ФЕЛИКС: Какая женщина?.. А, в очках. Это Марья Леонидовна! Зав.
библиотекой.
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Что вы ей рассказывали?
ФЕЛИКС: Я? Ей?
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Вы. Ей.
КЛЕТЧАТЫЙ: Рассказывал, рассказывал! Минут двадцать у нее в кабинете
просидел...
ФЕЛИКС: Что значит - просидел? Она мне путевку оформляла.
Договорились о следующем выступлении... Ничего я ей не рассказывал? Что за
подозрения? Скорее, она мне рассказывала...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Итак, она заверила вам путевку. Куда вы отправились
дальше?
ФЕЛИКС: На курсы! Наташа, скажи ему!
НАТАША: Феликс Александрович, ты не волнуйся. Ты просто рассказывай,
как все было, и ничего тебе не будет.
ФЕЛИКС: Да я и так рассказываю все, как было...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Кого еще из знакомых вы встретили на курсах?
ФЕЛИКС: Ну кого... (Он очень старается). Этого... Ну Валентина,
инженера, из филиала, не знаю как его фамилия... Потом этого, как его...
Ну такой, мордастенький...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: И о чем вы с ними говорили?
ФЕЛИКС: Ни о чем я с ними не говорил. Я сразу пошел к Наташе. К
Наталье Петровне.
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Потом вы оказались в ресторане. Зачем?
ФЕЛИКС: Как это - зачем? Поесть! Я же целый день не ел... Между
прочим, из-за этого вашего Курдюкова!
Павел Павлович поднимается, секунду смотрит на телефон, выдергивает
телефонный шнур из розетки и снимает аппарат со столика на пол. Затем
произносит: "Эхе-хе..." - и направляется к двери на кухню.
ИВАН ДАВЫДОВИЧ (раздраженно): Павел... э... Павлович! Я не понимаю,
неужели вы не можете десять минут подождать?
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (приостанавливается на мгновение): А зачем,
собственно, ждать? (Издевательским тоном.) Курдюков. Курдюков...
Он скрывается на кухне, оттуда доносится лязг посуды. Феликс
обнаруживает, что все с жадным вниманием смотрят на него.
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Феликс Александрович, будет лучше всего, если вы
сами, без нашего давления, добровольно и честно расскажите нам: с кем вы
сегодня говорили о Курдюкове, что именно говорили и зачем вы это делали. Я
очень советую вам быть откровенным.
ФЕЛИКС: Да господи! Да разве я скрываю! С кем я говорил о Курдюкове?
Пожалуйста. С кем я говорил... Да ни с кем я не говорил! С женой Курдюкова
говорил, с Зоей! Она мне сказали, чтобы я поехал к нему в больницу, я и
поехал. И все. Больше ни с кем!
На кухне снова слышится звон посуды, в кабинете появляется Павел
Павлович. На нем кухонный фартук, в одной руке он держит шипящую
сковородку, в другой - деревянную подставку для нее.
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: прошу прощения. Не обращайте внимания... Я у вас,
Феликс Александрович, давешнюю ветчинку там слегка. Вы уж не обессудьте...
ФЕЛИКС (растерянно): Да ради бога... Конечно!
ИВАН ДАВЫДОВИЧ (раздраженно): Давайте не будет отвлекаться!
Продолжайте, Феликс Александрович!
Но Феликс не может продолжать. Он с испугом и изумлением следит за
действиями Павла Павловича. Тот ставит сковородку на журнальный столик и,
нависнувши над нею своим большим благородным носом, извлекает из
нагрудного кармана фрака черный плоский футляр. Открыв его, он некоторое
время водит над ним указательным пальцем, произносит как бы в
нерешительности "Гм!" и вынимает из футляра тонкую серебряную трубочку.
КЛЕТЧАТЫЙ (бормочет): Смотреть страшно...
Павел Павлович аккуратно отвинчивает колпачок и принимается капать из
трубочки в яичницу - на каждый желток по капле.
НАТАША: Какой странный запах... Вы уверены, что это съедобно?
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Это, душа моя, "ухе-тхо"... В буквальном пере воде -
"желчь водяного". Этому составу, деточка, восемь веков...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ (стучит пальцем по столешнице): Довольно, довольно!
Феликс Александрович, продолжайте! О чем вы договорились с Курдюковым в
больнице?
ФЕЛИКС: С Курдюковым? В больнице? Н-ну... Ни о чем определенном мы не
договаривались. Он обещал поставить бутылку коньяку...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: И все?
ФЕЛИКС: И все...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: И ради этого вы поперли на ночь глядя через весь
город в больницу?
ФЕЛИКС: Н-ну... Это же почти рядом...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Курдюков ваш хороший друг?
ФЕЛИКС: Что вы! Мы просто соседи! Раскланиваемся... Я ему отвертку,
он мне пылесос...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Понятно. Посмотрите, что у вас получается. Не слишком
близкий ваш приятель, чувствующий себя уже вполне неплохо, вызывает вас
поздно вечером к себе в больницу только для того, чтобы пообещать распить
с вами бутылку коньяка. Я правильно резюмировал ваши показания?
ФЕЛИКС: Д-да...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: О чем вы сговорились с Курдюковым в больнице?
ФЕЛИКС: Ей-богу, ни о чем!
КЛЕТЧАТЫЙ: Врет, брешет! Не знаю, о чем они там сговорились, но на
лестнице было у них крупное объяснение! Он по ступенькам сыпался -
красный, как помидор! Врет!
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (негромко): А всего-то и надо было вам, ротмистр,
сделать два шага вверх по лестнице. Вы бы все и услышали, а мы бы здесь и
не гадали...
КЛЕТЧАТЫЙ (смиренно): Виноват, ваше сиятельство. Однако пусть этот
аферист объяснит нам, господа, что означали слова: "О себе подумай,
Снегирев! О себе!" Эти слова я слышал прекрасно и никак не могу взять в
толк, к чему они!
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: О чем вы сговорились с Курдюковым?
ФЕЛИКС: Господа! Да что вы ко мне пристали, в самом деле?
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: О чем вы сговорились с Курдюковым?
ФЕЛИКС: Наташа! Да кто это такие? Что им нужно от меня? Скажи им,
чтобы отстали!
Клетчатый коротко гогочет.
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Слушайте меня внимательно. Мы отсюда не уйдем до тех
пор, пока не выясним все, что нас интересует. И вы нам обязательно
расскажите все. Вопрос только - какой ценой. Церемониться мы не будем. Мы
не умеем церемониться. И должно быть тихо, даже если вам будет очень
больно...
Он берет саквояж, ставит на стол, раскрывает, извлекает автоклавчик
и, звякая металлом и стеклом, принимается снаряжать шприц для инъекций.
Феликс наблюдает эти манипуляции, покрываясь испариной.
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Разумеется мы бы предпочли получить от вас информацию
быстро, без хлопот и в чистом виде, без примесей. Я думаю, это в ваших
интересах...
Клетчатый скользящим шагом пересекает комнату и намеревается встать у
Феликса за спиной. Феликс в панике отодвигается вместе со стулом и
оказывает загнанным между столом и книжной стенкой.
КЛЕТЧАТЫЙ (шепотом): Тихо! Сидеть!
ФЕЛИКС (с отчаянием): С-слушайте! Какого дьявола? Наташа! Пал Палыч!
Наташа сидит на диване, уютно поджавши под себя ноги. Она подпиливает
пилкой ногти.
НАТАША (ласково-наставительно): Феликс, милый, надо рассказать. Надо
все рассказать, все до последнего.
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Да уж, Феликс Александрович, вы уж пожалуйста! Зачем
вам лишние неприятности?
ФЕЛИКС (он сломлен, дрожащим голосом): Да-да, надо.
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Отвечать будете?
ФЕЛИКС: Да-да, обязательно...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: О чем вы сговорились с Курдюковым?
Феликс не успевает ответить, да он и не знает, что отвечать.
Дверь в комнату распахивается, и на пороге объявляется Курдюков. Он в
мокром пальто не по росту, из-под пальто виднеются больничные подштанники,
на ногах - мокрые растоптанные тапки.
- Ага! - с фальшивым торжеством произносит он и вытирает рот тыльной
стороной кулака, в котором зажата огромная стамеска. - Взяли гада? Хорошо!
Молодцы. Но как же это вы без меня? Непорядок, непорядок, не по уставу!
Апеллирую к вам, магистр! Не по уставу! Итак: кто ему рассказал про
эликсир?
ИВАН ДАВЫДОВИЧ (вскакивая): Он знает про эликсир?
НАТАША (тоже подскочив): То есть как это?
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Что-что-что?
КЛЕТЧАТЫЙ: А что я вам говорил?
КУРДЮКОВ: Хе! Он не только про эликсир знает! Он мне намекал, что ему
и про источник известно! Он мне и Крапивкин Яр называл, сукин сын!
Все взоры устремляются на Феликса.
ФЕЛИКС (бормочет, запинаясь): Ты что Курдюков? Какой еще эликсир?
Крапивкин Яр - знаю, а эликсир... Какой эликсир?
Курдюков наклоняется к нему, уперев руки в боки:
- А Крапивкин Яр, значит, знаешь?
ФЕЛИКС: З-знаю... Кто же его не знает?
КУРДЮКОВ: Ладно, ладно! "Кто ж его не знает..." А что ты мне про
Крапивкин Яр намекал давеча? Помнишь?
ФЕЛИКС: Про Крапивкин Яр? Когда?
КУРДЮКОВ: А сегодня! В больнице! "Вот поправишься, Костенька, и
пойдем мы с тобой прогуляться в Крапивкин Яр..." У меня глаза на лоб
полезли! Откуда? Как узнал? Я тебя предупреждал давеча? "Молчи! Ни единого
слова! Никому!" Говорил я тебе или нет?
ФЕЛИКС: Ну говорил! Так ведь ты про что говорил? Ты же ведь...
КУРДЮКОВ: А! Признаешь! Правильно? А раз признаешь - не надо
запираться! Честно признайся: кто тебе рассказал? Наташка? В постельке
небось рассказала? Расслабилась?
Он оглядывается на Наташу и шарахается, заслоняясь кулаком со
стамеской: Наташа надвигается на него неслышным кошачьим шагом, слегка
пригнувшись, с хищно шевелящимися пальцами, норовящими выцарапать глаза.
НАТАША (яростно шипит): Ах ты, паскуда противная, душа гадкая,
грязная, ты что же это хочешь сказать, пасть твоя черная, немытая?
КУРДЮКОВ (визжит): Я ничего не хочу сказать! Магистр, это гипотеза!
Защитите меня!
Наташа вдруг останавливается, поворачивается к Ивану Давыдовичу и
спокойно произносит:
- Все ясно. Этот патологический трус сам же все и разболтал.
Обожрался тухлятиной, вообразил, что подыхает, и со страху все разболтал
первому встречному...
КУРДЮКОВ: Вранье! Первый был доктор из "скорой помощи"! А потом
санитары! А уж только потом...
НАТАША: Ты им все разболтал, гнида?
КУРДЮКОВ: Никому! Ничего! Он уже и так все знал!
Клетчатый, оставив Феликса, начинает бочком-бочком придвигаться к
Курдюкову. Заметив это, Курдюков валится на колени перед Иваном
Давыдовичем.
КУРДЮКОВ: Магистр! Не велите ему! Я все расскажу! Только попросил
съездить его к вам... Назвал вас, виноват. Страшно мне было очень... Но он
и так уже все знал! Улыбнулся этак зловеще и говорит: "Как же, знаю, знаю
магистра..."
ФЕЛИКС: Что ты несешь? Опомнись!
КУРДЮКОВ: "Поеду, говорит, так и быть, поеду, но вечерком мы еще с
тобой поговорим!" Я хотел броситься, я хотел предупредить, но меня
промывали, я лежал пластом...
ФЕЛИКС: Товарищи, он все врет. Я не понимаю, чего ему от меня надо,
но он все врет...
КУРДЮКОВ: А вечером он уже не скрывался! Поймите меня правильно, я
волнуюсь, я не могу сейчас припомнить его речей в точности, но про все он
мне рассказал специально, чтобы доказать свою осведомленность...
ФЕЛИКС: Врет.
КУРДЮКОВ: ...Чтобы доказать свою осведомленность и склонить меня к
измене! Он сказал, что нас пятеро, что мы бессмертные...
ФЕЛИКС: Врет.
КУРДЮКОВ (заунывно, словно бы пародируя): "В Крапивкином Яре за
шестью каменными столбами под белой звездой укрыта пещера, и в той пещере
эликсира источник, точащий капли бессмертия в каменный стакан..."
ФЕЛИКС: Впервые эту чепуху слышу. Он просто с ума сошел.
КУРДЮКОВ (воздевши палец): "Лишь пять ложек эликсира набирается за
три года, и пятерых они делают бессмертными..."
ФЕЛИКС: Он же из больницы сбежал, вы видите...
КУРДЮКОВ (обычным голосом): Он вас назвал, магистр. И Наташечку. И
вас, князь. А пятого, говорит, я до сих пор не знаю...
Все смотрят на Феликса.
ФЕЛИКС (пытаясь держать себя в руках): Для меня все это - сплошная
галиматья. Горячечный бред. Ничего я этого не знаю, не понимаю и говорить
об этом просто не мог.
Все молчат.
Феликс встает, и на него сзади наскакивает Курдюков. Он обхватывает
Феликса левой рукой за лицо, чтобы зажать рот, а правой с силой бьет
стамеской в спину снизу вверх. Стамеска тупая, рука у Курдюкова
соскальзывает, и ни какого убийства не получается. Феликс лягает Курдюкова
ногой, тот отлетает на Ивана Давыдовича, и оба они вместе с креслом
рушатся на пол.
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ (насмешливо): Развоевались!...
НАТАША (она уже возлежит на диване): Шляпа. И всегда он был шляпой,
сколько я его помню...
ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ: Но соображает быстро, согласитесь...
Иван Давыдович, наконец, поднимается, брезгливо вытирая ладони о
бока, а Курдюков остается на полу - лежит скорчившись, обхватив руками
голову.
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Господа, так все-таки нельзя. Так мы весь дом
разбудим. Я попрошу, господа...
ФЕЛИКС (дрожащим голосом): Слушайте, а может, хватит на сегодня?
Может, вы завтра зайдете? Ведь, ей-богу, дождемся, что кто-нибудь милицию
вызовет...
ИВАН ДАВЫДОВИЧ: Сядьте. Сядьте, я вам говорю!... (Пауза). Вот что,
господа. Ситуация переменилась. Я бы сказал, она усложнилась. Я, господа,
прошу вас основательно усвоить, что сегодня нам ничего здесь делать
нельзя.
1 2 3 4 5 6 7