..
– Тогда почему же ты спряталась, когда я пришел?
– Не знаю! – Нотка отчаянной честности пришлась как раз кстати. – Правда-правда, не знаю! Но я ведь была на яхте, понимаешь, рыскала тут, заглядывала во все шкафы подряд, и в каюте, и на ка... на кухне, и вообще везде.
– Зачем?
– Как это зачем? – Я пустила в ход всю наработанную актерскую технику. – Ну а зачем женщины в чужом доме вообще вечно суют нос во все что ни попадя? А на яхте гораздо интереснее, чем в любом доме. Мне хотелось посмотреть, как тут все устроено, и кухонные принадлежности, и... да мало ли что! – Я засмеялась, пытаясь вернуть ему хорошее расположение духа и изображая святую наивность; пожалуй, лучше не демонстрировать, как хорошо я разбираюсь в устройстве яхт. – Правда, Годфри, тут просто потрясающе! Я и не представляла! – Тут я запнулась, кусая губу. – Ты на меня сердишься. Я... думаю, тебе было чертовски неприятно... такая неожиданность. Честно говоря, я сама это понимала, наверное, потому и спряталась, когда услышала тебя у двери. Вдруг представила, как это выглядит со стороны. Подумала, что ты придешь в ярость, запаниковала и спряталась. У меня была смутная мысль, что, если ты все-таки не выйдешь в море, я смогу потихоньку ускользнуть, когда ты уйдешь. Вот и все.
Я снова села, прикидывая, не стоит ли в этом месте заплакать или слезы будут все-таки чересчур, и решила, что не стоит. Вместо этого я трогательно поглядела на него из-под ресниц – точнее, попыталась, но больше уже не поверю писателям любовных романов, это физически невозможно. Годфри, во всяком случае, не растрогался, поэтому я оставила эту попытку, улыбнулась дрожащей улыбкой и поднесла трясущуюся – непритворно – руку к глазам.
– Прости, мне очень жаль. Правда-правда. Пожалуйста, не сердись.
– Я и не сержусь.
В первый раз за все это время он отвел от меня глаза и, поднявшись на ступеньку, приотворил дверь и выглянул во мрак. Похоже, увиденное удовлетворило его, но, возвращаясь обратно, он не стал снова закрывать дверь.
– Ладно, раз уж ты тут, наслаждайся прогулкой. Я не могу оставить румпель надолго, так что пойдем наружу. Не очень-то у тебя теплая куртка, а? Надень-ка вот эту.
Он распахнул гардероб и вытащил для меня толстую шерстяную куртку.
– Не волнуйся, вполне сойдет и моя.
Я поднялась и потянулась к своей куртке, в кармане которой лежал фонарик, но вспомнила, что она совсем мокрая. Даже ради спасения собственной жизни я не могла с ходу придумать убедительную причину, как это я умудрилась промокнуть. Я отбросила куртку на груду одеял.
– Хотя ладно, большое спасибо, наверное, твоя и вправду теплей. Похоже, ночь довольно ветреная.
Годфри подержал куртку, пока я влезала в рукава, а я улыбнулась ему через плечо.
– Ты меня простил? Ужасно глупо вышло, ты имел полное право рассвирепеть.
– Я ничуть не рассвирепел, – улыбнулся Годфри в ответ, развернул меня к себе и поцеловал.
Ну что ж, сама на это напрашивалась, вот и доигралась. Я закрыла глаза. Если представить, будто это Макс... нет, невозможно. Тогда хотя бы кто-нибудь еще, мне совсем безразличный – например, тот славный примерный мальчик, с которым у меня вышел краткосрочный роман, но никто из нас не расстроился, когда он закончился... Однако и это не сработало.
Кем бы там ни был Годфри, но целовался он вовсе не как славный примерный мальчик...
Открыв глаза, я посмотрела через плечо Годфри на такую чудесную тяжелую лампу, заманчиво покачивавшуюся в каком-то футе от его головы. Если бы исхитриться и увлечь его на ее орбиту... Полагаю, бывают ситуации, в которых девушке вполне уместно и даже похвально треснуть целующего ее мужчину лампой по голове...
«Алистер» вдруг подпрыгнул на волнах и резко сбился с курса. Годфри выронил меня, как будто я его укусила.
– Потуши лампу, хорошо?
Он помчался вверх по лесенке. Я в считанные секунды задула огонек и водрузила стеклянный абажур на место, но «Алистер» уже снова выровнялся, и Годфри остановился в дверях наверху, так и не оставив меня одну в каюте. Он протянул мне руку:
– Пойдем полюбуемся на звезды.
– Минутку.
Голос его сделался резче. Он явно был не так спокоен, как прикидывался.
– Что такое?
– Носовой платок. Он у меня в кармане.
Я порылась в темном углу кушетки. Фонарик ловко скользнул в карман шерстяной куртки, я схватила платок, побежала наверх по ступенькам и подала руку Годфри.
Снаружи царила чудесная ветреная ночь – звезды, брызги и сверкающие волны, мчащиеся ввысь, чтобы разбиться о гигантские веера перьевых облаков. Слева от нас я смутно различала очертания побережья, темную громаду скал, заслоняющих звезды. По низу этой громады тянулась вереница немногочисленных огоньков. Они казались совсем недалеко от нас.
– Где мы?
– Примерно в полумиле от Глифа.
– А где это?
– Знаешь, как берег изгибается на восток вдоль подножия горы Пантократор, к материку? Мы примерно на середине этой дуги...
– Значит, плывем на восток?
– Сейчас да. После Коулоуры свернем и пойдем через пролив.
(«По моим подсчетам, мы были примерно на полдороге, – сказал Спиро, – в проливе между Коулоурой и материком».)
– Когда выйдем из-под прикрытия Пантократора, ветер будет чувствоваться сильнее, – продолжал Годфри. – И так уже довольно сильно штормит. – Он обвил меня свободной рукой, ласково, но неумолимо. – Посиди со мной. Яхту нельзя надолго оставлять без присмотра. Ты что-нибудь смыслишь в плавании под парусом?
– Ровным счетом ничего.
Пока Годфри увлекал меня к кормовой скамье, глаза мои деловито обшаривали смутно вырисовывавшийся в полумгле кокпит. Но я слишком хорошо знала, что там не найдется никакого хоть сколько-нибудь подходящего оружия, даже если бы эта якобы любящая рука и позволила мне туда дотянуться. И все же я не сдавалась. Мне вдруг пришло в голову, что у Годфри, возможно, есть с собой пистолет, и я уже выяснила, что в ближайшем ко мне кармане, левом, ничего такого нет. Возможно, если бы Мэннинг снова начал свои амуры, я бы могла проверить и второй карман... Он усадил меня рядом с собой, и я поплотнее укуталась в куртку, чтобы защититься от его рук, одновременно прильнув головой к его плечу. По моим расчетам, если бы он носил кобуру под мышкой, то вряд ли стал бы так прижимать меня к левому боку. И я оказалась права: там пистолета не было. Лениво откинувшись назад, я решила продемонстрировать, как плохо разбираюсь в яхтах.
– И быстро она плавает?
– Около восьми узлов.
– Правда?
Голос мой показывал, что я и представления не имею, что такое узел, но не хочу демонстрировать своего невежества. Годфри не стал меня просвещать, а снова обнял, швырнул сигарету за борт и добавил:
– Это под парусом. А с мотором шесть-семь.
– Правда? – повторила я с той же самой интонаций и на этот раз, видимо, преуспела, потому что он снисходительно засмеялся, поворачиваясь, чтобы снова поцеловать меня.
«Алистер» накренился и взлетел вверх на волне. Над нашими головами с треском, похожим на выстрел, промчался несущий грот гик, снабдив меня вполне уважительным оправданием за то, что я инстинктивно отшатнулась, едва губы Годфри нащупали мои.
Однако уже в следующую секунду я взяла себя в руки и ответила ему со сдержанным пылом, пока глаза мои наблюдали за качающимся, как маятник, гиком у нас над головами. Я старалась отвлечься от Годфри и подумать.
Действия его были абсолютно очевидны: не будучи уверен в моей невиновности, он не хотел рисковать и оставлять меня без присмотра, пока еще не убрал паруса и не повел яхту на одном моторе. Ему оставалось только держать ее на том же курсе, выключив мотор, чтобы она плыла по инерции, а свободно болтающийся грот направлял ее в нужную сторону, пока сам Годфри не решит, что же со мной делать. Это еще мое счастье (хмуро подумала я), что ветер дует более-менее в нужную сторону. Если Мэннинг, как я и предполагала, направлялся в то же место, куда плавал в ту ночь, когда пытался утопить Спиро, то скоро он будет как раз на выбранном курсе.
Внезапный порыв ветра вздернул нос «Алистера» вверх под таким углом, что гик снова с треском и скрипом пронесся у нас над головами. Годфри резко отпустил меня и правой рукой схватился за румпель. И в тот миг, когда он наклонился вперед, я увидела свое оружие.
Как раз за Годфри на крючках позади кормовой скамьи висел спасательный круг, а к нему на длинной веревке была прикреплена сигнальная ракетница – металлическая трубка около фута длиной с цилиндрическим поплавком примерно посередине. Довольно увесистая и очень удобная по форме – самое подходящее оружие, если только я смогу дотянуться и сдернуть ее с крючка, располагающегося в футе от спасательного круга, но, по счастью, в мою сторону. Прикрепленная к ракетнице веревка была свита кольцами и свободно болталась на крючке. Длиной она была футов десять-пятнадцать – вполне достаточный простор для подобного оружия. Оставалось только завладеть им. Вряд ли мне удалось бы сделать это, перегнувшись через Годфри, а даже если бы и удалось, тогда у меня точно не осталось бы ни малейшего шанса ею воспользоваться. Вот если бы только заставить его хоть ненадолго встать и отойти...
– А почему ты оставил парус? – спросила я. – Мне казалось, их убирают, когда включают мотор.
– Не обязательно. Я хочу скоро снова пойти под парусом, а за это время с ним ничего не случится.
– Понятно.
На сей раз мне с трудом удалось притвориться, будто я ничего не понимаю. На самом-то деле я все прекрасно поняла. Он собирался плыть под парусом по той же самой причине, по какой вообще воспользовался яхтой, – для бесшумности. И было совершенно очевидно, куда мы направляемся с нашим грузом – прямиком к албанскому берегу, а «за это время» меня постигнет участь Спиро. И тогда у Годфри будут обе руки свободны и он сможет нормально управлять «Алистером».
Я глубоко вдохнула соленый воздух и доверчиво склонилась головкой на плечо своему спутнику:
– Божественно, правда? Как я рада, что пробралась сюда, а ты на меня не рассердился. Погляди на эти звезды... вот чего страшно не хватает в Лондоне. Никакого ночного неба, только это отвратительное грязно-бурое зарево от пяти миллионов фонарей. А кстати, Годфри, разве ты не должен зажечь бортовые огни?
– Должен, но не стану. Пока я не встречу никаких других нарушителей закона, мы увидим любой встречный корабль, так что никакого вреда не будет.
– Нарушителей закона?
Мне показалось, что он улыбается.
– Тех, кто не зажигает огни.
– А-а. Так значит, ты собираешься фотографировать? На рассвете? – Я хихикнула. – Интересно, что на этот раз скажет Фил, когда я вернусь домой под утро?
– А где она сегодня вечером? Знает, что ты ушла?
– Она с нашими друзьями в «Корфу Палас». По приезде я нашла от нее записку, а присоединяться было уже поздновато, вот и осталась дома. Я... я что-то захандрила. Мы с тобой провели такой милый день, что я просто не могла усидеть дома.
– Бедняжка Люси. А я еще был с тобой так груб. Прости. А кто-нибудь знает, где ты?
Вопрос был задан небрежно и как бы невзначай, но для меня он сыграл роль пожарной тревоги. Я замялась – должно быть, на секунду дольше, чем следовало:
– Миранда была дома. Я сказала ей, что выйду погулять.
– К эллингу?
– Да нет. Я ведь сама этого не знала.
Он не ответил. Я могла лишь гадать, удался ли мой жалкий блеф. Прохладный нейтральный тон Годфри и холодная чувственность его ласк не давали ни малейших намеков на то, что же он чувствует или намерен предпринять на самом деле. От этого человека обычные общечеловеческие представления и догадки просто отскакивали. Но поверил он в мою невиновность или нет, я полагала, что никакие слова уже не изменят моей судьбы. Единственным оружием, которое я пока попридержала, были факты, известные мне, но неизвестные ему: что Спиро жив, что Годфри может быть обвинен в убийстве Янни, что Адони и Миранда видели свертки и что Миранда видела, как он нес их к эллингу и, наверное, догадывается, где я сейчас нахожусь. И наконец, что Годфри по возвращении, скорее всего, будет встречен Максом, Адони и (надеюсь, что так!) полицией, которая на сей раз не проявит склонности с такой легкостью принять на веру любую историю, какую он соблаговолит выдумать. Словом, убьет он меня или нет, его игра закончена.
Беда в том, что эти доводы были равно убедительны в любую сторону. Если все равно нет никакой разницы, что Годфри со мной сделает, то наилучший способ действий для него – это убить меня и скрыться (несомненно, бегство уже подготовлено), не заезжая обратно в руки поджидающих его Макса и греческой полиции.
Так что для меня единственным верным образом действия оставалось молчание. Сохранилась ведь еще слабая надежда, что если Годфри поверит, что я ничего не знаю, то прервет свою поездку и отвезет меня домой, или что я смогу его убедить, что не нуждаюсь в присмотре, и он отвлечется хотя бы ненадолго, а я успею схватить оружие, которое висит сейчас у него за правым плечом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Тогда почему же ты спряталась, когда я пришел?
– Не знаю! – Нотка отчаянной честности пришлась как раз кстати. – Правда-правда, не знаю! Но я ведь была на яхте, понимаешь, рыскала тут, заглядывала во все шкафы подряд, и в каюте, и на ка... на кухне, и вообще везде.
– Зачем?
– Как это зачем? – Я пустила в ход всю наработанную актерскую технику. – Ну а зачем женщины в чужом доме вообще вечно суют нос во все что ни попадя? А на яхте гораздо интереснее, чем в любом доме. Мне хотелось посмотреть, как тут все устроено, и кухонные принадлежности, и... да мало ли что! – Я засмеялась, пытаясь вернуть ему хорошее расположение духа и изображая святую наивность; пожалуй, лучше не демонстрировать, как хорошо я разбираюсь в устройстве яхт. – Правда, Годфри, тут просто потрясающе! Я и не представляла! – Тут я запнулась, кусая губу. – Ты на меня сердишься. Я... думаю, тебе было чертовски неприятно... такая неожиданность. Честно говоря, я сама это понимала, наверное, потому и спряталась, когда услышала тебя у двери. Вдруг представила, как это выглядит со стороны. Подумала, что ты придешь в ярость, запаниковала и спряталась. У меня была смутная мысль, что, если ты все-таки не выйдешь в море, я смогу потихоньку ускользнуть, когда ты уйдешь. Вот и все.
Я снова села, прикидывая, не стоит ли в этом месте заплакать или слезы будут все-таки чересчур, и решила, что не стоит. Вместо этого я трогательно поглядела на него из-под ресниц – точнее, попыталась, но больше уже не поверю писателям любовных романов, это физически невозможно. Годфри, во всяком случае, не растрогался, поэтому я оставила эту попытку, улыбнулась дрожащей улыбкой и поднесла трясущуюся – непритворно – руку к глазам.
– Прости, мне очень жаль. Правда-правда. Пожалуйста, не сердись.
– Я и не сержусь.
В первый раз за все это время он отвел от меня глаза и, поднявшись на ступеньку, приотворил дверь и выглянул во мрак. Похоже, увиденное удовлетворило его, но, возвращаясь обратно, он не стал снова закрывать дверь.
– Ладно, раз уж ты тут, наслаждайся прогулкой. Я не могу оставить румпель надолго, так что пойдем наружу. Не очень-то у тебя теплая куртка, а? Надень-ка вот эту.
Он распахнул гардероб и вытащил для меня толстую шерстяную куртку.
– Не волнуйся, вполне сойдет и моя.
Я поднялась и потянулась к своей куртке, в кармане которой лежал фонарик, но вспомнила, что она совсем мокрая. Даже ради спасения собственной жизни я не могла с ходу придумать убедительную причину, как это я умудрилась промокнуть. Я отбросила куртку на груду одеял.
– Хотя ладно, большое спасибо, наверное, твоя и вправду теплей. Похоже, ночь довольно ветреная.
Годфри подержал куртку, пока я влезала в рукава, а я улыбнулась ему через плечо.
– Ты меня простил? Ужасно глупо вышло, ты имел полное право рассвирепеть.
– Я ничуть не рассвирепел, – улыбнулся Годфри в ответ, развернул меня к себе и поцеловал.
Ну что ж, сама на это напрашивалась, вот и доигралась. Я закрыла глаза. Если представить, будто это Макс... нет, невозможно. Тогда хотя бы кто-нибудь еще, мне совсем безразличный – например, тот славный примерный мальчик, с которым у меня вышел краткосрочный роман, но никто из нас не расстроился, когда он закончился... Однако и это не сработало.
Кем бы там ни был Годфри, но целовался он вовсе не как славный примерный мальчик...
Открыв глаза, я посмотрела через плечо Годфри на такую чудесную тяжелую лампу, заманчиво покачивавшуюся в каком-то футе от его головы. Если бы исхитриться и увлечь его на ее орбиту... Полагаю, бывают ситуации, в которых девушке вполне уместно и даже похвально треснуть целующего ее мужчину лампой по голове...
«Алистер» вдруг подпрыгнул на волнах и резко сбился с курса. Годфри выронил меня, как будто я его укусила.
– Потуши лампу, хорошо?
Он помчался вверх по лесенке. Я в считанные секунды задула огонек и водрузила стеклянный абажур на место, но «Алистер» уже снова выровнялся, и Годфри остановился в дверях наверху, так и не оставив меня одну в каюте. Он протянул мне руку:
– Пойдем полюбуемся на звезды.
– Минутку.
Голос его сделался резче. Он явно был не так спокоен, как прикидывался.
– Что такое?
– Носовой платок. Он у меня в кармане.
Я порылась в темном углу кушетки. Фонарик ловко скользнул в карман шерстяной куртки, я схватила платок, побежала наверх по ступенькам и подала руку Годфри.
Снаружи царила чудесная ветреная ночь – звезды, брызги и сверкающие волны, мчащиеся ввысь, чтобы разбиться о гигантские веера перьевых облаков. Слева от нас я смутно различала очертания побережья, темную громаду скал, заслоняющих звезды. По низу этой громады тянулась вереница немногочисленных огоньков. Они казались совсем недалеко от нас.
– Где мы?
– Примерно в полумиле от Глифа.
– А где это?
– Знаешь, как берег изгибается на восток вдоль подножия горы Пантократор, к материку? Мы примерно на середине этой дуги...
– Значит, плывем на восток?
– Сейчас да. После Коулоуры свернем и пойдем через пролив.
(«По моим подсчетам, мы были примерно на полдороге, – сказал Спиро, – в проливе между Коулоурой и материком».)
– Когда выйдем из-под прикрытия Пантократора, ветер будет чувствоваться сильнее, – продолжал Годфри. – И так уже довольно сильно штормит. – Он обвил меня свободной рукой, ласково, но неумолимо. – Посиди со мной. Яхту нельзя надолго оставлять без присмотра. Ты что-нибудь смыслишь в плавании под парусом?
– Ровным счетом ничего.
Пока Годфри увлекал меня к кормовой скамье, глаза мои деловито обшаривали смутно вырисовывавшийся в полумгле кокпит. Но я слишком хорошо знала, что там не найдется никакого хоть сколько-нибудь подходящего оружия, даже если бы эта якобы любящая рука и позволила мне туда дотянуться. И все же я не сдавалась. Мне вдруг пришло в голову, что у Годфри, возможно, есть с собой пистолет, и я уже выяснила, что в ближайшем ко мне кармане, левом, ничего такого нет. Возможно, если бы Мэннинг снова начал свои амуры, я бы могла проверить и второй карман... Он усадил меня рядом с собой, и я поплотнее укуталась в куртку, чтобы защититься от его рук, одновременно прильнув головой к его плечу. По моим расчетам, если бы он носил кобуру под мышкой, то вряд ли стал бы так прижимать меня к левому боку. И я оказалась права: там пистолета не было. Лениво откинувшись назад, я решила продемонстрировать, как плохо разбираюсь в яхтах.
– И быстро она плавает?
– Около восьми узлов.
– Правда?
Голос мой показывал, что я и представления не имею, что такое узел, но не хочу демонстрировать своего невежества. Годфри не стал меня просвещать, а снова обнял, швырнул сигарету за борт и добавил:
– Это под парусом. А с мотором шесть-семь.
– Правда? – повторила я с той же самой интонаций и на этот раз, видимо, преуспела, потому что он снисходительно засмеялся, поворачиваясь, чтобы снова поцеловать меня.
«Алистер» накренился и взлетел вверх на волне. Над нашими головами с треском, похожим на выстрел, промчался несущий грот гик, снабдив меня вполне уважительным оправданием за то, что я инстинктивно отшатнулась, едва губы Годфри нащупали мои.
Однако уже в следующую секунду я взяла себя в руки и ответила ему со сдержанным пылом, пока глаза мои наблюдали за качающимся, как маятник, гиком у нас над головами. Я старалась отвлечься от Годфри и подумать.
Действия его были абсолютно очевидны: не будучи уверен в моей невиновности, он не хотел рисковать и оставлять меня без присмотра, пока еще не убрал паруса и не повел яхту на одном моторе. Ему оставалось только держать ее на том же курсе, выключив мотор, чтобы она плыла по инерции, а свободно болтающийся грот направлял ее в нужную сторону, пока сам Годфри не решит, что же со мной делать. Это еще мое счастье (хмуро подумала я), что ветер дует более-менее в нужную сторону. Если Мэннинг, как я и предполагала, направлялся в то же место, куда плавал в ту ночь, когда пытался утопить Спиро, то скоро он будет как раз на выбранном курсе.
Внезапный порыв ветра вздернул нос «Алистера» вверх под таким углом, что гик снова с треском и скрипом пронесся у нас над головами. Годфри резко отпустил меня и правой рукой схватился за румпель. И в тот миг, когда он наклонился вперед, я увидела свое оружие.
Как раз за Годфри на крючках позади кормовой скамьи висел спасательный круг, а к нему на длинной веревке была прикреплена сигнальная ракетница – металлическая трубка около фута длиной с цилиндрическим поплавком примерно посередине. Довольно увесистая и очень удобная по форме – самое подходящее оружие, если только я смогу дотянуться и сдернуть ее с крючка, располагающегося в футе от спасательного круга, но, по счастью, в мою сторону. Прикрепленная к ракетнице веревка была свита кольцами и свободно болталась на крючке. Длиной она была футов десять-пятнадцать – вполне достаточный простор для подобного оружия. Оставалось только завладеть им. Вряд ли мне удалось бы сделать это, перегнувшись через Годфри, а даже если бы и удалось, тогда у меня точно не осталось бы ни малейшего шанса ею воспользоваться. Вот если бы только заставить его хоть ненадолго встать и отойти...
– А почему ты оставил парус? – спросила я. – Мне казалось, их убирают, когда включают мотор.
– Не обязательно. Я хочу скоро снова пойти под парусом, а за это время с ним ничего не случится.
– Понятно.
На сей раз мне с трудом удалось притвориться, будто я ничего не понимаю. На самом-то деле я все прекрасно поняла. Он собирался плыть под парусом по той же самой причине, по какой вообще воспользовался яхтой, – для бесшумности. И было совершенно очевидно, куда мы направляемся с нашим грузом – прямиком к албанскому берегу, а «за это время» меня постигнет участь Спиро. И тогда у Годфри будут обе руки свободны и он сможет нормально управлять «Алистером».
Я глубоко вдохнула соленый воздух и доверчиво склонилась головкой на плечо своему спутнику:
– Божественно, правда? Как я рада, что пробралась сюда, а ты на меня не рассердился. Погляди на эти звезды... вот чего страшно не хватает в Лондоне. Никакого ночного неба, только это отвратительное грязно-бурое зарево от пяти миллионов фонарей. А кстати, Годфри, разве ты не должен зажечь бортовые огни?
– Должен, но не стану. Пока я не встречу никаких других нарушителей закона, мы увидим любой встречный корабль, так что никакого вреда не будет.
– Нарушителей закона?
Мне показалось, что он улыбается.
– Тех, кто не зажигает огни.
– А-а. Так значит, ты собираешься фотографировать? На рассвете? – Я хихикнула. – Интересно, что на этот раз скажет Фил, когда я вернусь домой под утро?
– А где она сегодня вечером? Знает, что ты ушла?
– Она с нашими друзьями в «Корфу Палас». По приезде я нашла от нее записку, а присоединяться было уже поздновато, вот и осталась дома. Я... я что-то захандрила. Мы с тобой провели такой милый день, что я просто не могла усидеть дома.
– Бедняжка Люси. А я еще был с тобой так груб. Прости. А кто-нибудь знает, где ты?
Вопрос был задан небрежно и как бы невзначай, но для меня он сыграл роль пожарной тревоги. Я замялась – должно быть, на секунду дольше, чем следовало:
– Миранда была дома. Я сказала ей, что выйду погулять.
– К эллингу?
– Да нет. Я ведь сама этого не знала.
Он не ответил. Я могла лишь гадать, удался ли мой жалкий блеф. Прохладный нейтральный тон Годфри и холодная чувственность его ласк не давали ни малейших намеков на то, что же он чувствует или намерен предпринять на самом деле. От этого человека обычные общечеловеческие представления и догадки просто отскакивали. Но поверил он в мою невиновность или нет, я полагала, что никакие слова уже не изменят моей судьбы. Единственным оружием, которое я пока попридержала, были факты, известные мне, но неизвестные ему: что Спиро жив, что Годфри может быть обвинен в убийстве Янни, что Адони и Миранда видели свертки и что Миранда видела, как он нес их к эллингу и, наверное, догадывается, где я сейчас нахожусь. И наконец, что Годфри по возвращении, скорее всего, будет встречен Максом, Адони и (надеюсь, что так!) полицией, которая на сей раз не проявит склонности с такой легкостью принять на веру любую историю, какую он соблаговолит выдумать. Словом, убьет он меня или нет, его игра закончена.
Беда в том, что эти доводы были равно убедительны в любую сторону. Если все равно нет никакой разницы, что Годфри со мной сделает, то наилучший способ действий для него – это убить меня и скрыться (несомненно, бегство уже подготовлено), не заезжая обратно в руки поджидающих его Макса и греческой полиции.
Так что для меня единственным верным образом действия оставалось молчание. Сохранилась ведь еще слабая надежда, что если Годфри поверит, что я ничего не знаю, то прервет свою поездку и отвезет меня домой, или что я смогу его убедить, что не нуждаюсь в присмотре, и он отвлечется хотя бы ненадолго, а я успею схватить оружие, которое висит сейчас у него за правым плечом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46