она медленно, гневно бурлила, озаряемая вспышками молний. Перед Китти парил один образ: уходящие вдаль крыши, выбеленные, как кость, ослепительным солнцем. И на фоне неба выделялись чёрные силуэты: с огромными распростёртыми крыльями, длинными вытянутыми хвостами; солнце взблескивало на стальной чешуе. Китти увидела настоящие кошмары: змеиная голова, волчья пасть, лицо без кожи, оскалившееся в ухмылке. Картинка исчезла.
«Римские волшебники вызвали много джиннов. И афритов тоже. Они ринулись на нас со всех сторон. А нас было всего четверо джиннов. Что мы могли? Мы стояли насмерть. Там, на улице, среди толпы, мы сражались за него». Нагромождение образов, размытых, стремительно сменяющих друг друга: дым, взрывы, сине-зелёные молнии, сверкающие в узенькой улочке; вопли людей; демон с лицом без кожи падает с неба, зажимая дыру в центре своего тела. И ещё два джинна — один с головой гиппопотама, другой с клювом ибиса, — стоящие плечом к плечу перед креслом с занавесками.
«Первым погиб Аффа, — продолжал мальчик. — Потом Пенренутет и Тёти. Я выставил Щит и унёс Птолемея прочь. Я проломил стену, убил тех, кто меня преследовал, и взмыл в небо. Они ринулись за мной, словно пчелиный рой».
«И что было дальше?» — спросила Китти.
Мальчик снова умолк. Никаких образов в пустоте не появилось.
«Меня зацепило Взрывом. Ранило. Лететь я не мог. Ворвался в небольшой храм и забаррикадировался там. Птолемей был очень плох — в смысле, ещё хуже, чем раньше. Наверно, от дыма или ещё от чего-нибудь. Враги окружили храм. Выхода не было».
«И тогда?»
«Я не могу говорить об этом. Он дал мне последний дар. Это главное».
Потом мальчик передёрнул плечами — и в первый раз взглянул на подобие Китти.
«Бедный Птолемей! Он думал, что его пример поможет примирить наши народы. Он был убеждён, что повествование о его путешествии будут читать в последующие века и следовать ему, как образцу, и что это повлечёт за собой объединение наших миров. Он сам мне это говорил, здесь, в Ином Месте. Так вот, он был умница, светлая голова, но он был в корне неправ. Он погиб, и идеи его забыты».
Создание Китти нахмурилось.
«Но как ты можешь так говорить, когда я здесь? Натаниэль читал его книгу, и мистер Батон тоже, и…»
«"Апокрифы" — это только фрагменты. Он так и не успел написать остальное. А потом такие люди, как Натаниэль, читают, но не верят».
«Я же поверила!»
«Да. Ты поверила».
«Если ты вернёшься и поможешь спасти Лондон, ты продолжишь дело Птолемея. Люди и джинны действительно объединятся. Он ведь этого и хотел, разве нет?»
Мальчик снова уставился в пустоту.
«Птолемей мне ультиматумов не ставил».
«И я тоже не ставлю. Ты можешь поступать, как сочтёшь нужным. Я просто прошу твоей помощи. Если ты не хочешь её оказать — что ж, твоё дело».
«Ну-у… — Мальчик потянулся, раскинув тонкие смуглые руки. — Это, конечно, не самый разумный поступок, но всё-таки приятно будет сквитаться с Факварлом. Но имей в виду, нам понадобится посох. Без посоха это всё без толку. И надолго я задерживаться не стану, тем более если мне придётся вселиться в…»
«Спасибо, Бартимеус!» В порыве благодарности подобие Китти наклонилось к нему и обхватило своими ручками-палочками шею мальчика. Огромная голова на миг прижалась к изящной, черноволосой.
«Ладно, ладно. Ишь, расчувствовалась. Ты свою жертву принесла. Наверно, теперь моя очередь».
Мальчик твёрдо, но сдержанно распутал длинные, тонкие конечности и встал.
«Тебе лучше вернуться, — сказал он. — Пока не стало совсем поздно».
Подобие Китти посмотрело на него снизу вверх, обвиняюще вскинув голову, потом сердито вскочило на ноги.
«Слушай, что ты вообще имеешь в виду? О какой жертве ты всё время твердишь?»
«Я думал, ты знала. Извини».
«Что я знала?! Щас как дам больно!»
«Как, интересно? У тебя и рук-то нормальных нет».
«Ну… ну… Тогда я спихну тебя в эту пропасть! Говори толком!»
«Дело в том, Китти, что Иное Место для людей неполезно. Ваша сущность страдает здесь точно так же, как моя сущность страдает на Земле».
«В смысле?»
«В том смысле, что ты по своей воле отделилась от собственного тела. Ненадолго, правда, и это хорошо. Птолемей пробыл тут куда дольше, все вопросы задавал — он всё время задавал вопросы. Он находился тут вдвое дольше, чем ты. Но…»
«Что „но“? Договаривай!»
Подобие Китти бросилось на него, растопырив руки, агрессивно выставив голову. Мальчик отступил на последнюю ступеньку, нависнув над самой пустотой.
«Разве ты не замечаешь, как хорошо ты наловчилась управлять этой штукой? А ведь поначалу ты была совершенно беспомощна. Ты уже теряешь свои связи с Землёй. Когда Птолемей вернулся назад, он забыл почти все. Он не мог ходить, с трудом владел своими конечностями… У него ушли все силы на то, чтобы снова вызвать меня. И это ещё не все. Пока ты здесь, твоё тело там, на Земле, стремительно умирает. Его можно понять, не правда ли? Ты же его бросила. Так что лучше возвращайся скорей, Китти. Лучше возвращайся скорей».
«Но как?.. — прошептала она. — Я не знаю как…»
Китти охватил страх; её подобие, головастое чудовище, растерянно застыло на ступенях. Мальчик улыбнулся, подошёл и поцеловал её в лоб.
«Это просто, — сказал Бартимеус. — Врата все ещё открыты. Я могу отпустить тебя. Расслабься. Дело сделано. Ты выполнила свою часть работы».
Он отступил назад. Её подобие, мальчик и зал с колоннами рассыпались цветными полосами и завитушками. Китти помчалась сквозь водоворот Иного Места, сквозь огни и цветные вихри. Она падала, падала… И вокруг была смертная невесомость.
Часть 5
Пролог
Александрия, 124 г. до н. э.
Хромая и спотыкаясь, мы поднялись по лестнице между колоннами. Впереди была бронзовая дверь, позеленевшая от старости. Я толкнул её, ввалился в святилище бога. Прохладный, сырой воздух, окон нет. Я захлопнул дверь и с грохотом задвинул древний засов. Не успел я это сделать, как снаружи в неё что-то врезалось.
Я для верности наложил на дверь Печать, потом создал Колдовской Огонь и отправил его под потолок. Храм озарился розоватым мерцающим светом. Металлическая статуя какого-то бородатого парня у дальней стены пялилась на нас сурово и неодобрительно. За дверью и вокруг всего святилища послышалось хлопанье кожистых крыльев.
Я уложил своего хозяина под Колдовским Огнём и опустил львиную морду к его лицу. Дышал он неровно. Сквозь его одежды сочилась кровь. Его изуродованное лицо, помятое и сморщенное, как гнилое яблоко, побелело.
Он открыл глаза и приподнялся на локте.
— Лежи, — сказал я, — Побереги силы.
— Да зачем мне их беречь, Бартимеус? — сказал он, назвав меня моим настоящим именем. — Они мне больше не понадобятся.
Лев гневно рыкнул.
— Ты мне эти разговорчики брось! — сказал я. — Это называется отступление на заранее подготовленные позиции. Вот сейчас отдохнём, и я прорвусь.
Он закашлялся. На губах показалась кровь.
— Честно говоря, думаю, что ещё одного такого полёта я не переживу.
— Да брось ты! С одним крылом будет даже интереснее. Как ты думаешь, не мог бы ты помахать рукой вместо крыла?
— Не мог бы. А что случилось-то?
— Да все из-за этой дурацкой гривы! Я не заметил джинна, который подкрался сбоку. Он нас подкараулил и ударил меня Взрывом! Все, последний раз ношу такую лохматую шевелюру.
В верхней части старой гладкой стены было маленькое решётчатое окошко. В луче света, падавшем в него, кружило несколько теней. Ещё несколько тяжело приземлились на крышу.
Птолемей негромко выругался сквозь зубы. Лев нахмурился.
— Что такое?
— Там, на рынке. Я пергамент обронил. Мои заметки об Ином Месте.
Я вздохнул. Со всех сторон слышался шорох, клацанье когтей по камню, скрежет чешуи по черепице. Я слышал шёпот на латыни. Я представил себе, как они облепили храм со всех сторон, точно гигантские мухи.
— Жаль, конечно, — сказал я, — но не в этом наша главная проблема.
— Я не завершил свой рассказ, — прошептал он. — В моих комнатах не осталось ничего, кроме фрагментов.
— Птолемей, это не важно.
— Важно, Бартимеус! Отныне всё должно было стать по-другому. Эта книга должна была полностью изменить все методы волшебников. Положить конец вашему рабству.
Лев посмотрел на него сверху вниз.
— Давай будем откровенны, — сказал он. — Моё рабство — как и моя жизнь — закончится… ну, примерно через пару минут.
Птолемей нахмурился.
— Это не так, Бартимеус!
Стены гудели от приглушённых ударов.
— Именно так.
— Я отсюда выбраться не могу, но ты-то можешь!
— С таким крылом? Ты, должно быть… А! Понятно. — Лев замотал головой. — Даже и не думай!
— Формально я твой хозяин, не забывай. Я говорю, что ты можешь уйти. Я говорю, что ты уйдёшь!
Вместо ответа я встал, вышел на середину маленького храма и издал вызывающий рёв. Здание содрогнулось, снаружи на пару секунд всё затихло. А потом началось снова.
Я злобно клацнул зубами.
— Через несколько секунд, — сказал я, — они сюда ворвутся, и когда они ворвутся, они научатся страшиться мощи Бартимеуса Урукского! А дальше — кто знает? Мне уже случалось уложить шестерых джиннов за раз.
— А там их сколько?
— Ну, штук двадцать.
— Ага. Значит, решено.
Мальчик сел, опираясь на дрожащие руки.
— Прислони-ка меня вон к той стенке. Давай, давай! Неужели ты хочешь, чтобы я умер лёжа?
Лев сделал, что было приказано, потом выпрямился. Я встал напротив двери, которая в центре уже раскалилась докрасна и начинала прогибаться внутрь.
— Даже и не проси, — сказал я. — Никуда я не уйду.
— Я и не стану просить, Бартимеус. Что-то в его тоне заставило меня развернуться в его сторону. Я увидел, что Птолемей криво улыбается мне, вскинув одну руку. Я протянул к нему лапы.
— Не надо!..
Он щёлкнул пальцами и произнёс слова Отсылания. В тот же миг дверь взорвалась дождём расплавленного металла и три высокие фигуры ворвались в храм. Птолемей чуть заметно кивнул мне, потом его голова привалилась к стене. Я развернулся в сторону врагов, занёс лапу, чтобы поразить их, но тело моё уже рассеивалось, точно дым. И как я ни старался, я не мог удержать его. Свет вокруг потух, моё сознание унеслось прочь — Иное Место притянуло меня к себе. Гневно, вопреки своей воле принял я последний дар Птолемея.
Китти
31
Первым ощущением было ужасное стеснение. Когда она пришла в себя, сознание, успевшее привыкнуть к бесконечности, внезапно стянулось в одну точку. Она снова была ограничена пределами своего тела, отягощена его низменным весом. На миг она задохнулась, у неё возникло жуткое ощущение, что её похоронили заживо, — а потом она вспомнила, как дышать. Она лежала в темноте, прислушиваясь к ритмам собственного тела: к струению крови, к воздуху, входящему и выходящему из лёгких, к бурчанию в желудке и кишечнике. До сих пор Китти никогда не сознавала, насколько же она шумная, какая она тяжёлая, как она плотно сбита. Всё это казалось ужасающе сложным. Как этим можно управлять? Сама идея о том, чтобы двигаться в этом теле, представлялась непостижимой.
Постепенно растерянность сменилась смутным узнаванием контуров тела: колен, почти прижатых к животу, стоп, уложенных одна на другую, рук, крепко прижатых к груди. Китти мысленно представила себе все это, и её охватила нежность к своему телу и признательность ему. Это её согрело — ощущение себя мало-помалу разрасталось. Китти почувствовала твёрдость поверхности, на которой она лежала, мягкость подушки под головой. Она вспомнила, где находится — и где была до того.
Китти открыла глаза. Всё было каким-то размытым. На миг неверные переходы света и тени сбили её с толку — ей показалось, что она снова парит в Ином Месте… Потом девушка взяла себя в руки, сосредоточилась. И расплывающиеся линии медленно, мало-помалу сложились в человека, сидящего в кресле.
Он сидел в позе, говорящей о крайнем изнеможении. Голова у него свесилась вбок, ноги были раскинуты в разные стороны. Китти услышала хриплое дыхание. Глаза у него были закрыты.
На шее у человека на цепочке висел золотой овал с чёрно-зелёным камнем в центре. Овал ритмично поднимался и опускался в такт движению груди человека. Между его колен наискосок лежал длинный деревянный посох. Одна рука машинально поддерживала посох, вторая безвольно свисала с ручки кресла.
Немного погодя Китти вспомнила его имя.
— Натаниэль?
Голос у неё был таким слабым, что Китти сама не была уверена, произнесла она имя вслух или только подумала. Тем не менее это, похоже, подействовало. Волшебник закряхтел, что-то пробормотал. Его конечности дёрнулись, словно под током, посох упал на пол. Волшебник исполнил нечто среднее между прыжком и нырком и очутился на корточках рядом с Китти.
Она попыталась улыбнуться. Это было трудно. Лицо болело.
— Привет, — сказала она.
Волшебник ничего не ответил. Он просто смотрел.
— Значит, ты всё-таки добыл посох, — сказала она и добавила: — У меня в горле пересохло. Воды нету?
Он снова не ответил. Китти обратила внимание, что кожа у него покраснела и шелушится, как будто он долго пробыл на сильном ветру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
«Римские волшебники вызвали много джиннов. И афритов тоже. Они ринулись на нас со всех сторон. А нас было всего четверо джиннов. Что мы могли? Мы стояли насмерть. Там, на улице, среди толпы, мы сражались за него». Нагромождение образов, размытых, стремительно сменяющих друг друга: дым, взрывы, сине-зелёные молнии, сверкающие в узенькой улочке; вопли людей; демон с лицом без кожи падает с неба, зажимая дыру в центре своего тела. И ещё два джинна — один с головой гиппопотама, другой с клювом ибиса, — стоящие плечом к плечу перед креслом с занавесками.
«Первым погиб Аффа, — продолжал мальчик. — Потом Пенренутет и Тёти. Я выставил Щит и унёс Птолемея прочь. Я проломил стену, убил тех, кто меня преследовал, и взмыл в небо. Они ринулись за мной, словно пчелиный рой».
«И что было дальше?» — спросила Китти.
Мальчик снова умолк. Никаких образов в пустоте не появилось.
«Меня зацепило Взрывом. Ранило. Лететь я не мог. Ворвался в небольшой храм и забаррикадировался там. Птолемей был очень плох — в смысле, ещё хуже, чем раньше. Наверно, от дыма или ещё от чего-нибудь. Враги окружили храм. Выхода не было».
«И тогда?»
«Я не могу говорить об этом. Он дал мне последний дар. Это главное».
Потом мальчик передёрнул плечами — и в первый раз взглянул на подобие Китти.
«Бедный Птолемей! Он думал, что его пример поможет примирить наши народы. Он был убеждён, что повествование о его путешествии будут читать в последующие века и следовать ему, как образцу, и что это повлечёт за собой объединение наших миров. Он сам мне это говорил, здесь, в Ином Месте. Так вот, он был умница, светлая голова, но он был в корне неправ. Он погиб, и идеи его забыты».
Создание Китти нахмурилось.
«Но как ты можешь так говорить, когда я здесь? Натаниэль читал его книгу, и мистер Батон тоже, и…»
«"Апокрифы" — это только фрагменты. Он так и не успел написать остальное. А потом такие люди, как Натаниэль, читают, но не верят».
«Я же поверила!»
«Да. Ты поверила».
«Если ты вернёшься и поможешь спасти Лондон, ты продолжишь дело Птолемея. Люди и джинны действительно объединятся. Он ведь этого и хотел, разве нет?»
Мальчик снова уставился в пустоту.
«Птолемей мне ультиматумов не ставил».
«И я тоже не ставлю. Ты можешь поступать, как сочтёшь нужным. Я просто прошу твоей помощи. Если ты не хочешь её оказать — что ж, твоё дело».
«Ну-у… — Мальчик потянулся, раскинув тонкие смуглые руки. — Это, конечно, не самый разумный поступок, но всё-таки приятно будет сквитаться с Факварлом. Но имей в виду, нам понадобится посох. Без посоха это всё без толку. И надолго я задерживаться не стану, тем более если мне придётся вселиться в…»
«Спасибо, Бартимеус!» В порыве благодарности подобие Китти наклонилось к нему и обхватило своими ручками-палочками шею мальчика. Огромная голова на миг прижалась к изящной, черноволосой.
«Ладно, ладно. Ишь, расчувствовалась. Ты свою жертву принесла. Наверно, теперь моя очередь».
Мальчик твёрдо, но сдержанно распутал длинные, тонкие конечности и встал.
«Тебе лучше вернуться, — сказал он. — Пока не стало совсем поздно».
Подобие Китти посмотрело на него снизу вверх, обвиняюще вскинув голову, потом сердито вскочило на ноги.
«Слушай, что ты вообще имеешь в виду? О какой жертве ты всё время твердишь?»
«Я думал, ты знала. Извини».
«Что я знала?! Щас как дам больно!»
«Как, интересно? У тебя и рук-то нормальных нет».
«Ну… ну… Тогда я спихну тебя в эту пропасть! Говори толком!»
«Дело в том, Китти, что Иное Место для людей неполезно. Ваша сущность страдает здесь точно так же, как моя сущность страдает на Земле».
«В смысле?»
«В том смысле, что ты по своей воле отделилась от собственного тела. Ненадолго, правда, и это хорошо. Птолемей пробыл тут куда дольше, все вопросы задавал — он всё время задавал вопросы. Он находился тут вдвое дольше, чем ты. Но…»
«Что „но“? Договаривай!»
Подобие Китти бросилось на него, растопырив руки, агрессивно выставив голову. Мальчик отступил на последнюю ступеньку, нависнув над самой пустотой.
«Разве ты не замечаешь, как хорошо ты наловчилась управлять этой штукой? А ведь поначалу ты была совершенно беспомощна. Ты уже теряешь свои связи с Землёй. Когда Птолемей вернулся назад, он забыл почти все. Он не мог ходить, с трудом владел своими конечностями… У него ушли все силы на то, чтобы снова вызвать меня. И это ещё не все. Пока ты здесь, твоё тело там, на Земле, стремительно умирает. Его можно понять, не правда ли? Ты же его бросила. Так что лучше возвращайся скорей, Китти. Лучше возвращайся скорей».
«Но как?.. — прошептала она. — Я не знаю как…»
Китти охватил страх; её подобие, головастое чудовище, растерянно застыло на ступенях. Мальчик улыбнулся, подошёл и поцеловал её в лоб.
«Это просто, — сказал Бартимеус. — Врата все ещё открыты. Я могу отпустить тебя. Расслабься. Дело сделано. Ты выполнила свою часть работы».
Он отступил назад. Её подобие, мальчик и зал с колоннами рассыпались цветными полосами и завитушками. Китти помчалась сквозь водоворот Иного Места, сквозь огни и цветные вихри. Она падала, падала… И вокруг была смертная невесомость.
Часть 5
Пролог
Александрия, 124 г. до н. э.
Хромая и спотыкаясь, мы поднялись по лестнице между колоннами. Впереди была бронзовая дверь, позеленевшая от старости. Я толкнул её, ввалился в святилище бога. Прохладный, сырой воздух, окон нет. Я захлопнул дверь и с грохотом задвинул древний засов. Не успел я это сделать, как снаружи в неё что-то врезалось.
Я для верности наложил на дверь Печать, потом создал Колдовской Огонь и отправил его под потолок. Храм озарился розоватым мерцающим светом. Металлическая статуя какого-то бородатого парня у дальней стены пялилась на нас сурово и неодобрительно. За дверью и вокруг всего святилища послышалось хлопанье кожистых крыльев.
Я уложил своего хозяина под Колдовским Огнём и опустил львиную морду к его лицу. Дышал он неровно. Сквозь его одежды сочилась кровь. Его изуродованное лицо, помятое и сморщенное, как гнилое яблоко, побелело.
Он открыл глаза и приподнялся на локте.
— Лежи, — сказал я, — Побереги силы.
— Да зачем мне их беречь, Бартимеус? — сказал он, назвав меня моим настоящим именем. — Они мне больше не понадобятся.
Лев гневно рыкнул.
— Ты мне эти разговорчики брось! — сказал я. — Это называется отступление на заранее подготовленные позиции. Вот сейчас отдохнём, и я прорвусь.
Он закашлялся. На губах показалась кровь.
— Честно говоря, думаю, что ещё одного такого полёта я не переживу.
— Да брось ты! С одним крылом будет даже интереснее. Как ты думаешь, не мог бы ты помахать рукой вместо крыла?
— Не мог бы. А что случилось-то?
— Да все из-за этой дурацкой гривы! Я не заметил джинна, который подкрался сбоку. Он нас подкараулил и ударил меня Взрывом! Все, последний раз ношу такую лохматую шевелюру.
В верхней части старой гладкой стены было маленькое решётчатое окошко. В луче света, падавшем в него, кружило несколько теней. Ещё несколько тяжело приземлились на крышу.
Птолемей негромко выругался сквозь зубы. Лев нахмурился.
— Что такое?
— Там, на рынке. Я пергамент обронил. Мои заметки об Ином Месте.
Я вздохнул. Со всех сторон слышался шорох, клацанье когтей по камню, скрежет чешуи по черепице. Я слышал шёпот на латыни. Я представил себе, как они облепили храм со всех сторон, точно гигантские мухи.
— Жаль, конечно, — сказал я, — но не в этом наша главная проблема.
— Я не завершил свой рассказ, — прошептал он. — В моих комнатах не осталось ничего, кроме фрагментов.
— Птолемей, это не важно.
— Важно, Бартимеус! Отныне всё должно было стать по-другому. Эта книга должна была полностью изменить все методы волшебников. Положить конец вашему рабству.
Лев посмотрел на него сверху вниз.
— Давай будем откровенны, — сказал он. — Моё рабство — как и моя жизнь — закончится… ну, примерно через пару минут.
Птолемей нахмурился.
— Это не так, Бартимеус!
Стены гудели от приглушённых ударов.
— Именно так.
— Я отсюда выбраться не могу, но ты-то можешь!
— С таким крылом? Ты, должно быть… А! Понятно. — Лев замотал головой. — Даже и не думай!
— Формально я твой хозяин, не забывай. Я говорю, что ты можешь уйти. Я говорю, что ты уйдёшь!
Вместо ответа я встал, вышел на середину маленького храма и издал вызывающий рёв. Здание содрогнулось, снаружи на пару секунд всё затихло. А потом началось снова.
Я злобно клацнул зубами.
— Через несколько секунд, — сказал я, — они сюда ворвутся, и когда они ворвутся, они научатся страшиться мощи Бартимеуса Урукского! А дальше — кто знает? Мне уже случалось уложить шестерых джиннов за раз.
— А там их сколько?
— Ну, штук двадцать.
— Ага. Значит, решено.
Мальчик сел, опираясь на дрожащие руки.
— Прислони-ка меня вон к той стенке. Давай, давай! Неужели ты хочешь, чтобы я умер лёжа?
Лев сделал, что было приказано, потом выпрямился. Я встал напротив двери, которая в центре уже раскалилась докрасна и начинала прогибаться внутрь.
— Даже и не проси, — сказал я. — Никуда я не уйду.
— Я и не стану просить, Бартимеус. Что-то в его тоне заставило меня развернуться в его сторону. Я увидел, что Птолемей криво улыбается мне, вскинув одну руку. Я протянул к нему лапы.
— Не надо!..
Он щёлкнул пальцами и произнёс слова Отсылания. В тот же миг дверь взорвалась дождём расплавленного металла и три высокие фигуры ворвались в храм. Птолемей чуть заметно кивнул мне, потом его голова привалилась к стене. Я развернулся в сторону врагов, занёс лапу, чтобы поразить их, но тело моё уже рассеивалось, точно дым. И как я ни старался, я не мог удержать его. Свет вокруг потух, моё сознание унеслось прочь — Иное Место притянуло меня к себе. Гневно, вопреки своей воле принял я последний дар Птолемея.
Китти
31
Первым ощущением было ужасное стеснение. Когда она пришла в себя, сознание, успевшее привыкнуть к бесконечности, внезапно стянулось в одну точку. Она снова была ограничена пределами своего тела, отягощена его низменным весом. На миг она задохнулась, у неё возникло жуткое ощущение, что её похоронили заживо, — а потом она вспомнила, как дышать. Она лежала в темноте, прислушиваясь к ритмам собственного тела: к струению крови, к воздуху, входящему и выходящему из лёгких, к бурчанию в желудке и кишечнике. До сих пор Китти никогда не сознавала, насколько же она шумная, какая она тяжёлая, как она плотно сбита. Всё это казалось ужасающе сложным. Как этим можно управлять? Сама идея о том, чтобы двигаться в этом теле, представлялась непостижимой.
Постепенно растерянность сменилась смутным узнаванием контуров тела: колен, почти прижатых к животу, стоп, уложенных одна на другую, рук, крепко прижатых к груди. Китти мысленно представила себе все это, и её охватила нежность к своему телу и признательность ему. Это её согрело — ощущение себя мало-помалу разрасталось. Китти почувствовала твёрдость поверхности, на которой она лежала, мягкость подушки под головой. Она вспомнила, где находится — и где была до того.
Китти открыла глаза. Всё было каким-то размытым. На миг неверные переходы света и тени сбили её с толку — ей показалось, что она снова парит в Ином Месте… Потом девушка взяла себя в руки, сосредоточилась. И расплывающиеся линии медленно, мало-помалу сложились в человека, сидящего в кресле.
Он сидел в позе, говорящей о крайнем изнеможении. Голова у него свесилась вбок, ноги были раскинуты в разные стороны. Китти услышала хриплое дыхание. Глаза у него были закрыты.
На шее у человека на цепочке висел золотой овал с чёрно-зелёным камнем в центре. Овал ритмично поднимался и опускался в такт движению груди человека. Между его колен наискосок лежал длинный деревянный посох. Одна рука машинально поддерживала посох, вторая безвольно свисала с ручки кресла.
Немного погодя Китти вспомнила его имя.
— Натаниэль?
Голос у неё был таким слабым, что Китти сама не была уверена, произнесла она имя вслух или только подумала. Тем не менее это, похоже, подействовало. Волшебник закряхтел, что-то пробормотал. Его конечности дёрнулись, словно под током, посох упал на пол. Волшебник исполнил нечто среднее между прыжком и нырком и очутился на корточках рядом с Китти.
Она попыталась улыбнуться. Это было трудно. Лицо болело.
— Привет, — сказала она.
Волшебник ничего не ответил. Он просто смотрел.
— Значит, ты всё-таки добыл посох, — сказала она и добавила: — У меня в горле пересохло. Воды нету?
Он снова не ответил. Китти обратила внимание, что кожа у него покраснела и шелушится, как будто он долго пробыл на сильном ветру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64