Пока я буду выращивать морковку на даче. Кошмар! Антиутопия! Ужас!..
Из биллионов книг, написанных человечеством, Гриша сподобился прочитать добровольно только одну, Булгакова, и то лишь потому, что в старших классах нас дразнили «Мастером и Маргаритой». Я делила с Гришей парту с первого и до выпускного классов. Других кавалеров он ко мне на пушечный выстрел не подпускал (он боксом занимался чуть ли не с пеленок), и в отрочестве мне это нравилось. А ему нравилось то сексуальное воспитание, которое давала мне бабушка и суть которого можно ужать до слогана из трех слов: «Только после свадьбы». И, как следствие, Гриша (весь его половой гормон уходил с потом на тренировках) очень нравился моей бабуле (царство ей небесное).
Бабушке — ладно. Могу понять. Но чем этот физически развитый остолоп очаровывал мою маман, оставалось загадкой вплоть до того дня, когда она познакомила меня со своим вонючим будущим мужем.
Я уверена, что мой биологический папа (верю свято!) встретился с моей родительницей в ту пору, когда с оценкой мужчин у нее было все в порядке. Не без скорби и сожаления я вынуждена признать, что лучшие свои качества получила от сперматозоида отца. Я наблюдала за собой и мамой, сравнивала нас и сделала такой (неприятный для нее) вывод.
А что касаемо Гриши, я пыталась как-то (кажется, сразу после школы) залезть маман в душу, и на мой вопрос «Чем он тебя купил?» она ответила: «Он не пьет». Тогда я, терзаемая подозрениями, приперла маман к стенке: «Ты меня зачала от алкоголика, да?» Маман растерялась и замотала головой испуганно. Только жестом ответила «нет», рот ей как будто зашили. И ни слова (партизанка!). Бабушка была в чем-то помягче (кроме вопросов полового воспитания) мамы, но и от нее я (еще совсем девочкой) добилась лишь того, что отца звали вовсе не Николаем (а как его звали, она ни гугу), что отчество у меня по имени дедушки (мужа бабушки, которого я помню очень смутно). Вот так...
Нет, вы подумайте, ну какова маман, а? Дала телефон съемной квартиры Гришке и мне об этом ни слова! Я же ее просила — никому! Ни одному человеку не называть этот номер! Ни одной цифры. Ну я ей сейчас устрою! Ну держись!
И я принялась набивать на мобильнике мамин номер, и... Ха-ха! Легко догадаться, что случилось! Что еще могло случиться в текущий день разнообразных звонков? Само собой, ну конечно, разумеется, он зазвонил. На сей раз (для разнообразия) звонок дверной!
А вдруг маман еще и адрес мой Гришке сказала? Или он сам узнал (без проблем в век пиратских CD-дисков с любыми базами данных)? И приперся с цветами (с дачного участка папаши) и с глупым тортом. Может, он вообще позвонил, глядя на мои окна! Может, он давно меня возле дома караулит и... Нет, это слишком — уже и полдень миновал, и Гришка вряд ли бы стал караулить, тем более звонить из засады рядом с домом (не тот обормот). Знал бы он адрес (узнал бы), сразу бы и приперся. С цветами и... С какими цветами?!. Зима на дворе, у них на даче цветы не растут, а покупать их за деньги сыну садовода всегда было в лом!..
Я (увы!) оказалась права — в дверь позвонил вовсе не Гришка, совсем другой человек стоял за порогом.
Я заглянула в дверной «глазок» и сразу подумала: «Лучше бы это был Гриша! Или участковый. Или любой иной типаж, но только не этот!..»
За дверью стоял дядечка, который приезжал ко мне за дискетой, который привозил синопсис «Охоты Змея», гонец от автора, перед которым я (зареванная) в ту проклятую субботу захлопнула эту треклятую дверь. Даже толком спасибо не сказав...
Боже, как же неловко я себя почувствовала, узнав мужчину за дверью! Вы бы знали как, все бы вы меня пожалели!
Выглядела я едва ли лучше, чем в ту проклятую субботу: косметики на лице — ноль, одета по-домашнему, но... Но одета опрятно. И разбитых чашек в комнате на полу нету, и вообще в комнате чисто. Открыть?..
Открыть дверь?..
Или слинять из прихожей на цыпочках?..
А если он слышал, как я шаркала тапочками (пошлыми тапками без задников и с помпонами), подходя к двери?..
Стыдно, Марго! Не трусить и комплексовать надо, а радоваться, что появилась возможность, так сказать, реабилитироваться...
И я заставила себя изобразить радость, я улыбнулась и ненакрашенными губами, и ненакрашенными глазами, я храбро щелкнула замками и широко (радушно!) распахнула входную дверь.
— Здравствуйте! Очень рада вас видеть! Вы ведь от автора, да? Проходите, пожалуйста. Заходите, прошу вас. — Он переступил порог, а я прикрыла за ним дверь. — Раздевайтесь, снимайте пальто. Хотите кофе? Чаю? — Он вешал пальто (очень приличное) на свободный крючок вешалки, он приглаживал волосы (он без шапки, не иначе, приехал на машине), а я все щебетала и щебетала: — Вы меня извините, пожалуйста, за прошлый раз. За то, что в ту субботу проклятую... Ну вы понимаете... А сейчас вы?.. В смысле, я автору сегодня не дозвонилась и вообще... Я вообще-то случайно, можно сказать, дома по болезни... Ой, а у меня может быть грипп! Вы не боитесь заразиться, я... Нет, вы не подумайте, что это я к тому, чтобы побыстрее вас... Ой, извините, я глупость говорю! Вы проходите! Вот сюда, в комнату, пожалуйста... Нет-нет! Ради бога, не разувайтесь! Так проходите. Присаживайтесь, где вам удобнее. Я сейчас!..
Дядечка уселся в кресло, я же побежала (в чертовых шаркающих тапочках!) на кухню за чайником и чтобы мышцы лица немного отдохнули от необходимости улыбаться все время. Вернулась я буквально через минуту, лицевые мышцы включились в работу по приданию морде лица доброжелательно улыбчивого выражения, остальные мышцы пытались придать изящество телу, которое полезло к розетке за диван включать чайник.
— Будьте добры, не суетитесь так ради меня, — заговорил нежданный гость приятным баритоном. — Сядьте на диван на минуточку. Сядьте-сядьте... Спасибо. Я объяснюсь. Наш общий знакомый, я имею в виду автора, вчера поздно вечером по горящей путевке улетел в Эмираты вместе с женой. Не смог супруге отказать. Это она, его благоверная, урвала путевку. Я их до аэропорта подвозил. Наш общий знакомый был весь в мыле — пришлось собираться в дорогу, как в эвакуацию. Поросенок, он вспомнил о вас уже на подъезде к аэропорту. Синопсис у него готов, но в черновом варианте. Удивлены?.. Да-да, вы правильно подумали — те листочки, с которыми вы раньше работали, это не совсем черновик. Почерк у него отвратительный, прочитать настоящие черновики невозможно. Он перед отлетом попросил меня с вами связаться и все объяснить. Он позабыл в суете назвать ваши телефонные номера, но и я тоже хорош, забыл о них спросить. Ваш адрес я помню, временем свободным, по счастью, располагаю, вот и заехал. Без особой надежды, что застану вас дома днем в середине недели. В кармане пальто у меня лежит записка для вас. Собирался сунуть ее под дверь. Вот, собственно, и все. Такие дела.
— Значит, работа над романом приостанавливается, — скисла я и в уме обматерила автора. Мы же еще позавчера с ним должны были произвести ченч — дискета на синопсис! Какого члена висячего он не переписал долбаный черновик?! Я так поняла, что нечитаемый черновик синопсиса в принципе достижим (у дядечки, наверное, есть ключ от квартиры приятеля, он, наверное, там цветы поливает), но толку от этого никакого!
— Ошибаетесь. Я имел удовольствие слушать фольклорные рассказы господ офицеров про Змея за компанию с вашим соавтором. Вчера перед объявлением регистрации на авиарейс я получил полномочия... э-э... заменить собою черновики синопсиса. У вас есть диктофон? Если хотите, я прямо сейчас перескажу фольклорную историю про злоключения Змея в одна тысяча девятьсот девяносто восьмом. Получится, скажем так, аудиосинопсис. Похуже, чем у автора, но я читал ваши тексты по его синопсисам, и я не сомневаюсь, что вы... что вы... Вы прекрасно справитесь!
— Вы правда читали? — Он меня купил словечком «соавтор».
. — Честное благородное.
— И вам правда понравилось?
— Читать, вообще, интереснее, чем жить. А писать, я подозреваю, еще интереснее, чем читать. Если не секрет, почему вы не пишете детектив самостоятельно?
— Я кончала журфак, а у всех журналюг на самом деле плохо с фантазией. Нас учили украшательству или очернительству чего-либо. Журналисту обязательно нужно это самое «чего-либо». Талантами демиургов журналисты не обладают, увы.
— Ха! В этом мы с вами схожи. Из меня, знаете ли, тоже созидатель — демиург никакой.
— А вы, простите?..
— Я — историк. Игорь Павлович, честь имею представиться.
— А я — Маргарита. Можно просто Рита.
— Вот и познакомились, Рита.
— Вас зовут, как друга Змея в романе.
— Это наш общий знакомый, ваш соавтор, нахулиганил. Он часто так шутит, называет героев своих книг в честь друзей-знакомых. И не он один такой из пишущих. Между прочим, жестокие подчас шуточки получаются.
— Почему жестокие?
— В следующей части романа, для которой, между прочим, вам самой придется придумать название, друг Змея... Впрочем, запишем историю на диктофон, сами узнаете. У вас есть диктофон?
— Да. Конечно. Какая ж журналистка, пусть и бывшая, без диктофона? Он в хозяйстве имеется, банка растворимого кофе, недавно купленная, найдется, есть чай в пакетиках, сахар, чайник вот закипает, пряники есть, правда, черственькие, а вот с сервизом — проблема.
— Так выпьем же кофею за то, чтобы у вас в жизни, если и возникали проблемы, то только связанные с сервизом.
Я засмеялась. С каждой минутой этот аккуратно одетый, подтянутый дядечка нравился мне все больше и больше. Ну почему? Почему?! Почему бы маме не выйти замуж за такого симпатичного дядечку вместо обезьяна вонючего?! Ненавижу!
Год 1998-й, лето
Змей снимает маску
1. Ветеран
Олег проснулся бодрым и отдохнувшим. Соскочил с барской кровати, потянулся сладко и подошел к тому самому подоконнику, который два года назад не успел доделать. Подоконник доводил до ума фуганком и приделывал к нестандартно большому окну, наверное, Грицко.
Экие причудливые финты вытворяет жизнь, право слово! Вчерашний работяга Иван, позавчерашний гладиатор Деловой, поза-позавчерашний сверхсекретный агент Верховного, нынче почти новый русский. У нынешнего Олега есть свой счет в банке, причем в забугорном, есть престижная жилплощадь в столице, и в личном его распоряжении эта вот хоромина во дворце-коттедже пана Аскольда. И отменная кофеварка-автомат, отнюдь не китайского производства, на широком подоконнике. И плазменный телевизор, новинка середины-конца 90-х, на стенке напротив огромного стеклопакета. И великолепный санузел с джакузи, навороченной душевой кабиной да с умным японским унитазом.
Щелк — Олег включил кофеварку, взял с подоконника пульт управления телевизором, PLAY — включил теледоску и направил стопы в сторону санузла.
Направить-то он их направил, да чуть не споткнулся, услыхав голос из позапозапрошлой жизни.
Олег повернулся к телевизору, впился глазами в плоский экран... Да, так и есть, голос принадлежит тому самому человеку. С экрана вещает тот самый тип, который в одна тысяча девятьсот восемьдесят лохматом году проводил предварительную беседу с юношей Змеевым, выпускником вуза с красным дипломом и круглым сиротой. Который после прохождения тестов нарек Олега Змеем. Который после окончания спецкурсов объяснил суть секретной службы особых порученцев. Годы, разумеется, помяли, и сильно, ему лицо, но голос остался прежним.
— История повторяется... — прошептал Олег.
Да, она повторилась — в этом же, только еще не достроенном помещении два года тому назад столкнулись Леший и Змей. Здесь же, право слово, в заколдованном месте, — Олег видит и слышит еще одного гостя из далекого прошлого. Встреча с Игорем кардинально изменила судьбу Олега, и сейчас он переживал нечто вроде предчувствия новых, грядущих перемен...
Постаревший знакомый с прежним голосом из позапозапрошлой жизни дискутировал под прицелом доброго десятка телекамер с так называемыми «правозащитниками».
Они, защитники Прав и Свобод, поборники Справедливости, оценщики Либеральных Ценностей, простояли всю ночь на Лубянской площади с зажженными свечами в руках, требуя суда над Иосифом Сталиным. Утром из дверей известного здания на Лубянке, самого высокого здесь и самого зловещего для митингующих, вышел знакомый Змею мужчина.
Выходец представился «ветераном КГБ» и заявил господам со свечными огарками, мол, диктатуру Гитлера могла — смогла! — победить только иная диктатура. Дескать, тоталитарное государство, коим являлась фашистская Германия, подмяло бы под себя Россию, если б в основе Отечества нашего лежали «либеральные ценности».
У правозащитников аж в зобу дыханье сперло от рассуждений ветерана ненавистного им Комитета. Толком не выслушав его доводов, поборники справедливостей заголосили так, точно их всех разом поволокли в пресловутые подвалы Лубянки, где для них уж готовы и дыбы, и раскаленные щипцы, и дешевые гробики.
Встреча антиподов демонстрировалась в прямом эфире самого первого выпуска новостей, и, безусловно, видеозапись еще не раз сегодня повторят во всех новостных выпусках большинства телеканалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Из биллионов книг, написанных человечеством, Гриша сподобился прочитать добровольно только одну, Булгакова, и то лишь потому, что в старших классах нас дразнили «Мастером и Маргаритой». Я делила с Гришей парту с первого и до выпускного классов. Других кавалеров он ко мне на пушечный выстрел не подпускал (он боксом занимался чуть ли не с пеленок), и в отрочестве мне это нравилось. А ему нравилось то сексуальное воспитание, которое давала мне бабушка и суть которого можно ужать до слогана из трех слов: «Только после свадьбы». И, как следствие, Гриша (весь его половой гормон уходил с потом на тренировках) очень нравился моей бабуле (царство ей небесное).
Бабушке — ладно. Могу понять. Но чем этот физически развитый остолоп очаровывал мою маман, оставалось загадкой вплоть до того дня, когда она познакомила меня со своим вонючим будущим мужем.
Я уверена, что мой биологический папа (верю свято!) встретился с моей родительницей в ту пору, когда с оценкой мужчин у нее было все в порядке. Не без скорби и сожаления я вынуждена признать, что лучшие свои качества получила от сперматозоида отца. Я наблюдала за собой и мамой, сравнивала нас и сделала такой (неприятный для нее) вывод.
А что касаемо Гриши, я пыталась как-то (кажется, сразу после школы) залезть маман в душу, и на мой вопрос «Чем он тебя купил?» она ответила: «Он не пьет». Тогда я, терзаемая подозрениями, приперла маман к стенке: «Ты меня зачала от алкоголика, да?» Маман растерялась и замотала головой испуганно. Только жестом ответила «нет», рот ей как будто зашили. И ни слова (партизанка!). Бабушка была в чем-то помягче (кроме вопросов полового воспитания) мамы, но и от нее я (еще совсем девочкой) добилась лишь того, что отца звали вовсе не Николаем (а как его звали, она ни гугу), что отчество у меня по имени дедушки (мужа бабушки, которого я помню очень смутно). Вот так...
Нет, вы подумайте, ну какова маман, а? Дала телефон съемной квартиры Гришке и мне об этом ни слова! Я же ее просила — никому! Ни одному человеку не называть этот номер! Ни одной цифры. Ну я ей сейчас устрою! Ну держись!
И я принялась набивать на мобильнике мамин номер, и... Ха-ха! Легко догадаться, что случилось! Что еще могло случиться в текущий день разнообразных звонков? Само собой, ну конечно, разумеется, он зазвонил. На сей раз (для разнообразия) звонок дверной!
А вдруг маман еще и адрес мой Гришке сказала? Или он сам узнал (без проблем в век пиратских CD-дисков с любыми базами данных)? И приперся с цветами (с дачного участка папаши) и с глупым тортом. Может, он вообще позвонил, глядя на мои окна! Может, он давно меня возле дома караулит и... Нет, это слишком — уже и полдень миновал, и Гришка вряд ли бы стал караулить, тем более звонить из засады рядом с домом (не тот обормот). Знал бы он адрес (узнал бы), сразу бы и приперся. С цветами и... С какими цветами?!. Зима на дворе, у них на даче цветы не растут, а покупать их за деньги сыну садовода всегда было в лом!..
Я (увы!) оказалась права — в дверь позвонил вовсе не Гришка, совсем другой человек стоял за порогом.
Я заглянула в дверной «глазок» и сразу подумала: «Лучше бы это был Гриша! Или участковый. Или любой иной типаж, но только не этот!..»
За дверью стоял дядечка, который приезжал ко мне за дискетой, который привозил синопсис «Охоты Змея», гонец от автора, перед которым я (зареванная) в ту проклятую субботу захлопнула эту треклятую дверь. Даже толком спасибо не сказав...
Боже, как же неловко я себя почувствовала, узнав мужчину за дверью! Вы бы знали как, все бы вы меня пожалели!
Выглядела я едва ли лучше, чем в ту проклятую субботу: косметики на лице — ноль, одета по-домашнему, но... Но одета опрятно. И разбитых чашек в комнате на полу нету, и вообще в комнате чисто. Открыть?..
Открыть дверь?..
Или слинять из прихожей на цыпочках?..
А если он слышал, как я шаркала тапочками (пошлыми тапками без задников и с помпонами), подходя к двери?..
Стыдно, Марго! Не трусить и комплексовать надо, а радоваться, что появилась возможность, так сказать, реабилитироваться...
И я заставила себя изобразить радость, я улыбнулась и ненакрашенными губами, и ненакрашенными глазами, я храбро щелкнула замками и широко (радушно!) распахнула входную дверь.
— Здравствуйте! Очень рада вас видеть! Вы ведь от автора, да? Проходите, пожалуйста. Заходите, прошу вас. — Он переступил порог, а я прикрыла за ним дверь. — Раздевайтесь, снимайте пальто. Хотите кофе? Чаю? — Он вешал пальто (очень приличное) на свободный крючок вешалки, он приглаживал волосы (он без шапки, не иначе, приехал на машине), а я все щебетала и щебетала: — Вы меня извините, пожалуйста, за прошлый раз. За то, что в ту субботу проклятую... Ну вы понимаете... А сейчас вы?.. В смысле, я автору сегодня не дозвонилась и вообще... Я вообще-то случайно, можно сказать, дома по болезни... Ой, а у меня может быть грипп! Вы не боитесь заразиться, я... Нет, вы не подумайте, что это я к тому, чтобы побыстрее вас... Ой, извините, я глупость говорю! Вы проходите! Вот сюда, в комнату, пожалуйста... Нет-нет! Ради бога, не разувайтесь! Так проходите. Присаживайтесь, где вам удобнее. Я сейчас!..
Дядечка уселся в кресло, я же побежала (в чертовых шаркающих тапочках!) на кухню за чайником и чтобы мышцы лица немного отдохнули от необходимости улыбаться все время. Вернулась я буквально через минуту, лицевые мышцы включились в работу по приданию морде лица доброжелательно улыбчивого выражения, остальные мышцы пытались придать изящество телу, которое полезло к розетке за диван включать чайник.
— Будьте добры, не суетитесь так ради меня, — заговорил нежданный гость приятным баритоном. — Сядьте на диван на минуточку. Сядьте-сядьте... Спасибо. Я объяснюсь. Наш общий знакомый, я имею в виду автора, вчера поздно вечером по горящей путевке улетел в Эмираты вместе с женой. Не смог супруге отказать. Это она, его благоверная, урвала путевку. Я их до аэропорта подвозил. Наш общий знакомый был весь в мыле — пришлось собираться в дорогу, как в эвакуацию. Поросенок, он вспомнил о вас уже на подъезде к аэропорту. Синопсис у него готов, но в черновом варианте. Удивлены?.. Да-да, вы правильно подумали — те листочки, с которыми вы раньше работали, это не совсем черновик. Почерк у него отвратительный, прочитать настоящие черновики невозможно. Он перед отлетом попросил меня с вами связаться и все объяснить. Он позабыл в суете назвать ваши телефонные номера, но и я тоже хорош, забыл о них спросить. Ваш адрес я помню, временем свободным, по счастью, располагаю, вот и заехал. Без особой надежды, что застану вас дома днем в середине недели. В кармане пальто у меня лежит записка для вас. Собирался сунуть ее под дверь. Вот, собственно, и все. Такие дела.
— Значит, работа над романом приостанавливается, — скисла я и в уме обматерила автора. Мы же еще позавчера с ним должны были произвести ченч — дискета на синопсис! Какого члена висячего он не переписал долбаный черновик?! Я так поняла, что нечитаемый черновик синопсиса в принципе достижим (у дядечки, наверное, есть ключ от квартиры приятеля, он, наверное, там цветы поливает), но толку от этого никакого!
— Ошибаетесь. Я имел удовольствие слушать фольклорные рассказы господ офицеров про Змея за компанию с вашим соавтором. Вчера перед объявлением регистрации на авиарейс я получил полномочия... э-э... заменить собою черновики синопсиса. У вас есть диктофон? Если хотите, я прямо сейчас перескажу фольклорную историю про злоключения Змея в одна тысяча девятьсот девяносто восьмом. Получится, скажем так, аудиосинопсис. Похуже, чем у автора, но я читал ваши тексты по его синопсисам, и я не сомневаюсь, что вы... что вы... Вы прекрасно справитесь!
— Вы правда читали? — Он меня купил словечком «соавтор».
. — Честное благородное.
— И вам правда понравилось?
— Читать, вообще, интереснее, чем жить. А писать, я подозреваю, еще интереснее, чем читать. Если не секрет, почему вы не пишете детектив самостоятельно?
— Я кончала журфак, а у всех журналюг на самом деле плохо с фантазией. Нас учили украшательству или очернительству чего-либо. Журналисту обязательно нужно это самое «чего-либо». Талантами демиургов журналисты не обладают, увы.
— Ха! В этом мы с вами схожи. Из меня, знаете ли, тоже созидатель — демиург никакой.
— А вы, простите?..
— Я — историк. Игорь Павлович, честь имею представиться.
— А я — Маргарита. Можно просто Рита.
— Вот и познакомились, Рита.
— Вас зовут, как друга Змея в романе.
— Это наш общий знакомый, ваш соавтор, нахулиганил. Он часто так шутит, называет героев своих книг в честь друзей-знакомых. И не он один такой из пишущих. Между прочим, жестокие подчас шуточки получаются.
— Почему жестокие?
— В следующей части романа, для которой, между прочим, вам самой придется придумать название, друг Змея... Впрочем, запишем историю на диктофон, сами узнаете. У вас есть диктофон?
— Да. Конечно. Какая ж журналистка, пусть и бывшая, без диктофона? Он в хозяйстве имеется, банка растворимого кофе, недавно купленная, найдется, есть чай в пакетиках, сахар, чайник вот закипает, пряники есть, правда, черственькие, а вот с сервизом — проблема.
— Так выпьем же кофею за то, чтобы у вас в жизни, если и возникали проблемы, то только связанные с сервизом.
Я засмеялась. С каждой минутой этот аккуратно одетый, подтянутый дядечка нравился мне все больше и больше. Ну почему? Почему?! Почему бы маме не выйти замуж за такого симпатичного дядечку вместо обезьяна вонючего?! Ненавижу!
Год 1998-й, лето
Змей снимает маску
1. Ветеран
Олег проснулся бодрым и отдохнувшим. Соскочил с барской кровати, потянулся сладко и подошел к тому самому подоконнику, который два года назад не успел доделать. Подоконник доводил до ума фуганком и приделывал к нестандартно большому окну, наверное, Грицко.
Экие причудливые финты вытворяет жизнь, право слово! Вчерашний работяга Иван, позавчерашний гладиатор Деловой, поза-позавчерашний сверхсекретный агент Верховного, нынче почти новый русский. У нынешнего Олега есть свой счет в банке, причем в забугорном, есть престижная жилплощадь в столице, и в личном его распоряжении эта вот хоромина во дворце-коттедже пана Аскольда. И отменная кофеварка-автомат, отнюдь не китайского производства, на широком подоконнике. И плазменный телевизор, новинка середины-конца 90-х, на стенке напротив огромного стеклопакета. И великолепный санузел с джакузи, навороченной душевой кабиной да с умным японским унитазом.
Щелк — Олег включил кофеварку, взял с подоконника пульт управления телевизором, PLAY — включил теледоску и направил стопы в сторону санузла.
Направить-то он их направил, да чуть не споткнулся, услыхав голос из позапозапрошлой жизни.
Олег повернулся к телевизору, впился глазами в плоский экран... Да, так и есть, голос принадлежит тому самому человеку. С экрана вещает тот самый тип, который в одна тысяча девятьсот восемьдесят лохматом году проводил предварительную беседу с юношей Змеевым, выпускником вуза с красным дипломом и круглым сиротой. Который после прохождения тестов нарек Олега Змеем. Который после окончания спецкурсов объяснил суть секретной службы особых порученцев. Годы, разумеется, помяли, и сильно, ему лицо, но голос остался прежним.
— История повторяется... — прошептал Олег.
Да, она повторилась — в этом же, только еще не достроенном помещении два года тому назад столкнулись Леший и Змей. Здесь же, право слово, в заколдованном месте, — Олег видит и слышит еще одного гостя из далекого прошлого. Встреча с Игорем кардинально изменила судьбу Олега, и сейчас он переживал нечто вроде предчувствия новых, грядущих перемен...
Постаревший знакомый с прежним голосом из позапозапрошлой жизни дискутировал под прицелом доброго десятка телекамер с так называемыми «правозащитниками».
Они, защитники Прав и Свобод, поборники Справедливости, оценщики Либеральных Ценностей, простояли всю ночь на Лубянской площади с зажженными свечами в руках, требуя суда над Иосифом Сталиным. Утром из дверей известного здания на Лубянке, самого высокого здесь и самого зловещего для митингующих, вышел знакомый Змею мужчина.
Выходец представился «ветераном КГБ» и заявил господам со свечными огарками, мол, диктатуру Гитлера могла — смогла! — победить только иная диктатура. Дескать, тоталитарное государство, коим являлась фашистская Германия, подмяло бы под себя Россию, если б в основе Отечества нашего лежали «либеральные ценности».
У правозащитников аж в зобу дыханье сперло от рассуждений ветерана ненавистного им Комитета. Толком не выслушав его доводов, поборники справедливостей заголосили так, точно их всех разом поволокли в пресловутые подвалы Лубянки, где для них уж готовы и дыбы, и раскаленные щипцы, и дешевые гробики.
Встреча антиподов демонстрировалась в прямом эфире самого первого выпуска новостей, и, безусловно, видеозапись еще не раз сегодня повторят во всех новостных выпусках большинства телеканалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37