Хачмен решил не рисковать, покупая газету: он уже и так знал
все, что ему нужно.
Он отвернулся от киоска и собрался уходить, но тут рядом с ним
остановятся белый автомобиль, и дверца с его стороны открылась. За рулем
сидела девушка с восточными чертами лица в серебристой одежде.
- У меня дома теплей, - произнесла она, нисколько не смущаясь тем,
что именно так, как правило, начинают разговор девицы легкого поведения.
Хачмен, уже собравшийся идти, инстинктивно покачал головой, но тут же
передумал и схватился за дверцу.
- Похоже, я и в самом деле замерз.
Он забрался в машину, пахнущую внутри кожей и духами, и его повезли в
направлении сияющего огнями городского центра.
- Куда мы едем? - спросил он, поворачиваясь.
- Недалеко.
Хачмен кивнул. Его все устраивало, до тех пор пока она не повезет его
за город через полицейский кордон.
- У тебя дома есть что-нибудь пожевать?
- Нет.
- Ты разве не хочешь есть?
- Хочу. Но у меня не забегаловка.
Хачмен усмехнулся, достал из кармана пять фунтов и бросил бумажку ей
на колени.
- Остановись где-нибудь у кафе и купи поесть.
- Мистер, у меня время - деньги. - Она швырнула бумажку обратно. -
Просто компания стоит столько же.
- Понятно. И сколько за ночь?
- Двадцать пять, - произнесла она с вызовом.
- Отлично. Двадцать пять - значит, двадцать пять.
Хачмен достал еще шесть бумажек, внутренне несколько удивляясь, что
для других людей деньги еще представляют ценность.
- Вот. Тебе тридцать, плюс пятерка за продукты. Нормально?
Они остановилась у закусочной, девушка выбежала и через несколько
минут вернулась с охапкой свертков, от которых пахло жареной курицей. Еще
через десять минут они оказались возле ее дома. Пока она открывала дверь
квартиры на первом этаже, Хачмен держал свертки. Квартирка была
простенькая: белые стены, белый ковер, черный потолок в гостиной,
незатейливая мебель.
- Сначала есть? - спросила девушка.
- Сначала есть. - Хачмен разложил свертки на столе, раскрыл и, пока
хозяйка заваривала кофе в идеально чистой кухне, принялся за еду. В памяти
его все время мелькала страшная картина: человеческий глаз, катающийся в
пыли. Хачмен немного нервничал, но в тепле постепенно расслабился и даже
успокоился. Они молча поели, и девушка убрала остатки на кухню.
- Послушай, - сказал Хачмен, раскладывая на столе пахнущие аммиаком
листы. - Мне нужно закончить одно срочное дело для моей фирмы. Может, ты
пока посмотришь телевизор?
- У меня нет телевизора.
Хачмен тут же понял, что это предложение было ошибкой: по телевидению
наверняка дают объявление о его розыске.
- Ну тогда почитай что-нибудь или послушай музыку. Ладно?
- Ладно. - Она равнодушно пожала плечами и улеглась на диван,
внимательно его разглядывая.
Хачмен расстелил на столе карту города и принялся запоминать
названия, начав с главных дорог и прихватывая, сколько получалось, боковых
улиц. Около часа он работал с максимальной сосредоточенностью, затем взял
лист без названий улиц и стал заполнять карту по памяти. Тут же стало
ясно, какие районы он изучил хорошо, а какие плохо. Последних пока было
больше. Он вернулся к карте с названиями, просидел еще час и начал
заполнять новый лист: потом еще раз повторил процедуру. Девушка незаметно
задремала и где-то в районе полуночи проснулась, испуганно глядя на
Хачмена: на секунду она забыла, откуда он взялся.
- Похоже, мне потребуется больше времени, чем я предполагал. - Хачмен
улыбнулся. - Может, тебе пойти спать?
- Кофе хочешь?
- Нет, спасибо.
Девушка, передернув плечами от холода, поднялась с дивана и, с
любопытством взглянув на разбросанные карты, ушла в спальню. Хачмен
вернулся к работе. Часам к трем ему удалось наконец заполнить карту
целиком. К этому времени он тоже уже основательно продрог: отопление
отключили несколько часов назад. Он прилег на диван и попытался заснуть,
но в комнате становилось все холоднее, и каждый раз, как только он
закрывал глаза, в голове возникал водоворот из названий и перекрестков.
Через полчаса он перешел в спальню. Девушка спала посередине огромной
кровати. Хачмен разделся, лег и мгновенно провалился в сон.
С первыми проблесками зари он осторожно поднялся, стараясь не
потревожить хозяйку, быстро оделся и вернулся к столу в гостиной. Как и
следовало ожидать, когда он попытался заполнить новую карту, обнаружилось
еще несколько районов, где память его подвела. Пришлось потратить еще
какое-то время на их запоминание, после чего Хачмен спокойно вышел из
квартиры. Утро было серое, сухое и на удивление теплое для этого времени
года. Он решил пройтись до центра пешком, занимая себя тем, что на каждом
перекрестке аккуратно угадывал все названия улиц. Знакомство с улицами
города, полученное подобной зубрежкой, недолговечно и исчезнет полностью
от силы через неделю, но для любого испытания, которое ему предложат
сегодня утром, его будет достаточно.
По дороге до таксопарка ему не встретился ни один полицейский. На
этот раз он вошел сразу в контору и обратятся к дежурной в очках, сидевшей
за столом с несколькими телефонами и микрофоном.
- Оливер на месте?
- Нет, он в вечернюю смену. У вас к нему что-нибудь личное?
Хачмен воспрянул духом.
- Нет, нет. Я отличный водитель и знаю Болтон как свои пять пальцев.
Через сорок минут он получил "форму", состоявшую из фуражки с большим
козырьком и значка на куртку, и уже кружил по городу в горчичного цвета
такси. Почти час он работал по-настоящему, доставив по радиовызову двух
пассажиров, причем адреса нашел без особых трудностей. Второй пассажир
вышел в южной части города, и вместо того, чтобы вернуться в центр, Хачмен
связался по радио с диспетчером.
- Это Уолтер Рассел, - представился он по имени, под которым его
зарегистрировали в таксопарке. - Я только что посадил джентльмена, который
хочет провести весь день в окрестностях Болтона. Какие на это правила?
- Плата за день - десять с половиной фунтов, - ответила диспетчер. -
Вперед. Клиент согласен?
Хачмен подождал несколько секунд, затем ответил:
- Он говорит, что согласен.
- Хорошо. Когда освободишься, свяжись с диспетчером.
- Ладно. - Хачмен вернул микрофон на место.
Решив, что таксомотор с ограниченной скоростью будет выглядеть
неуместно на скоростном шоссе, он направился на юг к Уоррингтону с
намерением проехать по менее приметным дорогам, связывающим маленькие
городки. Вскоре он заметил тройку молодых девчонок, голосующих на шоссе.
Когда он затормозил и открыл дверь пассажирского салона, они переглянулись
неуверенно.
- Вам куда? - спросил Хачмен, стараясь выглядеть добродушным. Хотя по
мере приближения к полицейскому кордону он волновался все больше и больше.
- В Бирмингем, - ответила одна из них, - но у нас нет денег на такси.
- Для этого такси вам не понадобятся деньги.
- А что понадобится? - потребовала вторая, и вся троица захихикала.
- Послушайте, я еду в аэропорт Рингуэй встречать пассажира и решил
предложить вам прокатиться, но если вас это не устраивает, то... - Хачмен
сделал вид, что закрывает дверь, и девицы с визгом бросились в машину,
рассаживаясь на повернутых назад сиденьях. По дороге они болтали между
собой, словно Хачмена рядом не было, и из их разговора он понял, что они
едут на демонстрацию протеста по поводу взрыва в Дамаске. С удивлением он
обнаружил, что уже несколько дней не вспоминал о разрушенном городе, о
тысячах невинных жертв... Теперь все его помыслы сосредоточились на
антиядерной машине.
У кордона стояла довольно длинная очередь автомобилей, но полицейские
пропустили такси Хачмена вперед, лишь мельком взглянув на него и его
пассажиров.

16
С поезда в Хастингсе Хачмен сошел уже после полуночи.
Болтонским такси он добрался до Суиндона и около полудня бросил его
на безлюдной стоянке. Оставить столь очевидный след ближе к своей цели он
не решился. Оттуда Хачмен доехал поездом до Саутгемптона, пересел в
направлении Хастингса, и остаток дня поделился у него между нервным
ожиданием и изматывающе медленными переездами.
Сознание того, что до назначенного им срока осталось меньше тридцати
шести часов, тяжким грузом давило его, когда он наконец вышел из здания
вокзала. Утренний серый туман сменился чистым холодным дождем, шумно
стекавшим по водостокам, и Хачмен промок до нитки почти сразу же, едва
вышел на улицу. Рядом с вокзалом дежурили несколько такси, но он не стал
рисковать, прошел мимо и двинулся в направлении Чаннинг-уэй. Дорога заняла
пятнадцать минут, и к тому времени, когда он добрался до коттеджа, он
промок, словно его окунули в море, и весь дрожал, не в силах справиться с
ознобом.
Он открыл входную дверь маленького темного дома, но остановился,
охваченный странной робостью. Последняя черта, за которой нет возврата, за
которой только черная кнопка, приводящая машину в действие. У него отнюдь
не было подсознательного желания, чтобы кто-то посторонний увел его от
намеченного курса - его жизнь стала настолько изломанной, чужой, что в
возвращении к прошлому едва ли было больше смысла, чем в продолжении. Нет.
Но войдя в дом, в эту обволакивающую темноту маленького холла за закрытой
дверью, он порвет последнюю связь с миром. Даже если его выследят теперь и
кто-то попытается ворваться в дом, единственным результатом будет то, что
он нажмет кнопку чуть раньше. Он достиг эпицентра...
Дверь разбухла от сырости, и, чтобы плотно прикрыть ее, Хачмену
пришлось надавить плечом. В размытом свете уличного фонаря он нашел дорогу
наверх. Свет не зажегся, когда он нажал кнопку выключателя, но он и так
определил, что в комнату после него никто не заходил. Все осталось
по-прежнему. То же зеленое кресло с гнутыми подлокотниками и компоненты
его Машины. Он снова спустился вниз, хлюпая мокрыми ботинками, нашел
распределительный щит под лестницей и включил рубильник. Ежась в мокрой
холодной одежде, Хачмен прошел по всем комнатам, зажигая свет и опуская
шторы. В результате его крошечное владение приобрело еще более безотрадный
и угнетающий вид. Выйдя на крытый хозяйственный двор, где дождь
беспрерывно стучал по стеклянной крыше, он заглянул в угольный подвал.
Угля оказалось едва-едва на одно ведро, но нигде не было лопаты. Хачмен
нашел старую клеенку, собрал весь уголь и отнес в камин. Зажигалки у него
не было, поскольку он не курил, но ему удалось поджечь кусок бумаги от
автоматической плиты на кухне. Клеенка горела плохо, и, даже когда он
подбросил бумаги, уголь все равно не загорелся. Хачмен поколебался, а
затем, удивляясь собственной заторможенности, принес ящик от кухонного
стола, разбил его и скормил щепки в огонь. На сей раз уголь занялся,
обещая маленькую порцию тепла по крайней мере на час.
Он снял с себя мокрую одежду, завернулся в покрывало с дивана -
единственное, что он смог найти, - и приготовился ждать тридцать пять
часов. При мысли о теплой светлой комнате на глаза навернулись слезы.
Утром, когда Хачмен проснулся, у него сильно болела голова и саднило
горло. Каждый вздох врывался в легкие сгустками ледяного воздуха. Он сел,
превозмогая боль, и оглядел комнату. В камине осталась лишь горстка серого
пепла, а одежда все еще была сырая. Превозмогая дрожь, он собрал смятые
вещи, отнес на кухню, зажег духовку, все четыре конфорки, развесил одежду
над огнем и сел рядом, чтобы хоть немного обогреться. Очень захотелось
чаю. Не того, изысканного индийского чаю, к которому он привык дома, а
дешевого, крепкого чаю, горячего и с сахаром. Назойливая мысль о том, что
зрячий чай избавит его от головной боли, от простуженного горла и ломоты в
суставах, не давало покоя. Он обыскал всю кухню, но неизвестные
домовладельцы не оставили там ни крошки.
"Что ж, - подумал он. - Если в доме нет чая, придется сходить
купить". Эта мысль наполнила его лихорадочным детским восторгом. И хотя он
пообещал себе, что не откроет входную дверь, пока не выполнит задуманное,
на тот случай, если за домом наблюдают, но, может быть, он был чересчур
осторожен? Если бы за ним следили до самого дома, он бы уже знал об
этом...
Он быстро оделся, обдумывая выгоды этого нового решения. Надевая
куртку, он вдруг заметил свое отражение в зеркале. Спутанные волосы,
небритое лицо, словно смертная маска Христа. Грязный, измятый, больной, с
воспалившимися глазами - одним словом, подозрительный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22