Он мог легко быть в курсе новейших исследований, получая работы перед их официальной публикацией. Ученый внутри сообщества не имел ни армии, ни полиции, ни фонда для подкупа, но при этом в своем спокойном и чертовски научном стиле, он мог постоянно контролировать основные ресурсы его сообщества. Он мог по желанию включать и выключать поток возможностей для низших существ. Он был фигурой.
Деньги сами по себе имели вторичное значение. Ученые, которые слишком открыто, охотились за деньгами соответствующих фондов или унижались, чтобы получить грант, становились вроде прокаженных, аналогично тому, как это происходит с кандидатами на выборах, открыто идущими на подкуп.
Это была вполне работающая система. Все это существовало издавна, и в таких делах имелось множество хитростей и тонкостей. И этими хитростями можно было воспользоваться. Коллабораторию до, сих не выпадала удача на длительное время привлечь внимание первоклассной команды по проведению политических кампаний.
Нынешний директор, доктор Арно Фелзиан, был в безнадежном положении. Когда-то Фелзиан добился некоторых успехов в генетических исследованиях, однако нынешний высокий пост он получил благодаря беспрекословному подчинению сенатору Дугалу. Марионеточные режимы процветают, пока держится империя, но, как только иностранные угнетатели уходят, местные их союзники превращаются в презренных коллаборационистов. Сенатор Дугал, давний патрон и официальный кукловод Коллаборатория, сгорел в синем пламени алкоголя. Фелзиан, оставшись без покровителя, не знал, что ему предпринять. Это был нервный, дерганый человек, поддакивавший всем и не имевший в окружении никого, кто бы поддакивал ему.
Отставка нынешнего директора была бы естественным шагом. Но этот шаг не имел особого смысла без четкого определения наследника. В небольшом мирке Коллаборатория эта отставка могла создать вакуум власти, что, вполне вероятно, привело бы к повальному исчезновению всего, что не было прикручено накрепко болтами. Кто взял бы на себя обязанности директора? Старшие члены правления могли, конечно, претендовать на продвижение по службе, но они были такими же временщиками, живущими на взятках, как их директор. По крайней мере, их легко можно было подать именно в таком ключе.
Оскар и его советники согласились, что среди нынешних властей Коллаборатория внимания заслуживала одна лишь Грета Пеннингер. Она была членом правления, что придавало ее претензиям законность и было надежной опорой для дальнейшего продвижения. И она имела неиспользованные голоса избирателей — настоящих ученых Коллаборатория. Это были долго терпевшие гнет исследователи, те, кто старался добиться подлинных результатов, полностью и искренне игнорируя окружающую их действительность. Эти ученые упорно корпели над работой в течение многих лет, в то время как коррупция медленно разъедала мораль и честь, уничтожала саму возможность найти средства к существованию их научного заведения. Однако если и имелся какой-либо шанс провести подлинные реформы внутри Коллаборатория, то это должно было исходить от ученых.
Оскар был оптимистом. Он принадлежал к федерально-демократической партии, которая ратовала за реформы и умела их осуществлять, и он чувствовал, что реформы могли состояться. Ученые как класс были нетронутой целиной, они представляли собой аморфный и сырой политический материал. Это было весьма странное и многочисленное собрание людей. Они там кишели и роились. Как будто наука втянула в себя всех тех людей на планете, кто был слишком ярок и умен для обычной практической жизни. Их самоотверженная преданность работе воистину казалась чудесной.
Оскар быстро оправился от первоначального изумления и удивления. После месяца пристального изучения вопроса он понял, что данная ситуация является, по сути, идеальной. В мире не нашлось бы достаточно денег, чтобы оплатить обычным людям подобную тяжелую работу, на какую соглашались ученые. Без живительного элемента идеализма, свойственного этой обособленной демографической группе, научное предпринимательство исчезло бы еще столетия назад.
Оскар ожидал, что федеральные ученые будут вести себя подобно федеральным бюрократам. Вместо этого он обнаружил потерянный мир, высокотехнологический остров Пасхи, где раса неудачников занималась интеллектуальным творчеством, отчасти бессмысленным, но вместе с тем величественным.
Грета Пеннингер также была из этих людей, с их высоким IQ и вечным витанием в облаках, — пролетариата Коллаборатория. К сожалению, она говорила и одевалась точно так же, как и все остальные. Однако Грета была многообещающим кандидатом. В принципе нет ничего плохого в том, что ее нельзя зачислить в разряд профессиональных деятелей с их умением одеваться, навыками ведения дебатов, способностью поставить проблему, организовать деятельность, поднять нужные темы и провернуть ловкие закулисные интриги…
К такому выводу пришла, по зрелому размышлению, команда Оскара. Параллельно с обсуждением ситуации Оскар, Лана и Донна играли покер. Покер был воистину игрой, созданной для Оскара. Он редко умудрялся не проиграть. Противникам никогда не приходила в голову мысль о том, что поскольку он был богат, то мог терять деньги безнаказанно. Оскар преднамеренно играл сначала достаточно хорошо, чтобы все вошли в азарт. Затем он начинал хитрить и играть против самого себя, в результате сокрушительно проигрывал и симулировал глубокое разочарование. Другие восхищенно подсчитывали выигрыши и смотрели на него с великодушной жалостью. Они были так довольны собой и настолько убеждены в его трогательном неумении играть и обманывать, что могли простить ему в тот момент что угодно.
— Однако есть одна проблема, — сказала Донна, со знанием дела перетасовывая карты.
— Что за проблема? — спросила Лана, жуя фисташки.
— Организатор выборной кампании никогда не должен спать с кандидатом.
— Она не настоящий кандидат, — заметила Лана.
— Я действительно не сплю с нею, — сообщил Оскар.
— Он будет, тем не менее, — мудро предрекла Донна.
— Сдавайте, — поторопил ее Оскар.
Донна сдала карты.
— Возможно, это и хорошо. Редкие встречи. Он не сможет остаться там, а она не может оттуда уехать. Так что — Ромео и Джульетта, но без уродливых беспокойств о смерти.
Оскар проигнорировал эти слова.
— Лана, тормозишь, — сказал он.
Лана поставила половину евро. Команда всегда играла в покер на европейские наличные. Имелись и американские деньги, тонкие пластмассовые банкноты, но большинство предпочитало ими не пользоваться. Трудно относиться всерьез к валюте, которая не конвертируема вне американских границ. Кроме того, все большие счета находились под тайным наблюдением.
Живчик, Фред, Ребекка Патаки и Фонтено уже ждали их в Холли-Бич. Поддерживая связь с командой через Сеть, они приложили трогательные усилия, чтобы сделать арендованное на побережье жилье удобным для жизни. В их распоряжении было девяносто шесть часов на то, чтобы привести ветхое жилище в порядок. Внешне дом остался таким же: шаткие переплетения скрипящих лестниц, смоленые деревянные сваи, съеденные солью щелистые подъезды. Желтая хибара с плоской крышей.
Однако внутри деревянной лачуги теперь на стенах висели ковры, подобранные со вкусом занавески, имелись удобные масляные нагреватели, подушки и постельное белье в цветочек. А также была целая куча небольших дорожных удобств: шапочки для душа, мыло, полотенца, купальные костюмы, шлепанцы. Конечно, для Лорены Бамбакиас это выглядело бы слабовато, однако приятно было видеть, что команда не потеряла навыки, а дом утратил свой нищенский вид.
Оскар забрался в кровать и проспал целых пять часов, что для него было очень много. Он пробудился свежий, радостный, полный неизрасходованных сил. На рассвете он съел яблоко из крошечного холодильника и вышел прогуляться вдоль берега.
Дул порывистый холодный ветер, солнце поднималось над серо-стальными водами Мексиканского залива, внося в мир зимнюю ясность. Местный берег мало чем мог привлечь. Из-за того, что океан поднялся за последние пятьдесят лет на два фута, слегка волнистая коричневая береговая линия имела промоины, придававшие ей жалкий вид. Место, где раньше стоял поселок Холли-Бич, находилось теперь под водой. Те здания, что удавалось перенести, втаскивали вверх по склону на бывшее пастбище, оставляя позади сеть старого взломанного тротуара, жалостливо ныряющего в прибой.
Само собой разумеется, что многим другим строениям на оконечности континента повезло меньше. Было обычным делом наткнуться на дощатые настилы, большие куски простенков и даже на целые дома, стоящие в воде у американских берегов.
Оскар прогуливался вдоль мелководья, блестящего, как осколки алюминия. Изобилие дрейфующих обломков настраивало на приятный меланхолический лад. Каждый пляж, который он когда-либо знал, хвастался своим уловом ржавеющих велосипедов, затопленных кушеток, живописными, обкатанными песком медицинскими инструментами. По его мнению, фанатики вроде голландцев уж слишком жаловались на неудобства от повышения уровня моря. Подобно всем европейцам, голландцы увязли в прошлом, были неспособны перейти к прагматичному, работающему осмыслению новых глобальных фактов.
К сожалению, многие из тех же самых обвинений могли быть предъявлены и к его собственным Соединенным Штатам. Оскар пытался разобраться в своих неоднозначных чувствах. Обутый в полированные ботинки, он аккуратно выбирал путь по самой кромке пенистого прибоя. Оскар искренне считал себя американским патриотом. В самых глубинных безмолвных и холодных тайниках души он был предан американскому государству настолько, насколько позволяла его профессия и его коллеги. Оскар искренне уважал дух архаичной дворцовой любезности, присущий Сенату Соединенных Штатов. Его сильно привлекала сенатская атмосфера, напоминавшая чем-то старинный джентльменский клуб. Неторопливые дебаты, раздевалки, правила порядка, в которых воплощался еще доиндустриальный смысл солидной респектабельности… Ему казалось, что совершенный мир должен быть сделан во многом наподобие американского Сената. Прочное царство древних флагов и темной деревянной обшивки, где ответственные интеллектуальные дебаты могли вестись с опорой на укрепленные форты разделяемых ценностей. Для Оскара Сенат Соединенных Штатов олицетворял сильную и изящную структуру, построенную на века политическими архитекторами, преданными своей работе. Это была система, которой он при лучших обстоятельствах с восхищением бы воспользовался.
Но Оскар был дитя своего времени и знал, что эта роскошь ему заказана. Он понимал, что должен сопоставить факты и создать новую политическую действительность. Для политической действительности современной Америки абсолютной реальностью был факт, что электронные сети съели до потрохов старый порядок, не имея при этом никакого собственного, изначально присущего порядка. Ужасающая скорость цифровой связи, согласованное сглаживание иерархических отношений, подъем основанного на сетевых связях гражданского общества и упадок индустриальной базы — всего этого просто оказалось слишком много для американского правительства, чтобы оно могло справиться с этим валом и встроить его в правовые рамки.
На нынешний день в Америке имелось шестнадцать главных политических партий, разделенных на враждующие блоки, занятые междоусобной войной, сопровождавшейся бесконечными чистками, отступничеством и новыми чистками. Процветали частные города с миллионами «клиентов», где общепринятая законность полностью игнорировалась. Существовала мафия, устанавливающая свои цены, поддерживающая заведения, где отмывались деньги, контролировавшая черный рынок ценных бумаг. Имелись черные, серые и зеленые сети супербартера. Появлялись и исчезали организации по охране здоровья населения, укомплектованные сумасшедшими кликами, где продвинутые медицинские методы оказывались в пользовании любого шарлатана, способного скачать программу операционной хирургии. Процветал сетевой шпионаж, свободный от привязки к физическому месту действия. На американском Западе в отколовшихся округах целые города продавались племенам кочевников или просто исчезали с географических карт.
Некоторые городские собрания в Новой Англии использовали более мощную вычислительную технику, чем та, что когда-то была в распоряжении американского правительства. Администрация конгресса разделилась на независимые феодальные владения. Исполнительные органы погрязли в бесконечных войнах конкурирующих агентств, каждое из которых искусно добывало информацию, не вылезало из Сети и, следовательно, было неспособно заниматься реальной деятельностью. Нация помешалась на опросах, которые сопровождались циничными манипуляциями, — при этом вокруг какой-либо ерунды вырастала скрежещущая зубами коалиция по этому единственному вопросу и град автоматизированных судебных процессов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Деньги сами по себе имели вторичное значение. Ученые, которые слишком открыто, охотились за деньгами соответствующих фондов или унижались, чтобы получить грант, становились вроде прокаженных, аналогично тому, как это происходит с кандидатами на выборах, открыто идущими на подкуп.
Это была вполне работающая система. Все это существовало издавна, и в таких делах имелось множество хитростей и тонкостей. И этими хитростями можно было воспользоваться. Коллабораторию до, сих не выпадала удача на длительное время привлечь внимание первоклассной команды по проведению политических кампаний.
Нынешний директор, доктор Арно Фелзиан, был в безнадежном положении. Когда-то Фелзиан добился некоторых успехов в генетических исследованиях, однако нынешний высокий пост он получил благодаря беспрекословному подчинению сенатору Дугалу. Марионеточные режимы процветают, пока держится империя, но, как только иностранные угнетатели уходят, местные их союзники превращаются в презренных коллаборационистов. Сенатор Дугал, давний патрон и официальный кукловод Коллаборатория, сгорел в синем пламени алкоголя. Фелзиан, оставшись без покровителя, не знал, что ему предпринять. Это был нервный, дерганый человек, поддакивавший всем и не имевший в окружении никого, кто бы поддакивал ему.
Отставка нынешнего директора была бы естественным шагом. Но этот шаг не имел особого смысла без четкого определения наследника. В небольшом мирке Коллаборатория эта отставка могла создать вакуум власти, что, вполне вероятно, привело бы к повальному исчезновению всего, что не было прикручено накрепко болтами. Кто взял бы на себя обязанности директора? Старшие члены правления могли, конечно, претендовать на продвижение по службе, но они были такими же временщиками, живущими на взятках, как их директор. По крайней мере, их легко можно было подать именно в таком ключе.
Оскар и его советники согласились, что среди нынешних властей Коллаборатория внимания заслуживала одна лишь Грета Пеннингер. Она была членом правления, что придавало ее претензиям законность и было надежной опорой для дальнейшего продвижения. И она имела неиспользованные голоса избирателей — настоящих ученых Коллаборатория. Это были долго терпевшие гнет исследователи, те, кто старался добиться подлинных результатов, полностью и искренне игнорируя окружающую их действительность. Эти ученые упорно корпели над работой в течение многих лет, в то время как коррупция медленно разъедала мораль и честь, уничтожала саму возможность найти средства к существованию их научного заведения. Однако если и имелся какой-либо шанс провести подлинные реформы внутри Коллаборатория, то это должно было исходить от ученых.
Оскар был оптимистом. Он принадлежал к федерально-демократической партии, которая ратовала за реформы и умела их осуществлять, и он чувствовал, что реформы могли состояться. Ученые как класс были нетронутой целиной, они представляли собой аморфный и сырой политический материал. Это было весьма странное и многочисленное собрание людей. Они там кишели и роились. Как будто наука втянула в себя всех тех людей на планете, кто был слишком ярок и умен для обычной практической жизни. Их самоотверженная преданность работе воистину казалась чудесной.
Оскар быстро оправился от первоначального изумления и удивления. После месяца пристального изучения вопроса он понял, что данная ситуация является, по сути, идеальной. В мире не нашлось бы достаточно денег, чтобы оплатить обычным людям подобную тяжелую работу, на какую соглашались ученые. Без живительного элемента идеализма, свойственного этой обособленной демографической группе, научное предпринимательство исчезло бы еще столетия назад.
Оскар ожидал, что федеральные ученые будут вести себя подобно федеральным бюрократам. Вместо этого он обнаружил потерянный мир, высокотехнологический остров Пасхи, где раса неудачников занималась интеллектуальным творчеством, отчасти бессмысленным, но вместе с тем величественным.
Грета Пеннингер также была из этих людей, с их высоким IQ и вечным витанием в облаках, — пролетариата Коллаборатория. К сожалению, она говорила и одевалась точно так же, как и все остальные. Однако Грета была многообещающим кандидатом. В принципе нет ничего плохого в том, что ее нельзя зачислить в разряд профессиональных деятелей с их умением одеваться, навыками ведения дебатов, способностью поставить проблему, организовать деятельность, поднять нужные темы и провернуть ловкие закулисные интриги…
К такому выводу пришла, по зрелому размышлению, команда Оскара. Параллельно с обсуждением ситуации Оскар, Лана и Донна играли покер. Покер был воистину игрой, созданной для Оскара. Он редко умудрялся не проиграть. Противникам никогда не приходила в голову мысль о том, что поскольку он был богат, то мог терять деньги безнаказанно. Оскар преднамеренно играл сначала достаточно хорошо, чтобы все вошли в азарт. Затем он начинал хитрить и играть против самого себя, в результате сокрушительно проигрывал и симулировал глубокое разочарование. Другие восхищенно подсчитывали выигрыши и смотрели на него с великодушной жалостью. Они были так довольны собой и настолько убеждены в его трогательном неумении играть и обманывать, что могли простить ему в тот момент что угодно.
— Однако есть одна проблема, — сказала Донна, со знанием дела перетасовывая карты.
— Что за проблема? — спросила Лана, жуя фисташки.
— Организатор выборной кампании никогда не должен спать с кандидатом.
— Она не настоящий кандидат, — заметила Лана.
— Я действительно не сплю с нею, — сообщил Оскар.
— Он будет, тем не менее, — мудро предрекла Донна.
— Сдавайте, — поторопил ее Оскар.
Донна сдала карты.
— Возможно, это и хорошо. Редкие встречи. Он не сможет остаться там, а она не может оттуда уехать. Так что — Ромео и Джульетта, но без уродливых беспокойств о смерти.
Оскар проигнорировал эти слова.
— Лана, тормозишь, — сказал он.
Лана поставила половину евро. Команда всегда играла в покер на европейские наличные. Имелись и американские деньги, тонкие пластмассовые банкноты, но большинство предпочитало ими не пользоваться. Трудно относиться всерьез к валюте, которая не конвертируема вне американских границ. Кроме того, все большие счета находились под тайным наблюдением.
Живчик, Фред, Ребекка Патаки и Фонтено уже ждали их в Холли-Бич. Поддерживая связь с командой через Сеть, они приложили трогательные усилия, чтобы сделать арендованное на побережье жилье удобным для жизни. В их распоряжении было девяносто шесть часов на то, чтобы привести ветхое жилище в порядок. Внешне дом остался таким же: шаткие переплетения скрипящих лестниц, смоленые деревянные сваи, съеденные солью щелистые подъезды. Желтая хибара с плоской крышей.
Однако внутри деревянной лачуги теперь на стенах висели ковры, подобранные со вкусом занавески, имелись удобные масляные нагреватели, подушки и постельное белье в цветочек. А также была целая куча небольших дорожных удобств: шапочки для душа, мыло, полотенца, купальные костюмы, шлепанцы. Конечно, для Лорены Бамбакиас это выглядело бы слабовато, однако приятно было видеть, что команда не потеряла навыки, а дом утратил свой нищенский вид.
Оскар забрался в кровать и проспал целых пять часов, что для него было очень много. Он пробудился свежий, радостный, полный неизрасходованных сил. На рассвете он съел яблоко из крошечного холодильника и вышел прогуляться вдоль берега.
Дул порывистый холодный ветер, солнце поднималось над серо-стальными водами Мексиканского залива, внося в мир зимнюю ясность. Местный берег мало чем мог привлечь. Из-за того, что океан поднялся за последние пятьдесят лет на два фута, слегка волнистая коричневая береговая линия имела промоины, придававшие ей жалкий вид. Место, где раньше стоял поселок Холли-Бич, находилось теперь под водой. Те здания, что удавалось перенести, втаскивали вверх по склону на бывшее пастбище, оставляя позади сеть старого взломанного тротуара, жалостливо ныряющего в прибой.
Само собой разумеется, что многим другим строениям на оконечности континента повезло меньше. Было обычным делом наткнуться на дощатые настилы, большие куски простенков и даже на целые дома, стоящие в воде у американских берегов.
Оскар прогуливался вдоль мелководья, блестящего, как осколки алюминия. Изобилие дрейфующих обломков настраивало на приятный меланхолический лад. Каждый пляж, который он когда-либо знал, хвастался своим уловом ржавеющих велосипедов, затопленных кушеток, живописными, обкатанными песком медицинскими инструментами. По его мнению, фанатики вроде голландцев уж слишком жаловались на неудобства от повышения уровня моря. Подобно всем европейцам, голландцы увязли в прошлом, были неспособны перейти к прагматичному, работающему осмыслению новых глобальных фактов.
К сожалению, многие из тех же самых обвинений могли быть предъявлены и к его собственным Соединенным Штатам. Оскар пытался разобраться в своих неоднозначных чувствах. Обутый в полированные ботинки, он аккуратно выбирал путь по самой кромке пенистого прибоя. Оскар искренне считал себя американским патриотом. В самых глубинных безмолвных и холодных тайниках души он был предан американскому государству настолько, насколько позволяла его профессия и его коллеги. Оскар искренне уважал дух архаичной дворцовой любезности, присущий Сенату Соединенных Штатов. Его сильно привлекала сенатская атмосфера, напоминавшая чем-то старинный джентльменский клуб. Неторопливые дебаты, раздевалки, правила порядка, в которых воплощался еще доиндустриальный смысл солидной респектабельности… Ему казалось, что совершенный мир должен быть сделан во многом наподобие американского Сената. Прочное царство древних флагов и темной деревянной обшивки, где ответственные интеллектуальные дебаты могли вестись с опорой на укрепленные форты разделяемых ценностей. Для Оскара Сенат Соединенных Штатов олицетворял сильную и изящную структуру, построенную на века политическими архитекторами, преданными своей работе. Это была система, которой он при лучших обстоятельствах с восхищением бы воспользовался.
Но Оскар был дитя своего времени и знал, что эта роскошь ему заказана. Он понимал, что должен сопоставить факты и создать новую политическую действительность. Для политической действительности современной Америки абсолютной реальностью был факт, что электронные сети съели до потрохов старый порядок, не имея при этом никакого собственного, изначально присущего порядка. Ужасающая скорость цифровой связи, согласованное сглаживание иерархических отношений, подъем основанного на сетевых связях гражданского общества и упадок индустриальной базы — всего этого просто оказалось слишком много для американского правительства, чтобы оно могло справиться с этим валом и встроить его в правовые рамки.
На нынешний день в Америке имелось шестнадцать главных политических партий, разделенных на враждующие блоки, занятые междоусобной войной, сопровождавшейся бесконечными чистками, отступничеством и новыми чистками. Процветали частные города с миллионами «клиентов», где общепринятая законность полностью игнорировалась. Существовала мафия, устанавливающая свои цены, поддерживающая заведения, где отмывались деньги, контролировавшая черный рынок ценных бумаг. Имелись черные, серые и зеленые сети супербартера. Появлялись и исчезали организации по охране здоровья населения, укомплектованные сумасшедшими кликами, где продвинутые медицинские методы оказывались в пользовании любого шарлатана, способного скачать программу операционной хирургии. Процветал сетевой шпионаж, свободный от привязки к физическому месту действия. На американском Западе в отколовшихся округах целые города продавались племенам кочевников или просто исчезали с географических карт.
Некоторые городские собрания в Новой Англии использовали более мощную вычислительную технику, чем та, что когда-то была в распоряжении американского правительства. Администрация конгресса разделилась на независимые феодальные владения. Исполнительные органы погрязли в бесконечных войнах конкурирующих агентств, каждое из которых искусно добывало информацию, не вылезало из Сети и, следовательно, было неспособно заниматься реальной деятельностью. Нация помешалась на опросах, которые сопровождались циничными манипуляциями, — при этом вокруг какой-либо ерунды вырастала скрежещущая зубами коалиция по этому единственному вопросу и град автоматизированных судебных процессов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76