В небе слабыми золотыми полосами обозначились крохотные перистые облачка, прежде невидимые, и вновь медленно померкли. Мистер Парэм по-прежнему сидел очень тихо. Генерал Джерсон обратился к стоявшему поодаль на страже разведчику и приказал ему вытащить из автомобиля пледы и корзину с провизией, а машину отослать в Пензанс. Они с Верховным лордом будут ждать здесь, среди скал, пока не настанет час идти в атаку.
Мистеру Парэму показалось, что время прошло очень быстро. Вечерняя синева, озаренная багряной полосой на западе, постепенно сгустилась в сумерки, потом настала ночь, высыпали звезды, – меньше всего их было на северо-западе, где еще светлело закатное небо. Мистер Парэм подкрепился запасами из корзинки и прилег у скалы, а Джерсон опять и опять с таинственным видом уходил за скалу и дальше, через болото, и переговаривался с кем-то, подражая крику несуществующих в природе птиц. Они долго еще шептались, и ползали по земле, и наконец, когда совсем стемнело, ощупью двинулись в путь, вниз по отлогому склону, к утесам, отмечавшим границу прежней суши, – за ними начиналась новая земля, недавно поднятое морское дно. Потом поползли дальше, с величайшей осторожностью, стараясь не выдать себя ни шорохом, ни стуком. Внезапно мистер Парэм почти с испугом понял, что они с Джерсоном уже не одни: справа и слева осторожно прокрадывались поодиночке и группами еще какие-то фигуры, едва видимые на фоне неба, – некоторые пробирались налегке, другие что-то тащили.
Джерсон подал мистеру Парэму противогаз.
– Надевайте как следует, – предупредил он. – Это ведь газ Л, не что-нибудь. Смотрите, чтоб края маски присосались к лицу.
Минуты ожидания, когда слышишь громкий стук собственного сердца, потом беззвучно, как метеор, проносится по небу ракета. Снова нескончаемо долгие минуты – и газ Л втихомолку выпущен на свободу.
Газ Л был ясно виден; от него словно шло какое-то сероватое свечение. Он стлался по земле, потом отдельные струи и потоки стали приподниматься, изгибаясь, словно лебединые шеи, словно змеи, тянулись вперед, и вновь опускались, и вытягивались по направлению к темным, уже совсем близким – рукой подать – таинственным громадам Кэйма. Они достигли его и, казалось, ощупью стали взбираться по его крутым бокам, медленно, страшно медленно достигли гребня окружавшей завод высокой стены и полились внутрь…
– На рассвете мы войдем туда, – сказал Джерсон, голос его был чуть слышен сквозь маску. – На рассвете мы войдем.
Мистер Парэм вздрогнул и ничего не ответил.
Ему было неудобно, все тело словно свело судорогой, маска противогаза давила на уши; потом он, должно быть, уснул, – во всяком случае, время пролетело незаметно, и вдруг оказалось, что уже ярко светит солнце. В его лучах совсем близко высились мрачные, зеленоватые стены Кэйма; они были точно из потускневшего металла и прямо из рва уходили в небо – ровные, чуть покатые, без единого окна или амбразуры. Ров оказался неожиданно глубоким, глянешь – и даже голова кружится, в нем не было воды и дна тоже не было видно, лишь далеко внизу что-то клубилось, словно раскручивался и вновь свивался спиралями, не поднимаясь выше, тяжелый желтоватый дым. Двигаться надо было очень осторожно и смотреть в оба, что совсем не просто, когда на тебе маска противогаза. Видишь не все окружающее, а словно бы мелко нарезанные картинки. Атакующие растянулись по краю рва – неуклюжие, сутулые, похожие на павианов с вытянутыми белыми мордами, они двигались бесшумно, с опаской, переговариваясь знаками. У всех были в руках винтовки, либо револьверы.
Некоторое время они в нерешительности медлили на краю рва. Потом дружно повернули налево и пошли вдоль него гуськом, словно надеясь найти место, где можно будет перебраться на другую сторону. Вскоре стена отступила и, повернув за угол, мистер Парэм увидел подъемный мост, вернее, перекинутую через ров узкую полосу металлической решетки, перед которой сгрудились наступающие.
Мистер Парэм понял, что надо показать пример.
И вот они с Джерсоном стоят у входа на мост, а остальные смотрят на них и словно бы ждут их решения. В дальнем конце этой полоски сквозного металла виднеется вход. Это не дверь, а просто арка, ведущая в темноту неосвещенного коридора. Там, за аркой, странная, неживая пустота. Не видно ни души, не доносится ни звука, над Кэймом нависла гнетущая, ничем не нарушаемая тишина. «Мышеловка», – мелькнуло в голове у мистера Парэма, но он постарался отогнать эту мысль.
– Ну? – слабо послышалось из-под маски Джерсона.
– Если они там все перемерли – наше счастье, – сказал мистер Парэм. – А если нет, чтобы мы ни делали, все равно – даже здесь мы в их власти. Довольно одного меткого стрелка, чтобы оттуда перестрелять нас поодиночке.
– Почему они оставили эту дверь открытой? – недоумевал Джерсон.
– Не знаю. Но чувствую, что должен войти.
– Все или ничего, – сказал Джерсон.
Он обернулся и знаками приказал шестерым солдатам сопровождать их.
Мистер Парэм, не малодушный, но и не дерзкий, некий новый мистер Парэм, озадаченный, полный страха и любопытства, перешел мостик. И вступил в коридор. Джерсон, шедший следом, задержался и стал изучать дверной проем. Сказал что-то, чего мистер Парэм не расслышал. Поднял глаза и вдруг отпрянул.
Сверху стремительно скользнула в пазах металлическая дверь, с лязгом защелкнулась и отрезала их обоих от дневного света и от всякой помощи извне.
Джерсон выругался и попробовал открыть дверь. Мистер Парэм смотрел на все это без удивления и даже не шевельнулся. Вокруг было светло. Горело несколько крохотных электрических лампочек, – должно быть, дверь, опустившись, автоматически включила их.
7. Противник заговорил
Мистер Парэм был поражен собственным фатализмом. Он, еще недавно уверенный, что в его изящных руках сосредоточена власть над всем миром, сейчас чуть ли не с полным безразличием созерцал свое крушение. И на Джерсона, который дубасил кулаками в дверь ловушки, он смотрел с чувством, близким злорадству.
Ему стало ясно, что в Джерсоне всегда воплощалась самая неприятная сторона его владычества; Джерсон всегда все портил; к утонченной романтике он примешивал непредвиденные ужасы и жестокость. Мистер Парэм был верен традициям и хотел хранить им верность, но Джерсон – теперь это ясно – хватал через край, в нем было что-то давно устаревшее, архаичное. Глядя на эти обезьяньи кулаки, которые то бешено барабанили в толстую металлическую дверь, то замирали, дожидаясь ответного стука извне, мистер Парэм понял, что он в последнее время возненавидел Джерсона не меньше, чем сэра Басси. Он знал, что ярость Джерсона бессмысленна и бесплодна, и презирал ее столь же сильно, как ненавидел.
Протянув руку, он тронул Джерсона за плечо.
Джерсон отпрыгнул, обернулся, – ясно было, что он страшно зол, маска не вполне заглушила его удивленное рычание.
– Дверь могла опуститься и автоматически, – сказал мистер Парэм. – Нам пока ничего не известно, может быть, там все мертвы.
Джерсон подумал минуту, потом кивнул и жестом предложил мистеру Парэму пройти вперед.
«Да, – подумал мистер Парэм, – насколько я понимаю, очень может быть, что они мертвы».
Через минуту он убедился в своей ошибке. В конце недлинного коридора виднелось что-то вроде огромного круглого зала, и там стояли двое без масок и смотрели на них. Газа Л как не бывало. На этих двоих были белые халаты, которые всегда носят химики и хирурги. Они делали какие-то знаки, словно бы предлагая мистеру Парэму и генералу ступать осторожнее. И указывали на что-то, еще скрытое от взоров вошедших. Фигуры этих двоих казались немного расплывчатыми, жесты – немного преувеличенными, словно их искажало какое-то прозрачное вещество, отделявшее их от пришельцев.
Итак, для газа Л у них имелся антигаз.
Мистер Парэм приблизился, вплотную за ним шел Джерсон.
Они вышли на круговую галерею.
Это странное место показалось мистеру Парэму внутренностью резервуара на заводе, где перекачивают светильный газ. Наверно, резервуар внутри выглядел бы именно так, будь в нем электрическое освещение. Зал был очень просторный, должно быть, ярдов сто в диаметре, и походил формой на барабан. Узкая галерея, на которой оказались мистер Парэм и Джерсон, обегала его кругом, а посередине громоздился гигантский стеклянный сосуд, занимавший большую часть помещения, – огромная реторта, где кипела и пузырилась какая-то зеленовато-белая жидкость. Перед ними поблескивала изогнутая стеклянная поверхность реторты, и в ней смутно виднелись их слегка искаженные отражения. Это кривое зеркало делало обоих ниже ростом и толще, чем они были на самом деле. Оно отняло у мистера Парэма его полную достоинства осанку и сделало Джерсона каким-то мерзким приземистым чудищем. Жидкость в реторте кипела неравномерно; тут и там ее внезапно пересекали и разрывали вновь образующиеся течения и водовороты; здесь она была таинственно спокойная и гладкая, а рядом бурлила, там стремительно взлетали и лопались пузыри. Один за другим они выскакивали на поверхность, образуя маленькие жидкие горки и вулканы. И над всем этим вились, плясали клочья и пряди мутных испарений. Но все это недолго привлекало внимание мистера Парэма. Перед ним вдруг появились Кемелфорд и сэр Басси, и он забыл обо всем остальном.
Эти двое, так же как и их помощники на противоположной стороне галереи, были в белых халатах. Но вид у них был такой, словно они ждали мистера Парэма и его спутника. Казалось, они и пришли сюда ради этой встречи.
Мистер Парэм досадливо сорвал с себя маску, Джерсон последовал его примеру.
– Верховный лорд британский, – сказал Кемелфорд и отвесил насмешливый поклон.
– Точь-в-точь мой старый приятель Парэм, – подхватил сэр Басси.
– А с ним, если не ошибаюсь, великий стратег генерал Джерсон, – продолжал Кемелфорд.
– Честный англичанин, к вашему сведению, мистер Кемелфорд, – вставил генерал. – Человек, который сделал все, что мог, чтобы спасти великую империю.
– Для начала вы ее чуть не погубили, – сказал Кемелфорд.
– Потому что нам нанесли удар в спину.
– А как теперь подвигается ваша война?
– Война идет прахом. Мятежи. Беспорядки. Лондон бунтует и требует мира. Измена в тылу да еще американская мирная пропаганда – вот что нас добило. Повторяется история несчастного кайзера Вильгельма. Мы терпим поражение на внутреннем фронте. Никто не желает честно воевать. Если бы мы могли произвести достаточно газа Л… если бы мы получили все, что рассчитывали получить… А, черт! Мой расчет был точен. Все прошло бы превосходно, не перехвати вы газ Л. Мы сражались с врагом, а вы, подлые трусы, выбили у нас из рук оружие. И теперь ваша взяла, будьте вы прокляты!
Кемелфорд повернулся к сэру Басси.
– Генерал чересчур горячится, – сказал он, – но, я думаю, можно признать, что, по существу, он прав. У вас всегда была страсть скупать все на свете. – Он любезно улыбнулся Джерсону. – Совершенно верно, мы перехватили сырье. Мы этого и не отрицаем. Сэр Басси все проделал мастерски. Но мы скупали не для перепродажи. Было бы слишком обидно потратить его на химическое оружие, мы его используем по-другому. На свой лад.
В мистере Парэме на миг встрепенулось что-то от Верховного лорда. Он привычно повел рукой.
– Мне нужно это сырье, – произнес он. – Я его требую.
Сэр Басси выпятил нижнюю губу.
– На что оно вам? – спросил он.
– Чтобы спасти империю. Чтобы спасти весь мир от хаоса.
– Никакого хаоса не будет, – возразил сэр Басси.
– Что вы задумали? Куда вы метите? Вы что же, собираетесь сидеть тут, и торговаться с нами, и сбывать свой краденый товар втридорога?
– Скупленный – да, но не краденый, – поправил сэр Басси.
– А дальше что?
– Мы возьмем власть в свои руки, – сказал сэр Басси.
– Вы! Кучка инженеров и банкиров, кучка негодяев!
– Да простит мне сэр Басси, но мы не намерены брать власть, – вмешался Кемелфорд. – Она уже в других руках. И в этом деле, в деле созидания, а не разрушения, участвует куда больше народу, чем можете вообразить вы или Джерсон.
Мистер Парэм огляделся по сторонам и увидел гладкие закругленные стены, гигантскую стеклянную реторту и далеко напротив – безмолвных людей в белом. Их было уже не двое, а шестеро, и все они молча следили за происходящим. Необыкновенно тихо, и просторно, и чисто, и… уж очень странно. Все это бесконечно далеко от войны. И от правительства. И от промышленности. Такого еще не бывало в истории. Надвигается что-то новое, невиданное. А рядом стоит Джерсон. Он-то в точности похож на всех героев его несбывшихся надежд. Этот коренастый человечек в грязноватом мундире цвета хаки и всегда-то был не слишком привлекателен, а сейчас, по контрасту с этими в белом, казался особенно грубым и низменным. Оттого что он ползал в темноте по камням и рытвинам, в диких местах, куда никто и не заглядывал, кроме разве кроликов да случайной козы, он, всегда не слишком опрятный, выглядел еще неряшливей;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40