… О, тогда они (или он , или она – все противоставшее) пожалеют, будут, искать его расположения. А уж он… и так далее. Конечно, эти чувства быстро проходили. И если случалось, что он потом оказывался прав делом и мыслью, достигал, совершал и возвышался (а так случалось не раз), то эти злые мальчишеские мечтания – повыламываться и благородно посчитаться – Александр Иванович никогда не исполнял, ибо глупость их была очевидна. Но и они были стимулом его действий.
(И не знал, кстати, Корнев, что не академики, которым «наверху в рот смотрят», продвинули В. В. Пеца в директора, а сработал все его лучший друг Виктор Пантелеймонович Страшнов. Он сам слетал в Саратов, познакомился с Валерьяном Вениаминовичем, убедился в его авторитете и положительности – и продвинул кандидатуру Пеца через Академию и ЦК).
К моменту прибытия Пеца чувства Александра Ивановича почти пришли в норму. Осталась настороженность, опаска уронить себя; разумеется, было и холодное уважение к теоретической мощи профессора. Но более всего он был озабочен тем, чтобы направить развитие работ в Шаре в то русло, которое наметил и начал прокладывать.
Они разговаривали сначала в кабинете, потом прогуливались по территории; Александр Иванович показывал Валерьяну Вениаминовичу, где что есть, что как делается… У Пеца был свой план освоения Шара, умеренный академический план: сначала изучить возможность жизни и работы людей в НПВ – постепенно, начиная от внешних слоев; исследовать свойства Шара (напряженность электрического поля, градиенты неоднородности, гравитационные искажения…). Для этого следовало организовать небольшой, сотрудников на двести, институт с мощным теоретическим отделом и вспомогательными, преимущественно измерительными лабораториями. После фундаментальных исследований – эдак года через три-четыре – можно дать рекомендации и для практического использования Шара. Но то, что он узнавал от Корнева, сокрушало его планы и портило настроение.
Факт разрушения Таращанска, печальный сам по себе, для развертывания работ в Шаре обернулся несомненным благом: явление следовало принимать всерьез. Были выделены немалые суммы, открыт доступ к лимитированным материалам, изделиям – и это даже в текущем году, не дожидаясь начала нового. Соответственно и Корнев не стал медлить, дал работу проектировщикам и строителям, загрузил заказами заводы, вступил в договорные отношения с серьезными организациями… Александр Иванович не спешил информировать Пеца о договорах, откладывал это напоследок. Но они как раз подошли к участку, огороженному забором с колючей проволокой по верху; за забором слышалась строительная деятельность и лаяли собаки.
– А здесь что – питомник? – недоуменно спросил Пец. – Ускоренное выращивание чистопородных гончих?
– Н-нет, – с заминкой ответил Корнев, – здесь будет лаборатория ускоренных испытаний бортовой аппаратуры. По хоздоговору с предприятием РК-14.
– РК-14… то самое, ракетно-космическое?
– Да.
– И на какую сумму договор, на какой срок?
– На семьдесят пять миллионов, на три года.
Пец только крякнул и не нашелся, что сказать.
– Оказывается, надежностные испытания сильно тормозят их разработки. Многие системы надо годами проверять в тяжелых режимах, прежде чем пускать в серию. Вот они и закупили наше ускоренное время наперед.»
Собаки бодро лаяли, оповещая, что здесь секретный объект, на который они, р-р-гаф! – ни одного шпиона не пропустят.
– Собак сами добывали? – хмуро поинтересовался профессор.
– Нет, заказчики привезли. И строят сами, материалы их…
В интонациях Корнева сквозило удивление, что Пец не одобряет сделку. А Валерьян Вениаминович был наслышан об этой фирме, об ее умении накладывать лапу, действуя деньгами -либо через правительство. «Не клевал тебя, парень, жареный петух, – думал он. – Подомнут – и прости-прощай широкие исследования! Ну, это мы посмотрим. И собак надо убрать». У него была застарелая, от времен, когда его ловили после побега, нелюбовь к охранным овчаркам.
Они направились к краю зоны, в сторону кирпичной трубы. Корнев шагал широко и вольно – привык. Валерьян Вениаминович Сделал каждый шаг с опаской, косился на дико искривленные пейзажи «внизу». Раздражение его возрастало: выходит, без него его 'женили – да еще на такой фирме! Вот и прикидывай: опротестовать договор – хлопотно, исполнять – может выйти еще хлопотнее. Но исполнять – все-таки дело, а отказываться – скандал,:склока, испорченные отношения… Черт знает что!
– Хорошо, – Пец решил переменить тему. – Какая здесь закономерность уменьшения кванта h с высотой?
Вопрос был прямой, как на экзамене. И Корнев почувствовал себя студентом на экзамене, студентом не из успешных. Он совсем упустил из виду этот чертов квант.
– Квант h… м-м… ну, чем выше, тем он меньше, – сказал он…
– Какие величины вы измерили? – не отставал профессор.
– Мы измерили… мы, Валерьян Вениаминович, измерили нечто большее, чем величину h, – бодро ответил Корнев. – Мы сняли барометрический закон по высоте, интересный вышел закон. С его помощью промерили изменение темпа времени до километровой высоты. Ну, а темп легко пересчитать и в квант…
Тут он по неуловимым признакам почувствовал, что внимание Пеца стало неодобрительным. «Нет, это не тот человек, которому стоит забивать баки. Надо начистоту».
– Не буду темнить. Валерьян Вениаминович, – вздохнул он, забирая нос в ладонь, – не меряли мы этот квант действия. У нас никто не знает, как его измерить.
– Вот это да! – Пец так и стал, подняв голову. – Нет, это бесподобно! А как же вы давали информацию ТАСС и газетам о соответствии моей теории? А если здесь вообще нет изменений кванта действия, что-то иное?
– Да что может быть иное, все сходится!
– Мало ли – сходится… Природа не очень-то милостива к кабинетным умствованиям. Не измерить за три месяца… ну, знаете! Ладно, – Валерьян Вениаминович снова сдержал себя, – расскажите, что вы измеряли и как.
Корнев рассказал, как они запустили в глубину Шара аэростат с барометрическим самописцем, датчиком сигналов, отсчитывали по длине вытравленного каната высоту, соотносили с ней присылаемые приборами по кабелю импульсы. Давление воздуха здесь распределено не так, как в атмосфере: до тысячи четырехсот физических метров убывает явно быстрее, а далее слабо меняющееся высотное разрежение. Время на высоте в полкилометра ускоряется примерно в сто пятьдесят раз, на восьмистах метрах – в три с лишним тысячи раз…
– Словом, ускоренного времени там завались… – рассказывая, Корнев, присел, вычертил пальцем на снегу кривую барометрического закона в декартовых координатах, кривую ускорения времени. Пец наклонился, смотрел. – Кроме того, мы поднимались на вертолете – до упора, на полтора километра. Выше винт не тянет.
– И что там? – нетерпеливо спросил Пец.
– Пространства тоже хоть отбавляй. Степень неоднородности на всех высотах умеренная, работать можно.
– А еще выше?
– Там – тьма. Сквозь нее, как мы ни глядели, ничего не просматривается: ни сеть над Шаром, ни аэростаты, ни небо.
– То есть, вы полагаете, там есть что-то непрозрачное?
– Вероятно. Какая-то черная муть.
– Муть? Не тело?
– Не похоже на тело. Понимаете… – Александр Иванович в затруднении «подоил» нос, – если присмотреться, замечаешь какие-то мерцания. Искорки, светлячки, блики… они мелькают быстро и едва различимо.
– И летчик видел?
– Да.
– Значит, не иллюзии. Что-то там есть.
Валерьян Вениаминович спрашивал, слушал, вникал – и отходил. Поначалу Корнев так ему не понравился: самоуверенной бойкостью, договором этим самозванным на 75 миллионов, а в особенности тем, что не провел азбучные измерения кванта действия, что он было решил отрицательно ответить на вопрос, поставленный ему Страшновым: подойдет ли Корнев в качестве главного инженера? Какой-то оголтелый авантюрный практицизм… Но постепенно он понял, что это вовсе не практицизм околонаучного выжиги – иное. «Надо же, запросто поднялся в вертолете на полтора километра в НПВ. Дело, равное выходу в космос: кто знает, что там такое?… И проблемы: можно ли жить и работать в Шаре – для него не существовало с самого начала. Разумеется, можно! И в теорию мою он поверил крепче, нежели я, – зачем ему еще эти кванты мерить?… Нет, его прыть не от спекулянтского духа, скорее, от поэтического жара души. Такому и было по плечу блистательное овладение Шаром, я бы не сумел…»
– А кванты действия по высоте, – въедливо сказал он, – необходимо измерить. И не откладывая. Хитрого ничего нет, в университете на кафедре физики наверняка есть стенд или даже переносной прибор, надо одолжить или скопировать. Это же скандал!…
II
Труба воздвигалась у северного края зоны. Здесь заметно покачивало. Трудились четверо. К Корневу подошел бригадир – пожилой худощавый мужчина в запачканной раствором брезентовой куртке и в шапке-ушанке.
– Александр Иванович, – сердито сказал он, – вы только поглядите, что у нас выходит. Сколь работаю, такого не бывало!
Они подошли к лесам. Трубу выгнали метров на двенадцать, и простому взгляду было заметно, что она искривлена, склоняется к эпицентру. Бригадир взобрался наверх, вытащил из кармана бечевку с грузилом:
– Смотрите, Александр Иванович, по отвесу.
Верно, бечевка искривилась точно по стенке трубы. Бригадир переместил отвес на выпуклую сторону – бечевка повторила кривизну и там.
– Правильно, по отвесу, – сказал Корнев бригадиру, когда тот спустился, – возводите дальше, до отметки «30».
– Так ведь обвалится.
– С чего она обвалится, если по отвесу! Я ведь объяснял, здесь такое поле тяготения.
– Кривая, вот и обвалится, – упрямился бригадир, недовольно глядя на Корнева. – Сроду у меня не было, чтоб криво-косо.
– И кирпичи падают, когда ветер, – поддержал его один рабочий. – Дунет – и кирпич валится. И шатает наверху.
– Вот-вот! – снова вступил бригадир. – Не буду я этого строить, не хочу срамиться. Завтра увольняться приду. Это цирк какой-то, а не строительство!
– Ну, как знаете, – сказал Александр Иванович, – насильно мил не будешь… Молодых надо набирать, – сказал он Пецу, когда они отошли. – Видите, как прежний опыт здесь человека подводит.
Валерьян Вениаминович вспомнил, как час назад учился ходить в НПВ, подумал: «Если начинать с этого, то придется набирать слишком уж молодых». Он оглянулся на кривую трубу.
– Почему Шар искажает поле тяготения, как вы полагаете?
– Как?! – Корнев остановился, выразил крайнее изумление. – Разве из вашей теории это не вытекает? Я ждал, что вы нам объясните!
Это был реванш за кванты. Пец понял, улыбнулся:
– Не вытекает, дорогой Александр Иванович, в том-то и дело, что не вытекает… А для чего вообще эта труба? Для котельной?
Корнев поглядел на него, будто оценивая: сказать правду или воздержаться? Решился:
– А ни для чего. Для приобретения опыта, навыков. И тот объект с собаками сносить, будем не достроив. И наше здание под снос пойдет, и ангары… В самом деле, разве можно здесь, на пятачке эпицентра, делать дела, если и шатает, и отвес кривой, да и места мало? Только для пробы, наловчиться работать в неоднородном мире. Людям, которые это сумеют, цены потом не будет.
– Потом?… Хорошо, выкладывайте свой замысел.
– Замысел простой, Валерьян Вениаминович: вверх. В глубь Шара. Там наше будущее, наши выгоды, результаты… и, видимо, наше понимание его. Для этого, во-первых, аэростаты долой, притянуть Шар накрепко, чтобы он жестко держал себя электрическим полем, во-вторых, здесь, внизу, только коммуникации и энергетика, только вход и ввоз, выход и вывоз. В-третьих… – Корнев загибал покрасневшие на холоде пальцы перед лицом Пеца, – гнать ввысь башню и одновременно, не дожидаясь ее завершения, заполнять отстроенные этажи лабораториями, мастерскими, стендовыми залами, отделами, службами… и там вести работы. Чем выше – тем быстрее, чем выше – тем просторнее. Честное слово, мне не по себе от мысли, что там, – он указал вверх, – вхолостую течет стремительный, час в минуту, а то и больше, обширнейший поток времени. Помните, у Маяковского: «Впрямь бы это время в приводной бы ремень, сдвинул с холостого – и чеши, и сыпь…» А?
Валерьян Вениаминович, заглядевшись на обращенное ввысь вдохновенное лицо Корнева, зацепился за трубу под ногами, едва не упал.
– А трубы эти, – он указал на поле, где лучами и переплетающимися фигурами сходились к центру тонкие и толстые черные стволы со штурвальными вентилями, – тоже для практики, руку набить? Ведь канавы для них не выкопаны, а теперь экскаваторы не пройдут. Не слишком ли дорогое обучение? – Он сегодня будто подрядился снижать корневский пафос.
– Это не для обучения, что вы! – даже обиделся тот. – Трубы будут в земле на нужной глубине, зароет их туда сам Шар. И фундаментный котлован он нам сделает, как миленький. Идея согласована с нашим архитектором Зискиндом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70