Жилище Саймона было небольшим и уютным. В нем для всего хватало места, а загадочная музыка нравилась Кафари все больше и больше.
Вернувшись в кухню, Саймон заинтригованно принюхался:
— Что это за аппетитный запах?
— Печенье.
— Какое печенье?
— Которое я готовлю.
— Так вы умеете печь?! Вот это да!
— Я ведь выросла на ферме и могу многое из того, что не умеют горожане.
— Мне известно, что вы ловко охотитесь на яваков и умело спасаете президентов! А теперь оказывается, что вы прекрасно готовите… А чему еще вы научились на своей ферме?
Кафари залилась краской:
— Да почти ничему. Ну, ловить рыбу и ходить на охоту… Еще я знаю все тропинки, которыми ходит дичь в Дамизийских горах. Я немного шью. Точнее, могу поставить заплату или сшить новую рубашку или штаны. Конечно, самые простые!.. А еще я занимаюсь психотронным программированием, — добавила она. — Конечно, такая сложная машина, как ваш линкор, мне не по зубам, но я умею работать с системами для управления авто— и аэромобильным движением в городах, роботами-манипуляторами на заводах, горнорудным оборудованием, сложной сельскохозяйственной техникой и так далее.
— Вы — кладезь талантов, — улыбнувшись, сказал Саймон, достал из холодильника два стейка и замочил их в маринаде. Пока он тыкал мясо вилкой, чтобы оно лучше пропиталась, Кафари наблюдала за его действиями, недоумевая, откуда у него маринад в простой стеклянной банке без этикетки. Явно не из магазина!
— А вы умеете защищать земные миры от нашествий инопланетян, управлять сухопутным линкором, спасать попавших в переделку девиц и готовить. И это все?
— Не совсем… Еще я люблю читать книги по истории, хотя и не все запоминаю. В молодости я хотел стать художником, но мне не хватило способностей. Мне наступил медведь на ухо, но я обожаю музыку… Ну и, наконец, — добавил он с озорной улыбкой, — я исполняю русские народные пляски.
— Ого! — с неподдельным восхищением воскликнула Кафари. — Вы пляшете вприсядку?
— И вприсядку в том числе, — усмехнулся Саймон. — Я делаю это по утрам вместо зарядки…
— А вы танцуете? — внезапно спросил он, поставив банку из-под соуса в раковину и выудив из ящика длинную деревянную лопатку.
— Немного, — призналась Кафари и вышла вслед за ним на террасу, где стоял гриль.
Ночь была прекрасна. Тьма окутала все вокруг черным одеялом, на котором — несмотря на прожектора военной базы — сверкали искорки звезд. Мясо зашипело на гриле.
— Отец научил меня африканским пляскам, а бабушка — греческим танцам, — сказала девушка. — Когда заканчивается страда, у нас в каньоне всегда ярмарки и танцы. Так отмечают конец сбора урожая фермеры на всем Джефферсоне. Это традиция, а мы любим традиции. Мы не только стараемся обрабатывать поля так же, как это делали наши деды, но и бережем их обычаи. До наших дней дошло много народных преданий, старинных танцев и ремесел. Мы стараемся сохранить языки, книги и музыку наших предков. Ведь мы, как и они когда-то, обрабатываем землю, которая кормит всю планету.
Саймон отложил палочку, о чем-то задумался и несколько мгновений молча смотрел куда-то во тьму. При этом у него был бесконечно одинокий вид.
— Это здорово, — наконец проговорил он, и Кафари различила в его голосе тоску. — А вот у меня никого нет. Я читаю книги по русской истории и слушаю русскую музыку, чтобы хоть так не утратить связь со своими предками, но мне не с кем об этом поговорить.
Кафари несколько мгновений колебалась, а потом решилась задать мучивший ее вопрос:
— А где ваши родные?
— Мои родители и сестра погибли во время войны с квернами. Других родственников у меня не было, и ничто не привязывало меня к одному месту. Наоборот, я постарался скорее покинуть свои родные края, где мы жили все вместе, и никогда туда больше не возвращаться. Мне было восемнадцать лет, и я поступил на курсы командиров сухопутных линкоров… Как это было давно! — пробормотал он, все еще вперив взгляд в темноту.
— И у вас никогда никого не было?
Услышав это, Саймон оцепенел, и Кафари беззвучно выругала себя последними словами за бестактный вопрос.
— Почему же… — тихо проговорил Саймон, — вроде бы кто-то был.
— На Этене? Этот человек тоже погиб?
Несколько мгновений Кафари думала, что Саймон ей не ответит, но в прохладе весенней ночи внезапно зазвучал его негромкий голос:
— Ее звали Ренни…
Слушая рассказ Саймона, Кафари догадалась, что он любил эту далекую теперь девушку, но не могла понять, как та могла в чем-то обвинять его. Братья Кафари тоже были погребены под обломками скал, рухнувшими со склона на их дом. Никто не сомневался в том, что скалы обрушились из-за попаданий снарядов «Блудного Сына», ведь там, где раньше был порог дома, из-под камней торчали обломки явакского денга. Но какая разница, чьи пушки погубили дом и его обитателей?! Кафари и в голову не приходило предъявлять претензии к своим защитникам за то, что их огонь случайно погубил несколько жителей каньона. Ведь не будь явакского нашествия, ее братья были бы живы и здоровы! Они погибли из-за яваков, а из чьего ствола вылетел погубивший их снаряд — не имело значения! Кафари попыталась растолковать это Саймону, который долго смотрел на нее.
— Вы удивительная девушка, Кафари! — наконец прошептал он.
— Ничего подобного! — замотала она головой. — У нас на Джефферсоне полно таких.
Саймон нежно погладил кончиками пальцев ей лоб, нос и щеки. От этого прикосновения у Кафари по коже побежали мурашки.
— У вас на Джефферсоне много очень разных людей, — с грустью пробормотал он и тут же с улыбкой добавил: — Надо перевернуть мясо, а то сгорит!
Кафари обрадовалась возможности прийти в себя после бури эмоций, нахлынувших на нее вслед за этим мимолетным прикосновением. Некоторое время царило молчание. Саймон переворачивал мясо, а девушка наблюдала за ним. Капельки жира шипели на огне. Им вторил шорох листьев на деревьях вокруг базы. Внезапно Кафари вспомнила, что с того момента, когда она торопливо проглотила обед в столовой общежития, прошло уже много времени. От запаха жареного мяса у нее потекли слюнки, но в этот момент на кухне раздался звонок таймера, и девушка бросилась вынимать подрумянившееся печенье из духовки. Кафари высыпала его с противня в большую миску, накрыла маленьким полотенцем и разыскала в холодильнике масло.
Конечно, у Саймона нет ни варенья, ни меда, но печенье наверняка и так ему понравится!
Саймон появился на кухне с мясом. Кафари выловила из кастрюли кукурузу, высыпала овощи в другую миску, и они с Саймоном сели к столу.
Саймон попробовал вино, одобрительно кивнул и только после этого наполнил стакан девушки:
— Ваше печенье выглядит очень аппетитно. А как оно пахнет!
— А как оно на вкус? — сказала Кафари, протягивая Саймону масло.
Тот разломил пышное печенье пополам, намазал его маслом, откусил кусочек и начал жевать. Внезапно его челюсти перестали двигаться.
— Вот это да! — закрыв глаза, простонал он.
— Никто еще не хвалил результаты моего труда так красноречиво! — с улыбкой сказала Кафари.
— Это не печенье, — наконец открыв глаза, сказал Саймон, — а настоящее произведение искусства.
— Благодарю вас, майор Хрустинов! — сказала девушка. — Кстати, а не перейти ли нам на «ты», а то у меня такое впечатление, словно я в школе на уроке хороших манер.
Саймон расплылся до ушей в улыбке:
— Ну на школьницу ты никак не похожа!
Наслаждаясь его улыбкой и светом глаз, Кафари действительно ощущала себя вполне половозрелой. Чтобы справиться с дрожью в коленях, она крепко сжала в руках нож с вилкой и сосредоточилась на мясе.
Отведав первый же кусочек, она прошептала:
— Вкуснятина!.. А что это за соус?
— Военная тайна, — улыбнулся Саймон. — Я обдумывал его рецепт в разгаре сражения, чтобы будущее не казалось совсем безрадостным.
— Да ты разбогатеешь, торгуя у нас этим соусом. Пусть твой линкор продает его в магазине!
Несколько минут оба молча воздавали должное ужину. Саймон выбрал в местном магазине прекрасное вино, а Кафари уже почти больше года не приходилось лакомиться домашней пищей. Чарующие звуки музыки только подстегивали ее аппетит. При этом все ее существо трепетало от близости Саймона, и девушка упивалась этим ощущением. Как здорово провести тихий вечер с таким потрясающим человеком, поговорить с ним, отведать приготовленных вместе кушаний!
Кафари обуревало желание как можно больше узнать о Саймоне. Ей хотелось, чтобы он все время ей улыбался, смотрел на нее своими бездонными глазами. Она стремилась понять, почему его глаза зачастую так печальны, что его радует и смешит. А сколько бы она отдала за одно прикосновение его рук!
Кафари еще никогда ни к кому не испытывала таких чувств, и это ее немного пугало. Раньше она даже не представляла, что такое возможно. Ей было страшно, она дрожала, и мысли ее разбегались в смятении. Неужели все это дремало в ней, ожидая того единственного мужчину, которому было суждено пробудить Кафари, или девушку так изменила война, затронувшая в ее душе струны, о существовании которых та и не подозревала.
Больше всего Кафари сейчас хотелось, чтобы Саймон снова к ней прикоснулся.
На десерт было мороженое, а потом они с Саймоном с удовольствием вместе мыли посуду. Когда все тарелки и кастрюли были чисты, крошки — сметены со стола и кухня вновь заблистала чистотой, Саймон налил еще вина, и они перешли в гостиную.
— Как было здорово! — воскликнула Кафари, усаживаясь на диван.
— Замечательно! — согласился Саймон, садясь рядом с ней.
Кафари показалось, что он говорит совсем не про ужин, а через несколько мгновений до нее дошло, что она и сама думала о другом. Она не знала, что теперь говорить, и страшно смутилась. Положение спас «Блудный Сын».
— Саймон, — сказал он, заглушив громовым голосом музыку, — беспорядки подавлены. Мэдисонская полиция арестовала сто пятьдесят три человека, которые нанесли ущерб магазинам и жилым домам в десяти кварталах. Предполагают, что зачинщиком был студент по имени Витторио Санторини. Впрочем, излагая свои взгляды перед толпой, он не преступил рамок закона. Сейчас он на свободе, потому что сам не участвовал в погроме. По твоей просьбе я изучил местную информационную сеть, где у Санторини есть своя страница. На ней он выступает за отмену экстренной финансовой помощи фермерам, за усиление мер по защите природы и за материальную поддержку городских жителей. В сети его активно поддерживают триста семнадцать человек, а у его информационного бюллетеня десять тысяч пятьдесят три подписчика. Девяносто восемь процентов из их числа подписались на него за последние три с небольшим недели. Саймон негромко присвистнул:
— Немало за такое короткое время! Этого типа нельзя упускать из вида… Сынок, следи за его дальнейшими действиями, но так, чтобы он ни о чем не догадался!
— Будет исполнено.
— У тебя есть его фотографии?
Вспыхнул домашний информационный экран. Кафари сразу узнала возникшее на нем лицо молодого мужчины лет двадцати. У него были темные волосы и молочно-белая кожа. Его почти небесно-голубые глаза казались бы ангельскими, не вспыхивай в них зловещие огоньки, от которых у Кафари по спине побежали мурашки.
Саймон пристально посмотрел на девушку:
— Это он?
Кафари кивнула:
— Очень странный субъект. Он нес откровенную чушь, но все слушали его, развесив уши.
— Некоторые фанатики умеют гипнотизировать толпу… Ну, хватит на сегодня! Спасибо, Сынок!
— Не за что, — ответил линкор, и экран погас.
Кафари снова задрожала. Секунду поколебавшись в нерешительности, Саймон обнял ее за плечи. Девушка прижалась к нему, наслаждаясь теплом его тела и ощущением полной безопасности, прогонявшим охватившую ее тревогу. Через мгновение она ощутила прикосновение теплых губ к своим волосам. Она подняла лицо и взглянула Саймону прямо в бездонные грустные глаза. Вскоре он уже целовал ее. Сначала нежно, а потом с воодушевлением пробуждающейся страсти. Его ласковые руки гладили ее тело, следуя всем его изгибам. Тепло пальцев Саймона на ее коже разбудило в душе Кафари вулкан. Она застонала и подставила его ласкам груди с напрягшимися сосками. Дрожащими пальцами Саймон стал расстегивать на Кафари рубашку.
Когда она в свою очередь расстегнула рубашку Саймона, то увидела на его груди старые шрамы. Он замер, а Кафари нежно гладила побледневшие следы рваных ран. Некоторое время Саймон молча пожирал Кафари восторженными глазами. Тишину нарушало лишь его прерывистое дыхание.
— Как же ты красива, — наконец прошептал он. — Даже плакать хочется.
Он закрыл глаза, явно стараясь взять себя в руки, и проговорил сквозь сжатые зубы:
— Не здесь. Не хочу, чтобы у нас это произошло, как на диване в общежитии. Для этого ты слишком прекрасна…
Кафари смотрела на Саймона горящими глазами, стараясь проглотить подступивший к горлу комок. Ей еще никогда не говорили таких слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Вернувшись в кухню, Саймон заинтригованно принюхался:
— Что это за аппетитный запах?
— Печенье.
— Какое печенье?
— Которое я готовлю.
— Так вы умеете печь?! Вот это да!
— Я ведь выросла на ферме и могу многое из того, что не умеют горожане.
— Мне известно, что вы ловко охотитесь на яваков и умело спасаете президентов! А теперь оказывается, что вы прекрасно готовите… А чему еще вы научились на своей ферме?
Кафари залилась краской:
— Да почти ничему. Ну, ловить рыбу и ходить на охоту… Еще я знаю все тропинки, которыми ходит дичь в Дамизийских горах. Я немного шью. Точнее, могу поставить заплату или сшить новую рубашку или штаны. Конечно, самые простые!.. А еще я занимаюсь психотронным программированием, — добавила она. — Конечно, такая сложная машина, как ваш линкор, мне не по зубам, но я умею работать с системами для управления авто— и аэромобильным движением в городах, роботами-манипуляторами на заводах, горнорудным оборудованием, сложной сельскохозяйственной техникой и так далее.
— Вы — кладезь талантов, — улыбнувшись, сказал Саймон, достал из холодильника два стейка и замочил их в маринаде. Пока он тыкал мясо вилкой, чтобы оно лучше пропиталась, Кафари наблюдала за его действиями, недоумевая, откуда у него маринад в простой стеклянной банке без этикетки. Явно не из магазина!
— А вы умеете защищать земные миры от нашествий инопланетян, управлять сухопутным линкором, спасать попавших в переделку девиц и готовить. И это все?
— Не совсем… Еще я люблю читать книги по истории, хотя и не все запоминаю. В молодости я хотел стать художником, но мне не хватило способностей. Мне наступил медведь на ухо, но я обожаю музыку… Ну и, наконец, — добавил он с озорной улыбкой, — я исполняю русские народные пляски.
— Ого! — с неподдельным восхищением воскликнула Кафари. — Вы пляшете вприсядку?
— И вприсядку в том числе, — усмехнулся Саймон. — Я делаю это по утрам вместо зарядки…
— А вы танцуете? — внезапно спросил он, поставив банку из-под соуса в раковину и выудив из ящика длинную деревянную лопатку.
— Немного, — призналась Кафари и вышла вслед за ним на террасу, где стоял гриль.
Ночь была прекрасна. Тьма окутала все вокруг черным одеялом, на котором — несмотря на прожектора военной базы — сверкали искорки звезд. Мясо зашипело на гриле.
— Отец научил меня африканским пляскам, а бабушка — греческим танцам, — сказала девушка. — Когда заканчивается страда, у нас в каньоне всегда ярмарки и танцы. Так отмечают конец сбора урожая фермеры на всем Джефферсоне. Это традиция, а мы любим традиции. Мы не только стараемся обрабатывать поля так же, как это делали наши деды, но и бережем их обычаи. До наших дней дошло много народных преданий, старинных танцев и ремесел. Мы стараемся сохранить языки, книги и музыку наших предков. Ведь мы, как и они когда-то, обрабатываем землю, которая кормит всю планету.
Саймон отложил палочку, о чем-то задумался и несколько мгновений молча смотрел куда-то во тьму. При этом у него был бесконечно одинокий вид.
— Это здорово, — наконец проговорил он, и Кафари различила в его голосе тоску. — А вот у меня никого нет. Я читаю книги по русской истории и слушаю русскую музыку, чтобы хоть так не утратить связь со своими предками, но мне не с кем об этом поговорить.
Кафари несколько мгновений колебалась, а потом решилась задать мучивший ее вопрос:
— А где ваши родные?
— Мои родители и сестра погибли во время войны с квернами. Других родственников у меня не было, и ничто не привязывало меня к одному месту. Наоборот, я постарался скорее покинуть свои родные края, где мы жили все вместе, и никогда туда больше не возвращаться. Мне было восемнадцать лет, и я поступил на курсы командиров сухопутных линкоров… Как это было давно! — пробормотал он, все еще вперив взгляд в темноту.
— И у вас никогда никого не было?
Услышав это, Саймон оцепенел, и Кафари беззвучно выругала себя последними словами за бестактный вопрос.
— Почему же… — тихо проговорил Саймон, — вроде бы кто-то был.
— На Этене? Этот человек тоже погиб?
Несколько мгновений Кафари думала, что Саймон ей не ответит, но в прохладе весенней ночи внезапно зазвучал его негромкий голос:
— Ее звали Ренни…
Слушая рассказ Саймона, Кафари догадалась, что он любил эту далекую теперь девушку, но не могла понять, как та могла в чем-то обвинять его. Братья Кафари тоже были погребены под обломками скал, рухнувшими со склона на их дом. Никто не сомневался в том, что скалы обрушились из-за попаданий снарядов «Блудного Сына», ведь там, где раньше был порог дома, из-под камней торчали обломки явакского денга. Но какая разница, чьи пушки погубили дом и его обитателей?! Кафари и в голову не приходило предъявлять претензии к своим защитникам за то, что их огонь случайно погубил несколько жителей каньона. Ведь не будь явакского нашествия, ее братья были бы живы и здоровы! Они погибли из-за яваков, а из чьего ствола вылетел погубивший их снаряд — не имело значения! Кафари попыталась растолковать это Саймону, который долго смотрел на нее.
— Вы удивительная девушка, Кафари! — наконец прошептал он.
— Ничего подобного! — замотала она головой. — У нас на Джефферсоне полно таких.
Саймон нежно погладил кончиками пальцев ей лоб, нос и щеки. От этого прикосновения у Кафари по коже побежали мурашки.
— У вас на Джефферсоне много очень разных людей, — с грустью пробормотал он и тут же с улыбкой добавил: — Надо перевернуть мясо, а то сгорит!
Кафари обрадовалась возможности прийти в себя после бури эмоций, нахлынувших на нее вслед за этим мимолетным прикосновением. Некоторое время царило молчание. Саймон переворачивал мясо, а девушка наблюдала за ним. Капельки жира шипели на огне. Им вторил шорох листьев на деревьях вокруг базы. Внезапно Кафари вспомнила, что с того момента, когда она торопливо проглотила обед в столовой общежития, прошло уже много времени. От запаха жареного мяса у нее потекли слюнки, но в этот момент на кухне раздался звонок таймера, и девушка бросилась вынимать подрумянившееся печенье из духовки. Кафари высыпала его с противня в большую миску, накрыла маленьким полотенцем и разыскала в холодильнике масло.
Конечно, у Саймона нет ни варенья, ни меда, но печенье наверняка и так ему понравится!
Саймон появился на кухне с мясом. Кафари выловила из кастрюли кукурузу, высыпала овощи в другую миску, и они с Саймоном сели к столу.
Саймон попробовал вино, одобрительно кивнул и только после этого наполнил стакан девушки:
— Ваше печенье выглядит очень аппетитно. А как оно пахнет!
— А как оно на вкус? — сказала Кафари, протягивая Саймону масло.
Тот разломил пышное печенье пополам, намазал его маслом, откусил кусочек и начал жевать. Внезапно его челюсти перестали двигаться.
— Вот это да! — закрыв глаза, простонал он.
— Никто еще не хвалил результаты моего труда так красноречиво! — с улыбкой сказала Кафари.
— Это не печенье, — наконец открыв глаза, сказал Саймон, — а настоящее произведение искусства.
— Благодарю вас, майор Хрустинов! — сказала девушка. — Кстати, а не перейти ли нам на «ты», а то у меня такое впечатление, словно я в школе на уроке хороших манер.
Саймон расплылся до ушей в улыбке:
— Ну на школьницу ты никак не похожа!
Наслаждаясь его улыбкой и светом глаз, Кафари действительно ощущала себя вполне половозрелой. Чтобы справиться с дрожью в коленях, она крепко сжала в руках нож с вилкой и сосредоточилась на мясе.
Отведав первый же кусочек, она прошептала:
— Вкуснятина!.. А что это за соус?
— Военная тайна, — улыбнулся Саймон. — Я обдумывал его рецепт в разгаре сражения, чтобы будущее не казалось совсем безрадостным.
— Да ты разбогатеешь, торгуя у нас этим соусом. Пусть твой линкор продает его в магазине!
Несколько минут оба молча воздавали должное ужину. Саймон выбрал в местном магазине прекрасное вино, а Кафари уже почти больше года не приходилось лакомиться домашней пищей. Чарующие звуки музыки только подстегивали ее аппетит. При этом все ее существо трепетало от близости Саймона, и девушка упивалась этим ощущением. Как здорово провести тихий вечер с таким потрясающим человеком, поговорить с ним, отведать приготовленных вместе кушаний!
Кафари обуревало желание как можно больше узнать о Саймоне. Ей хотелось, чтобы он все время ей улыбался, смотрел на нее своими бездонными глазами. Она стремилась понять, почему его глаза зачастую так печальны, что его радует и смешит. А сколько бы она отдала за одно прикосновение его рук!
Кафари еще никогда ни к кому не испытывала таких чувств, и это ее немного пугало. Раньше она даже не представляла, что такое возможно. Ей было страшно, она дрожала, и мысли ее разбегались в смятении. Неужели все это дремало в ней, ожидая того единственного мужчину, которому было суждено пробудить Кафари, или девушку так изменила война, затронувшая в ее душе струны, о существовании которых та и не подозревала.
Больше всего Кафари сейчас хотелось, чтобы Саймон снова к ней прикоснулся.
На десерт было мороженое, а потом они с Саймоном с удовольствием вместе мыли посуду. Когда все тарелки и кастрюли были чисты, крошки — сметены со стола и кухня вновь заблистала чистотой, Саймон налил еще вина, и они перешли в гостиную.
— Как было здорово! — воскликнула Кафари, усаживаясь на диван.
— Замечательно! — согласился Саймон, садясь рядом с ней.
Кафари показалось, что он говорит совсем не про ужин, а через несколько мгновений до нее дошло, что она и сама думала о другом. Она не знала, что теперь говорить, и страшно смутилась. Положение спас «Блудный Сын».
— Саймон, — сказал он, заглушив громовым голосом музыку, — беспорядки подавлены. Мэдисонская полиция арестовала сто пятьдесят три человека, которые нанесли ущерб магазинам и жилым домам в десяти кварталах. Предполагают, что зачинщиком был студент по имени Витторио Санторини. Впрочем, излагая свои взгляды перед толпой, он не преступил рамок закона. Сейчас он на свободе, потому что сам не участвовал в погроме. По твоей просьбе я изучил местную информационную сеть, где у Санторини есть своя страница. На ней он выступает за отмену экстренной финансовой помощи фермерам, за усиление мер по защите природы и за материальную поддержку городских жителей. В сети его активно поддерживают триста семнадцать человек, а у его информационного бюллетеня десять тысяч пятьдесят три подписчика. Девяносто восемь процентов из их числа подписались на него за последние три с небольшим недели. Саймон негромко присвистнул:
— Немало за такое короткое время! Этого типа нельзя упускать из вида… Сынок, следи за его дальнейшими действиями, но так, чтобы он ни о чем не догадался!
— Будет исполнено.
— У тебя есть его фотографии?
Вспыхнул домашний информационный экран. Кафари сразу узнала возникшее на нем лицо молодого мужчины лет двадцати. У него были темные волосы и молочно-белая кожа. Его почти небесно-голубые глаза казались бы ангельскими, не вспыхивай в них зловещие огоньки, от которых у Кафари по спине побежали мурашки.
Саймон пристально посмотрел на девушку:
— Это он?
Кафари кивнула:
— Очень странный субъект. Он нес откровенную чушь, но все слушали его, развесив уши.
— Некоторые фанатики умеют гипнотизировать толпу… Ну, хватит на сегодня! Спасибо, Сынок!
— Не за что, — ответил линкор, и экран погас.
Кафари снова задрожала. Секунду поколебавшись в нерешительности, Саймон обнял ее за плечи. Девушка прижалась к нему, наслаждаясь теплом его тела и ощущением полной безопасности, прогонявшим охватившую ее тревогу. Через мгновение она ощутила прикосновение теплых губ к своим волосам. Она подняла лицо и взглянула Саймону прямо в бездонные грустные глаза. Вскоре он уже целовал ее. Сначала нежно, а потом с воодушевлением пробуждающейся страсти. Его ласковые руки гладили ее тело, следуя всем его изгибам. Тепло пальцев Саймона на ее коже разбудило в душе Кафари вулкан. Она застонала и подставила его ласкам груди с напрягшимися сосками. Дрожащими пальцами Саймон стал расстегивать на Кафари рубашку.
Когда она в свою очередь расстегнула рубашку Саймона, то увидела на его груди старые шрамы. Он замер, а Кафари нежно гладила побледневшие следы рваных ран. Некоторое время Саймон молча пожирал Кафари восторженными глазами. Тишину нарушало лишь его прерывистое дыхание.
— Как же ты красива, — наконец прошептал он. — Даже плакать хочется.
Он закрыл глаза, явно стараясь взять себя в руки, и проговорил сквозь сжатые зубы:
— Не здесь. Не хочу, чтобы у нас это произошло, как на диване в общежитии. Для этого ты слишком прекрасна…
Кафари смотрела на Саймона горящими глазами, стараясь проглотить подступивший к горлу комок. Ей еще никогда не говорили таких слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101