Не прежде того. Вы не убьете невинные существа ради удовлетворения собственной паранойи.
— Ну, мать твою так и разэтак, — сказал «Этчеллс». — Росио, встань на мою сторону, мы взорвем к чертям этот космоястреб и не допустим, чтобы они добрались до того оружия.
— Нет там оружия, — настойчиво сказала Сиринкс.
— Я тебе кое-что сообщу, «Этчеллс», — произнес Росио. — Если уж речь о выборе, так я с капитаном Сиринкс.
— Предатель ты дерьмовый! Ты бы лучше молился, чтобы их оружие сработало, да молился бы как следует, потому что, если это не выйдет, я лично буду за тобой гнаться до самого конца вселенной.
— Тебе не придется за мной гоняться.
Сиринкс взглянула на Рубена и надула губы:
— Может, нам просто стоит предоставить их друг другу?
— Славная мысль. Интересно, что обо всем этом думают моздва?
— Пока они не начали в нас стрелять, плевать мне.
— Мы кое-что имеем, — доложила Оски. — Это не все хроники, но я добираюсь до файлов с записями местоположения планет-колоний; они обозначены со ссылками на звездные карты.
— Ты можешь проникнуть в файлы их звездных карт? — спросила Сиринкс.
— Загружаю справочник, — сказала Оски. — Постой тут.
Сиринкс и «Энон» с нетерпением ждали, и вот информация начала потихоньку просачиваться в коммуникационный канал. Первые карты, которые предоставил им справочник, показывали неизвестные звездные миры, а на третьей они увидели часть туманности Ориона. Туманность покрывала добрую четверть изображения. «Энон» сравнил это изображение с навигационным планом туманности, который он составил во время полета к Мастрит-ПД, инстинктивно делая поправки к координационным формулам тиратка, приближая их к собственным астрономическим понятиям. Далее последовали другие звездные карты, позволяя космоястребу расширить и уточнить координаты, привести в соответствие с узнаваемыми звездными узорами. Через восемь минут можно было видеть глобус космоса протяженностью в пять тысяч световых лет, с Мастрит-ПД в центре. Тиратка обозначили все созвездия с их названиями.
Мысли Сиринкс поплыли по ее мозгу, переполненные спокойной гордостью, в то время как она была погружена в созерцание подробной конфигурации.
— Это было нетрудно, — скромно сказал «Энон».
— Ты справился великолепно, — оценила Сиринкс. — Надо это сказать.
— Спасибо.
Сиринкс сделала попытку сдержать грусть.
— Но ты же понимаешь, что мы, вероятно, туда не доберемся.
— Понимаю. Нам нужно сдерживать черноястребов.
— Мне так жаль. Я знаю, как ты хотел туда полететь.
— И ты тоже. Но мы не должны быть эгоистичными. На кон поставлено больше, чем чувства. И мы все-таки исследовали куда больше, чем другие.
— О, да!
— Джошуа прекрасно справится.
— Я знаю. — Это ее позабавило. — Год тому назад я бы так не сказала.
— И не только ты переменилась.
— Тебе он всегда нравился, правда?
— Он был тем, чем ты боялась сделаться. Твоя зависть стала презрением. Ты никогда не должна была пугаться того, что ты собой представляешь, Сиринкс. Я всегда буду тебя любить.
— А я тебя, — она довольно вздохнула. — Джошуа, «Свантик-ЛИ» обнаружил Спящего Бога на звезде класса F, за триста двадцать световых лет отсюда. Координаты прилагаются.
Она приказала процессору передать файл бортовому компьютеру «Леди Макбет».
— Ну, «Энон», прекрасная работа.
— Спасибо, Джошуа.
— О'кей. Как ты думаешь уничтожить это самодовольство? Если я дам отсюда залп боевыми осами, они будут вынуждены отступить и исчезнуть. Мы можем объединиться, чтобы защитить цилиндр. Может быть, нам повезет, и они уничтожат друг друга до того, как вернутся за ним.
— Нет, Джошуа. Мы можем справиться с ситуацией. Теперь ты устранишься.
— Господи, да ты шутишь!
— Мы не можем тратить время, которое потребуется на защиту цилиндра, очень похоже, что понадобится много дней. И мы, безусловно, не можем рисковать тем, что будем оба повреждены или уничтожены в борьбе с черноястребами. Ты должен улететь. Как только это противостояние закончится, мы можем последовать за тобой.
— Очень уж холодный и логический расчет.
— Он разумен, Джошуа. Я же в конце концов эденистка.
— Ладно. Если ты уверена…
— А кто может быть больше уверен?
Она торжественно расслабилась на противоперегрузочной койке, разделяя восприятие местного космоса «Эноном». Ожидая прыжка «Леди Макбет», сопровождаемого резким сдвигом в пространстве-времени, которое произойдет в наносекунды.
Сиринкс оглядела свой экипаж, потянувшись к ним, так что их мысли и сожаления могли перемешаться с ее. Склоняясь к тому, чтобы достигнуть этого желанного равенства их цивилизаций. Должно быть, это подействовало, потому что через некоторое время она спросила:
— Есть у кого-нибудь колода карт?
27
Два друга шагали рядом к вершине скалы острова Кеттон, чтобы побыть вдвоем несколько минут и попрощаться. Они расстаются навсегда. Чома решил остаться с Колокольчиком, путешествуя с этим существом по вечности, а Сайнон, почти уникум среди сержантов, решил вернуться в Мортонридж.
— Я обещал жене, что вернусь, что еще раз присоединюсь к Согласию, — сказал он. — Я сдержу слово, которое ей дал, потому что мы вместе верим в эденизм. Поступая так, я сделаю нашу цивилизацию сильнее. Не намного, я первый это признаю, но моя убежденность в нас и в пути, который мы избрали, добавит к сверхубежденности и к вере в Согласие. Мы должны верить в себя самих. Сомневаться теперь — это значит допускать, что мы вовсе никогда не существовали.
— И все-таки то, что мы делаем, это вершина эденизма, — добавил Чома. — Перенося себя в вариант Согласия Колокольчика, мы расширяем возможности развития человечества, мы с доверием и восхищением продвигался все дальше от наших истоков. Это и есть эволюция, постоянная учебная кривая, и нет предела тому, что мы сможем обнаружить в этой реальности.
— Но ты останешься один, в изоляции от нас, всех остальных. Каков смысл знания, если тебе не с кем его разделить? Если им нельзя воспользоваться, чтобы кому-нибудь помочь? Потусторонье — это нечто такое, перед чем род человеческий должен предстать в единении, нам нужно знать ответ и принять его всем вместе. Если Мортонридж ничему другому нас не научил, мы усвоили из него хотя бы это. К концу я уже не испытывал к одержимым ничего, кроме сочувствия.
— Мы оба правы. Вселенная достаточно велика, чтобы это допускать.
— Это так. Хотя я сожалею о том, что ты делаешь. Необычное развитие. Думаю, я теперь сделался чем-то большим, чем предполагалось существованием в этом теле. Когда я присоединялся к Освобождению, я считал такие эмоции невозможными.
— Их развитие было неизбежным, — сказал Чома. — Мы несем с собой семена человечества, и неважно, в каком сосуде путешествуют наши мозги. Они были приговорены к процветанию, к тому, чтобы отыскать свой собственный путь вперед.
— Тогда я больше не тот Сайнон, который выделился из множественности.
— Нет. Всякое разумное существо, которое жило, изменилось.
— Значит, теперь у меня будет душа. Новая душа, она отличается от того Сайнона, которого я помню.
— Да, она у тебя есть. И у всех нас.
— Тогда, опять-таки, мне придется умереть, прежде чем я вернусь к множественности. То, что я несу в обиталище, — это приобретенный опыт, какой я сумел обрести в пути. Моя душа не соответствует моим воспоминаниям, как говорят киинты.
— Ты боишься того дня?
— Не думаю. Потусторонье не для всякого, если знать, что существует путь через него или вокруг него, как уверяет Латон, этого достаточно, чтобы дать мне уверенность. Хотя какая-то тревога во мне и шевелится.
— Ты ее преодолеешь, я уверен. Никогда не забывай, что возможно преуспеть. Одна только эта мысль должна руководить тобою.
— Я буду помнить.
Они остановились возле вершины и посмотрели оттуда на остров. Длинные ряды людей проделывали путь по исковерканной земле, последние беженцы из засыпанного города, направляющиеся к вершине скалы, где к камню прижалась Колокольчик. Опаловый свет гигантского кристалла посылал волны светлого оттенка поверх грязновато-бурой земли. Воздух собрался вокруг него топазовым нимбом.
— Как подходяще выглядит, — заметил Сайнон. — Как будто они все вливаются прямо в заходящее солнце.
— Если я о чем-то сожалею, так только о том, что не узнаю, чем кончатся их жизни. Странную группу они составят, эти души, которые собираются занять тела сержантов. Их человечность всегда останется вне времени.
— Когда они прибыли из потусторонья, они клялись, что все, что им нужно, — это снова иметь ощущения. Теперь они их получили.
— Но они не имеют рода. Не говоря о том, что лишены секса. Они никогда не познают, что такое любовь.
— Физическая любовь — возможно. Но ведь это безусловно не все содержание любви. Так же, как случилось с тобой и со мной, они станут более целостными в своем собственном роде.
— Я уже ощущаю их тревогу, а ведь они еще не достигли Мортонриджа.
— Они должны приспособиться к тому, что ждет их впереди. Обиталища будут их только приветствовать.
— До сих пор никто еще не стал эденистом вопреки собственной воле. А теперь ты имеешь двенадцать тысяч растерянных, рассерженных чужих людей, ворчащих на линии общей связи. И многие из них имеют культурный опыт, который будет противиться легкому восприятию нового.
— Зато с терпением и добротой, которые они снова обретут сами. Подумай только, через что они прошли.
— Наконец-то мы разобрались, в чем разница между нами. Я по натуре беспокойный, я с жадностью думаю о будущем, я путник. А тобою руководит сострадание, ты целитель душ. Теперь ты понял, почему нам придется расстаться?
— Разумеется, и я желаю тебе всего наилучшего в твоем великолепном путешествии.
— И я тебе. Надеюсь, ты обретешь покой, в котором нуждаешься.
Они повернулись и медленно пошли назад вдоль линии утесов. Над головой быстро проносились кристаллические создания, не задерживаясь в одном и том же месте больше одного мгновения. Они покрыли собою весь остров, уверенные, что все одержимые теперь знают, что есть путь назад и что означает остаться здесь. Это был конец власти Эклунд. Ее войска покинули свою начальницу и демонстративно держались все вместе, собираясь покинуть Кеттон. Ее угрозы и ярость только поторопили их с отъездом.
Перед мерцающей поверхностью Колокольчика ждало пять длинных очередей, извиваясь по разбросанным остаткам главного лагеря. Две из них состояли из сержантов. Остальные (державшиеся на расстоянии) были одержимые. Они ожидали в странном подавленном состоянии, их предчувствия и облегчение от того, что этот кошмар скоро кончится, умерялись неуверенностью в том, что им предстоит.
Стефани ждала в хвосте длинной очереди вместе с Мойо, Макфи, Франклином и Кохрейном. Тина и Рена стояли среди первых. Кристаллические существа подлечили Тину, приведя в порядок ее поврежденные внутренние органы, но все они соглашались, что тело этой женщины должны осмотреть врачи-люди — и как можно скорее. Что касается ее самой, Стефани решила, что она должна быть среди последних. Это было опять ее чувство ответственности, она хотела убедиться, что со всеми остальными все в порядке.
— Но ведь ты за них не несешь никакой ответственности, — сказал ей Макфи. — Они все собирались под знаменем Эклунд. И только по собственной дурацкой вине они оказались здесь.
— Я знаю, но мы ведь были те, кто пытался остановить Эклунд и безнадежно провалились. — Стефани вздрогнула, сознавая, как слабо звучит этот аргумент.
— Я подожду с тобой, — сказал Мойо. — Мы пройдем вместе.
— Спасибо.
Макфи, Франклин и Кохрейн переглянулись и сказали: какого черта. Все они встали в очередь позади Хой Сона. Старый партизан был в своей военной форме для походов в джунгли, разбойничья фетровая шляпа лихо заломлена назад, как будто бы он только что закончил очередную тяжелую работу. Он посмотрел на них с насмешливым удивлением и поклонился Стефани.
— Я вас поздравляю с тем, что вы остались верны своим принципам.
— Не думаю, что это имеет какое-то значение, но все равно спасибо. — Стефани присела на один из булыжников, чтобы ее раненое бедро пребывало в покое.
— Из всех нас вы были единственной, кто более всего достиг.
— Это вы удержали сержантов.
— Ненадолго, и только до увлечения следующим идеалом.
— Я думала, вы цените идеалы.
— А я и ценю. Вернее, раньше ценил. Тут-то и есть проблема данной ситуации. Старые идеалы здесь не имеют значения. Я прибегал к ним, как делали политические силы, стоявшие за Освобождением. Мы были отчаянно неправы. Посмотрите, что мы натворили с людьми, как много жизней и семей разрушили. Все эти усилия вылились в конфликт и разрушение. Я прежде говорил, что принадлежу стране.
— Убеждена, вы считали, что это верно.
— В самом деле, я так и считал, Стефани Эш. К несчастью, я недостаточно подумал, потому что это было не то, что требовалось делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Ну, мать твою так и разэтак, — сказал «Этчеллс». — Росио, встань на мою сторону, мы взорвем к чертям этот космоястреб и не допустим, чтобы они добрались до того оружия.
— Нет там оружия, — настойчиво сказала Сиринкс.
— Я тебе кое-что сообщу, «Этчеллс», — произнес Росио. — Если уж речь о выборе, так я с капитаном Сиринкс.
— Предатель ты дерьмовый! Ты бы лучше молился, чтобы их оружие сработало, да молился бы как следует, потому что, если это не выйдет, я лично буду за тобой гнаться до самого конца вселенной.
— Тебе не придется за мной гоняться.
Сиринкс взглянула на Рубена и надула губы:
— Может, нам просто стоит предоставить их друг другу?
— Славная мысль. Интересно, что обо всем этом думают моздва?
— Пока они не начали в нас стрелять, плевать мне.
— Мы кое-что имеем, — доложила Оски. — Это не все хроники, но я добираюсь до файлов с записями местоположения планет-колоний; они обозначены со ссылками на звездные карты.
— Ты можешь проникнуть в файлы их звездных карт? — спросила Сиринкс.
— Загружаю справочник, — сказала Оски. — Постой тут.
Сиринкс и «Энон» с нетерпением ждали, и вот информация начала потихоньку просачиваться в коммуникационный канал. Первые карты, которые предоставил им справочник, показывали неизвестные звездные миры, а на третьей они увидели часть туманности Ориона. Туманность покрывала добрую четверть изображения. «Энон» сравнил это изображение с навигационным планом туманности, который он составил во время полета к Мастрит-ПД, инстинктивно делая поправки к координационным формулам тиратка, приближая их к собственным астрономическим понятиям. Далее последовали другие звездные карты, позволяя космоястребу расширить и уточнить координаты, привести в соответствие с узнаваемыми звездными узорами. Через восемь минут можно было видеть глобус космоса протяженностью в пять тысяч световых лет, с Мастрит-ПД в центре. Тиратка обозначили все созвездия с их названиями.
Мысли Сиринкс поплыли по ее мозгу, переполненные спокойной гордостью, в то время как она была погружена в созерцание подробной конфигурации.
— Это было нетрудно, — скромно сказал «Энон».
— Ты справился великолепно, — оценила Сиринкс. — Надо это сказать.
— Спасибо.
Сиринкс сделала попытку сдержать грусть.
— Но ты же понимаешь, что мы, вероятно, туда не доберемся.
— Понимаю. Нам нужно сдерживать черноястребов.
— Мне так жаль. Я знаю, как ты хотел туда полететь.
— И ты тоже. Но мы не должны быть эгоистичными. На кон поставлено больше, чем чувства. И мы все-таки исследовали куда больше, чем другие.
— О, да!
— Джошуа прекрасно справится.
— Я знаю. — Это ее позабавило. — Год тому назад я бы так не сказала.
— И не только ты переменилась.
— Тебе он всегда нравился, правда?
— Он был тем, чем ты боялась сделаться. Твоя зависть стала презрением. Ты никогда не должна была пугаться того, что ты собой представляешь, Сиринкс. Я всегда буду тебя любить.
— А я тебя, — она довольно вздохнула. — Джошуа, «Свантик-ЛИ» обнаружил Спящего Бога на звезде класса F, за триста двадцать световых лет отсюда. Координаты прилагаются.
Она приказала процессору передать файл бортовому компьютеру «Леди Макбет».
— Ну, «Энон», прекрасная работа.
— Спасибо, Джошуа.
— О'кей. Как ты думаешь уничтожить это самодовольство? Если я дам отсюда залп боевыми осами, они будут вынуждены отступить и исчезнуть. Мы можем объединиться, чтобы защитить цилиндр. Может быть, нам повезет, и они уничтожат друг друга до того, как вернутся за ним.
— Нет, Джошуа. Мы можем справиться с ситуацией. Теперь ты устранишься.
— Господи, да ты шутишь!
— Мы не можем тратить время, которое потребуется на защиту цилиндра, очень похоже, что понадобится много дней. И мы, безусловно, не можем рисковать тем, что будем оба повреждены или уничтожены в борьбе с черноястребами. Ты должен улететь. Как только это противостояние закончится, мы можем последовать за тобой.
— Очень уж холодный и логический расчет.
— Он разумен, Джошуа. Я же в конце концов эденистка.
— Ладно. Если ты уверена…
— А кто может быть больше уверен?
Она торжественно расслабилась на противоперегрузочной койке, разделяя восприятие местного космоса «Эноном». Ожидая прыжка «Леди Макбет», сопровождаемого резким сдвигом в пространстве-времени, которое произойдет в наносекунды.
Сиринкс оглядела свой экипаж, потянувшись к ним, так что их мысли и сожаления могли перемешаться с ее. Склоняясь к тому, чтобы достигнуть этого желанного равенства их цивилизаций. Должно быть, это подействовало, потому что через некоторое время она спросила:
— Есть у кого-нибудь колода карт?
27
Два друга шагали рядом к вершине скалы острова Кеттон, чтобы побыть вдвоем несколько минут и попрощаться. Они расстаются навсегда. Чома решил остаться с Колокольчиком, путешествуя с этим существом по вечности, а Сайнон, почти уникум среди сержантов, решил вернуться в Мортонридж.
— Я обещал жене, что вернусь, что еще раз присоединюсь к Согласию, — сказал он. — Я сдержу слово, которое ей дал, потому что мы вместе верим в эденизм. Поступая так, я сделаю нашу цивилизацию сильнее. Не намного, я первый это признаю, но моя убежденность в нас и в пути, который мы избрали, добавит к сверхубежденности и к вере в Согласие. Мы должны верить в себя самих. Сомневаться теперь — это значит допускать, что мы вовсе никогда не существовали.
— И все-таки то, что мы делаем, это вершина эденизма, — добавил Чома. — Перенося себя в вариант Согласия Колокольчика, мы расширяем возможности развития человечества, мы с доверием и восхищением продвигался все дальше от наших истоков. Это и есть эволюция, постоянная учебная кривая, и нет предела тому, что мы сможем обнаружить в этой реальности.
— Но ты останешься один, в изоляции от нас, всех остальных. Каков смысл знания, если тебе не с кем его разделить? Если им нельзя воспользоваться, чтобы кому-нибудь помочь? Потусторонье — это нечто такое, перед чем род человеческий должен предстать в единении, нам нужно знать ответ и принять его всем вместе. Если Мортонридж ничему другому нас не научил, мы усвоили из него хотя бы это. К концу я уже не испытывал к одержимым ничего, кроме сочувствия.
— Мы оба правы. Вселенная достаточно велика, чтобы это допускать.
— Это так. Хотя я сожалею о том, что ты делаешь. Необычное развитие. Думаю, я теперь сделался чем-то большим, чем предполагалось существованием в этом теле. Когда я присоединялся к Освобождению, я считал такие эмоции невозможными.
— Их развитие было неизбежным, — сказал Чома. — Мы несем с собой семена человечества, и неважно, в каком сосуде путешествуют наши мозги. Они были приговорены к процветанию, к тому, чтобы отыскать свой собственный путь вперед.
— Тогда я больше не тот Сайнон, который выделился из множественности.
— Нет. Всякое разумное существо, которое жило, изменилось.
— Значит, теперь у меня будет душа. Новая душа, она отличается от того Сайнона, которого я помню.
— Да, она у тебя есть. И у всех нас.
— Тогда, опять-таки, мне придется умереть, прежде чем я вернусь к множественности. То, что я несу в обиталище, — это приобретенный опыт, какой я сумел обрести в пути. Моя душа не соответствует моим воспоминаниям, как говорят киинты.
— Ты боишься того дня?
— Не думаю. Потусторонье не для всякого, если знать, что существует путь через него или вокруг него, как уверяет Латон, этого достаточно, чтобы дать мне уверенность. Хотя какая-то тревога во мне и шевелится.
— Ты ее преодолеешь, я уверен. Никогда не забывай, что возможно преуспеть. Одна только эта мысль должна руководить тобою.
— Я буду помнить.
Они остановились возле вершины и посмотрели оттуда на остров. Длинные ряды людей проделывали путь по исковерканной земле, последние беженцы из засыпанного города, направляющиеся к вершине скалы, где к камню прижалась Колокольчик. Опаловый свет гигантского кристалла посылал волны светлого оттенка поверх грязновато-бурой земли. Воздух собрался вокруг него топазовым нимбом.
— Как подходяще выглядит, — заметил Сайнон. — Как будто они все вливаются прямо в заходящее солнце.
— Если я о чем-то сожалею, так только о том, что не узнаю, чем кончатся их жизни. Странную группу они составят, эти души, которые собираются занять тела сержантов. Их человечность всегда останется вне времени.
— Когда они прибыли из потусторонья, они клялись, что все, что им нужно, — это снова иметь ощущения. Теперь они их получили.
— Но они не имеют рода. Не говоря о том, что лишены секса. Они никогда не познают, что такое любовь.
— Физическая любовь — возможно. Но ведь это безусловно не все содержание любви. Так же, как случилось с тобой и со мной, они станут более целостными в своем собственном роде.
— Я уже ощущаю их тревогу, а ведь они еще не достигли Мортонриджа.
— Они должны приспособиться к тому, что ждет их впереди. Обиталища будут их только приветствовать.
— До сих пор никто еще не стал эденистом вопреки собственной воле. А теперь ты имеешь двенадцать тысяч растерянных, рассерженных чужих людей, ворчащих на линии общей связи. И многие из них имеют культурный опыт, который будет противиться легкому восприятию нового.
— Зато с терпением и добротой, которые они снова обретут сами. Подумай только, через что они прошли.
— Наконец-то мы разобрались, в чем разница между нами. Я по натуре беспокойный, я с жадностью думаю о будущем, я путник. А тобою руководит сострадание, ты целитель душ. Теперь ты понял, почему нам придется расстаться?
— Разумеется, и я желаю тебе всего наилучшего в твоем великолепном путешествии.
— И я тебе. Надеюсь, ты обретешь покой, в котором нуждаешься.
Они повернулись и медленно пошли назад вдоль линии утесов. Над головой быстро проносились кристаллические создания, не задерживаясь в одном и том же месте больше одного мгновения. Они покрыли собою весь остров, уверенные, что все одержимые теперь знают, что есть путь назад и что означает остаться здесь. Это был конец власти Эклунд. Ее войска покинули свою начальницу и демонстративно держались все вместе, собираясь покинуть Кеттон. Ее угрозы и ярость только поторопили их с отъездом.
Перед мерцающей поверхностью Колокольчика ждало пять длинных очередей, извиваясь по разбросанным остаткам главного лагеря. Две из них состояли из сержантов. Остальные (державшиеся на расстоянии) были одержимые. Они ожидали в странном подавленном состоянии, их предчувствия и облегчение от того, что этот кошмар скоро кончится, умерялись неуверенностью в том, что им предстоит.
Стефани ждала в хвосте длинной очереди вместе с Мойо, Макфи, Франклином и Кохрейном. Тина и Рена стояли среди первых. Кристаллические существа подлечили Тину, приведя в порядок ее поврежденные внутренние органы, но все они соглашались, что тело этой женщины должны осмотреть врачи-люди — и как можно скорее. Что касается ее самой, Стефани решила, что она должна быть среди последних. Это было опять ее чувство ответственности, она хотела убедиться, что со всеми остальными все в порядке.
— Но ведь ты за них не несешь никакой ответственности, — сказал ей Макфи. — Они все собирались под знаменем Эклунд. И только по собственной дурацкой вине они оказались здесь.
— Я знаю, но мы ведь были те, кто пытался остановить Эклунд и безнадежно провалились. — Стефани вздрогнула, сознавая, как слабо звучит этот аргумент.
— Я подожду с тобой, — сказал Мойо. — Мы пройдем вместе.
— Спасибо.
Макфи, Франклин и Кохрейн переглянулись и сказали: какого черта. Все они встали в очередь позади Хой Сона. Старый партизан был в своей военной форме для походов в джунгли, разбойничья фетровая шляпа лихо заломлена назад, как будто бы он только что закончил очередную тяжелую работу. Он посмотрел на них с насмешливым удивлением и поклонился Стефани.
— Я вас поздравляю с тем, что вы остались верны своим принципам.
— Не думаю, что это имеет какое-то значение, но все равно спасибо. — Стефани присела на один из булыжников, чтобы ее раненое бедро пребывало в покое.
— Из всех нас вы были единственной, кто более всего достиг.
— Это вы удержали сержантов.
— Ненадолго, и только до увлечения следующим идеалом.
— Я думала, вы цените идеалы.
— А я и ценю. Вернее, раньше ценил. Тут-то и есть проблема данной ситуации. Старые идеалы здесь не имеют значения. Я прибегал к ним, как делали политические силы, стоявшие за Освобождением. Мы были отчаянно неправы. Посмотрите, что мы натворили с людьми, как много жизней и семей разрушили. Все эти усилия вылились в конфликт и разрушение. Я прежде говорил, что принадлежу стране.
— Убеждена, вы считали, что это верно.
— В самом деле, я так и считал, Стефани Эш. К несчастью, я недостаточно подумал, потому что это было не то, что требовалось делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102