Найлу, очевидно, хотели дать поспать еще.
Рассевшись вокруг небольшого костерка, разговелись сухарями и
фруктами. Когда высветило, начали подавать голоса птицы, и макушки
деревьев зашелестели в предрассветном ветре. У Симеона и Доггинза вид
был задумчивый; Найл понял, что размышляют, как-то их встретят дома. У
Милона с лица не сходила блаженная улыбка - видно, предвкушал по
возвращении что-то приятное. Манефон, вяло пожевывая, глядел перед собой
и откликался лишь изредка, когда к нему обращались. Сердце у Найла
сжималось от жалости при виде его уныло равнодушного лица.
- Ну, как порешили, каким путем пойдем? - осведомился Симеон.
- Тем же, что и пришли, наверное, - предположил Доггинз.
- Почему бы не прямо через низину? - спросил неуверенно Найл.
По лицу Симеона пробежала тень.
- Опасно. Там полно болотных гадюк, ортисов, клопов-упырей и вообще
Бог знает чего,- он поглядел в сторону Манефона и глазами показал: мол,
какой тут риск, со слепым-то на руках. Словно прочитав мысли Симеона,
Манефон проронил:
- Ничего страшного, если и рискнете. Доггинз повернулся к Найлу:
- Ты что думаешь?
- Пожалуй, ничего не случится, если пойдем низиной, - после некоторой
паузы ответил Найл.
Симеон перевел недоверчивый взгляд на Доггинза.
- Если Найл так считает, - рассудил тот, - то, пожалуй, я и возражать
не стану.
Симеон пожал плечами. Во взгляде читалось: в таком случае, потом меня
не винить.
Через десять минут вышли. Солнце к этому времени поднялось над
макушками высоких хвойных деревьев, что на гребне холма. Болота и
заросли вдали дышали туманом. Растение-властитель напоминало большое,
обрамленное ниспадающими локонами лицо, смотрящее в сторону моря.
Посмотрев на него, Найл ощутил приток неожиданной силы. Сила влилась в
него, наводнив безудержным восторгом и внезапным видением окрестностей.
Мелькнуло и кануло, но в уме возник ровный свет уверенности и
возвышенной радости. Осознал Найл еще и то, что его отношение к
чужеродной силе изменилось. Пару дней назад он считал ее какой-то
разнузданной, грубой и неорганизованной. Теперь, понимая, что
предназначается она не для него, он мог любоваться самим ее размахом так
же беспристрастно, как, скажем, шумом ветра или морским прибоем.
Они теперь шагали на север, к морю, вдоль травянистой полосы,
разделяющей высокий тростник и лес. Двигались цепочкой - впереди Симеон,
за ним Доггинз, следом Манефон, с Найлом и Милоном по бокам.
Продвигались медленнее обычного. Там, где встречались кочки или
какой-нибудь куст, приходилось брать Манефона за руки и помогать.
Предупредительность старались выказывать как можно реже: Манефон
нервничал, убеждая, что при свете кое-что в общем-то различает. Но
понятно, это он сам себе пытался внушить, что зрение возвращается:
неуверенная поступь и отсутствие ориентации беспощадно выдавали его
полную беспомощность.
Примерно через милю тростник сменился болотистым участком с
лужами-загноинами и пучками колючей темно-зеленой травы. Почва под
ногами стала мягкой и пористой, как губка. Изменился и вид у леса.
Деревья справа пошли сплошь кривые, низкорослые. В обилии встречались
колючие кусты, среди которых Найл распознал опасный мечевидный куст с
плодами в желтых и лиловых крапинах. Тут и там на глаза попадался куст
покрупнее, с желтыми мясистыми листьями и плодами темно-зелеными, в
форме тыквы, каждый величиной с большой грейпфрут. Некоторые из тех
плодов успели лопнуть от спелости, обнажая кораллового цвета мякоть с
крупными семенами, а на землю капля за каплей сочился густой сиропистый
сок. Запах был стойким и невыразимо приятным.
- Как они называются, не знаешь? - спросил у Симеона Найл.
- Нет. Но что-то они мне не внушают доверия.
- Почему же?
- Слишком хорошо пахнут.
Они приостановились подышать подольше этой прелестью, пока стояли,
один из плодов надтреснул (было даже слышно), и две его половины
медленно разделились, словно уста. На кожицу плода опустился
привлеченный запахом жук-сухотел и, нагнув голову, приник к мякоти. И
тут плод неожиданно вновь обрел целостность. Насекомое билось, не в
силах выдернуть голову из створок, сомкнувшихся моментально, как веки.
Очевидно, растение способно было всасывать, так как пока смотрели,
насекомое постепенно, сантиметр за сантиметром втянулось внутрь.
Наконец, исчезли бьющиеся в воздухе задние лапы.
- Но уж людям-то, понятно, вреда от него нет? - спросил Манефон.
- Я бы не стал на это делать ставку, - только и сказал Симеон.
Найл, сделав над собой усилие, посмотрел на куст вторым зрением.
Разглядел, и мурашки забегали по спине. От куста веяло немой угрозой,
как от смертоносца, готового вогнать в добычу клыки. Было видно, что в
гуще крупных мясистых листьев, таких безобидных снаружи, кроются ветки,
гибкие и хваткие, словно щупальца, и у каждой на конце жало.
Когда двинулись дальше, почувствовалось разочарование куста: он
ожидал, чтобы один из них подошел сорвать плод. Почва становилась все
податливей, и когда спустились на самое дно низины, стала такой вязкой,
что нога с каждым шагом уходила по щиколотку. Пришлось потуже затянуть
на башмаках завязки, не то прощай обувка. Можно было подняться туда, где
земля понадежней - где деревья - но все безотчетно ощущали, что это
небезопасно. Почти всюду под деревьями торчала поросль, а в отдельных
местах землю покрывал бледно-зеленый мох. Найл, достаточно уже изучивший
Дельту, догадывался, что именно такие пятачки скрывают ловушку. Уж лучше
было с чавканьем пробираться по сравнительно безопасному болоту, хоть с
каждым ша-том наружу исторгался бы запах гнили. Когда сделал попыт-ку
оглядеться, применив двойное зрение, - становилось труднее по мере того,
как нарастала усталость - почувствовал, что отряд изучают невидимые
глаза. Вместе с тем, всякая живность не особо попадалась по дороге,
разве что птицы, да еще змея проскользнет иногда.
Через пару часов, когда солнце набралось силы, усталость одолела
настолько, что двигались у трудом, и Найл начал уже подумывать, а
правильно ли вообще поступили, отправившись низиной. Но тут почва под
ногами сделалась тверже, и пошла постепенно на уклон, а колючая болотная
трава уступила место песколюбу, который, как известно, растет на сухих
местах. Путники не заметили, как оказались на невысокой возвышенности,
откуда открывался вид на заводь бурой илистой воды, около полукилометра
в поперечнике, вокруг нее торчали кусты утесника. Доггинз сбросил ношу
на землю и сам опустился со вздохом облегчения.
- Уф-ф! Имеем право, пожалуй, отдохнуть.
- Что это? - указал Милон.
На окраине леса виднелось изогнутое дерево с серыми колючими
листьями, на невзрачном фоне которого особо выделялся рдеющий багряным
светом побег, вьющийся вокруг ствола. Ярким, огнистым каким-то светом
полыхали желтые и зеленые прожилки; смахивало на какой-нибудь
экзотический грибок. Верхушкой побег уходил в ветви и терялся там.
Различались висящие на нем плоды - полупрозрачные, напоминающие чем-то
виноград.
Милон из любопытства сунулся было, но Симеон схватил его за руку:
- Куда!
- Не беспокойся, - Милон подхватил жнец и, держа его наготове, стал
подбираться к дереву. Найл, заинтриговавшись броской окраской, тронулся
следом. Не удержался и Симеон. Побег был изумительно красив; оттенки
богатые, разнообразные - осенний сад, да и только. Симеон, подавшись
вперед, разглядывал гроздья.
- Интересно, они съедобные?
Найл в этот момент попытался воспользоваться вторым зрением.
Оказалось напрасно, потому что уже устал; пришлось, застыв лицом,
сосредоточиться, и вот удалось включить внутреннее восприятие. Но едва
это произошло, как Найла пронзило ощущение смутной тревоги. И побег и
дерево были живыми существами и полностью сознавали их присутствие.
Когда Милон, сделав шаг вперед, потянулся за гроздью, Найл схватил его
за руку.
- Стой, не суйся.
Не успел выкрикнуть, как нижняя часть побега, прочно вросшая,
казалось, в землю, распрямилась и змеей метнулась к Милону; по его поясу
чиркнул в попытке сомкнуться похожий на волосатое корневище придаток.
Милон резко отскочил назад, и корневище ослабило хватку. Тут дерево сухо
зашелестело листвой, будто в разочаровании.
- Мерзавка! - выкрикнул Милон и вскинул жнец. Но не успел нажать на
спуск, как Найл, подскочив, с силой пригнул ствол книзу.
- Не смей!
- С какой стати?!- раздраженно пыхнул Милон, силясь поднять ствол.
- Я что сказал! - Найл обеими руками даванул ствол книзу, пока тот не
ткнулся вертикально вниз. Милон с сердитой гримасой уступил.
- Но почему?- он в сердитом недоумении пожал плечами.
- Хочешь добраться до берега живым?- спросил Найл.
- А то как же,- Милон потупился.
- Тогда про жнец забудь.
Милон, негодующе фыркнув, отошел и сел.
- Что тебя навело на такую мысль?- спросил у Найла Симеон.
- Здесь ведь все растения друг друга сознают. Уничтожишь одно, и уже
все это чувствуют.
- Ну и что? Станут чуть осторожнее, всего-то.
- А вот и нет. Они губительней здешних животных, поскольку лишены
способности двигаться. Стоит убить одно, как уж все начинают выискивать
способ извести непрошенного гостя.
Они сидели, развязывая мешки. Симеон полюбопытствовал:
- Как тебе все это пришло в голову?
- Сложно ответить, - сказал Найл, покачав головой. - Просто чувствую.
- Потому и сказал, что низиной идти безопаснее?
- Да.
- Так вот почему ты побросал жнецы в реку? - насмешливо улыбнулся
Доггинз.
Милон воззрился, не веря глазам.
- Ты побросал жнецы в воду? - Найл кивнул. - Но зачем?
- Затем, что... - подобрать нужные слова оказалось не так-то просто.
- Потому что, если есть желание в Дельте уцелеть, надо, хочешь не
хочешь, стать частью Дельты. Нужно расположить ее к себе.
- А если кто-то вдруг возьмет и нападет, тогда что? Спор давался
непросто, умы у собеседников отстояли слишком далеко друг от друга.
- Ну как это еще объяснишь? - Найл пожал плечами. Симеон, однако,
смотрел на него с заинтересованным любопытством.
- А вот взял бы да попробовал.
Найл глубоко вздохнул. С чего начать?
- В Дельте каждый организм приспособлен как-то нападать и защищаться.
Но жнецы., они слишком... беспрекословны, что ли. - Попробовал встрять
Милон, но Симеон досадливо отмахнулся: помалкивай, мол. - Они так мощны,
что дают нам ощущение... мнимой безопасности, - Найл чувствовал, что
изъясняется недостаточно внятно.
- Ложной силы? - переиначил Симеон.
- Совершенно верно! - Найл обрадовался: понимают, значит. - Именно,
ложной силы. Мы из-за них чувствуем себя сильнее, чем есть на самом
деле. И получается, что они мешают нам уяснить нашу истинную силу... -
он легонько постучал себе по лбу.
- Но пауки развили в себе больше такой силы, чем мы, - спокойно
заметил Симеон. Найл тряхнул головой.
- Если б так, они бы имели право на господство. Но дело обстоит
иначе.
Доггинз, с набитым ртом:
- Дайте парню поесть спокойно.
Симеон смотрел на Найла с глубоким интересом.
- Так что там насчет пауков?
- Они на самом деле не сильнее нас. Просто мы не научились
использовать собственную силу по-настоящему, - Найл осуждающе мелькнул
глазами на Милона. - И не овладеем ей никогда, пока будем полагаться на
жнецы.
- Но как нам без жнецов биться с пауками? - спросил Симеон и добавил:
- Или скажешь, может, что бороться с ними и не надо?
- Бороться, безусловно, надо, - сказал Найл, - но их же методом. И
рано или поздно нам придется научиться жить с ними в мире.
Доггинз взглянул на товарища с удивлением:
- Я-то думал, ты мечтаешь с ними покончить.
- Да, вначале. Но это было до прихода в Дельту.
- А теперь ты что, против жнецов? - спросил Симеон.
- Категорически, - был ответ.
- Почему?
- Потому что если пустим их в ход, то не удержимся от соблазна
истребить пауков всех поголовно.
- И что, ты считаешь, нам надо со жнецами делать? - спросил Милон.
- Если желаешь знать, что я на этот счет думаю... - Найл умолк в
нерешительности.
- Да, желаем, - сказал за всех Симеон.
- Я считаю, нам надо повыбрасывать их вон в то озерцо.
Милон поперхнулся от таких слов. Симеон сердито на него махнул, чтобы
молчал, а сам нарочито спокойно спросил:
- И что хорошего, по-твоему, это даст? Найл поймал себя на мысли, что
все это время непроизвольно смотрел на слепые, умолкшие глаза Манефона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33