Иаджим, развязав свой кожаный мешок, достал два факела и зажигательные материалы: коробочку со стружками, щепками, сухими травинками и прутьями и два необработанных кремня, насаженных на деревянные рукоятки. Собрав сухие припасы в кучку, он начал бить кремнем о кремень.
Орк снова обошел раму, откидывая ногой с дороги кости. И бросил кость с обратной стороны. Как он и ожидал, она исчезла. Следующая кость, которую он сунул в проем на несколько дюймов и тут же отдернул, осталась цела. Секунду спустя Орк повторил попытку. На этот раз кость, которую он сунул в середину врат, разрезало пополам. Отрезанный кусок упал не здесь, а в другом мире.
Иаджим ругался. Высеченные им искры никак не хотели зажигать костер.
– Иной раз столько времени на это уходит! – сказал он. – А времени-то у нас, возможно, и нет!
Орк был слишком занят, чтобы отвечать. Он снова и снова совал в ворота берцовую кость, считая секунды: рлентавон, рленшивон, рленкавон, рленшонвон, рленгушвон (тысяча один, тысяча два, тысяча три, тысяча четыре, тысяча пять). Использовав одну кость, он брал другую.
– Ага! Наконец-то! – воскликнул Иаджим. Орк обернулся к нему. Иаджим зажигал сосновый факел над занявшейся кучкой топлива. Дым шел к ближайшему выходу – то есть в проем врат.
– Слушай внимательно, Иаджим. Ловушка срабатывает, как резак, через определенный интервал. Мне думается, интервал этот постоянный, а не выборочный. У нас примерно полторы секунды на то, чтобы пройти. Поле отключается как раз на столько. Надо подойти как можно ближе и прыгнуть.
При этом надо поднять руки и прижать локти к телу. Ноги должны быть в одной вертикальной плоскости с телом. То, что выдается чуть вперед или чуть назад, будет отрезано.
– Да, один прыжок, и мы там, – кивнул Иаджим. – Только вот трудно будет прыгнуть, не сгибая колен.
Иаджим понимал не хуже Орка – в конце концов, он был на много тысяч лет старше, – что каждый из них должен будет сначала сделать пробу с помощью кости, а потом начинать отсчет для прыжка. Никакой точности и никакой гарантии такой отсчет не даст. Остается только положиться на удачу.
– Всего один шанс, – сказал Орк. Он вздрогнул и посмотрел куда-то за спину Иаджиму. – И на тренировку у нас времени не будет. Дай-ка мне факел.
Иаджим, зажигавший второй факел, выпрямился и резко обернулся. В смежной комнате собралось около сорока каманбуров. Они продвигались вперед, низко нагнув головы, раскрыв пасти со сверкающими зубами, с которых капала слюна; клешни клацали, хвосты стояли торчком над головой, загибаясь на концах. Желтые глаза неотрывно смотрели на людей.
Орк заглянул одному прямо в пасть. Там внутри были два роговидных отростка. Это из них, стало быть, вылетают клейкие нити. Иаджим подошел к костяному валу вокруг ворот и с криком ткнул факелом в сторону хищников. Они попятились. Потом одна крупная самка издала серию длинных и коротких свистков, и серые звери образовали круг, оцепив костяную преграду.
– Они, думаю, понимают, – сказал Орк, – что с той стороны могут проскочить через врата без вреда для себя. И атакуют нас с двух сторон. Он обежал врата и помахал факелом перед каманбурами. Они отступили, но не так далеко, как в первый раз.
– Пошли прямо сейчас! – заорал Иаджим. – Я первый! Прикрой меня!
Орку невольно подумалось – уж не замышляет ли Иаджим толкнуть его назад во врата, когда он прыгнет вслед за ним. Он и сам подумывал поступить так с Иаджимом, хотя и отбросил эту мысль. Но зачем Иаджиму это делать? Орк ему все еще нужен. Но властители, как и лебляббии, не всегда поступают логично.
Орк перебежал на другую сторону врат, не переставая размахивать факелом. Первая шеренга каманбуров брызнула серыми нитями, промахнувшись всего на несколько дюймов. Произведя таким манером пристрелку, бойцы придвинулись еще на фут к людям. Иаджим поджег нити, опутавшие его ноги. Они тут же сгорели со смешанной вонью чеснока и гнилой картошки.
Предводительница просвистела другой приказ, и каманбуры отступили. Потом дюжина зверей отделилась от стаи и присела. Они так напоминали бегунов перед стартом, что Орк понял их замысел. Сейчас они все вместе рванут вперед, а потом прыгнут и еще в воздухе выплюнут свои нити. Люди не успеют сжечь все путы – каманбуры накинутся на них раньше.
– Пошел! – крикнул Орк.
Иаджим медленно повернулся – его глаза были как стеклянные шарики, вмазанные в цемент. Губы, однако, шевелились – он говорил что-то очень быстро, но неразборчиво.
Орк застонал. Надо же такому случиться, чтобы на Иаджима накатило именно сейчас.
Орк ничего не мог для него сделать – кроме одного. Спасется родич или нет, очень сомнительно, но лучше уж так, чем никак.
Орк выхватил факел у Иаджима и кинул его в изготовившихся зверей. Те с тревожным свистом разбежались, когда факел упал около них. Орк сгреб Иаджима, развернул его и, держа за пояс, толкнул вперед. Иаджим продолжал бубнить свое, когда Орк поднял его и швырнул во врата.
Не было времени тыкать во врата костью и потом считать. Но Орк поднял и бросил Иаджима, держа его так прямо, как только мог. Из пустого воздуха брызнула кровь. Хотя Иаджима и разрезало пополам, через врата он прошел. Но не настолько быстро, чтобы его кровь не пролилась обратно. Предводительница свистнула. Звери снова построились, и следующий приказ послал их в атаку. Если Орк не поторопится, его собьют с ног или опутают нитями, прежде чем он прыгнет.
С той стороны они пройдут через врата беспрепятственно и помешают ему пройти с этой.
Орк швырнул факел поверх врат. Он описал дугу и попал в предводительницу стаи. Она отпрянула, и остальные повалились на нее. От свиста закладывало уши.
Назад Орк не посмотрел. Секундное промедление могло стать роковым. И, может быть, сейчас и есть тот самый момент.
Орк с криком бросился к вратам. Остановился, поднял руки и выпрямил ноги, как сумел. Он надеялся, что каманбуры не успеют напасть сзади и втолкнуть его во врата. Не мешкая и не проверяя, достаточно ли вертикально он стоит, Орк приподнялся на носки.
Снова испустил крик и прыгнул. Это было уж слишком для Джима Гримсона. Он старался освободиться уже некоторое время. Может, Орку повезет, а может, и нет. Рисковать Джим не хотел. Если Орк умрет, он тоже может умереть. Исправно перенося до сих пор все опасности, эту он выдержать не мог.
Джим вырвался и пролетел через лишенное света пространство. Он не испытывал ничего, кроме смутного ощущения скорости, но слышал, как свистят каманбуры.
Потом он оказался в своей комнате. Часы показывали, что он – точнее, его астральное тело или как там это называется – отсутствовал два часа и три минуты.
ГЛАВА 21
Хотя жизнь Джима в качестве Орка была изнурительна и полна опасностей, свет во вселенных Орка был не такой, как в Бельмонт-Сити. Солнца тех миров лили мягкий золотой свет. Свет Земли по-прежнему оставался резким и песчаным.
Не будь Джим таким усталым, он вернулся бы к Орку сразу. Если бы ему не удалось войти, он знал бы, что Орк мертв. И, значит, надо выбрать себе другой персонаж, которым Джим мог бы стать. Если, конечно, он решит продолжать терапию. Раз Орка не станет, что останется для Джима Гримсона?
Это неважно, что и другие пациенты выбрали себе Рыжего Орка. Их Орк – вымышленный. Только он, Джим, был в мозгу настоящего Орка, сына настоящих Лоса и Энитармон.
Он тянул с возвращением в основном из-за страха, что Орка разрезало пополам.
Остановило бы это Орка, будь он на месте Джима Гримсона? Нет!
Настал день рождения Джима. Праздновал он его только со своей группой, да доктор Порсена заглянул на минутку на их невеселое торжество. Мать и миссис Вайзак прислали открытки и позвонили. Мать не смогла уйти с работы, чтобы навестить его. А торт, про который миссис Вайзак сказала, что оставила его в вестибюле, пропал где-то по дороге. Со мной иначе не бывает, подумал Джим. Он все еще испытывал слишком сильную депрессию и слишком боялся, чтобы вернуться в Орка. Через два дня после дня рождения его вызвали из столовой во время ленча. Джилмен Шервуд, дежуривший в тот день, сказал:
– Твоя мать пришла.
– Сейчас? – удивился Джим. – Она ж на работе.
Шервуд поднял брови, точно мысль о работающей матери казалась ему очень странной.
Джим вошел в комнату для посетителей с тяжело бьющимся сердцем. Только очень плохие новости могли привести мать сюда в это время. Должно быть, у них кто-то умер. Сестра? Отец? Если это отец, то смерть Эрика подействовала на сына гораздо сильнее, чем Джим мог себе представить. Откуда это горе, это чувство ужасной потери? Впрочем, что бы там ни происходило между ними, Эрик все-таки его отец.
По дороге к матери Джим окончательно уверил себя, что Эрик Гримсон умер. Перепил? Несчастный случай? Самоубийство? Все возможно.
Ева Гримсон встала со стула, увидев в дверях Джима. Она была в платье с пестрым рисунком, слишком просторном для нее и слишком легком для этого времени года. Она еще больше осунулась, и на лице прибавилось морщин. Круги под глазами стали еще темнее. Поношенное коричневое пальто скрывало худобу, но тонкие, как палочки, ноги выдавали, до чего она вся истаяла. Однако при виде сына она улыбнулась.
– Мама! Что случилось? – крикнул Джим, обнимая ее.
Ева заплакала, и Джиму стало еще хуже. Он всего несколько раз видел, как мать плачет.
– С папой все в порядке? – спросил он. Она высвободилась и села.
– Мне так жаль, Джим. Так жаль. Но твой отец…
Она рыдала. Джим упал на колени рядом с ней и положил руки на ее сгорбленные плечи.
– Ради Бога! Что случилось?
– Твой отец…
– Он умер! – сказал Джим.
Она удивилась и вместо ответа достала из сумочки носовой платок и промокнула глаза. У Джима мелькнула нелепая мысль, что за косметику ей можно не опасаться – она никогда не красится. Ева шмыгнула носом и покачала головой.
– Нет. Вот что ты подумал? Может, это по-своему было бы…
– Было бы – что?
Должно быть, она хотела сказать «лучше», но не могла позволить себе иметь такие мысли, а уж тем более высказывать их вслух.
– Нет, ничего. Твой отец… он настаивает, чтобы мы переехали в Даллас. Ну, знаешь – в Техас!
Джим не сразу пришел в себя. Грудь все еще сжимало. Потом он выпалил:
– Ну так лучше бы он умер! И ты тоже! Вы… вы… бросаете меня!
Мать взяла сына за руку, прижала ее к своей мокрой щеке и простонала:
– Я должна ехать с ним! Он мой муж! Я должна быть там же, где и он!
– Ничего ты не должна! – Джим выдернул руку. – Черт бы побрал и тебя и его! Провалитесь вы ко всем чертям!
Только потом, перебирая всю сцену в памяти, он подумал, что никогда еще не разговаривал так с матерью. Как бы он ни сердился на нее, он почти всегда был с ней мягок. Ей и так доставалось от отца.
– Ради святой девы Марии, матери Божьей, не говори так, Джим!
Она снова хотела взять его за руку, но Джим отдернул ее.
– Здесь он не может получить приличной работы. И это убивает его, ты сам знаешь. Он слышал… ему сказал один друг – помнишь Джо Ватку? – что в Далласе работы полно. Город процветает, и…
– А я? – Джим начал шагать взад-вперед, сжимая и разжимая кулаки. – Я уже не в счет? А кто будет оплачивать страховку, мое лечение? Где я буду жить, когда меня выпишут? Я не хочу бросать лечение! Это мой единственный шанс! Не хочу и не брошу!
– Пожалуйста, пойми меня, сынок. Я просто надвое разрываюсь. Но не могу я отпустить его одного, а он говорит, что все равно уедет, даже без меня. Он муж мой. Это мой долг!
– А я твой сын! – крикнул Джим.
Казим Грассер, черный санитар, просунул голову в дверь.
– Все в порядке? Какие-то проблемы?
– Это семейные дела, – сказал Джим. – Я ни на кого не собираюсь кидаться. Давай катись!
– Ладно, ладно, только тихо, – сказал Грассер и убрал голову
– А почему он сам ко мне не пришел, почему прислал тебя? – орал Джим.
– Что, боится встретиться со мной? Или уж до того меня ненавидит, что ему на меня насрать?
– Пожалуйста, Джим, не выражайся так. Нет, нельзя сказать, что он тебя ненавидит. Но встречаться с тобой правда боится. Он чувствует себя неудачником…
– Так оно и есть!
– Чувствует, что потерпел крах как муж, отец и кормилец…
– Так оно и есть!
–…и боится, что ты на него набросишься. Он говорит… он говорит…
– Ну, скажи! Что я сумасшедший!
Ева протянула к нему руку.
– Прошу тебя, Джим. Я не могу больше выносить этого. Не будь это таким непростительным грехом, убила бы себя!
– Делай, как считаешь лучше, – сказал Джим и вышел из комнаты.
– Джим! Не уходи! – закричала мать вслед.
Он помедлил, но не обернулся. Придя к себе, он сел и заплакал. Одиночество, точно прилив, несло его за горизонт, вдаль от всех живущих, к острову, который тоже назывался Одиночество.
Горе не помешало Джиму подумать, что это потрясающее название для песни. «Остров, который тоже называется Одиночество».
Странная штука мозг. В самом глубоком горе посылает вот такие сообщения. Всегда работает, работает, работает над самыми разными темами – и никто не знает, с чего он вдруг выдает результаты некоторых своих трудов в самый неподходящий момент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34