что такое?!
- Я... искал этот прибор, - проговорил мальчик с усилием. Нарочно
говорить неправду оказалось нелегко. Кажется, невозможно. Презрение и
привычка молчать не помогали. Он не мог больше выдавить ни слова. Он молча
сделал еще шаг, и рука командующего дрожа легла на крупнокалиберный
пистолет.
- Стой где стоишь.
Кровь бросилась мальчику в лицо. Обезумевшие от страха троглодиты
могли сделать с ним что угодно. Он был для них вещью, которую надо
научиться использовать, - и, значит, сами сделали себя вещами, которые
должен использовать он. Они же все тут вещи друг для друга, понял он.
Время болтать и молчать прошло, повторил он про себя. Пришло время
спасаться. Пришло время спасаться.
Близость и унизительная нелепость смерти сбили запрет.
- Я помогу вам, - раскрепощенно сказал мальчик. - Я помогу вам во
всем. Послушайте. У вас вражда со штабами. Но вы уверены, что бункер
неуязвим. Это не так.
- Что ты болтаешь?! - фальцетом выкрикнул министр.
- Это не так! В небе кружит сателлит-излучатель. Они задумали
провести его прямо над нами.
- Откуда узнал?! - хрипло спросил командующий.
Это была самая большая мерзость, которую мальчик сумел придумать. Он
не подозревал, что не лжет. То, что он все-таки смог солгать, заговорить с
бешеными зверями на их языке, принять их условия игры, - наполнило его
ощущением странной пустой свободы.
Он холодно улыбнулся под холодной прозрачной пленкой.
- Экстрасенсорное считывание, - сказал он, и сейчас же министр
вскочил с воплем:
- Загляни в его глаза! Он же нас ненавидит!
- Заткнись, баба!! - прервал премьер, и в наступившей тишине,
разрываемой лишь всхлипывающим дыханием министра, командующий отчетливо
буркнул себе под нос: "Можно подумать, ты его любишь..." Премьер снова
хлопнул ладонью по столу и сдержанно сказал:
- Продолжай, парень. Продолжай.
- Я хотел помешать им. Я хотел связаться раньше них с сателлитом и
дать ему команду на разгон, чтобы навсегда увести от планеты. Это можно
сделать со станции дальней связи, вы должны ее знать. Я понимаю
компьютеры. Но перепрограммировать сателлит отсюда я не могу без этого
прибора. Как смогут штабные специалисты - не знаю. Я - не могу.
- Что это за прибор?! - крикнул премьер. У него тряслись губы.
- Он и предназначен специально для составления компромиссных
программ. Мой приемный отец построил его.
- Твой отец?
Мальчик назвал имя. Премьер бросил взгляд на министра. Тот,
подтверждая известность и масштаб ученого, кивнул, потом глаза его
расширились - он вспомнил.
- Что? - шепнул премьер.
- Он числится... в убежище штабов.
- Так, - сказал премьер и нажал кнопку. Вошел стражник. - Пусть
парень подождет там.
Стражник приглашающе взмахнул автоматом. Мальчик покорно пошел к
двери, говоря все громче:
- Я помогу вам! Затемно я вернусь, исследуйте меня, делайте что
хотите, прибор я объясню вашим специалистам... Но сейчас - каждая секунда
дорога, поймите!
Дверь закрылась.
- Я не верю, - сказал министр.
- Какие у тебя данные по этим делам?
- Никаких. О намерении штабов использовать сателлит мне не известно.
- Возможность скомандовать ему такой маневр с какой-то станции
дальней связи очень проблематична. Разве что этот прибор чертов
действительно...
- Но сателлит-то существует?! - яростно спросил премьер.
- Да, - сказал министр после паузы.
Премьер прерывисто вздохнул.
- Всех электронщиков сюда, - сказал он, вставая. Подошел к прибору и
положил на него ладонь. - Мур-р. Вот тебе и мур-р.
- Этот сателлит... - проговорил командующий. - Он бы нам оч-чень
пригодился.
- То-то и оно, - задумчиво ответил министр.
И в этот миг запел зуммер селектора. Премьер, скривясь, щелкнул
переключателем.
- Что там еще?
- Господина министра внутренних дел вызывает дежурный офицер внешнего
наблюдения.
- Здесь премьер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
- Радуемся, радуемся, радуемся!
Мальчик не пришел. Не смея вертеться, девочка косила так и этак,
оглядывая приспособленный под класс бетонный бункер, подтягивала нараспев
за всеми - и ей было отчего-то так горько, как иногда бывало по утрам,
когда распадался, крошился сон о радуге, луге и песчаном дне речки,
отчетливо видимом сквозь напоенную солнцем воду.
- Позор умрет! Умрет! И среди пустынь останемся я и вы, чтобы начать
все сызнова без прикрас! Радуйтесь!
- Радуемся!
- Запоминайте!!
- Запоминаем!
- Кто первый скажет: люблю, тот - враг господень! Кто первый скажет:
возьми, тот - враг господень! Кто первый скажет: живи, тот - враг
господень! Ибо человек сделан так: любя, алчет любви; давая, алчет, чтобы
дали ему; оживляя, алчет властвовать оживленным. Я узнал это и сказал вам.
Радуйтесь!
- Радуемся!
- Кто первый скажет: ненавижу, тот - враг господень! Кто первый
скажет: дай, тот - враг господень! Кто первый скажет: умри, тот - враг
господень! Ибо человек сделан так: ненавидит, когда хотел любить, но не
преуспел; берет, когда хотел дать, но не было, что дать; убивает, когда
хотел оживить, но не имел достаточно жизни. Я узнал это и сказал вам.
Запоминайте!!
- Запоминаем!
- Ничему не верьте! Ничего нет, все суть одно - друг другу соблазн,
боль и потрава. Только - радуйтесь!
- Радуемся! Радуемся! Радуемся!
Мальчик беззвучно выступил из темноты. Лампы били мимо, но он словно
светился собственным ледяным свечением. Девочка вскочила. Рванулась было
навстречу - но он не замечал ее.
- Изыди!! - каркнул учитель, упершись руками в край кафедры и
перегнувшись вперед.
- Я много думал об этом, - спокойно проговорил мальчик. - Не
волнуйся, я уйду скоро. Но мне не с кем поговорить. А тебя, я смотрю, тоже
волнуют эти вопросы. Хотя твои ответы какие-то жалкие... Беспомощные. Ты
считаешь, беда в том, что детей готовят к жизни более интересной и
ласковой, чем она есть? Оттого люди так беспощадно не понимают никого... и
не ценят. Оттого даже самая преданная любовь кажется блеклым, ленивым,
корыстным притворством по сравнению с тем, чего ждал. Знаешь, я не помню
детства. Но знаю, чувствую, что оно было обманом... или все, что теперь, -
обман. Одно исключает другое...
Девочка, подавшись к нему, ловила каждое слово - и не понимала.
Смутно ощущала она жуткие массивы, пласты, каменно клокочущие за каждой
фразой - но лишь когда он произнес "беспомощные", ее сердце в ответ
зазвенело долгожданной болью и дыхание перехватило от сопричастности,
почти растворения в том, кто вдруг сумел назвать ее главное чувство,
высказать которое ей самой было негде и нечем. Беспомощные, повторила она
про себя, давясь слезами от пронзительной жалости. Беспомощные. Мы такие
беспомощные!
- Но в развалинах много книг, я читал. Были периоды, когда
воспитывали так, как ты. И дети вырастали неспособные создавать, годные
лишь выполнять приказы, я читал. Как правило, приказы убийц. Потому что
больше всех приказывают именно убийцы, а уклонение - всегда... чревато
повиновением. Почему так? Мне кажется, те, в ком детство укоренилось
прочно, всю жизнь стараются сделать все вокруг таким же чудесным, каким
оно им казалось. Из этого - и подвиги, и ошибки. А остальные - им не о чем
мечтать, понимаешь? Они хотят самых простых вещей и отделываются от жизни
исполнением традиций и инструкций. Как ты думаешь?
Учитель сжал кулаки. Грохнула дверь. Два нервозных, повелительных
ответа ударили почти одновременно:
- Изыди!!
- Не двигаться!!
Трое стражников в масках уже держали мальчика в перекрестии
автоматных стволов.
- Нам нужен только Мутант! - крикнул один, но кто-то непроизвольно
шевельнулся, и над головами, грохоча, пролетел невидимый горячий ветер, с
оттяжкой хлестнув бетонную стену.
Девочка не поняла, как оказалась на полу.
- Не валяйте дурака! Нам нужен только Мутант! - проревел всевластный
голос где-то высоко-высоко, затем раздались шаги. И опять грохнула дверь.
Девочка, сжавшись, лежала и видела лишь ботинки соседа у себя перед носом.
- Радуйтесь!! - что было сил закричал учитель. Класс неуверенно
подхватил - один голосок, потом, два, пять... Дети выпрямлялись за
столами, вразнобой поднимали спрятанные головы, а девочка, вздрагивая,
лежала и беззвучно плакала.
- ...Вот что, - сказал командующий подразделениями спецназначения. -
Не будь идиотом. Время болтать прошло, время молчать тоже прошло. Сейчас
пришло время спасаться. И тебе - в первую очередь. Это ты понимаешь?
Мальчик, закутанный в прозрачную пленку, повернулся к нему. Едва
слышно пофыркивал клапан инжектора, подававшего дыхательную смесь.
- Понимание... - глухо донесся из кокона его голос. - Я ничего не
могу понять. Мне снятся сны: совсем другой мир. Живой. Добрый, сильный. А
люди какие! Как вы можете жить здесь? Зачем жить здесь?!
- Всем нам в детстве такое снится, - проворчал министр внутренних
дел.
- Хватит! - рявкнул премьер и хлопнул ладонью по столу. - Все!
Отвечай четко. Как справляешься с радиацией?
- Не знаю.
- С пятнистой смертью?
- Не знаю. Мне кажется почему-то, что это - естественно, что так
должно быть у всех...
- Не болтай! С проходными?
- Не знаю, - устало сказал мальчик. - Просто угадываю. Просто. Любой
жетон, любой код...
- Экстрасенсорное считывание... - благоговейно прошептал министр.
- Хорош-шо, - с угрозой проговорил премьер. - Ты можешь помочь нам?
Мальчик не ответил.
- Ты можешь помочь нам. Сейчас тебя отведут в лабораторию. Будут
исследовать. Долго. Много дней.
Мальчик не ответил.
- Это не всегда будет тебе приятно. Понимаешь?
Мальчик не ответил.
- Понимаешь?! - проревел премьер.
Мальчик не ответил.
- Мы можем обойтись и без твоего согласия! Это ты понимаешь?
- Это я понимаю.
- Но я спрашиваю тебя: ты согласен?
- Мне все равно, - безжизненно сказал мальчик и поднялся.
И внезапно замер.
Премьер удовлетворенно откинулся на спинку кресла.
- А завтра... - неуверенно начал командующий, но премьер, возбужденно
хохотнув, прервал его:
- Все! Никаких завтра! Завтра, послезавтра - анализы, исследования,
просвечивания. Верно, парень?
Мальчик вдруг сделал шаг вперед - шланги потянулись за ним - и
коротко, отрывисто просмеялся, завороженно глядя куда-то мимо сидящих
мужчин.
Невольно все трое уставились туда же.
Там никого не было.
Там стоял странный прибор, который министр внутренних дел утром
подарил премьеру.
- Что такое? - спросил премьер, чувствуя озноб суеверного ужаса. -
Что ты... увидел?
Мальчик стоял неподвижно, но грудь его часто, вздрагивающе
поднималась, веки трепетали. Он даже запрокинул голову на миг.
Память открылась, как глаза. Четырнадцать лет исполинской пенной
волной хлынули в прозревший мозг.
Ну конечно, это не его жизнь! Это вообще не жизнь! Агония бешеных
зверей - и он никакого, никакого, действительно никакого отношения не
имеет к ней - и к ним! Там его мир, там все живое, все человеческое и
настоящее - по ту сторону секунды, когда зенитная ракета вломилась в
снижавшуюся над столицей яхту; по ту сторону часа, когда брат, побелев,
крикнул: "Они с ума сошли! Они же все спалят!!" - и, не раздумывая, пошел
с орбиты вниз; по ту сторону вечера - летнее сверкание звездных россыпей
над степью, мягкие, будто чуть клейкие колокольца цикад, сладкие запахи
сада - когда он упросил старшего брата, едва получившего яхт-права, взять
его с собой на первую прогулку и они долго спорили, наугад тыча пальцами в
звездный атлас и даже разыгрывая "на морского", кто прав... Назад! Назад!!
Но бешеные звери сидели вокруг.
И гиперонный модулятор яхты, уцелевший каким-то чудом, каким-то чудом
оказался в их отравленной норе.
Мерзость! Оставьте меня, мне нужно домой!
Бешеных зверей нужно обмануть.
С ними бессмысленно говорить, просить или советовать. Какой он дурак,
что как с людьми говорил с ними! На любое человеческое чувство они
отвечают зенитной ракетой. Ни для чего. Просто иначе не могут. Просто им
нечем больше ответить, - кроме зенитной ракеты, у них ничего нет. Лучше
всего посадить их в клетку, там они грызли бы друг друга, не причиняя
вреда людям... впрочем, их планета и была такой клеткой, пока не прилетели
мы.
Сашку они убили сразу. А меня убили не совсем.
Они не просто совершенно чужие мне. Я их ненавижу.
Их нужно напугать.
Спутник!
Прошла минута.
- Завтра, - отводя глаза вниз, медленно сказал мальчик, - может
оказаться более печальным.
- Да что такое?!
- Я... искал этот прибор, - проговорил мальчик с усилием. Нарочно
говорить неправду оказалось нелегко. Кажется, невозможно. Презрение и
привычка молчать не помогали. Он не мог больше выдавить ни слова. Он молча
сделал еще шаг, и рука командующего дрожа легла на крупнокалиберный
пистолет.
- Стой где стоишь.
Кровь бросилась мальчику в лицо. Обезумевшие от страха троглодиты
могли сделать с ним что угодно. Он был для них вещью, которую надо
научиться использовать, - и, значит, сами сделали себя вещами, которые
должен использовать он. Они же все тут вещи друг для друга, понял он.
Время болтать и молчать прошло, повторил он про себя. Пришло время
спасаться. Пришло время спасаться.
Близость и унизительная нелепость смерти сбили запрет.
- Я помогу вам, - раскрепощенно сказал мальчик. - Я помогу вам во
всем. Послушайте. У вас вражда со штабами. Но вы уверены, что бункер
неуязвим. Это не так.
- Что ты болтаешь?! - фальцетом выкрикнул министр.
- Это не так! В небе кружит сателлит-излучатель. Они задумали
провести его прямо над нами.
- Откуда узнал?! - хрипло спросил командующий.
Это была самая большая мерзость, которую мальчик сумел придумать. Он
не подозревал, что не лжет. То, что он все-таки смог солгать, заговорить с
бешеными зверями на их языке, принять их условия игры, - наполнило его
ощущением странной пустой свободы.
Он холодно улыбнулся под холодной прозрачной пленкой.
- Экстрасенсорное считывание, - сказал он, и сейчас же министр
вскочил с воплем:
- Загляни в его глаза! Он же нас ненавидит!
- Заткнись, баба!! - прервал премьер, и в наступившей тишине,
разрываемой лишь всхлипывающим дыханием министра, командующий отчетливо
буркнул себе под нос: "Можно подумать, ты его любишь..." Премьер снова
хлопнул ладонью по столу и сдержанно сказал:
- Продолжай, парень. Продолжай.
- Я хотел помешать им. Я хотел связаться раньше них с сателлитом и
дать ему команду на разгон, чтобы навсегда увести от планеты. Это можно
сделать со станции дальней связи, вы должны ее знать. Я понимаю
компьютеры. Но перепрограммировать сателлит отсюда я не могу без этого
прибора. Как смогут штабные специалисты - не знаю. Я - не могу.
- Что это за прибор?! - крикнул премьер. У него тряслись губы.
- Он и предназначен специально для составления компромиссных
программ. Мой приемный отец построил его.
- Твой отец?
Мальчик назвал имя. Премьер бросил взгляд на министра. Тот,
подтверждая известность и масштаб ученого, кивнул, потом глаза его
расширились - он вспомнил.
- Что? - шепнул премьер.
- Он числится... в убежище штабов.
- Так, - сказал премьер и нажал кнопку. Вошел стражник. - Пусть
парень подождет там.
Стражник приглашающе взмахнул автоматом. Мальчик покорно пошел к
двери, говоря все громче:
- Я помогу вам! Затемно я вернусь, исследуйте меня, делайте что
хотите, прибор я объясню вашим специалистам... Но сейчас - каждая секунда
дорога, поймите!
Дверь закрылась.
- Я не верю, - сказал министр.
- Какие у тебя данные по этим делам?
- Никаких. О намерении штабов использовать сателлит мне не известно.
- Возможность скомандовать ему такой маневр с какой-то станции
дальней связи очень проблематична. Разве что этот прибор чертов
действительно...
- Но сателлит-то существует?! - яростно спросил премьер.
- Да, - сказал министр после паузы.
Премьер прерывисто вздохнул.
- Всех электронщиков сюда, - сказал он, вставая. Подошел к прибору и
положил на него ладонь. - Мур-р. Вот тебе и мур-р.
- Этот сателлит... - проговорил командующий. - Он бы нам оч-чень
пригодился.
- То-то и оно, - задумчиво ответил министр.
И в этот миг запел зуммер селектора. Премьер, скривясь, щелкнул
переключателем.
- Что там еще?
- Господина министра внутренних дел вызывает дежурный офицер внешнего
наблюдения.
- Здесь премьер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12