Пункт четыре.
Какой же бескомпромисностью и отвагой (или непробиваемым
самомнением?) должен обладать писатель, вот так запросто
расставивший коллег по местам. Дескать, этот уже ушел в не-
бытие, этот скоро уйдет, а этот, может, ненадолго задержит-
ся в литературе, если критически переосмыслит свое творчес-
тво. И хотя фамилии кандидатов на забвение в докладе дипло-
матично не названы, подразумевается, что в случае необходи-
мости докладчик готов лично судить и выносить приговоры. А
если не он, то кто? Кому передоверить такое ответственное
дело? И еще подразумевается, что сам докладчик определил
свои отношения с Вечностью всерьез и надолго. Мы -- это МЫ,
Я -- это Я, и этим все сказано. Да, фамилии российских кол-
лег не называются, однако термины типа "второсортный", "пос-
редственный", "серый", "чтиво", "бурда" легко слетают с уст
потенциального судьи. Указующий перст дрожит от нетерпения.
Обвинение "ты не писатель" вдруг оказывается вовсе не обви-
нением, и тем более, не оскорблением, а нормальной констата-
цией факта. Почему бы не назвать бездарность бездарностью --
прямо в лицо? Ах, кто-то из читателей не согласен с пригово-
ром? Отойди в строну, мальчик, не мешай работе компетентных
органов. Ах, кто-то из молодых авторов хочет поучаствовать в
расстановке художественных приоритетов? Похвальное желание,
только сначала нужно поаплодировать всем предыдущим оценкам
и решениям, а затем соглашаться с любым мнением старших то-
варищей... Тоскливые картинки, не правда ли? И очень узна-
ваемая система взаимоотношений. Черно-белый пафос доклада
рождает в головах слушателей чудовищ -- если бы вдруг кто-то
из публики вскочил и отрапортовал: "Новая фантастика все-
сильна, потому что она художественна!" докладчик, вероятно,
воспринял бы это, как должное. С чувством глубокого удовлет-
ворения. Да здравствуем Мы, то бишь Я...
Таково мое понимание и моя интерпретация доклада "Правил
игры без правил". Я закончил реплику и вернулся в зал.
* * *
Здесь написано гораздо больше и гораздо резче, чем я ска-
зал в действительности. На Конференции я выступил трусова-
тее и короче. Но! Все, что я сказал ТАМ, найдется и в этом
тексте -- ничего не утаено, ничего не сглажено. Я вынужден
акцентировать внимание читателя на подобной мелочи, потому
что заинтересованными лицами уже начата работа по распрос-
транению слухов (специально для тех, кто не присутствовал на
докладе и на прениях), будто Щеголев вывалил на публику
та-а-кие мерзости, что и вслух-то не повторишь. Понимаю, на
войне, как на войне. И все же я говорил ТОЛЬКО о докладе,
который меня возмутил. Умеющий читать, да прочитает. Опыта
литературной войны у меня нет, в отличие от оппонента, поэ-
тому я не знаю, что такое "маргинальные формы" и "действия
сомнительного характера". Может быть это как раз то, что
докладчик позволил себе в заключительном слове? Может быть
именно это и будет осуждаться в мире фантастики -- с после-
дующим вытеснением на периферию (в строгом соответствии с
предложениями докладчика)?
Мне остается признать, подняв руки, что уважаемый Андрей
Михайлович сформулировал несколько прекрасных мудрых правил
-- для нас. Не пришло ли время и ему воспользоваться плода-
ми собственной мудрости?
* * *
В заключение -- одна отвлеченная, чисто теоретическая
мысль. Мои "интерпрессконовские" выступления (вышеизложен-
ное и плюс к нему -- на итоговой пресс-конференции) имели
совершенно неожиданный для меня результат. Оказалось, что
большое число участников полностью со мной согласны, и даже
-- невиданное дело! -- целыми компаниями подходили ко мне
выразить моральную поддержку и торжественно пожать мою руку
(не боялись испачкаться!). Вокруг меня завитали слова типа
"подвиг", "герой" -- и смешно, и приятно. Я долго думал: что
же такое ОБЩЕЕ я ухватил? Какие настроения, зревшие у фэнов,
я случайно умудрился выразить? Понял в тот же день, но к ве-
черу. А сейчас поделюсь догадкой с вами, господа (с товари-
щами я разобрался).
У Конференции есть Мастер, есть живой бог, всеми без ис-
ключения признаваемый таковым. Я говорю о Б.Н. Он -- в един-
ственном числе, и в этом его статус на Конференции в час-
тности, и в нашей жизни вообще. Когда же появляется амби-
циозный некто, претендующий на статус бога No 2, в крайнем
случае, на статус заместителя бога, когда некто беспрерывно
находится рядом с Мастером, временами как бы заменяя Его со-
бой, это не может вызвать иной ситуации, кроме всеобщего
раздражения. Что, собственно, и произошло. Нужно хорошенько
подумать, прежде чем подняться на пьедестал, сооруженный не
тобой.
Давайте хорошенько подумаем об этом.
Александр Щеголев,
посредственный писатель.
22.05.94 г.,
С.-Петербург
1 2
Какой же бескомпромисностью и отвагой (или непробиваемым
самомнением?) должен обладать писатель, вот так запросто
расставивший коллег по местам. Дескать, этот уже ушел в не-
бытие, этот скоро уйдет, а этот, может, ненадолго задержит-
ся в литературе, если критически переосмыслит свое творчес-
тво. И хотя фамилии кандидатов на забвение в докладе дипло-
матично не названы, подразумевается, что в случае необходи-
мости докладчик готов лично судить и выносить приговоры. А
если не он, то кто? Кому передоверить такое ответственное
дело? И еще подразумевается, что сам докладчик определил
свои отношения с Вечностью всерьез и надолго. Мы -- это МЫ,
Я -- это Я, и этим все сказано. Да, фамилии российских кол-
лег не называются, однако термины типа "второсортный", "пос-
редственный", "серый", "чтиво", "бурда" легко слетают с уст
потенциального судьи. Указующий перст дрожит от нетерпения.
Обвинение "ты не писатель" вдруг оказывается вовсе не обви-
нением, и тем более, не оскорблением, а нормальной констата-
цией факта. Почему бы не назвать бездарность бездарностью --
прямо в лицо? Ах, кто-то из читателей не согласен с пригово-
ром? Отойди в строну, мальчик, не мешай работе компетентных
органов. Ах, кто-то из молодых авторов хочет поучаствовать в
расстановке художественных приоритетов? Похвальное желание,
только сначала нужно поаплодировать всем предыдущим оценкам
и решениям, а затем соглашаться с любым мнением старших то-
варищей... Тоскливые картинки, не правда ли? И очень узна-
ваемая система взаимоотношений. Черно-белый пафос доклада
рождает в головах слушателей чудовищ -- если бы вдруг кто-то
из публики вскочил и отрапортовал: "Новая фантастика все-
сильна, потому что она художественна!" докладчик, вероятно,
воспринял бы это, как должное. С чувством глубокого удовлет-
ворения. Да здравствуем Мы, то бишь Я...
Таково мое понимание и моя интерпретация доклада "Правил
игры без правил". Я закончил реплику и вернулся в зал.
* * *
Здесь написано гораздо больше и гораздо резче, чем я ска-
зал в действительности. На Конференции я выступил трусова-
тее и короче. Но! Все, что я сказал ТАМ, найдется и в этом
тексте -- ничего не утаено, ничего не сглажено. Я вынужден
акцентировать внимание читателя на подобной мелочи, потому
что заинтересованными лицами уже начата работа по распрос-
транению слухов (специально для тех, кто не присутствовал на
докладе и на прениях), будто Щеголев вывалил на публику
та-а-кие мерзости, что и вслух-то не повторишь. Понимаю, на
войне, как на войне. И все же я говорил ТОЛЬКО о докладе,
который меня возмутил. Умеющий читать, да прочитает. Опыта
литературной войны у меня нет, в отличие от оппонента, поэ-
тому я не знаю, что такое "маргинальные формы" и "действия
сомнительного характера". Может быть это как раз то, что
докладчик позволил себе в заключительном слове? Может быть
именно это и будет осуждаться в мире фантастики -- с после-
дующим вытеснением на периферию (в строгом соответствии с
предложениями докладчика)?
Мне остается признать, подняв руки, что уважаемый Андрей
Михайлович сформулировал несколько прекрасных мудрых правил
-- для нас. Не пришло ли время и ему воспользоваться плода-
ми собственной мудрости?
* * *
В заключение -- одна отвлеченная, чисто теоретическая
мысль. Мои "интерпрессконовские" выступления (вышеизложен-
ное и плюс к нему -- на итоговой пресс-конференции) имели
совершенно неожиданный для меня результат. Оказалось, что
большое число участников полностью со мной согласны, и даже
-- невиданное дело! -- целыми компаниями подходили ко мне
выразить моральную поддержку и торжественно пожать мою руку
(не боялись испачкаться!). Вокруг меня завитали слова типа
"подвиг", "герой" -- и смешно, и приятно. Я долго думал: что
же такое ОБЩЕЕ я ухватил? Какие настроения, зревшие у фэнов,
я случайно умудрился выразить? Понял в тот же день, но к ве-
черу. А сейчас поделюсь догадкой с вами, господа (с товари-
щами я разобрался).
У Конференции есть Мастер, есть живой бог, всеми без ис-
ключения признаваемый таковым. Я говорю о Б.Н. Он -- в един-
ственном числе, и в этом его статус на Конференции в час-
тности, и в нашей жизни вообще. Когда же появляется амби-
циозный некто, претендующий на статус бога No 2, в крайнем
случае, на статус заместителя бога, когда некто беспрерывно
находится рядом с Мастером, временами как бы заменяя Его со-
бой, это не может вызвать иной ситуации, кроме всеобщего
раздражения. Что, собственно, и произошло. Нужно хорошенько
подумать, прежде чем подняться на пьедестал, сооруженный не
тобой.
Давайте хорошенько подумаем об этом.
Александр Щеголев,
посредственный писатель.
22.05.94 г.,
С.-Петербург
1 2