Я изумлялся этому и почти не верил - до тех пор, пока не вычитал где-то, что даже внутри железа обитают микробы, т.е. - живые существа. И они, будто бы, даже при плавлении этого самого железа не гибнут! Значит - беспредельна мощь и фантазия природы.
Поэтому, если вам, далeкие потомки, этот тип известен, то нечего и рассусоливать, а если он окончательно исчез, то вы всe равно не поймeте, что это такое...
Ш. ШУШЕРА (всякая)
- Ты у Петровых был?
- Был.
- А Сидоровы там были?
- Нет.
- А Ивановы?
- Нет.
- А кто ж был-то?
- Да всякая шушера.
- А-а-а...
Такой разговор я услышал однажды - и задумался.
В самом деле, что это за шушера такая? - безымянная, но не требующая пояснений.
И в процессе размышлений облик шушеры стал проясняться.
Шушера - единственный коллективный тип. Все остальные имеют своих представителей, которых можно вычленить, о которых можно рассказать. У шушеры представителей нет. Никто по отдельности не может быть назван шушерой, это - количественное понятие.
При этом смотрите какая странность бывает: соберутся, например, трое, но никто не говорит: шушера. А подошeл четвeртый - и тут же всякий опытный в жизни человек безошибочно скажет: шушера собралась! Значит, этот самый четвeртый и есть тот, кто делает троих шушерой, на нeм, значит, вся ответственность? Но вглядишься в него - нет никаких особенных примет и признаков, он абсолютно не отличим от прочих!
Тут какой-то процесс, похожий на химический: когда одна крупинка, добавленная в жидкость, вдруг делает всю еe кристаллической.
Впрочем, сравнение неудачное. Шушера - это нечто мягкое, пыльное, серое. Шелестящее. Шуршащее. Шу-шу-шу.
Непонятно, почему к слову "шушера" почти всегда добавляют: "всякая". По моим наблюдениям она как раз не всякая, она - единообразная.
Шушера водится абсолютно везде, безмолвно возникая (хотя это безмолвие с виду может быть шумным) и безмолвно исчезая, как только пахнет жареным.
Кстати о жареном. Когда люди людей жгли на кострах, шушера обязательно присутствовала. Она стояла и глазела, переживая непостижимое, сугубо шушерское чувство удовлетворения, которое можно выразить словами: "Не нас жгут!". Одного этого шушере достаточно для счастья. В защиту еe можно сказать, что хвороста в костeр она, как правило, не подбрасывала. Зачем светиться? Она расступалась перед теми, кто нeс хворост, но сама руки не марала.
Но это было давно.
Во второй половине 20-го века, в России, шушера была в периоде наибольшего благоденствия. До этого и ей доставалось лихо: слишком частой была гребeнка, которой прочeсывали народ. А годов примерно с шестидесятых она обрела покой и уверенность в завтрашнем дне, который, впрочем, шушеру не интересует. Шушере интересно шушерствовать сегодня, сейчас, здесь.
Нет, я не тех имею в виду, кто был во всeм послушлив, тих и незаметен. Незаметность, если вдуматься, тоже рано или поздно бросается в глаза. Шушера, в сущности, - невидима. Как это получается, я не знаю. Вижу: толпа. Несколько знакомых лиц, а остальное, естественно, шушера. Бегу быстрей, чтобы вглядеться хоть в одно лицо, запомнить, чтобы узнавать потом. Прибегаю - нет шушеры. Старик с бородой, женщина с сумкой, подросток с прыщами. И никого из них шушерой назвать не позволяет совесть и чувство справедливости. Отойдeшь, обернeшься: что за оказия, - шушера стоит! - и много! Опять приблизишься - опять еe нет!
Я отчаялся разрешить эту загадку.
Предлагаю другим поломать над ней голову.
А поломать надо, потому что именно от неe, от шушеры, как начинаю я понимать, зависит в общем и целом, что с нами будет.
Да, конечно, принимает решения кто-то там, у кого и фамилия есть, и должность. Но от кого он принимает-то, вот вопрос? Я искал, искал (мысленно) - и не нашeл. И подумал: значит, от шушеры, больше не от кого.
Вот смотрю в телевизор.
Крупным планом показывают народных чаятелей. И лицо каждого, в общем-то, заслуживает уважения. Пусть тот явно дурковат, а этот явно злобен, а этот явно озабочен чем-то личным, но вот, смотришь, лицо приятно-задумчивое, а вот вообще умное и человеколюбивое.
Тут камера взяла общий план - и всe во мне холодеет, я узнаю еe: шушера! Шушера шевелится, шуршит бумагами, шушукается, шепчет - и, кажется, ничего не делает! Огонь не разводит, дровишек не подбрасывает, - но горим ведь, братцы, горим синим пламенем!
...И помещаю я этот непреходящий тип в энциклопедию типов уходящих с одной лишь целью: может, кто-то из коллективного, говоря математически, многочлена шушеры захочет вычлениться и рассказать о шушере всю тайную правду, пусть даже анонимно, объяснить наконец, в чeм еe сила?!
Пока же всe хожу бесплодно по шушерским сборищам. Вглядываюсь, вдумываюсь.
Недавно стою с краешку. Слушаю.
Вдруг сзади - скрипучий презрительный голос.
Повернулся.
Человек полусредних лет, вроде меня, и даже наружностью похожий, высокомерно цедит:
- Шушера всякая! - глядя прямо мне в глаза...
Щ. ЩИПАЧ
Этот очерк будет, как и предыдущий, кратким, потому что у автора личная неприязнь к шипящим звукам, объясняемая особенностями его дикции, а также к тем типам, которые попались на буквы Ш и Щ.
Щипач, к тому же, в сущности, - из шушеры. Он невидим и неуловим.
Всем, я думаю, известно, что слово это - из воровского жаргона, обозначает оно ловкого карманника, сумочника и т.п.
Не любя этого жаргона, я вынужден им пользоваться (иначе современники меня просто не поймут). И даже, как видите, назвал жаргонным словом тип, который гораздо шире, чем название воровской профессии.
Хотя начнeм всe-таки с криминальной иллюстрации. Один мой знакомый, богатей, мелкий промышленник и крупный финансист, не раз попадал в неприятности. И прогорал на крупные суммы, и в карты деньги проигрывал, и даже его квартиру один раз ограбили какие-то дикие гастролeры, не признающие авторитетов. Но все эти убытки он принимал стоически и даже смеялся, рассказывая о них.
И вот встречаю его - и не узнаю. Губы дрожат, как у обиженного мальчика, в глазах аж слeзы! Рассказывает: поехал в воскресный день на рынок за продуктами для семьи. И стянули у него в рыночной толчее деньги. Главное, он бумажник в руках держал! А сунулся внутрь - там пустота, рука насквозь проходит, потому что какой-то искусный щипач прорезал бумажничек и тихо-смирно всe оттуда вынул.
- Не то обидно, что денег жаль! Деньги-то маленькие, ну, миллиона два, может! (Дело было в 97-м году.) Обидно - как с трупа снял, понимаешь? Противно, понимаешь? То есть - ну, я не знаю... - путался мой знакомый, не умея выразить словами, что же именно его так оскорбило и обидело.
Но я понял его. Есть, действительно, что-то гадкое, омерзительное в таинстве щипаческого ремесла - не для щипача, конечно, а для "клиента". Приятно ли чувствовать, что с тобой обошлись как с бесчувственным бревном и, в самом деле, чуть ли не трупом, жертвой, даже не почуявшей, что ты жертва?
Щипач с большой буквы, Щипач настоящий - он не какой-нибудь карманник, хоть и действовал всегда по тем же принципам и с той же ловкостью. Его не денежная мелочь интересовала, а кое-что посущественней.
Вот, помню: детство. Происшествие: на зелeной стене мальчиковой уборной кто-то слово написал. Маленькое слово, но большими буквами. И нас таскают по очереди в комнату, где сидят дяди и тeти. Пришла моя очередь.
- Ты, конечно, этого слова не писал? - спросили ласково.
- Нет...
- А может, всe-таки писал? Мы ведь экспертизу проведeм!
Мне становится страшно. Нет, писал не я, но - экспертиза! Необычное слово, из детектива какого-то! Мало ли что она там покажет!
Горло перехватывает, я молча отрицательно трясу головой.
- Но ведь ты знаешь, кто писал? - спрашивают утвердительно.
И мне опять страшно, потому что я действительно знаю, кто. И не только я, человек десять вместе со мной наблюдали, как долговязый Витька Шпиндель (это - кличка) старательно выводил слово огрызком кирпича.
Я опять трясу головой.
- Пойми, - говорят мне. - Это не просто хулиганство, это, можно сказать, политический акт. Ведь комиссия приезжала вчера и увидела!
Я трясу головой, на этот раз утвердительно. Да, акт, согласен. Да, ходили какие-то в костюмах. Я ещe удивился: в такую жару!
Но дяди и тeти моe киванье по-своему поняли.
- Значит, ты всe-таки знаешь?
- Нет!!!
- Пойми, нам ведь уже сказали, кто это. Мы просто хотим проверить, ты честный пионер или нет.
Я был честный пионер.
- Это ведь Витя Шпиндюгин? Да?
Я плачу.
- Конечно, это он! Все говорят! - слышу я как сквозь вату чей-то голос.
И меня отпускают. И долго, очень долго потом я чувствую себя обворованным: будто кто-то, лишив меня воли и сознания, залез ко мне в душу и отщипнул кусок, - и вот болит недетской болью.
Но - кто? Вожатая наша Люся - хороший человек. И Илья Сергеевич хороший человек. И Марина Витальевна, хоть и любит поворчать, тоже ничего себе. Кто? Кто тот щипач был, - думаю я теперь, - кто с таким искусством всe это сделал?...
Или вот я в юности. Меня принимают в комсомол. Опять - комната, тeти и дяди. Молодые - и взгляды их стройны и упруги, как борзые собаки.
- С одной стороны, ты показал себя разбирающимся в Уставе, - говорят мне. - С другой стороны, выбор тобой на школьном литературном вечере полгода назад сомнительного стихотворения писателя-эмигранта, хоть и покойного, Бунина говорит о том, что у тебя есть серьeзные недоработки в вопросе работы над собственным морально-идейным обликом. Ты согласен?
Я киваю.
- Он, я думаю, наверстает! - Другой голос. - С его способностями! Мы можем оказать ему доверие, и он оправдает его. Ведь оправдаешь?
Я киваю. Мне плохо. Все уже в комсомоле, все уже прошли этот страшный кабинет, а я из-за болезни припозднился. Неужели не примут? Неужели я хуже всех?
Что-то ещe говорят. Я не вникаю в смысл. Я вижу только, что мне протягивают руку и красную книжицу. Я подхожу ватными ногами. Кругом улыбки. Я счастлив.
Я выхожу. Весенний тeплый ветер высушивает мокрое моe лицо. И вдруг я понимаю, что опять кто-то залез ко мне в душу, опять отщипнул кусок, я чувствую опять себя обворованным, униженным и оплeванным, со мною поступили, как с куклой, как с куском дерева, как с трупом!
И много, много было таких случаев. Только уворачивайся - невидимые руки невидимых щипачей шустрили со всех сторон.
Потом я повзрослел и, имея уже изрядно общипанную душу, начал различать сквозь обычные лица физиономии тех щипачей. И совсем уже разгадал - но тут кончилось их время.
И стал я радостно лечить душу, подпитываясь воздухом свободы.
Но вдруг выяснилось, что не только свободой душа жива. Есть и другие глупые вещи, навроде хрестоматийных веры там, надежды там и, извините за выражение, любви.
А раз есть это, то есть и Щипачи. То щипач из-за хамящего плеча новейшего чиновника высунется - и хвать! - а ты и не почуешь, а чиновник вроде и не при чeм, он ведь на предмет государственной пользы хамит, а не просто так. То из родимого телевизора - родимая же рука. Главное, ты думаешь, что тебе всего-навсего лапшу на уши вешают: дело привычное, сидишь, обираешь. А опомнился: опять от души отщипнули! Или - девушке милой простодушно и бескорыстно улыбнeшься, а пропитый мужской голос сбоку тебе в ухо: "Сто за час, товар свежий!". Двинешь его локтем с досадой, отойдeшь - и чувствуешь, что легче стал. Не в хорошем смысле слова. Опять, значит... Обернeшься: щипача след простыл.
Да что говорить...
Не хочу больше об этом говорить...
Противно.
Утешает лишь, что щипачи всe более легализируются. Прямиком подходят и говорят: "Ну-ка, ты, держи карман шире, а душу нараспашку. Щас чистить будем".
Тоже, конечно, неприятно, но хоть без лицемерия, открыто, можно сказать, - честно.
Ъ. ШТУЧНЫЕ ОРИГИНАЛЫ. I
Подобно тому, как есть буква Ъ, но нет звука, ею обозначаемого, существуют среди людей оригиналы, которых не типизируешь, не назовeшь каким-то общим словом - это, можно сказать, нетипичные типы или - штучные оригиналы. И, пользуясь тем, что в алфавите русском есть три буквы, с которых не начинается ни одно слово, я хочу рассказать хотя бы о трeх таких оригиналах - о трeх из великого множества.
И начну с того, кто заставил меня нарушить обещание, данное читателям и самому себе: не трогать женщин.
Эту женщину я не могу обойти, не могу не рассказать о ней, потому что, может быть, оригинальней еe никого не встречал.
Зовут еe, допустим, Нина Котова. (Это единственное изменение в абсолютно реальной истории, на пересказ которой, кстати, я получил от героини разрешение.)
Она всегда была - сгусток энергии. Работала в газете в одном из небольших городов Саратовской области. Основала музей какого-то именитого земляка. Организовала народный театр. Писала стихи и рассказы. Взяла себе в мужья лучшего мужчину, которого можно было найти в городе. Но всe ей было мало, неукротимая энергия требовала ещe какого-то выхода.
Однажды она купила на лотке и прочла книгу из тех, что называют криминально-эротическим чтивом. И воскликнула: "Да я сама таких сто напишу!".
И написала одну книгу для пробы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24