А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вероятно, это было удивительное зрелище, потому что, насколько помню, ноги сами собой исполняли какой-то полузабытый танец моих африканских предков. И в этом, между прочим, был свой смысл.
Я был окрылён находкой, восхищён силой человеческого предвидения. Ведь теория с самого начала указывала, что именно осколки стекла могли оказаться теми “изделиями” цивилизации, которые в силу своей физико-химической стойкости и массовости имели шанс сохраниться в ощутимых количествах. Но я хочу обратить внимание на другое. Я кинулся за отброшенным было осколком, потому что я один из тех немногих людей, которые видели, как бьётся и рассыпается стекло. Любому человеку попадались осколки стекла, но кто помнит хрупкий стакан и хрупкое стеклянное окно? Бьющееся стекло вышло из употребления столетие назад, и лишь в глухой деревушке, где я родился, в доме деда случайно сохранилось обычное оконное стекло, которое я однажды и прикончил неловким ударом мяча. Мне не так запомнилась последовавшая выволочка, как то ошеломление, которое я испытал при виде сыплющихся осколков. Это было поразительное, незабываемое зрелище! Оно мелькнуло передо мной там, на планете…”
23 мая 2112 года
Чуть слышно посвистывал старинный фарфоровый чайник. За раскрытым проёмом стены лежал дремлющий сад. Смутно белели осыпанные цветом вишни. Спокойствие рассвета, чашечка душистого чая в ладонях — что ещё надо для счастья сосредоточенной работы ума?
На столе перед Барфом лежали доставленные с той планеты стеклянные шарики. На первом кое-где уцелели бороздки; шарик был оплетён ими, как глобус меридианами. На тусклой и щербатой поверхности второго бороздки не сохранились. Тем не менее шарики были тождественными. На обоих резьба имела прокраску, так что каждая бороздка одновременно являлась кромкой цветовой плоскости, и уничтожить рисунок “меридианов” можно было лишь вместе с шариками. Столь же неистребимыми были три пятнышка на поверхности каждого из шариков.
Способ прокраски свидетельствовал о высокой технологии. Ничтожная присадка редкоземельных элементов, та или иная доза радиации — и стекло окрашено навеки. Просто, быстро, эффективно!
Барф знал, что шарики побывали уже у многих экспертов. Чтобы мнение одного не влияло на мнение остальных, заключения пока сохранялись в тайне. Но Барф догадывался, каковы они. Задача не требовала гениальной интуиции. Совсем наоборот! И это был многозначительный факт.
Что дали многолетние напряжённые раскопки после находки М’туа? Четыре осколка стекла, три осколка керамики; одно кремниевое рубило; какой-то обломок стержня (форма стержня сохранилась, но металл оказался замещённым пиритом). И два вот этих шарика.
Получалось, что шарики были массовым изделием. Мало того, при их изготовлении было сделано все, чтобы рисунок оказался долговечным. Правда, стекло — материал не из самых надёжных; зато выпуск таких шариков не ограничен запасами сырья и сложностью технологии.
Вывод? Скорей не вывод, а предположение: цивилизация знала, что её ждёт, и последним её усилием был выпуск вот этих шариков. Схем, в которых отмечены места каких-то хранилищ.
Вот именно: хранилищ. Барф зажмурился, как от яркого света. Когда все гибнет и жизнь обречена, что ещё можно сделать? Защитить, сохранить, во что бы то ни стало передать своё духовное “я”. Не важно кому, не важно как — лишь бы не исчезнуть совсем. Навсегда! Ибо страшнее нет ничего.
Какое упорство, какое самообладание! И какая вера… Вера в то, что жизнь, разум бессмертны во вселенной, а значит, наследники будут и придут.
“Мы пришли, — подумал Барф. — Через миллиард лет…”
Остаётся проверить гипотезу. “Меридианы” на шариках — это, конечно, совсем не меридианы. Те, погибшие, конечно, знали, что географические полюсы перемещаются и не годятся в качестве ориентиров (иначе бы они дали ещё сеть параллелей). Чем тогда могут быть точки, к которым сходятся дуги? Магнитными полюсами, вот чем. Они ещё менее постоянны, чем полюсы географические, зато породы той эпохи, когда произошла катастрофа, хранят тогдашнюю сетку магнитного поля. Может пройти сколько угодно лет, но разум обязательно найдёт её следы; найдёт и восстановит положение древних магнитных полюсов. Любой разум, когда бы и где бы он ни возник.
Барфу стало жарко при мысли, что он, человек, спустя миллиард лет думает в унисон с теми, неведомыми.
Надёжен ли, однако, данный ими ориентир? “Пятнышки” обозначают тот район, где находятся предполагаемые хранилища. Но, во-первых, блоки литосферы перемещаются, сейчас они находятся не там, где были миллиард лет назад. Во-вторых, каждое “пятнышко” на шарике — это сотни тысяч квадратных километров в натуре. Проследить дрейф блоков, конечно, можно; не так уж трудно установить, куда они переместились за миллиард лет. Все равно остаётся нерешённой вторая проблема. Значит, вся эта гипотеза — мираж?
На вид “пятнышки” казались одноцветными. Барф потянулся к конверту с микроснимками, чтобы проверить, так ли это на самом деле. Но остановился.
Думать по подсказке — невелика честь.
На микроснимках должна, обязана выявиться карта.
Чего? Бессмысленно искать общее между тем, что было миллиард лет назад, и тем, что есть. Не осталось на планете ни прежних гор, ни материков, ничто не может совпасть.
Разве? Глупо строить хранилище у подножия вулкана. Те, погибшие, возвели их там, где планета спокойна — всегда спокойна. Относительно, конечно. Такие места есть на всех планетах земного типа. Скандинавский, Канадский гранитные щиты возникли на Земле три-четыре миллиарда лет назад. С тех пор образовавшие их породы почти не перемещались относительно друг друга. Следовательно…
Остаётся провести ключевой опыт.
Барф достал с полки и разложил на столе геологические карты тех кристаллических щитов, которые были выявлены на планете. Щитов было три.
Уже не сомневаясь в результате, Барф положил рядом микроснимки. Так и есть! Схемы на микроснимках в общих чертах совпадали с тем, что изображали геологические карты.
Барф не мог отвести взгляда. Он ждал этого, он предвидел, и все равно это было чудо. Письмо, дошедшее через миллиард лет! Письмо, отправленное в никуда и нашедшее адресата! Ибо оно было написано на том единственном языке, который понятен любому разумному существу, пусть даже оно родилось под звёздами другой галактики. Все могло не совпасть: физический облик, традиции, восприятие. Но границу между породами разного возраста все проведут одинаково, иначе и быть не может.
На всех трех микроснимках чётко выделялась взятая в концентрические окружности точка. Выделялась, как яблочко на Мишени. Оставалось лишь нацелить туда технику.
За деревьями уже встало солнце, его тёплые лучи пробрались на стол. “А ведь все это они предвидели, — подумал Барф. — Все наши поступки были предопределены. Нас направляют те, кого уже миллиард лет нет в живых… Они знали, что кто-нибудь когда-нибудь высадится на их планету. И с этого момента все пойдёт так, как ими было задумано”.
11 октября 2116 года
“Все безнадёжно, — подумал Гаранин. — Все”.
Третье и последнее убежище тех. В ярком свете ламп — полузасыпанные камеры, хаос щебня и глыб. И пыль под ногами.
Ноющая боль в сердце. Семьдесят лет, конечно, не дряхлость, но лететь сюда не следовало. Ему не следовало. Тот далёкий Гаранин, с находки которого началась эта эпопея, теперешнему Гаранину представлялся мальчишкой. И надо же — сорвался, полетел… Зачем?
Камень, камень, тупые, равнодушные ко всему глыбы камня. И тишина. Как тогда, в дни молодости.
Не следовало ему прилетать.
Спутники молчат. Быть может, они полагают, что в его, Гаранина, размышлениях зреет вывод, который воскресит надежды?
Жаль, если они так думают.
Последнее и самое сохранное убежище. Те знали, что наследники будут и придут. Они сделали все, что могли. Но прошёл миллиард лет.
Что здесь было? Крепления, своды из сверхстойких материалов, приборы, саркофаги, информатеки, изделия, росписи, модели? Пыль, вот что от них осталось. Миллиард лет…
Все было напрасно.
За спиной тихонько вздохнули.
— Да? — не оборачиваясь, спросил Гаранин.
— Даже стекляшек нет…
Гаранин кивнул. Даже стекляшек! Глупо, глупо… Настроение человека, ход его мыслей подобен прихотливому маятнику. Он может задержаться в крайней точке, но замереть в ней — никогда. Все осталось прежним. Так же неподвижно стоял Гаранин и его спутники, вокруг был тот же камень, и так же безжизненно-ярко светили лампы. И прежней была тишина, которая воцарилась здесь миллиард лет назад и стала как бы осязаемой. Но было произнесено слово. Одно только слово — и оно увело Гаранина с того логического пути, который был проторён прежними находками и который теперь завёл в тупик.
Глупо! Но разве те были дураками?
Гаранин прижал руку к сердцу.
— Вам плохо? — раздался встревоженный голос.
— Наоборот! — воскликнул Гаранин. — Сядем!
Все изумлённо повиновались. Гаранин обвёл взглядом недоумевающие лица, и ему захотелось смеяться — над своими страхами, над своей тупостью. Счастливей сейчас никого не было, ибо догадка, которая его осенила, сразу, вдруг, будто ему шепнул кто-то, стала уверенностью.
— Давайте кое-что сообразим, — тихо проговорил он. — Что мы ищем? Да, что мы ищем? Предметы, изделия, вещи? Предположить это — значит наделить хозяев планеты психологией мумификаторов.
— Нам неизвестна их психология, — осторожно заметил кто-то.
Гаранин улыбнулся.
— В течение тысячелетий нам, людям, не был известен закон тяготения. Но все эти тысячелетия люди действовали согласно закону тяготения, а не вопреки ему. Какая “другая” психология тут возможна? Они знали это не хуже нас. Мы ничего не нашли? Верно. Мы не то искали. Мы подошли с мерками археологии, которая привыкла искать останки культуры. А разве они хотели передать нам останки?
— Но что же? — подавшись вперёд, воскликнул самый нетерпеливый из спутников.
— Себя, — глухо ответил Гаранин.
Он тотчас почти физически ощутил разочарование, недоумение, испуг, который охватил сидящих рядом людей.
— Себя, — повторил он твёрдо. — Слушайте, я не сошёл с ума. Что долговечней всего в мире? Золото, звезды, жизнь? Информация! Той вселенной, какой она была десять и более миллиардов лет назад, нет и в помине. А мы знаем, какой она была! Теперь зададим себе другой вопрос: что нам, да и любому иному разуму, дороже всего? Существование человечества. Сопоставьте одно с другим…
Гаранин вгляделся в лица и понял, что его слова нашли пока ещё смутный отклик.
— Остаётся один-единственный вопрос, — проговорил он быстро. — Как? Каким способом они решили себя сохранить? Единственно возможным. Цивилизация, которая сможет пересечь межзвёздные расстояния, полагали они, способна построить по чертежам не только здание, но и организм. Вот из чего они исходили!
Теперь мысль дошла…
— Подождите, я не закончил! — Взмахом руки Гаранин усадил всех на место. — Итак, они должны были оставить информацию, пользуясь которой мы могли бы восстановить их, так сказать, физически. Воссоздать, воскресить, построить их по оставленному ими генетическому чертежу! И передать воскрешённым их собственную культуру, полные сведения о которой находятся там же, где и сведения о генетическом коде. Нам, неведомым, они вверили себя, своё пробуждение, своё будущее, жизнь после смерти. Где же то, что они нам оставили?
— Здесь! — ликующе выкрикнул кто-то.
— Здесь, — с облегчением подтвердил Гаранин. — Нет информации без материального носителя, но сам носитель может быть сколь угодно малым — для записи годятся атомы, частицы, любые поля… И есть носители, которые, даже распадаясь, сохраняют запись. Помню, — добавил Гаранин с улыбкой, — в одной книге двадцатого века меня поразило, с каким изумлением современники восприняли факт, что осколок пластинки хранит голограмму так же хорошо, как и сама пластинка… Необходимо всего лишь одно условие: носителей информации должно быть бесконечно много. Времени противостоит число! Что же здесь отвечает всем условиям? Вот это!
Гаранин нагнулся и зачерпнул горсть пыли.
Из воспоминаний Гаранина
“Даже в двух первых уничтоженных хранилищах мы находили эту “пыль”. Она была тщательнейшим образом исследована. Мы знали, что это смесь обычной пыли, которая образуется при разрушении горных пород, и металлической. О физико-химических свойствах металлической фракции мы узнали решительно все. Но поскольку мы исходили из установки, что она остаток рассыпавшихся конструкций, аппаратов и механизмов, то никто и не проверил её на информативность. Обычная история, которая лишний раз доказывает, что верная идея — это зрение разума. Мне повезло. Я первый догадался, как обстоит дело в действительности, может быть, потому, что сильней других переживал горечь поражения. Но я не обольщаюсь. Не я, так другой додумался бы.
1 2 3
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов