А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Говард вскочил и бросился бежать, на бегу слыша, как рикошетит о тяжелый металл пуля. Он пробирался среди вагонов в надежде обогнуть состав, когда он закончится. И наткнулся прямо на цепное заграждение, на сей раз с севера, со стороны Еловой улицы. Ему нужна компания, нужны люди вокруг. Они могут схватить его и запереть, если захотят, но если не окажется случайных свидетелей, преследователь попросту его застрелит. В этом он не сомневался, и уверенность дала ему второе дыхание.
Он завернул за состав и понесся со всех ног по Еловой мимо старого ржавого крана и водокачки. Впереди замаячили ворота, у которых стояли с десяток мужчин во фланелевых рубахах и куртках. Говард побежал прямо на них.
– Эй! На помощь! Эй! – закричал он сквозь лыжную маску.
Больше ему ничего не пришло в голову. Все как один с суровым видом повернулись к нему, и из небольшой застекленной будки вышел и стал поперек дороги, сложив руки на груди, кряжистый крепыш.
Говарду казалось, что он слепо бежит навстречу гибели, но еще худшая погибель следует за ним по пятам. Он рискнул бросить взгляд через плечо. Преследователь приближался уверенным прогулочным шагом, как человек, только что сорвавший куш и подстраховывающийся только для проформы. Пистолет он убрал в карман и стал теперь просто невинным гражданином, погнавшимся за злостным угонщиком.
На безумное мгновение Говард едва не остановился. Он попал в ловушку – враги и спереди, и сзади. Все зависело от мифического Джека Макдональда, которого он в глаза не видел. Говард пожалел, что не слушал внимательнее, когда дядюшка Рой описывал этого человека, но он ведь не рассчитывал, что все обернется так скверно. Бежать теперь было больше некуда, разве что еще в какой-нибудь закоулок, через еще одну пустую парковку, а это, по всей видимости, настолько тщетно, что и думать об этом не стоит. Его дело сделано, и сделано на совесть – настолько на совесть, что хватит на ближайшие несколько лет, за которые он научится штамповать номера для автомобилей, может быть, даже выбьет один, чтобы заменить номер на разбитом «камаро», который он угнал.
Из последних сил он похромал к воротам и с ужасом увидел, как на него стремительно надвигается автопогрузчик с короткой и невысокой, всего по колено, стопкой фанеры. Мужчины у сторожки придвинулись к нему, отсекая преследователя, а крепыш из будки спросил:
– Ты чертовы пончики принес?
Погрузчик остановился перед Говардом. Кто-то сказал:
– Запрыгивай, – и одновременно подтолкнул Говарда вперед, так что он, упав на фанеру, растянулся ничком.
Говард пошарил в поисках края стопы, чтобы за него ухватиться, и едва не соскользнул на землю, когда погрузчик загудел, тронулся и поехал прочь.
Он оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как рабочие с лесопильни подходят к его преследователю, который с озадаченным видом сбавил шаг.
– У него пистолет! – предупреждающе воскликнул кто-то, хотя никакого пистолета по-прежнему видно не было.
Враг остановился и поднял руки, сдаваясь, а мужчины надвинулись на него. Ошеломляющим хуком вознесся кулак и угодил врагу в живот, в то время как кто-то еще подтолкнул его сзади, и враг рухнул с выражением полнейшего изумления на лице. Вокруг него забурлила толпа, Крепыш – вероятно, Джек Макдональд – мирно вернулся в свою будку и снял трубку с телефона. Пока что Говард был в безопасности, и автопогрузчик увозил его все глубже в сердце лесосклада, по проулкам среди груженых паллет, штабелей бревен и бездействующих станков.
Элоиза Лейми с криком пробудилась ото сна, в котором видела рыбину.
Она стояла на почти пустынном пирсе, где старик ловил рыбу на удочку, сделанную из палки и куска бечевки. Конец его удочки описывал крохотные круги, оставляя по себе мглистый послеобраз, точно рисунок облаков в небе.
Во сне она смотрела через перила в прозрачную соленую воду, поначалу ничего не видела, но потом поняла: что-то изменилось, сдвинулось под поверхностью океана и теперь приближается к пирсу. Под поверхностью скользили тени, хотя и были слишком глубоко, чтобы их распознать, но внезапно она поняла, что под пирсом сейчас огромный косяк рыбы и что старик поймал одну и теперь вытягивает.
Его леска натянулась, удочка выгнулась, потом шевельнулся сам пирс, будто рыбина так велика, что вот-вот утянет их вместе с пирсом в океан. Когда пирс накренился, миссис Лейми схватилась за перила. Ее ноги заскользили по доскам. Руки сорвались с перил, и она кубарем покатилась мимо старика, который все так же мирно сидел на своем месте, держал выгнувшуюся удочку и водил рыбину.
Погружаясь в тенисто-зеленый океан, она закричала, и этот вопль ее разбудил. С минуту миссис Лейми, тяжело дыша, сидела на постели, приходила в себя, твердила себе, что это всего лишь сон. Она дрожала в ночной рубашке. Минуту спустя, как только обрела способность думать, напомнила себе, что это тот самый сон, который она видела прошлой ночью и позапрошлой тоже, только на сей раз старик поймал свою рыбину.
Встав с постели, она зажгла свет. Половина пятого утра – слишком рано, но все равно сегодня больше не уснуть.
Она оделась и спустилась вниз поставить воду для растворимого кофе. Потом вышла в предрассветную мглу и нашла садовый секач. Она поспешно обошла сад, нарезая букет лишенных красок цветов. К тому времени она проснулась уженастолько, чтобы пошутить про себя: никогда не наносите визит, не прихватив с собой небольшого подарка.
19
В дверь постучали. Для Эдиты с завтраком слишком рано. Это мог быть Рой Бартон, везде чующий неприятности и повсюду видящий заговоры, но и на его стук не похоже. Грэхем медленно поднялся с кровати и натянул на длинные подштанники брюки. Потом надел шляпу и шлепанцы, нашел свою палку-трость и заковылял к двери. Только-только расцвело, и утро было серым и тусклым. Через оконное стекло он увидел, кто там, и доподлинно понял, что приключилось с его огородом.
Наконец дошло и до этого, до разговора начистоту с Элоизой Лейми. Он знал, что она хочет у него забрать, но это было невозможно. Теперь оно не в его руках. Жребий брошен, наследник избран. Он приехал на север по доброй воле, сам просил разрешения приехать. Его затянуло в водоворот событий. Он уже стал колесиком их механизма. Элоиза Лейми, сводная сестра Майкла Грэхема, опоздала.
В призрачном тусклом свете раннего утра они бок о бок спускались к пруду. Грэхем тяжело опирался на палку, шел медленно: делал один шаг, ставил палку, потом к ней – ногу, и лишь затем делал другой. Элоизу раздражала его медлительность, поэтому он вообще остановился, чтобы еще больше ее позлить. Вытащив из кармана перочинный нож, он начал методично вычищать грязь из-под ногтей.
– Что ты делаешь? – спросила она с раздражением.
– Что? – Он моргнул, словно едва-едва ее узнает.
– Ты собирался ловить рыбу. Мы спускались к пруду, чтобы ты мог поудить. Не забыл?
Он поглядел на нее с любопытством.
– Я перебрался сюда в девятьсот десятом, – медленно произнес он глядя на черный лес за прудом. – Работал на железной дороге. Построил себе дом на утесах. В частности, потому, что два раза в год вдоль побережья проплывают киты. С точностью часов. У Джиммерса был телескоп. Он часами мог за ними наблюдать.
Медленно покачивая головой, он следил за ее лицом. Один глаз у нее подергивался, и в такт ему поднимался к уху уголок рта.
– Ты собирался рыбачить, Майкл, рыбачить. Попытайся это запомнить. Выбрось прошлое из головы. Нам нужно позаботиться о будущем.
Он покачал головой.
– Просто илистая дыра, – сказал он. – А раньше в ней водилась форель длиной с мою руку. Повсюду водилась форель.
Взяв его за локоть, она потянула его вниз по склону. Он позволил ей себя вести, будто не знал, куда направляется, но доверяет ей. Однако на мгновение он остановился, когда лезвие боли прошило грудь, скатилось в левую руку. Закрыв глаза и стараясь дышать ровнее, он спросил себя, что бы это могло быть. А вдруг он умрет, не услышав, что она хочет сказать? Он почти на это наделся.
Но боль спала, и он заставил себя идти дальше. Выводить ее из себя легко, но утомительно. Внезапно ему больше всего на свете захотелось мирно сидеть на берегу и смотреть, как сигают по воде водомерки. А еще в пруду плавала утка. Это хорошо, почти предзнаменование. Наконец он переступил через борт вытащенной на берег лодки и, тяжело опустившись на среднюю банку, вытащил из-под нее удочку.
Он ни разу ничегошеньки не поймал в этом пруду, хотя когда-то тут было полно рыбы. Он помнил, что было время, когда верны были легенды: в любой небольшой бухточке вдоль северного побережья можно было голыми руками собирать морские ушки, а рыбацкие корабли ловили сетями тунцов, размером с дойную корову. В устья рек косяками заходили лососи, плотной полосой шли по прибрежным течениям, а озера и реки кишели местной форелью.
Всегда так, правда? Сменяют друг друга времена года. Бегут, сливаются месяцы. Проходит время. Все живет и умирает, и по мере того, как становишься старше, умирание видишь как будто чаще рождения. Ничто не остается прежним, и ты сожалеешь об утрате все новых частиц своего мира.
Он медленно наживил крючок, а она, взгромоздившись на носу, все скандалила и сетовала. Он лишь отчасти понимал ее жалобы и желания. Ее жадность была ему чужда. Он не мог, как она, жить этим чувством, потому что его не разделял. Он поднял руку, делая вид, будто поправляет шляпу, а на самом деле отключил слуховой аппарат. Утро внезапно стало почти беззвучным, а ее голос трещал неразборчиво в отдалении, точно стенания разобиженного призрака. Зато он слышал, как спешит по его жилам кровь. Он бросил в пруд лососиную икру, и, утягиваемые парой картечин, икринки ушли на дно.
Внезапно она перешла на крик. Разом очнувшись, он закивал. С биением крыльев с пруда улетела утка. Оказывается, он задремал и тем привел сводную сестру в ярость. В ее распорядке дня не было времени на его дрему.
– Что? – с улыбкой спросил он. – Ты что?
Он снова включил слуховой аппарат и на сей раз сделал это нарочито явно, а она уставилась злобно на устройство и сердито поджала губы. Она как будто считала про себя до десяти, стараясь не взорваться. Ее, пожалуй, можно дразнить, пока у нее не случится разрыв сердца, но он не станет этого делать. За такое она может убить на месте. С нее станется.
– Я сказала, что готова его забрать. Я себя подготовила.
– Забрать что? – спросил он, стараясь изобразить недоумение.
Тут она что-то сказала, но он не расслышал, потому что в горле у него внезапно стал ком, и он выхаркнул сгусток флегмы, которую сплюнул в траву, потом устало покачал головой, пытаясь отдышаться. Минуту спустя он снова смог заговорить.
– Что? Что ты сказала? – переспросил он, разыгрывая растерянность.
Она уставилась на него явно в ужасе, не то от его харканья и плевка, не то от его кажущейся неспособности ее понять.
– Я сказала, что подготовила себя, – медленно повторила она, отчетливо и громко выговаривая каждый слог, как человек, вбивающий английский в голову иностранцу.
– Как? К чему?
– Я ходила на операцию. Теперь я бесплодна. Была вторичная инфекция, поразившая у меня бедренный сустав. Он не излечивается. Я знаю то, что знаешь ты, Майкл, и развила в себе определенные силы. Я теперь сосуд, ждущий, чтобы его наполнили.
– Даже не знаю, чего ты так трудилась, чего добивалась, поразив порчей мой огород, – ответил он. – Засуха и умирание… Они лишь часть естественного хода вещей. Почему ты так стараешься его ускорить? Почему не дашь ему идти своим чередом?
– Нет выгоды в том, чтобы давать вещам идти своим чередом. Вот о чем я тебе твержу. Я готова принять на себя бремя, готова избавить тебя от него. Ты умираешь. Тебе ведь это известно, правда? А когда ты умрешь, вместо тебя должен быть кто-то другой. Грааль – мой по праву. Мы одной плоти и крови. У тебя на него прав не больше, чем у меня, и ты это знаешь. Чистой воды эгоизмом было прятать его все эти годы, тогда как его можно было употребить на дело.
Объяснять ей – пустая затея. Она слышала то, что желала услышать, что давным-давно сама себе навыдумала. Но он все же попытается.
– Грааль, говоришь? Что же тебя все так чертовски тянет к конкретному? Он не предназначен для того, чтобы «употребить его на дело». Мир полон вещей, которые ни на что не употребимы.
– Об этом я буду судить.
Он поднял на нее глаза. Говорить с ней – все равно что кричать в черную дыру. Слова испаряются.
– Я не знаю точно, что это, и ты тоже не знаешь. И в этом опасность. Его назначено хранить, а не использовать. Он… ну… как бы это сказать? Он – листок бумаги, из которого кто-то сложил чашку и собрал в нее немного крови. Будь по-моему, его вообще не привезли бы с Востока. Это ящик Пандоры, а ты только и думаешь о том, как бы сорвать с него крышку.
У него началась одышка. Долгие речи ему уже не по силам. Закрыв глаза, он попытался по возможности не шевелиться, расслабиться, чтобы восстановить дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов