Под нависающей мякотью его брюшка напрягшееся твердое уже начинало болеть. Рэндольф знал, что этот "прием" должен стать особенным.
– Внутрь! – приказала Домино. Темные глаза сверкали в серебряных запятых.
Входя, Эльспет на мгновение задержал дыханиа До сегодняшнего дня ее власть, ее наказания были профессиональными. Теперь у нее появились личные причины ранить его, причинять боль. Рэндольф почувствовал страх и едва не обратился в бегство. Но ведь страх – это то, за чем он пришел, или не так? И дверь закрылась. Домино держала кнут. Колени Рэнди подогнулись.
Шок от одного его вида был почти достаточным для немедленного оргазма. Алита держала узловатую плеть у щеки.
– Ты вел себя очень плохо, верно, Рэнди?
– Да, госпожа, – пробормотал он. Глаза его опу стились, задержавшись на сморщившейся плоти ее остроконечных грудей.
– Я разве говорила, что ты можешь смотреть на мои соски? – рявкнула она.
– Нет, госпожа. – Эльспет уставился в пол между ее раздвинутых ног.
– Не смотреть, не трогать без моего разрешения. Ясно?
– Да, госпожа. – Его дыхание оборвалось: "Трогать? Ему никогда не разрешалось.."
– Раздевайся! Догола! Живо!
Мужчина быстро разделся и стоял теперь с поднятым пенисом, но опущенными глазами. Ее кнут тронул слезящийся глазок на конце члена.
– Ты был занят нечистыми мыслями, Рэнди, не так ли?
– Да, Домино.. Госпожа.
Кнут легонько свистнул, оставив красный рубчик на негнущемся беловатом стебле Рэнди.
– Только госпожа! Домино – никогда! Продемонстрируешь свое раскаяние – сможешь называть "госпожа Домино".
– Да, госпожа.
– Посмотри на себя, жирный боров. И зачем только я теряю на тебя свое драгоценное время? Слишком уж я любезна. Слишком у меня сердце мягкое. На колени и благодари меня. Целуй мои сапоги, свинья!
Женщина подошла к креслу и села на ручку. Эльспет на четвереньках пересек комнату и притронулся губами к носку ее сапога.
– Как следует!
Ее ступня приподнялась. Мужчина выгнул шею и повернул голову так, чтобы, высунув язык, лизать жесткую грязную подметку.
– А каблук?!
Его жирные губы округлились, обхватив покрытое кожей острие. Язык ласкал острый металлический кончик. Домино качнула ногой, проталкивая каблук в мякоть его рта.
– Так слишком удобно. Встать!
Рэндольф сделал, как ему приказано. Опустив глаза в пол, он воображал, как играют эластичные мышцы ее бедер, когда она идет по комнате. Ящичек открылся и закрылся.
– Руки за спину!
Холод металла на запястьях и двойной щелчок. Он в наручниках. Каблук вонзился в ягодицу. Рэнди упал вперед.
– Хорошо. Лицом в пол. Задницу выше! – Домино бросила кнут на ковер рядом с его головой. – Это слишком хорошо для тебя. Для противного маленького Рэнди сгодится обычный бамбук.
Эльспет слышал, как трость рассекла воздух.
– Вот это приблизительно то, что надо. Теперь не орать! Не выношу трусов.
Первый удар, нанесенный для разогрева, – потряс. Никогда Рэндольф не испытывал такого острого удовольствия. Он, беспомощный, целиком находится во власти повелительницы, у которой есть причины ненавидеть его. Его пенис твердел с каждым ударом. Рэнди чувствовал, что налившаяся кровью головка должна вот-вот выстрелить. И выстрелила! Брызнуло на пол и на его круглые коленки. Силы его кончились. Он рухнул.
– Это было потрясающе, Домино. Спасибо тебе. Поверь мне, твоя тайна умрет вместе со мной.
Бамбук ударил его по ляжке.
– Нет! Я же кончил. Смотри! Это было здорово, я заплачу как обычно, никаких скидок!
– Ты, может, и кончил, Рэнди. А я – нет.
– Но Домино.. Алита...
Бамбук обрушился с новой силой.
– Ты же знаешь, я от этого не тащусь, – отрезала она. – На этот раз – может быть, и да, но нужно время, много времени.
Рэнди покатился по полу, уворачиваясь от следующего удара. Домино преследовала мужчину по всей комнате, высекая рубцы на бедрах, на груди, на плечах, загоняя его в угол. Через какое-то время бамбук расщепился и, поднимаясь, разбрызгивал свежую кровь, опускаясь, врезался глубже. Вопреки ее приказаниям, Эльспет начал кричать.
Ее голые груди колыхались. Алита начала тяжело дышать: сначала от усилий, потом и от другого. Удары стали дикими – женщина лупила вслепую. Наконец она подняла трость для завершающего экстазного шрама на теле мужчины. Длинные мышцы ее бедер свело. Когда последний удар обрушился, они задрожали в долгих сотрясающих спазмах.
Рэндольф не сразу понял, что женщина остановилась. Он посмотрел сквозь щелки пропитавшихся слезами век. Домино стояла у окна и смотрела на Мемориальный Холм. Когда она повернулась, Эльспет начал умолять ее:
– Домино.. Алита.. ты освободишь меня? Ну пожалуйста! Я все забуду. Я не скажу, я обещаю.
– Нет, ты не скажешь. – Ее голос звучал глухо. – Встать!
– Что ты собираешься делать? Ты меня отпустишь? Мужчина перекатился к облаченным в змеиную кожу ногам. Кровь сочилась из многочисленных ран. Алита не замечала его. С крюка на потолке к краю кушетки спускались зеленые плети вьюна. Алита потянула их вниз. Поднятые и дрожащие груди в капельках пота больше не возбуждали Рэнди.
– Встать! – приказала женщина. – Влезай на спинку кушетки!
– Зачем?..
Она нагнулась поднять бамбук. Мужчина неловко вскарабкался.
– Стой здесь.
Эльспет стоял, балансируя, пока Алита не вернулась с длинным мотком провода в рука С одной стороны Домино сделала скользящую петлю и подняла ее к вялому и сморщенному половому органу Рэндольфа. Он, отпрянув, чуть не упал.
– Еще трости захотел? – спросила повелительница. Мужчина зашатался, восстанавливая равновесие.
Алита накинула провод на пенис и мошонку, затянула петлю.
– Ты что?
– Не двигаться.
Алита пододвинула стул, встала на него и закрепила провод на крюке, торчащем из потолка, так, что Рэндольфу пришлось вытянуться на кончиках пальцев. Половой орган несчастного начал набухать, но не от похоти, а от сжатия. Натянутая проволока пережимала пенис и резала снизу яички.
– Что ты собираешься делать? – У Эльспета пере хватило дыхание.
Алита посмотрела на него снизу вверх АБСОЛЮТНО без выражения.
– Я? Кажется, я собираюсь покончить жизнь самоубийством. Но я еще не решила. Что касается тебя, то на твоем месте я бы стояла смирно.
Икроножные мышцы Рэндольфа начинали дрожать.
* * *
Персефона и Пандора вошли в лифт. Сирил Тричер стоял, прислонившись к задней стенке со сложенными на груди руками. Взгляд его елозил по их белым гольфам, обнимающим икры, по их шортам – плотная упаковка, по мякоти, голо распирающей детские блузочки. Если чьи глаза и способны пускать слюну, то это глаза Тричера.
– На улицу, поиграть, а, девочки? – Сирил облизал губы.
Четыре знающих глаза взглянули на него из-под полуопущенных век.
– Играть не с кем, – ответила Персефона.
– Мальчиков нет, – добавила Пандора.
– Как насчет эккермановского парня? – Тричер пожирал взглядом близняшек. – Он на вас обеих на той вечеринке глаз положил.
– Тони немного.. – начала Пандора.
– Незрел, – закончила Персефона. – Мы предпочитаем более.. зрелых. – Она подняла глаза и невинно посмотрела прямо в лицо Тричеру.
Шестистенная кабина лифта была большой, девочки, однако, стояли к мужчине слишком близко. Тричер кашлянул и шаркнул ногой.
– Вам, случайно, садовник не попадался? Рыжий такой парень, грязнуля. Он на работе не показывается. Пандора и Персефона взглянули друг на друга и медленно покачали головами. Стянутые ленточками локоны, окаймляющие их милые молодые мордашки, качнулись.
– Нет, мистер Тричер. Мы такого не видали. Если увидим, обязательно ему скажем, что вы его ищете.
– Спасибо.
Управляющий вышел на первом этаже. Близнецы спустились дальше, до нижней стоянки.
Их отец держал в багажнике своего "Ауди" пятифутовую стальную трубу. Легче менять шины, когда руки не слушаются. Ни Персефона, ни Пандора никак не прокомментировали тот факт, что машина отца стоит на месте в то время, как считается, что он уехал по делам. Ни слова.
Девочки прихватили трубу и проследовали на служебную территорию.
Дверь склада инструментов была открыта. Сестры молча закрыли ее за собой. Затем они разделись и аккуратно сложили одежду на деревянный стеллаж. Взяв трубу, голые девочки вошли в потайную комнату Рыжего. Тело уже начало раздуваться. Вскарабкавшись на кучу желтого грунта, Пандора взглянула на тронутую голубым, вспухшую шею.
– Твой босс тебя разыскивает, Рыжий, – сообщила она.
Персефона хихикнула.
Она просунула трубу туда, где искусственная пещера сужалась до ширины бревна, и продвигала ее, пока та не уперлась в твердое. Пандора подобрала молоток Рыжего.
– Около фута осталось, правильно? – заметила девочка.
– Правильно.
Молоток грохнул о конец трубы. Двенадцатидюймовая дубовая затычка продвинулась вперед на дюйм.
Капельки пота выступили на их руках и плечах, побежали между распускающихся грудей, заполнили пупки, потекли ручейком между ляжек. Ступни стали липкими, смесь грязи и пота чавкала между пальцами ног. Стальная труба продвигалась дюймовыми шажками при каждом клацающем ударе.
– Отойди, – сказала Пандора, тяжело дыша, – сейчас уже..
Девочка ударила со всей силы. Труба рванулась вглубь на добрых шесть дюймов. Ее полый конец вонзился в Его келью.
Полусваренное мясо, которое держали закупоренным в течение нескольких лет, забродило, ведь оно там было перемешано с желудочными ферментами и кишечной флорой.
Давление возрастает.
Черная струя, теснимая давлением, выплеснулась из трубы, будто рвота тысячелетней мумии. Потом вонючий ручей из узкого отверстия лился безвольно, с бульканьем. Липкая жидкость оросила вынутый грунт, превратив в отвратительную грязь, которая затопила изящные пальчики и нежные ступни. Близняшки ходили по комьям сгнившей плоти и клочьям ткани, служившим некогда одеждой. Затаив дыхание, чтобы не чувствовать вони, девочки потянули за трубу, она выпала.
Выйдя из комнаты с пещерой, Персефона повернулась к сестре.
– Как Ему будет, нормально?
– Ему будет отлично! – Пандора ухмыльнулась. – Мы ослабили давление, впустили воздух. Ему просто нужно какое-то время.
Они вымыли свои тела в раковине Рыжего, вытерли друг друга одним из его потрепанных грязных полотенец, оделись и ушли.
Лица у близнецов были счастливые. Даже глаза улыбались, но более пристальный наблюдатель, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пристальный наблюдатель, мог бы заметить внутри девичьих глаз что-то загнанное в самую глубину. То ли ужас, то ли безумие, а может, и то и другое вместе.
Его игольчатые зубы начали изнутри грызть мембрану кокона. Снаружи ждало мясо. Мало аппетитное, слишсом давно мертвое мясо, но мясо. Кроме того, моросил непрекращающийся ласковый дождик боли и набирающего силу ужаса, он подкармливал монстра из находящихся выше квартир.
Глава 16
В лавке подержанных товаров на Депью – квартал к востоку в сторону от Ривер – Джейми взял две маленькие банки красной краски и несколько кисточек. Пять кисточек. Он, правда, не считал, просто сгреб в кулак то, что лежало на полке. Продавец, точно, подумал на него. Ничего продавцу он не сказал. Не мог. Мозг был занят повторением таблицы умножения, счетом до ста и обратно, пением старых песен. Только когда снова оказался в машине и смог надеть обшарпанный старый шлем, обшитый свинцовым листом, Джейми позволил себе подумать о том, что же он делает. Мужчина не был уверен в том, что Оно подслушивает его мысли, но не был уверен и в обратном.
Вскоре после возвращения в Ридж-Ривер, после того как Джейми вплотную приблизился к местам, где стоял Эфраимов дом, он начал чувствовать Его. Тем, что поменял имя, Его он не обманул, но этим Халифакс хотел обмануть вовсе и не Его. Вымышленное имя было взято только потому, что было бы... неудобно вернуться в качестве личности, уцелевшей в несчастии, которое отобрало стольких детей у горожан. К Джейми Халифаксу будут вопросы. Подозрения.
В тот же день, как он переселился в "Гексагон", Джейми почувствовал присутствие монстра в определенных зонах здания. Чудовище живо! Должно быть, какая-то трещина в могиле. Вот тогда мужчина и достал старый свинцовый шлем.
Сейчас дела гораздо хуже. Сейчас Оно на свободе. Это произошло утром, Джейми это почувствовал, ему надо КОЕ-ЧТО сделать.
Обратит Оно внимание? Обеспокоят ли монстра робкие знаки тревоги? Джейми не знал. То, что он запланировал, было слишком патетично для того, чтобы Оно восприняло это всерьез. Как и люди, которых он пытается предостеречь. Но КОЕ-ЧТО надо сделать. Объяснить никак не получится – взять и СКАЗАТЬ. "Там у вас чудовище под "Гексагеном" прячется. Я знаю, потому что я убийца. Это я, чтобы загнать его в ловушку, убил массу людей, собственную мать и брата. Я думал, что Оно заперто там, в своей тюрьме, навечно. Позже я думал, что Оно погибло. Я вернулся, просто чтобы.. да я и сам толком не знаю, зачем я вернулся. Посмотреть, есть ли ХОТЯ БЫ ЧТО-ТО, что еще может расшевелить во мне какие-то чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24