Самые противоречивые чувства охватили Ульянова при этом известии.
— Гм, ну, пошли посмотрим! — деловито произнес он и направился в зал.
Обстановка в зале была довольно странная. За двумя или тремя столиками расположилась весьма нетипичная для невского ресторана публика. Одеты эти люди были как рабочие, но манерами походили скорее на мелких чиновников или производственных мастеров. Ульянов машинально обратил внимание на этих людей и даже подсознательно почувствовал в них легавых, но больше всего в зале «Корнера» его поразило другое.
В центре зала за столиком, к которому направился Бени, сидели три крайне мудацкого вида человека и ели сухое печенье, предварительно макая его в портвейн. Одним из этих сладкоежек был Коба. В другом Ульянов сразу узнал того самого грязного и лохматого типа, которого Лева Бронштейн напугал до полусмерти в лавке Каскада. Третьим членом сей странной компании был никто иной, как недавний похититель ульяновского чемодана.
Император то ли не заметил вошедшего в зал Ульянова, то ли не узнал его. Последнее было не так уж удивительно: сидевшие в «Корнере» жандармы также не узнали Ульянова — на имевшихся у охранки фотографиях он был запечатлен с бородкой и усами.
— Ну-с, и который здесь император? — иронически осведомился Ульянов.
— Вон тот, прямо против нас, — прошептал Бени.
— Это вовсе не император! — довольно громко сказал Ульянов. — Это полковник Бздилевич.
— Как!? — вырвалось у Бени.
— Вы в этом уверены? — неожиданно воскликнул один из сидевших вокруг «рабочих».
— Совершенно уверен, — ответил Ульянов. — Я уже десять лет знаком с этим прохвостом.
Ульянов спокойно вытащил из кармана свой толстый бумажник и, вручая мнимому рабочему (это был переодетый капитан Жмуда) десятку, распорядился:
— Друзья, набейте-ка ему морду, как следует!
Жандармов, услышавших имя разыскиваемого полковника, два раза просить не пришлось. Двое из них уже через мгновенье волокли упиравшегося императора к выходу.
— И этому тоже! — продолжал командовать Ульянов, и капитан Жмуда с готовностью ударил Распутина по шее.
— Да и этому заодно! — добавил Ульянов, махнув рукой в сторону Кобы.
Хотя жандармам было известно, что Коба их агент и в некотором смысле даже участник данной операции, сейчас ему это не помогло. Он уже, что называется, попал под горячую руку.
После того как всю почтенную троицу выволокли из зала, Ульянов осмотрелся кругом и сказал:
— Мне здесь сегодня не понравилось, Бени. Давай лучше переберемся в «Метрополь» и спокойно поужинаем.
C.-Петербургское время 0 часов 0 минут
(С 30 на 31 декабря 1905 года)
За час до полуночи арестованных доставили в Петербургское охранное отделение, а ровно в полночь в этот залитый лунным светом красивый особняк у Биржевого моста прибыл сам генерал.
Хотя Адольфа Арнольдовича уже известили по телефону об успехе операции, особого кайфа он не испытывал. Во-первых, кому охота в полночь являться на службу? Во-вторых, Барсукевич давно уже клал на всю эту службу! Наконец, в-третьих, он был не слишком высокого мнения о своих подчиненных, а потому предпочитал увидеть все своими глазами, прежде чем радоваться.
Не без скептической мины генерал выслушал доклад счастливого капитана Жмуды, а затем отправился самолично взглянуть на арестованных. Приближаясь к отдельной камере, в которой содержалась вся троица, Барсукевич уже был несколько встревожен. В рассказе капитана ему показалось подозрительным, что задержанный полковник Бздилевич даже будучи избитым величал себя императором и угрожал жестоко расправиться со всеми «оскорбляющими его величество евреями».
Адольф Арнольдович нашел наконец нужную камеру, заглянул в глазок, и его худшие опасения сразу же подтвердились: Коба с Распутиным, восседая на нарах, ожесточенно резались в какую-то карточную игру, а на параше сидел в жопу пьяный и избитый российский император.
Адольф Арнольдович тяжело вздохнул. Не то, чтобы он боялся разноса. Разноса конечно в этой ситуации не миновать, но за долгие годы он привык относиться к служебным неприятностям, как к явлению приходящему и уходящему.
Генерал тупо смотрел в глазок камеры и думал о том, какая противная суета ему теперь предстоит. А предстоит ему давать объяснения императору по поводу случившегося и убеждать его величество хранить в секрете события этой ночи, тайно доставлять Николая II и Распутина в Зимний дворец и отправлять наконец в Сибирь бестолкового и противного Кобу, преподносить в каком-то виде суть происшедшего своим подчиненным и усиливать охоту на Владимира Ульянова, и т. д., и т. д., и т. д.
Продолжая смотреть в глазок, Адольф Арнольдович прошептал:
— Жаль, что нельзя оставить все, как есть. Весьма символичная коллекция болванов!..
B новом 1906 году (вместо эпилога)
Вернувшись в свой дворец, император получил нагоняй от жены и признал ее правоту по всем пунктам. Помирившиеся супруги заперлись в Царском Селе; при этом царственный полковник пьянствовал жестоко, но гулять больше не выходил. И правильно делал — на улице ему могли и в лицо плюнуть!
Никто никогда больше не видел Льва Абрамовича Каскада. Когда в середине января Анжелика в очередной раз наведалась на Шпалерную, прыщавый писарь высоким голосом сообщил ей, что гражданин Каскад переправлен в ведение МВД некой губернии N, и дальнейшими сведениями о нем администрация не располагает.
После неудавшегося покушения на императора Бени совсем приуныл. Прекрасная Анжелика была к нему по-прежнему холодна, и юный итальянец окончательно разочаровался в прелестях северной столицы. В первых числах февраля он собрался в Неаполь.
Его провожала Анжелика. По дороге на вокзал красавица впервые задумалась, а не зря ли она так легко отвергла столь пылкого и экзотического поклонника. Но менять что-либо было уже поздно. Они обменялись двумя-тремя пустыми фразами, Бени печально посмотрел ей в глаза, она растерянно улыбнулась, и молодые люди расстались, чтобы встретиться вновь лишь двадцать лет спустя.
После поражения Декабрьского вооруженного восстания начался период постепенного спада революции. Да и не одной революцией жил в те годы русский народ. Это было начало века научно-технического прогресса. Даже в отсталой России новые веяния ощущались на каждом шагу: развивались электричество и телефонная связь, возросло число автомобилей. Да и в политике грянули неслыханные для России перемены: в конце апреля 1906 года была созвана I Государственная дума! Все менялось, но оставались прежними тюрьма на Шпалерной и знаменитые питерские «Кресты». Их даже пришлось несколько расширить!
По всей стране свирепствовали карательные отряды, беспощадно расправлявшиеся с рабочими и крестьянами. Были арестованы и сосланы на каторгу многие большевики. Ульянов оставался в России на нелегальном положении. Он жил по чужим паспортам, выдавая себя то за В. Ильина, то за Иванова, а порой и за Карпова. Ему часто приходилось менять квартиры, с тем чтобы избежать ареста. Полиция несколько раз возбуждала дело о его аресте и буквально охотилась за ним.
Однажды после совещания партийных работников в ресторане «Вена», на котором Ульянов выступал с докладом, он, выйдя на улицу, обнаружил за собой слежку. С трудом ему удалось оторваться от преследователей. Не заходя домой, он уехал в Финляндию.
Летом 1906 года Ульянова часто можно было видеть в окружении бородатых чухонских крестьян на берегах живописных карельских озер. Вместе с этими суровыми, но добрыми людьми на лоне восхитительной северной природы Ульянов охотился, рыбачил, пил ядреную финскую водку и варил крепкую тройную уху. Вечерами, полулежа на травке, возле традиционного костра он слушал бесконечные северные баллады, которые исполняли для него эти бородачи, а сам делился с ними своими сомнениями о настоящем и о будущем. Эти люди плохо понимали его, да он, по правде сказать, и не нуждался в их понимании.
Он ни о чем не жалел в то лето, но ближе к зиме уехал в Швейцарию.
Началась его вторая эмиграция.
Январь-август, 1996 год

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17