Это время еще настанет, но немного поздней. Когда я снова открыл глаза и навел бинокль, Сулейман Дада уже поднес к губам мегафон.
– Добрый вечер, Харри, мой дорогой друг. Я не сомневаюсь, что ты узнаешь эту юную леди, – он сделал жест в сторону Шерри, и она устало подняла к нему взгляд. – После того, как ей были заданы несколько вопросов – процедура эта доставила ей некоторый дискомфорт – я наконец, убедился, что ей неизвестно, где находится имущество, в котором так заинтересованы я и мои друзья. Она говорит, что ты его спрятал.
Сулейман сделал паузу, вытер потное лицо полотенцем, услужливо поданым ему одним из его людей, а затем продолжал:
– Она меня больше не интересует – разве только как заложница, которую можно обменять.
Он сделал жест, и Шерри увели вниз. Что-то холодное и скользкое шевелилось у меня в животе, когда я увидел, что ее уводят. Я спрашивал себя – увижу ли я ее снова – живой.
На пустой палубе появились четверо людей Сулеймана Дада. Каждый был обнажен по пояс, и лучи прожектора играли на их темных гладких мускулистых телах.
У каждого в руках была рукоятка от топорика. Они молча встали по углам открытой палубы. Затем два охранника вывели в центр ее какого-то человека. Руки его были связаны за спиной. Охранники встали у него по бокам, вынуждая сделать медленный круговой поворот, чтобы все могли его увидеть, а в это время через громкоговоритель прогромыхал голос Сулеймана Дада:
– Если я не ошибаюсь, ты узнаешь его? – я вглядывался в сгорбленную фигуру человека, облаченного в холщовый тюремный комбинезон, который болтался на его тощем теле серыми грязными клочьями. Его кожа была бледной, с восковым оттенком, глаза запали, а длинные редкие волосы свисали жирными прядями ему на лицо, заросшее редкой кудрявой бороденкой. Зубов у него не было, возможно, они были выбиты бесцеремонным ударом.
– Ну, Харри? – Сулейман Дада задорно рассмеялся в мегафон. – Отсидка в тюрьме Зинбалла творит с человеком чудеса, не правда ли? Но, конечно, арестантская одежда не так нарядна, как форма инспектора полиции.
Только тогда я узнал бывшего инспектора Питера Дейли, человека, которого я сбросил с палубы «Балерины» в воды внешней лагуны перед тем, как скрыться от Сулеймана Дада, бежав через пролом в Пушечном Рифе.
– Инспектор Питер Дейли, – подтвердил Сулейман Дада с насмешкой. – Человек, который меня сильно подвел, Харри. А я ужасно обидчив. Я захватил его с собой на всякий случай, и это была мудрая предосторожность. Я полагал, что наглядные действия более убедительны, чем словесные описания.
Он снова остановился, чтобы вытереть лицо, и сделал глоток из протянутого ему стакана. Дейли упал на колени и взглянул вверх на человека на мостике. На его лице было жалкое выражение, слюнявым ртом он молил о пощаде.
– Итак, мы можем продолжить, если ты готов, Харри, – прогудел Сулейман и один из охранников достал большой черный матерчатый мешок, который он натянул на голову Питеру Дейли и обвязал вокруг шеи веревкой. Его грубо заставили подняться. – Эта наша собственная версия игры в жмурки.
Сквозь стекла бинокля я увидел, что перед холщовых брюк Дейли промок – видимо, от ужаса не выдержал его мочевой пузырь. Скорее всего он уже был знаком с этой игрой во время своего пребывания в тюрьме Зинбалла.
– Харри, я хочу, чтобы ты привлек свое воображение. Представь, что на месте этого грязного сопливого выродка твоя очаровательная юная барышня, – Дада тяжело вздохнул, но когда стоящий возле него матрос подал ему полотенце, Сулейман нанес тому бесстрастный удар, отчего бедняга перелетел через весь мостик, а затем как ни в чем ни бывало продолжал: – Представь ее изумительное юное тело, представь ее восхитительный страх, когда она стоит в темноте, не зная, что ее ждет.
Два охранника принялись вращать Дейли между собой, как принято в детской игре, и он пошел кругами. До меня слабо доносились крики ужаса, заглушённые тканью. Внезапно два охранника отступили от него и вышли из круга полуобнаженных людей с палками наготове. Один из них уперся рукояткой в поясницу Дейли и с силой толкнул его. Дейли зашатался и полетел через палубу, где его уже поджидал другой, нацелясь ткнуть его в живот.
Шатаясь, он кидался взад и вперед, подгоняемый толчками дубинок. Постепенно мучитель увеличивал силу ударов, пока, наконец, один из них замахнулся дубинкой, как топором на дерево, и она разбила несчастному ребра. Это был сигнал прикончить жертву, и как только Питер Дейли свалился на палубу, они обступили его. Дубинки ритмично взлетали и опускались, и через лагуну доносились звуки ударов. Мы наблюдали за происходящим с отвращением и омерзением. Затем они один за другим устали и отошли в сторону, чтобы отдохнуть от своих неприятных трудов, а смятое разбитое тело Питера Дейли осталось лежать в центре палубы.
– Жестоко, ты скажешь, Харри – но ведь ты не станешь отрицать, что весьма эффективно?
Меня мутило от варварской жестокости этой сцены, а Чабби пробормотал возле меня: «Он чудовище, я никогда не слыхал о чем-то подобном».
– Даю тебе время до завтрашнего полдня, Харри, ты должен прийти ко мне безоружными и с пониманием. Мы поговорим, придем к соглашению по конкретным пунктам, обменяем наши ценности и расстанемся друзьями.
Он замолк, чтобы взглянуть, как один из его людей привязал к щиколотке Питера Дейли шнур, и они подвесили его к мачте судна. Там он повис, болтаясь, как какой-то гротескный отвратительный вымпел. Лорна Пейдж впилась в него взглядом, откинув голову назад. Волосы упали ей на спину, а губы от волнения слегка раскрылись.
– Если ты, Харри, не проявишь понимания, то завтра в полдень я совершу морскую прогулку вокруг острова, а на мачте будет вот так же болтаться твоя подружка. – Дада указал на труп, чья завязанная голова моталась из стороны в сторону, в нескольких футах над палубой.
– Подумай об этом, Харри. Можешь не торопиться. Обдумай все хорошенько.
Внезапно прожектор погас, а Сулейман Дада начал медленно спускаться к себе в каюту. Мэнни Резник и Лорна Пейдж спустились вслед за ним. Мэнни шел нахмурясь, как будто обдумывал какую-то сделку, но было заметно, что Лорна в полном восторге.
– Кажется, меня сейчас вырвет, – пробормотал Чабби.
– Тогда побыстрей, – ответил я. – Нам еще многое надо успеть сделать.
Я встал и тихо пошел назад в пальмовую рощу. Мы по очереди копали яму, пока другой стоял на посту среди деревьев. Мы не пользовались фонарем, боясь привлечь внимание со спасательного судна, и оба изо всех сил старались хранить тишину, чтобы вдруг из рощи не раздался звук металла о металл.
Мы подняли оставшиеся ящики с гелигнитом и необходимым оборудованием, а также ржавый казначейский сундучок, и перенесли их к тщательно выбранному месту ниже крутого склона пика. В пятидесяти ярдах вверх по склону была небольшая земляная складка, скрытая густо поросшим кустарником и травой.
Мы вырыли еще одну ямку для сундучка. Мы копали глубоко, пока не наткнулись на воду, снова упаковали сундучок и перезахоронили его. Чабби взобрался вверх к потайному укрытию и сделал там кое-какие приготовления.
В это время я перезарядил автомат, обернул его вместе с пятью запасными магазинами в старую рубашку и закопал, присыпав лишь на дюйм песком, рядом со стволом ближайшей пальмы, где вода недавнего дождя прорезала узкое сухое русло, спускавшееся со склона. Прорытая водой канавка и дерево были в сорока шагах от того места, где мы закопали сундучок, и я надеялся, что это достаточное расстояние. Канавка была в глубину не более двух футов и могла послужить небольшим укрытием.
Луна взошла после полуночи, и стало достаточно светло, чтобы нам еще раз проверить наши приготовления. Чабби удостоверился, что я отлично виден из потайного укрытия на склоне, когда я стоял возле мелкого русла. Затем я взобрался к нему и еще раз проверил сам.
Мы закурили по сигаре, загораживая огонь спички и горящий конец сигары согнутой ладонью, и заново обсудили все мелочи нашего плана. Я особенно беспокоился о том, чтобы не было непонимания относительно времени и сигналов, и я заставил Чабби повторить все еще раз. Он послушался, театрально изобразив мучительное терпение, и я был удовлетворен. Мы погасили окурки, закопали их в песок и спустились вниз по склону, неся пальмовые ветки, чтобы замести следы нашей деятельности.
Первая часть моего плана была завершена, и мы вернулись туда, где еще были спрятаны остатки взрывчатки и золотая тигриная голова. Мы перепрятали голову, а затем я приготовил полный ящик гелигнита. Это был сверхмощный заряд, способный убить в десять раз больше людей – но я никогда не экономил там, где могу получить удовольствие по высшему разряду.
Мы не сможем воспользоваться электрическим взрывателем и проводом, поэтому пришлось положиться на карандашный детонатор. У меня к этим темпераментным штучкам стойкое недоверие. Их действие основано на работе кислоты, проедающей тонкую проволоку, которая держит молоточек на пороховой головке. Как только кислота перегрызает проволоку – головка взрывается. Задержка взрыва регулируется концентрацией кислоты и толщиной проволоки. Однако здесь возможны значительные погрешности во времени, и однажды я попал из-за этого в неприятную ситуацию, едва не стоившую мне жизни. Но в данном случае у меня не было выбора. Я выбрал заряд с шестичасовой отсрочкой взрыва и приготовил его для использования с гелигнитом.
Среди оборудования, не попавшегося на глаза грабителям, был и мой старый кислородный аппарат циклического действия. Это подводное устройство также опасно в применении, как и карандаши-таймеры. В отличие от акваланга, где используется сжатый воздух, этот прибор работает на чистом кислороде, который фильтруется и, очищенный от углекислого газа после каждого вздоха, снова возвращается к тому, кто им дышит. Кислород, вдыхаемый под давлением более двух атмосфер, не менее страшен, чем угарный газ. Другими словами, если вы дышите на глубине тридцати трех футов чистым кислородом, то вы рискуете жизнью. Чтобы работать с этой опасной штуковиной надо уметь хорошо ворочать мозгами, но у нее есть одно ценнейшее преимущество: на поверхность не поднимаются пузыри, которые бы могли привлечь внимание часового и выдать ему вашу позицию. Чабби нес приготовленный ящик гелигнита и ружье, и мы возвращались на пляж. Только после трех часов я одел и проверил дыхательное кислородное устройство, а затем отнес взрывчатку к воде и проверил ее на плавучесть. Требовалось несколько футов свинцовых грузов, чтобы она не всплыла, и с ней можно было легче обращаться в воде.
Мы подошли к воде с пляжа, расположенного за мысом от залива, где стояло на якоре патрульное судно, и работали под прикрытием поросшей пальмами песчаной косы.
Это был долгий и утомительный заплыв. Мне пришлось обогнуть косу и войти в залив – расстояние в целую милю. При этом я тянул за собой ящик со взрывчаткой. Он тяжело продвигался сквозь воду, и я плыл почти час, прежде чем надо мной показались огни, зажженные на судне. Прижимаясь к днищу, я двигался чрезвычайно медленно, осознавая, что лунный свет сделает из меня отличную мишень на фоне светлого песчаного дна лагуны – вода была прозрачна, как джин, и лишь двадцать футов глубиной.
С облегчением я медленно подплыл к темной тени, которую отбрасывал трюм спасательного судна, зная, что здесь меня не смогут обнаружить. Я несколько минут отдыхал, а затем размотал нейлоновый шнур, висящий у меня на поясе и привязал ящик с гелигнитом. После этого я по часам проверил время – светящиеся стрелки показывали десять минут пятого. Я сломал стеклянную ампулу карандаша-таймера, выпуская кислоту, чтобы она начала свое медленное разрушающее действие на кусочек провода, а затем снова вернул ее в гнездо в ящике со взрывчаткой. Через шесть часов, чуть раньше или позже, все это взлетит в воздух с силой, равной мощности двухсотфунтовой воздушной бомбы.
Я поднялся со дна лагуны и осторожно приблизился к трюму судна. Он был грязный, поросший свисающими склизкими усами морской растительности и толстым чешуйчатым слоем налипших на него моллюсков. Я осторожно двинулся вдоль киля, думая, к чему бы подвесить мой груз, но ничего подходящего не было, и я вынужден был воспользоваться лопастью винта. Я привязал к нему ящик нейлоновым шнуром, и когда закончил работу, был уверен, что если судно будет идти даже на полной скорости, то сопротивление воды не сможет сорвать мое устройство.
Наконец, удовлетворенный, я снова опустился на дно лагуны и не спеша отправился в обратный путь. Теперь я плыл значительно быстрей, не обремененный ящиком со взрывчаткой. Чабби уже поджидал меня на берегу.
– Все устроил? – тихо спросил он, помогая мне снять дыхательный аппарат.
– Главное, чтобы не подвел тот карандаш. – Я так устал, что обратный путь через рощу показался мне вечностью, еле передвигал ноги в незашнурованных ботинках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Добрый вечер, Харри, мой дорогой друг. Я не сомневаюсь, что ты узнаешь эту юную леди, – он сделал жест в сторону Шерри, и она устало подняла к нему взгляд. – После того, как ей были заданы несколько вопросов – процедура эта доставила ей некоторый дискомфорт – я наконец, убедился, что ей неизвестно, где находится имущество, в котором так заинтересованы я и мои друзья. Она говорит, что ты его спрятал.
Сулейман сделал паузу, вытер потное лицо полотенцем, услужливо поданым ему одним из его людей, а затем продолжал:
– Она меня больше не интересует – разве только как заложница, которую можно обменять.
Он сделал жест, и Шерри увели вниз. Что-то холодное и скользкое шевелилось у меня в животе, когда я увидел, что ее уводят. Я спрашивал себя – увижу ли я ее снова – живой.
На пустой палубе появились четверо людей Сулеймана Дада. Каждый был обнажен по пояс, и лучи прожектора играли на их темных гладких мускулистых телах.
У каждого в руках была рукоятка от топорика. Они молча встали по углам открытой палубы. Затем два охранника вывели в центр ее какого-то человека. Руки его были связаны за спиной. Охранники встали у него по бокам, вынуждая сделать медленный круговой поворот, чтобы все могли его увидеть, а в это время через громкоговоритель прогромыхал голос Сулеймана Дада:
– Если я не ошибаюсь, ты узнаешь его? – я вглядывался в сгорбленную фигуру человека, облаченного в холщовый тюремный комбинезон, который болтался на его тощем теле серыми грязными клочьями. Его кожа была бледной, с восковым оттенком, глаза запали, а длинные редкие волосы свисали жирными прядями ему на лицо, заросшее редкой кудрявой бороденкой. Зубов у него не было, возможно, они были выбиты бесцеремонным ударом.
– Ну, Харри? – Сулейман Дада задорно рассмеялся в мегафон. – Отсидка в тюрьме Зинбалла творит с человеком чудеса, не правда ли? Но, конечно, арестантская одежда не так нарядна, как форма инспектора полиции.
Только тогда я узнал бывшего инспектора Питера Дейли, человека, которого я сбросил с палубы «Балерины» в воды внешней лагуны перед тем, как скрыться от Сулеймана Дада, бежав через пролом в Пушечном Рифе.
– Инспектор Питер Дейли, – подтвердил Сулейман Дада с насмешкой. – Человек, который меня сильно подвел, Харри. А я ужасно обидчив. Я захватил его с собой на всякий случай, и это была мудрая предосторожность. Я полагал, что наглядные действия более убедительны, чем словесные описания.
Он снова остановился, чтобы вытереть лицо, и сделал глоток из протянутого ему стакана. Дейли упал на колени и взглянул вверх на человека на мостике. На его лице было жалкое выражение, слюнявым ртом он молил о пощаде.
– Итак, мы можем продолжить, если ты готов, Харри, – прогудел Сулейман и один из охранников достал большой черный матерчатый мешок, который он натянул на голову Питеру Дейли и обвязал вокруг шеи веревкой. Его грубо заставили подняться. – Эта наша собственная версия игры в жмурки.
Сквозь стекла бинокля я увидел, что перед холщовых брюк Дейли промок – видимо, от ужаса не выдержал его мочевой пузырь. Скорее всего он уже был знаком с этой игрой во время своего пребывания в тюрьме Зинбалла.
– Харри, я хочу, чтобы ты привлек свое воображение. Представь, что на месте этого грязного сопливого выродка твоя очаровательная юная барышня, – Дада тяжело вздохнул, но когда стоящий возле него матрос подал ему полотенце, Сулейман нанес тому бесстрастный удар, отчего бедняга перелетел через весь мостик, а затем как ни в чем ни бывало продолжал: – Представь ее изумительное юное тело, представь ее восхитительный страх, когда она стоит в темноте, не зная, что ее ждет.
Два охранника принялись вращать Дейли между собой, как принято в детской игре, и он пошел кругами. До меня слабо доносились крики ужаса, заглушённые тканью. Внезапно два охранника отступили от него и вышли из круга полуобнаженных людей с палками наготове. Один из них уперся рукояткой в поясницу Дейли и с силой толкнул его. Дейли зашатался и полетел через палубу, где его уже поджидал другой, нацелясь ткнуть его в живот.
Шатаясь, он кидался взад и вперед, подгоняемый толчками дубинок. Постепенно мучитель увеличивал силу ударов, пока, наконец, один из них замахнулся дубинкой, как топором на дерево, и она разбила несчастному ребра. Это был сигнал прикончить жертву, и как только Питер Дейли свалился на палубу, они обступили его. Дубинки ритмично взлетали и опускались, и через лагуну доносились звуки ударов. Мы наблюдали за происходящим с отвращением и омерзением. Затем они один за другим устали и отошли в сторону, чтобы отдохнуть от своих неприятных трудов, а смятое разбитое тело Питера Дейли осталось лежать в центре палубы.
– Жестоко, ты скажешь, Харри – но ведь ты не станешь отрицать, что весьма эффективно?
Меня мутило от варварской жестокости этой сцены, а Чабби пробормотал возле меня: «Он чудовище, я никогда не слыхал о чем-то подобном».
– Даю тебе время до завтрашнего полдня, Харри, ты должен прийти ко мне безоружными и с пониманием. Мы поговорим, придем к соглашению по конкретным пунктам, обменяем наши ценности и расстанемся друзьями.
Он замолк, чтобы взглянуть, как один из его людей привязал к щиколотке Питера Дейли шнур, и они подвесили его к мачте судна. Там он повис, болтаясь, как какой-то гротескный отвратительный вымпел. Лорна Пейдж впилась в него взглядом, откинув голову назад. Волосы упали ей на спину, а губы от волнения слегка раскрылись.
– Если ты, Харри, не проявишь понимания, то завтра в полдень я совершу морскую прогулку вокруг острова, а на мачте будет вот так же болтаться твоя подружка. – Дада указал на труп, чья завязанная голова моталась из стороны в сторону, в нескольких футах над палубой.
– Подумай об этом, Харри. Можешь не торопиться. Обдумай все хорошенько.
Внезапно прожектор погас, а Сулейман Дада начал медленно спускаться к себе в каюту. Мэнни Резник и Лорна Пейдж спустились вслед за ним. Мэнни шел нахмурясь, как будто обдумывал какую-то сделку, но было заметно, что Лорна в полном восторге.
– Кажется, меня сейчас вырвет, – пробормотал Чабби.
– Тогда побыстрей, – ответил я. – Нам еще многое надо успеть сделать.
Я встал и тихо пошел назад в пальмовую рощу. Мы по очереди копали яму, пока другой стоял на посту среди деревьев. Мы не пользовались фонарем, боясь привлечь внимание со спасательного судна, и оба изо всех сил старались хранить тишину, чтобы вдруг из рощи не раздался звук металла о металл.
Мы подняли оставшиеся ящики с гелигнитом и необходимым оборудованием, а также ржавый казначейский сундучок, и перенесли их к тщательно выбранному месту ниже крутого склона пика. В пятидесяти ярдах вверх по склону была небольшая земляная складка, скрытая густо поросшим кустарником и травой.
Мы вырыли еще одну ямку для сундучка. Мы копали глубоко, пока не наткнулись на воду, снова упаковали сундучок и перезахоронили его. Чабби взобрался вверх к потайному укрытию и сделал там кое-какие приготовления.
В это время я перезарядил автомат, обернул его вместе с пятью запасными магазинами в старую рубашку и закопал, присыпав лишь на дюйм песком, рядом со стволом ближайшей пальмы, где вода недавнего дождя прорезала узкое сухое русло, спускавшееся со склона. Прорытая водой канавка и дерево были в сорока шагах от того места, где мы закопали сундучок, и я надеялся, что это достаточное расстояние. Канавка была в глубину не более двух футов и могла послужить небольшим укрытием.
Луна взошла после полуночи, и стало достаточно светло, чтобы нам еще раз проверить наши приготовления. Чабби удостоверился, что я отлично виден из потайного укрытия на склоне, когда я стоял возле мелкого русла. Затем я взобрался к нему и еще раз проверил сам.
Мы закурили по сигаре, загораживая огонь спички и горящий конец сигары согнутой ладонью, и заново обсудили все мелочи нашего плана. Я особенно беспокоился о том, чтобы не было непонимания относительно времени и сигналов, и я заставил Чабби повторить все еще раз. Он послушался, театрально изобразив мучительное терпение, и я был удовлетворен. Мы погасили окурки, закопали их в песок и спустились вниз по склону, неся пальмовые ветки, чтобы замести следы нашей деятельности.
Первая часть моего плана была завершена, и мы вернулись туда, где еще были спрятаны остатки взрывчатки и золотая тигриная голова. Мы перепрятали голову, а затем я приготовил полный ящик гелигнита. Это был сверхмощный заряд, способный убить в десять раз больше людей – но я никогда не экономил там, где могу получить удовольствие по высшему разряду.
Мы не сможем воспользоваться электрическим взрывателем и проводом, поэтому пришлось положиться на карандашный детонатор. У меня к этим темпераментным штучкам стойкое недоверие. Их действие основано на работе кислоты, проедающей тонкую проволоку, которая держит молоточек на пороховой головке. Как только кислота перегрызает проволоку – головка взрывается. Задержка взрыва регулируется концентрацией кислоты и толщиной проволоки. Однако здесь возможны значительные погрешности во времени, и однажды я попал из-за этого в неприятную ситуацию, едва не стоившую мне жизни. Но в данном случае у меня не было выбора. Я выбрал заряд с шестичасовой отсрочкой взрыва и приготовил его для использования с гелигнитом.
Среди оборудования, не попавшегося на глаза грабителям, был и мой старый кислородный аппарат циклического действия. Это подводное устройство также опасно в применении, как и карандаши-таймеры. В отличие от акваланга, где используется сжатый воздух, этот прибор работает на чистом кислороде, который фильтруется и, очищенный от углекислого газа после каждого вздоха, снова возвращается к тому, кто им дышит. Кислород, вдыхаемый под давлением более двух атмосфер, не менее страшен, чем угарный газ. Другими словами, если вы дышите на глубине тридцати трех футов чистым кислородом, то вы рискуете жизнью. Чтобы работать с этой опасной штуковиной надо уметь хорошо ворочать мозгами, но у нее есть одно ценнейшее преимущество: на поверхность не поднимаются пузыри, которые бы могли привлечь внимание часового и выдать ему вашу позицию. Чабби нес приготовленный ящик гелигнита и ружье, и мы возвращались на пляж. Только после трех часов я одел и проверил дыхательное кислородное устройство, а затем отнес взрывчатку к воде и проверил ее на плавучесть. Требовалось несколько футов свинцовых грузов, чтобы она не всплыла, и с ней можно было легче обращаться в воде.
Мы подошли к воде с пляжа, расположенного за мысом от залива, где стояло на якоре патрульное судно, и работали под прикрытием поросшей пальмами песчаной косы.
Это был долгий и утомительный заплыв. Мне пришлось обогнуть косу и войти в залив – расстояние в целую милю. При этом я тянул за собой ящик со взрывчаткой. Он тяжело продвигался сквозь воду, и я плыл почти час, прежде чем надо мной показались огни, зажженные на судне. Прижимаясь к днищу, я двигался чрезвычайно медленно, осознавая, что лунный свет сделает из меня отличную мишень на фоне светлого песчаного дна лагуны – вода была прозрачна, как джин, и лишь двадцать футов глубиной.
С облегчением я медленно подплыл к темной тени, которую отбрасывал трюм спасательного судна, зная, что здесь меня не смогут обнаружить. Я несколько минут отдыхал, а затем размотал нейлоновый шнур, висящий у меня на поясе и привязал ящик с гелигнитом. После этого я по часам проверил время – светящиеся стрелки показывали десять минут пятого. Я сломал стеклянную ампулу карандаша-таймера, выпуская кислоту, чтобы она начала свое медленное разрушающее действие на кусочек провода, а затем снова вернул ее в гнездо в ящике со взрывчаткой. Через шесть часов, чуть раньше или позже, все это взлетит в воздух с силой, равной мощности двухсотфунтовой воздушной бомбы.
Я поднялся со дна лагуны и осторожно приблизился к трюму судна. Он был грязный, поросший свисающими склизкими усами морской растительности и толстым чешуйчатым слоем налипших на него моллюсков. Я осторожно двинулся вдоль киля, думая, к чему бы подвесить мой груз, но ничего подходящего не было, и я вынужден был воспользоваться лопастью винта. Я привязал к нему ящик нейлоновым шнуром, и когда закончил работу, был уверен, что если судно будет идти даже на полной скорости, то сопротивление воды не сможет сорвать мое устройство.
Наконец, удовлетворенный, я снова опустился на дно лагуны и не спеша отправился в обратный путь. Теперь я плыл значительно быстрей, не обремененный ящиком со взрывчаткой. Чабби уже поджидал меня на берегу.
– Все устроил? – тихо спросил он, помогая мне снять дыхательный аппарат.
– Главное, чтобы не подвел тот карандаш. – Я так устал, что обратный путь через рощу показался мне вечностью, еле передвигал ноги в незашнурованных ботинках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52