К отчетам прилагались скорбные изображения: группки обезьян, уныло сидящие
за загородками, те же обезьяны, вяло плетущиеся по равнине под охраной
нибов...
- Не было войн, - с увлечением доказывала Ирина. - Все, что я
вычитала в отчетах, свидетельствует, что нибы на войну не способны, и те
обезьянки были не врагами, а домашним скотом. Их не истребляли, о них
заботились, как мы о наших коровах и баранах.
- На изображениях нибы ведут обезьян под конвоем, - возражал
Мальгрем. - Типичное шествие пленных после проигранного сражения. Вы
завтра посмотрите эти картины: обезьяны упираются, а нибы их торопят, на
лицах нибов нетерпение и злость, на лицах обезьян - отчаяние и покорность.
- Нибы просто спасают свое богатство, Роберт. Произошло извержение
вулкана, их здесь так много! Нибы перегоняют свой скот подальше от огня и
пепла. Вот что я увидела на изображениях, приложенных к отчетам. Я уже не
раз доказывала Джозефу, что он неверно понимает нибов, но он не
соглашается, он их не терпит. Очень хотела бы, чтобы вы отнеслись к ним
пообъективней.
Они еще поспорили и ушли. Я вышел на плоскую крышу гостиницы. Оба
светила, Гармодий и Аристогитон, закатились, но тьмы не было. Вверху сияли
крупные звезды, их было много, голубых и красных, желтых и белых, -
тысячами бессмертных глаз всматривалось ночное небо в диковинную планету.
А на планете бушевали вулканы. Станцию разместили в отдалении от крупных
горнил, но на Ниобее не было места, откуда бы не виделись высокие фонтаны
пламени в мерцающей бахроме золотого дыма. Планета клокотала всем нутром,
с грохотом и гулом исторгалась наружу. Планету мутило и рвало, она
облегчала себя раскаленной блевотиной. И это было красиво - струи красной
лавы, плывущие по склонам гор, смерчи пламени, устремляющиеся к небу, как
взывающие о помощи руки, белокалильные камни, яркими болидами пронзающие
воздух. Я долго не мог оторвать глаз от грозной феерии извержений.
- В город будем шагать пешком, - сказал поутру Мальгрем. -
Далековато, но лучше, чем в вездеходе. Вы ведь знаете, что нибы
недолюбливают машин.
Я не любитель пеших походов. Взбираться на гору мне трудно, а дорога
шла вверх. В течение двух часов всех моих физических сил хватало лишь на
то, чтобы не падать на крутых склонах и продираться сквозь колючие, пряно
пахнущие кусты, а духовных - чтобы не ругаться, когда валился в ямы и
расщелины, и не стонать, если ушиб был сильным. Красота роскошного леса
прошла мимо моего сознания, красоту нужно созерцать, а я проламывался
сквозь нее - в трудной физической борьбе с красотой не оставалось места
для эстетического наслаждения. Зато Ирина всю дорогу пребывала в
ликовании. Она падала, как и я, но не злилась - смеялась, а когда
цеплялась за колючки какого-нибудь буйно цветущего куста, то восклицала,
выдираясь из ветвей: "Боже, насколько же эти орхидеи красивей земных!" В
какой-то момент с ближнего вулкана остро потянуло серой, она с
наслаждением втянула ноздрями воздух, ее щеки вспыхнули от удовольствия.
Даже серный дух планеты был ей по душе, ибо по душе была вся эта планета,
куда она так долго и так безуспешно старалась попасть.
- Попахивает преисподней! В одном из кругов ада, помню, была такая же
атмосфера, - мрачно сострил я.
- В аду не бывала, но не теряю надежды, - отшутилась она, - Вот
встретимся после ада и поговорим, лучше там или хуже.
Ни она, ни я и отдаленно не предчувствовали, что уже немного времени
до того, как судьба швырнет нас к черным котлам ада, и последующего обмена
мнениями не будет.
Впереди неутомимо шагал Роберт Мальгрем. Этот человек рожден быть
первопроходцем дебрей. Из таких людей в древности создавались завоеватели
земель. Он не продирался сквозь кусты, а давил их тяжелыми сапогами.
Временами он подбадривал нас - меня, естественно, а не Ирину - окриками,
похожими на воинственные клики. Он как бы шагал по тропе войны и
беспокоился, не отстает ли его воинство. Он разительно переменился, Роберт
Мальгрем, выбравшись за грозные ограждения своей небольшой крепости. Там,
под защитой лазеров и пулеметов, в своем служебном кабинете, он был
суховат и сдержан, там для него всего важней была эффективность вверенного
ему производственно-космического предприятия. А здесь он дал волю другому
своему естеству, здесь он был энергичным, веселым, настороженным, полным
воодушевления и тревоги, - всем одновременно. Мы только не знали, что
вызывает у него тревогу.
Он вдруг прокричал из гущины скрывших его кустов:
- Шагайте быстрей, здесь отдохнем!
Мы выбрались на полянку на склоне горы. Я уселся на камень, Ирина
опустилась на траву, она все же сильно устала. Мальгрем весело оглядел
нас.
- Поздравляю с удачным выходом из леса, друзья!
- Нам что-нибудь грозило? - живо поинтересовалась Ирина.
Мне почудилось, что она даже разочарована: пугали опасностями, а
ничего опасного не произошло.
Мальгрем разъяснил, что в лесу змеи, многие ядовиты. Впрочем, он
захватил с собой противоядие. И хорошо, что не повстречались нибы, этот
странный народец сердится, когда люди пробираются к заброшенному городу.
Зато в самом городе они приветливы, там с ними можно беседовать, при
помощи дешифратора конечно. И при возвращении из города их можно не
опасаться. Еще не было случая, чтобы нибы нападали, когда люди спускаются
к себе на станцию, - если люди не уносят ничего из города, этого нибы не
любят. Вначале были стычки, когда первые косморазведчики переусердствовали
по части золотых вещиц и драгоценных камней. Сейчас вывоз экспонатов
запрещен, можно лишь фотографировать изделия нибов и отправлять на Землю
добытое на планете сырье.
- Значит, были стычки с нибами? Они нападали? - уточнил я.
- Ну, нападения! Швыряли камни, махали палками. Одного отхлестали
колючими ветками, он весь покрылся волдырями. Могли и глаза выхлестнуть,
если бы не сбросил с плеч золотую змею с аметистами в глазницах. Отличная
вещица, можете мне поверить.
Ирина нахмурилась. У нее очень менялось лицо, когда она хмурилась, -
видно было, с каким усилием она ворочает в голове иные мысли. Сообщение о
стычках людей и нибов опровергало ее убежденность, что нибы не
воинственны. Она сказала почти враждебно:
- Я все же делаю вывод, Роберт, что причиной столкновения людей с
туземцами было поведение людей. Люди грабили нибов, те не стерпели. Разве
не так?
- Можно и так, - согласился Мальгрем. - Для нас в первые годы было
важно, что нибы могут напасть, если им что не понравится. Чуть до войны
однажды не дошло: нибы потребовали, чтобы мы перенесли станцию на сто
километров. Мы упорствовали, они волновались. Барнхауз не пожелал
обострять ситуацию, и мы уступили.
- Нибам нужно было то место, какое вы заняли станцией?
- Ничего им не было нужно. Станция, видите ли, портила им пейзаж, так
они объяснили. Впрочем, все обернулось к лучшему. Спустя год неподалеку
забушевал вулкан. Сейчас место, где стояла станция, залито лавой.
Отдохнули? Полюбуйтесь пейзажем и двинемся дальше.
С полянки открывался великолепный вид. Мы стояли метрах в пятистах
над равниной. Равнину покрывали леса, кое-где в темную красень сплошного
леса - окраска растений на Ниобее красная и розоватая, только цветы дают
все вариации спектра - вкрапливались голубоватые озерца и над деревьями
высились остроконечные скалы. И на отдалении вздымались жерла вулканов -
орудия, нацеленные в небо. Из них исторгались фонтаны огня и столбы дыма и
пыли. Доносился глухой гул извержений. Почва вздрагивала. Ирина, мне
показалось, забыла о цели нашего путешествия. Она подошла к обрыву,
поворачивала голову то вправо, то влево, всюду находилось что-то,
вызывавшее у нее интерес. И она опять вся раскраснелась от восторга, с ней
так происходило всегда, когда что-либо занимало ее внимание, а вещей,
недостойных внимания, для нее не существовало. Так было на Ниобее, но,
думаю, иной она не была и на Земле.
- Как красиво! Нет, как удивительно красиво! - твердила она и
оглядывалась то на меня, то на Мальгрема, как бы приглашая нас разделить
ее ликование.
Я оставался спокоен, но на шведа, оставившего свою служебную
невозмутимость на станции, восхищение Ирины подействовало. Он, впрочем,
больше любовался ею, чем красочным пейзажем. Мальгрем приблизился к ней,
она слишком опасно подошла к обрыву, протянул предостерегающе руку, чтобы
удержать, если она поскользнется. Он был огромен и могуч рядом с ней -
эдакая колонна на двух тумбах, крупноголовый, плечистый, с руками, как с
лопатами на длинных древках. Оба светила, Гармодий и Аристогитон, красили
его золотую бороду, она поблескивала волосками, как искрами. Но Ирина не
обращала внимания на Мальгрема. Она просто стояла рядом с ним - маленькая,
тонкая, быстрая, ее голова даже не достигала его плеча. И ее глубокий
голос стал еще глубже - он шел, казалось, не из груди, а из самой души.
Может быть, это надо сказать и не столь выспренно, но Мальгрем так
вслушивался в ее голос, что любое преувеличение не противоречило
реальности.
- Надо идти, друзья, - напомнил я. Мне, хорошо помню, хотелось
прервать и ее созерцание окрестностей, и его любование ею. Ухаживания и
увлечения в экспедициях не предусмотрены. Мальгрем, хоть и молчаливо,
нарушал обычай.
Город открылся минут через десять. Сперва это были небольшие груды
камней на склонах горы, груды делались все больше по мере того, как мы
поднимались к вершине. Гора была из "столовых", ее почти плоская вершина
охватывала с квадратный километр, и всюду громоздились каменные купола.
Казалось, что мы попали на земной восточный базар, только здесь
здания-шатры были и выше и массивней. Я подошел к одному, потрогал стены,
камень плотно прилегал к камню - ровная, прочная кладка. Я с восхищением
покачал головой, Мальгрем откинулся:
- Умели строить предки этих дикарей. Вот подойдем к их дворцу, вы еще
больше удивитесь.
Мальгрем назвал дворцом исполинский каменный шатер в центре города.
Если другие купола мало отличались от правильной полусферы, то этот
походил скорее на конусообразный ненецкий чум. И он был так высок, что
приходилось задирать голову, чтобы разглядеть вершину. Я снова полюбовался
подгонкой каменных плит, сиреневых, красных, синих, желтых, черных. Каждая
плита резко разнилась цветом от соседних, все вместе создавали пестрый и
яркий ковер из самоцветов.
- Как невероятно красиво! - не переставала восторгаться Ирина,
каменные творения нибов восхитили ее еще сильней, чем роскошные пейзажи
Ниобеи.
- Как выносят эти сооружения вулканические катаклизмы? - спросил я
Мальгрема.
Оказалось, нибы нашли для них самую устойчивую форму: здания
вздымаются, как гигантские опухоли, землетрясения, или, верней,
ниобетрясения, таким постройкам опасны лишь при очень больших смещениях
почвы.
- Прочность их строений еще не чудо. Настоящее чудо увидите внутри, -
пообещал Мальгрем.
Внутрь каменных шатров вело отверстие на уровне почвы, но с небольшим
уклоном вниз. Мальгрему пришлось в три погибели согнуться, чтобы пролезть
в дыру, Ирина не доставала головой до свода, я, лишь немного выше ее,
касался макушкой холодного камня. Мальгрем освещал ручным фонариком путь в
туннеле, Ирина, шла за ним, я замыкал. Мы спускались в причудливом
переплясе фонарных бликов, отражавшихся от стен, как от зеркал, затем
Мальгрем погасил фонарь и куда-то исчез. Ирина остановилась, я подтолкнул
ее, она сделала шаг и тоже исчезла. Я последовал за ней. Мы вошли в
освещенный зал.
Внутренность дворца была внутренностью купола: это был как бы
исполинский колокол метров в сорок высотой, по его сужающимся вверх стенам
простирались шесть этажей - поясами по периметру. Каждый этаж нависал над
залом кольцевой верандой с балюстрадой. И все внутреннее пространство было
лишь шестью поясами таких сужающихся веранд, только на самом верху светило
гладкое белое пятно - крохотный потолок огромного помещения.
- Великолепно, правда?
И как в настоящем колоколе, громкий голос Мальгрема загудел,
отразился от нижних этажей на верхние и, несколько раз повторился эхом,
постепенно меняя силу и тон. "Великолепно, правда?" - грохнуло внизу,
"...лепно ...авда..." - мелодично прозвучало выше, "...лепно ...да..." -
тоненьким звуком донеслось сверху. Мальгрем захохотал и с минуту
наслаждался гармонией новых эхо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19