– Неудивительно, скажу я, они стоят того, чтобы складывать о них легенды.
– Возможно. К тому же это были не простые сангасои, а рыцари полка Траэтаоны. Сам Вечный Воин обучал их, так что смертные противники им не помеха.
– Тем более хочу отомстить – и тем менее понимаю, как использовать мои жалкие силы с пользой?
– Вы задали мудрый вопрос, который говорит о том, что вы не зря занимаете кресло Великого магистра. У меня есть одна вещица – так, мелочь, на которую ни одно живое существо в мире не обратит внимания. Это камешек, осколок с просверленной в нем дырочкой, висящий на самой простенькой, непритязательной бечевке. Это осколок камня Шанги – единственной вещи в мире, с которой Кахатанна справиться не может. Она теряет себя при соприкосновении с этим предметом, и в этот момент с ней можно делать все, что угодно. Если вы согласитесь действовать так, как я подскажу, а я уверяю вас, что наши интересы будут соблюдены в равной степени и у вас не возникнет никаких трудностей с исполнением, – я отдам вам этот камешек. Тогда во время сражения вы должны будете приблизиться к ней и каким-нибудь образом заставить ее коснуться осколка. Да хоть бросьте им в нее. Главное, чтобы они соприкоснулись хоть на мгновение, – и победа вам обеспечена. Ну как?
– Я практически полностью согласен. Но мне все же хотелось бы знать, чем вам так не угодила Богиня Истины?
– Ответьте мне, Катарман, – хищно улыбается старец, – вы верите в кого-нибудь из богов? Истово, по-настоящему – так, чтобы до дна души?
Великий магистр ордена унгараттов ничего не отвечает, только кривит презрительно губы, морщится. Рот все еще болит, разбитый страшным ударом рукоятки Тайяскарона: говорить – неприятно, а улыбаться или кривиться – больно.
– Я так и думал. – Корс Торун довольно потирает руки. – Многие мои коллеги и товарищи по профессии пришли к тем же выводам. Нынешние владыки Арнемвенда нам не по душе. Мир должен принадлежать смелым, бесстрашным, энергичным – словом, тем, кто заслуживает власти; а не тем, кто может ее захватить в момент смуты или унаследовать. Скажем, вы гораздо более серьезный претендент на трон Кортеганы, нежели Барга Барипад и его сопливое потомство. На Пэтэльвене закончилась и слава, и могущество рода. Но страдает от этого не только семья Барипадов (вот уж кто не пострадал!), но все королевство. С нашим миром та же ситуация. Новые боги, так же как в свое время и Древние, ничем не привлекательны для людей в качестве правителей. Мир копается в своих проблемах, а боги погрязли в своих. Нам нужен новый владыка. И такой есть, мы ждем его буквально в ближайшее время. Но сам факт существования Кахатанны нарушает все наши планы. Замечу, что тот, кто уничтожит ее, будет пользоваться особым расположением владыки. Хотел бы я быть на этом месте, молодой человек, но мне мешает возраст и немощность...
– Вы еще сильны и бодры, – вежливо откликается Непобедимый. – Я понимаю, к чему вы клоните, и принимаю ваше предложение. Моя цена – трон Кортеганы и Тиладуматти.
– Вы их получите, – твердо обещает Корс Торун. – И еще кое-что в придачу. Только сделайте свое дело.
Он лезет в складки своего драгоценного одеяния – настолько дорогого и пышного, что на его фоне костюм Катармана Керсеба кажется нищенской власяницей, – и добывает оттуда серый, невзрачный обломок на грубой бечевке.
– Вот, – говорит Корс Торун торжественным шепотом. – Вот оружие против этой ведьмы. Удачи вам, магистр. И если вы с честью справитесь с этой проблемой, мне трудно описать благодеяния, которые за этим последуют.
Он еще раз ободряюще улыбается великому магистру, затем щелкает узловатыми пальцами с огромными, набухшими суставами и... растворяется в пространстве, даже не поднимаясь со своего места.
Катарман Керсеб разбирается в магии, он и сам неплохой маг, а потому его знаний хватает на то, чтобы сообразить, какой степенью могущества обладает только что посетивший его старик. То, что человек, имеющий такую безмерную власть, перешел на сторону нового хозяина, о многом говорит Непобедимому. И он тоже принимает решение. Это решение требует серьезных раздумий, и Керсеб погружается в них, забыв обрушить свой гнев на нерадивых слуг, которые со страхом сидят в соседних покоях.
А где-то на другом краю мира, в далеком Хадрамауте, онгон, носящий имя Корс Торуна, принимается за новое дело во славу повелителя Мелькарта.
Грозный и могущественный Нингишзида – верховный жрец Ингатейя Сангасойи, так сказать, представитель Истины на земле – часто попадал в истории, которые трудно было назвать обычными. Он привык, кажется, ко всему: к явлениям богов, к присутствию Владыки Ада Хорэ, к существованию бок о бок с Великой Кахатанной и ее многочисленными друзьями; к тому, что мечи – живые, а Вечность – толстая, разноцветная, шумная и скандальная – носит имя Барнаба. Он как-то сразу и вдруг стал приятелем многих бессмертных – в том числе Траэтаоны, га-Мавета, Джоу Лахатала и прочих, о которых прежде и думать не мог без некоторого вполне понятного трепета. Он привык к тому, что с ослепительной, сверкающей вершины Демавенда могут в любую минуту спуститься громадные дети Ажи-Дахака, а Змей Земли – Аврага Могой – привезет на своей необъятной спине Верховного Владыку Арнемвенда. Он даже привык к тому, что могущественного Барахоя нельзя посвящать ни в какие подробности, потому что хоть он и отец его богини, но она с ним дела иметь больше не хочет.
Всего этого вполне достаточно, чтобы человек достиг состояния душевного равновесия или сошел с ума. Нингишзида был уверен в том, что ему удастся сохранить свой рассудок, и за это он сражался на протяжении целого года. Даже отъезд Кахатанны из храма и последовавшая за этим необходимость лично утешать толпы безутешных паломников не выбили его из колеи. И все же наступил тот миг, когда Нингишзида бессильно уронил руки и утратил дар речи.
Это случилось, когда трое здоровенных детин уверенно протопали к храму, громыхая и позвякивая таким количеством нашитых на одежду безделушек, что птицы в рощице встревоженно упорхнули, – кто их знает, этих варваров?
– Это еще что за пугала? – простонал Нингишзида..
– Это трикстеры, – тихо прошептал один из младших жрецов, пришедших в Сонандан не более пяти лет назад.
В самом деле, трудно было представить себе более несуразное сочетание, нежели то, которое представляли собой стройные, изысканные, мускулистые жители Сонандана, одетые в яркие и легкие наряды, и тяжеловесные, грузные увальни-трикстеры, обряженные в доспехи из шкур ящеров.
Они были мощными и высокими, их длинные волосы и пышные бороды, заплетенные в многочисленные косы, были украшены кольцами, перстнями и сережками. На головах громоздились меховые шапки, совершенно немыслимые в жарком климате Запретных Земель. В руках варвары сжимали огромные боевые топоры, но озирались по сторонам немного затравленно и диковато, похоже никому не угрожая. Конные воины Сонандана сопровождали их на некотором отдалении, чтобы не смущать еще сильнее.
Нингишзида вышел навстречу трикстерам, плохо представляя себе, какое дело могло привести в Храм Истины этих воинственных обитателей Аллефельда, о нравах и обычаях которых он был много наслышан от Каэтаны. Она хохотала до упаду, вспоминая свой несостоявшийся брак с трикстерским вождем Маннагартом, а также его невероятный гарем. Интересно, что сказала бы Каэ, увидев нынешних ищущих?
– Я Маннагарт! – рявкнул самый высокий, огненно-рыжий детина, количество украшений на котором превосходило все мыслимые пределы. – Я приехал к своей жене, искать ее. Ее все ищут, и я тоже решил.
Конные сангасои, невозмутимые, сдержанные и серьезные, чуть не попадали со своих скакунов. Им пришлось изо всех сил вцепиться в поводья и на какое-то время закрыть глаза, чтобы тела перестали сотрясаться в диких приступах хохота. К их чести нужно заметить, что все это происходило абсолютно беззвучно. И потому великан Маннагарт, на лице которого выражение собственного достоинства причудливым образом сочеталось с явным смятением, не был оскорблен у входа в храм.
Ищущего, если он уже пришел в храм, изгонять нельзя. Как эти трое олухов прошли через весь Вард и нашли Проход через хребет Онодонги, осталось загадкой. Нингишзида вдохнул, затем выдохнул, затем только решился спросить:
– Что же нужно тебе, Маннагарт, в Храме Истины? Каэтана! – брякнул вождь. – Поговорить. Мне нужно много говорить с ней. Отца Муругана убил этот великан, и теперь нам мало с кем можно говорить. Гайамарт тоже куда-то запропастился.
Лицо трикстера стало неожиданно серьезным и грустным. Жрец подумал, что не ожидал увидеть на этой грубой физиономии такую гамму переживаний.
– Плохо в Аллефельде, – сказал Маннагарт. – Страшно. Прежде была нечисть, был Кодеш, но мы могучее племя. Нам страшно не было.
– Что же теперь беспокоит тебя, вождь?
Уважительное отношение было по душе варвару. Рыжий размяк и даже немного сдвинул меховое сооружение у себя на голове куда-то вбок. Пожаловался:
– Жарко сильно.
– Пойдем в прохладное место, – величаво предложил жрец. – Ты отдохнешь от дальней дороги, твои люди отдохнут. – Неожиданно он вспомнил эпос о Маннагарте в исполнении Каэтаны и добавил: – Нам принесут холодного эля.
Появление того самого вождя варваров в Сонандане граничило с невозможным. Но в последнее время Нингишзида жил на грани реальности, и ничего – получалось.
– Доложите правителю о прибытии гостей, – быстро приказал он одному из слуг. А сам отправился исполнять обязанности хорошего хозяина.
Второй слуга, озадаченный верховным жрецом на предмет холодного эля, побрел на кухню, бормоча под нос:
– У нас эля в глаза никто не видывал, где я ему отыщу это пойло?
Повар оказался сообразительнее и снабдил посланца огромным количеством напитков, отрядив вместе с ним маленькую армию поварят и кухонных слуг с подносами и подносиками, кувшинами и кувшинчиками, блюдами и блюдцами, а также предметами, названий которым в человеческом языке нет, а есть только в языке поваров, который, как известно, на несколько порядков сложнее и изысканнее.
Варвар благосклонно отнесся к тому, что элем гостеприимный жрец поименовал без разбору все прохладительные и горячительные напитки подряд. И поглощал предложенное в необозримых количествах.
– Совет нужен, – сказал он в перерыве между двумя выпитыми кувшинами, вытирая бороду ладонью. – Мы мудрые и великие воины, но и нам бывают нужны советы. Я пошел в храм, к жене.
Нингишзида поперхнулся.
– Великой Кахатанны нет, – сказал он. – А главное, у нее нет и не может быть смертного мужа.
– Она меня не полюбила, – печально признал варвар. – А я выгнал всех своих жен. Я дом новый отобрал, вот у этого. – Он ткнул пальцем в своего спутника. – Ей понравится.
Затем огляделся и признал:
– Тут красивее. Ладно, я тут останусь.
Возможное пребывание трикстерского рыжего вождя в качестве мужа богини на территории Храма Истины так потрясло Нингишзиду, что смешная сторона события полностью от него ускользнула. Зато возможные проблемы вызвали лихорадочный и тревожный блеск в его глазах. К великому облегчению верховного жреца, мудрый Тхагаледжа решил взять на себя эту задачу и прислал нескольких вельмож, дабы они сопроводили варвара в его летнюю резиденцию.
Трикстеры грузно затопали в указанном направлении, крепко вцепившись своими лапищами в серебряные кувшины с тончайшими винами. Они прямо на ходу опрокидывали их содержимое себе в глотку, а опустевший сосуд совали в руки немного растерянным слугам. Впрочем, все очень скоро признали варваров забавными, но не злобными.
Правитель Сонандана принял трикстерского вождя довольно благосклонно.
– И все же, могучий Маннагарт, что привело тебя в Храм Истины? Ты же понимаешь, что богиня не может быть твоей женой.
– Она была бы самой хорошей женой, – насупился великан. – Умная и догадливая. Не то что эти коровы, у-у-у... Беда у нас. На болотах мертвецы объявились, сарвохов доедают. Если сарвохов едят, нам туго придется. Война, говорят, будет.
– Кто говорит о войне? – спросил Тхагаледжа, невольно заинтересовавшись.
– Колдун говорит: «Жена твоя, Маннагарт, воевать будет с большим злом». Большое зло сидит в норе, заваленное огромным камнем. А найдутся те, кто камень откатит в сторону, и большое зло полезет на свет. И тогда моя жена встанет у него на пути. – Варвар задумчиво пожевал кончик своей толстой косы. – Когда женщины воюют, мужчине стыдно сидеть дома и нянчить детей... Моя жена – хороший воин: она отобрала руки у Энке и много чего еще отобрала у других.
– Сердце у Маннагарта, – вставил один из спутников вождя, за что получил крепкую затрещину.
– Зло везде. Когда полезет наружу, будет поздно, – забубнил дальше рыжий. – Пришел воевать сейчас, пока не поздно. Пришел спросить, куда вести воинов.
Тхагаледжа смотрел, слушал и.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62