А н т и п о д о в. Совершенно верно, и я, с одобрения некоторых лиц, имена которых пока не хочу называть, являюсь председателем этого Оргкомитета. Да, не хотите ли, кстати, надеть на себя значок новой пар­тии? (Показывает на значок у себя на груди.)
Л и м п о п о (подскакивая на месте) . С превеликим удо­вольствием сделаю это. Я вообще, знаете ли, теорети­чески, умственным путем пришел к выводу, что я не­доносок. То есть самый обыкновенный, ничтожный и униженный и глубине души недоносок, который чувст­вует собственную ущербность, и подозревает, что во­круг все точно такие же. (С жаром.) О, вы не пове­рите, но нас, недоносков, очень много, можно ска­зать, что нас вообще большинство, и мы составляем главную часть населения этой страны. (Еще более воодушевленно.) Да, мы, маленькие, мохнатенькие, шевелящие, как гусеницы, своими лапками, недоноски, составляем хребет нашей могучей державы, и желаем объединиться под общим флагов, общей хоругвью, ко­торая и поведет нас к новым свершеньям. Нам нужен только лишь клич, только лишь первый пример, только лишь призыв выйти на улицу и становиться один за другим в полки и колонны, которые запрудят все от горизонта до горизонта, и будут шевелить, как гу­сеницы, своими маленькими ложноножками, и петь об­щую песнь нашей грядущей мечте!
По окончании этого монолога Л и м п о п о уже стоит с ногами на диване, и хочет переместиться оттуда на стол, но С о ф и я А н д р е е в н а его удерживает одной рукой, а другой пытается прикрепить к груди значок с надписью: «Блистательный Недоносок». В конце-концов ей это удается.
Звонок в дверь.
Л и м п о п о понемногу приходит в себя, отгоняет от глаз сказочные видения, явившиеся ему, и неохот­но садится на место.
В прихожей голоса, прислуга открывает дверь и впускает В с е т а к о в с к о г о, Смехо­творного и Х а р и з м а т и ч е с к о г о. Т у р а н д о т о в вскакивает на ноги, и одного за другим представляет г о с т е й.
Т у р а н д о т о в (торжественно) . Прошу любить и жало­вать: представители общественности, посланные сюда своими коллективами, и, можно сказать, одобренные всеобщим и тайным голосованием. Господин Всетаковский, господин Смехотворный, и господин Харизмати­ческий! Прошу приветствовать новых гостей!
В с е пожимают друг другу руки и рассаживаются. Слышатся возгласы: «Очень приятно!», «Душевно рад!», «И мне очень приятно!». С о ф и я А н д р е е в н а прикрепляет в н о в ь прибывшим зна­чки.
А н т и п о д о в (откашливается, торжественно) . Ну что ж, теперь все члены Оргкомитета в сборе, и можно приступить к основной части сегодняшнего заседания. Все мы посланы сюда сплоченными и дружными коллективами, все прошли строжайший отбор и селекцию, и все мы согласны с тем, что в обществе, подспудно и незаметно, вызрело нечто огромное, страшное и прек­расное, вызрела необходимость в организации новой партии, которую мы, члены этого Оргкомитета, назы­ваем партией Блистательных Недоносков. Надеюсь, ни у кого из присутствующих нет против этого возраже­ний?
Все молчат. Наконец С м е х о т в о р н ы й нес­мело тянет вверх руку.
А н т и п о д о в (доброжелательно) . Да, вы хотели что-то сказать?
С м е х о т в о р н ы й . Моя фамилия Смехотворный.
А н т и п о д о в . Как вы сказали?
С м е х о т в о р н ы й . Смехотворный. Если по буквам, то: Сме-хот-вор-ный. Но это не от того, что мне все время смешно, а от того, что надо мной все время смеются. Я, господа, можно сказать, самый ос­меянный и самый охаянный человек на земле. И фами­лия моя как раз и констатирует это. Я, господа, со­всем уже извелся и разочаровался во всем, и даже несколько раз хотел наложить на себя руки, но, сла­ва Богу, теперь мне все становится ясно, ибо нынеш­нее мое состояние – состояние смехотворного чело­века, – на самом деле блистательно, и даже востре­бовано в обществе. Я, господа, типичный блистатель­ный недоносок, и я обеими руками голосую за новую партию. Конечно же, лучше бы было ее обозвать пар­тией божественных недоносков, но и старое название тоже неплохо. Одним словом, я, как член Оргкомитета, готов подписать любые бумаги, и рад за этот подарок судьбы, который свел меня с моими единомышленниками!
С о ф и я А н д р е е в н а (удивленно) . Вот интересно, а как же я попала в блистательные недоноски? У ме­ня вроде бы все доношено (ощупывает и оглядывает себя перед зеркалом со всех сторон) , однако какой-то червячок во мне все же живет. (Наивно, при­сутствующим.) Вы не поверите, господа, но чем больше человек имеет, тем больше ему хочется изваляться в грязи! Просто потребность, господа, какая-то, просто патология чрезвычайная: и самому в грязи изваляться, и других рядом с собой извалять! Нет, решено, господа, записывайте и меня в блиста­тельные недоноски, я тоже люблю блистать, и желате­льно среди недоношенных и неупакованных, чтобы лу­чше были видны меха и бриллианты!
А н т и п о д о в (подбегает к с у п р у г е, падает перед ней на колени, припадает к ручке) . Милая моя, ненаглядная, солнце мое, взошедшее над кассовым аппаратом в маленьком провинциальном городе! В па­ршивом маленьком городишке, где отыскал я тебя, из­немогающую под взглядами тысяч похотливых и наглых глаз, всех этих покупателей, клиентов и прочее! Солнце мое, и олигархи тоже бывают блистательными недоносками! Ведь это, радость моя, диалектика, это совмещение несовместимого, это огромный сундук с сокровищами, украденный у других, и отданный в лапы ничтожного человека! Вот, вот в чем суть олигарха, вот в чем моя суть, дорогая моя, и вот почему я, Троян Борисович Антиподов, по зову свыше, а также по велению сердца, являюсь председателем этого Орг­комитета!
Обнимает за колени с у п р у г у, прижимается к ней лицом, растирает рукой бегущие слезы.
Всетаковский (вскакивая на ноги) . И я, госпо­да, и я хочу объясниться, более того – покаяться за прошлые поступки и преступления! Нет, господа, я так далеко, к сожалению, не зашел, но я, простой бухгалтер по фамилии Всетаковский, оттяпал-таки у общества солидный кусок общего пирога, и тоже поэ­тому являюсь блистательным недоноском. Недоноском потому, что поступок мой, затянувшийся на долгие годы, – а оттяпывал я постепенно и незаметно, – не­сомненно гнусный, и заслуживает осуждения. А блис­тательный оттого, что все мы, маленькие камушки в общей короне низости и обмана, блестели под солн­цем общего греха и общей ответственности, и блеск нашей общей низости затмевает вокруг все остальное! И меня, и меня записывайте в партию Блистательных Недоносков, и я обеими руками голосую за ее немед­ленное создание!
Бросается к с у п р у г а м А н т и п о д о в­ ы м и прижимается к ним, становясь на колени, и покрывая поцелуями ноги С о ф и и А н д р е е в н ы.
Х а р и з м а т и ч е с к и й (в свою очередь вскакивая на ноги) . И мне позвольте, и я тоже хочу поучаство­вать!
С о ф и я А н д р е е в н а . Милости просим, для общего дела не пожалею ни рук, ни ног!
С м е х о т в о р н ы й (с колен) . Сначала покайся, а потом уж и присоединяйся к товарищам!
Х а р и з м а т и ч е с к и й . А, была – не была, в омут, так в омут! Я, други мои, оттого блистательный не­доносок, что в душе еще больший негодяй, чем все остальные здесь находящиеся. Я тайный человеконе­навистник и подлый доносчик, заложивший за свою долгую жизнь множество невинных людей, хоть и ра­ботаю обыкновенным нотариусом. Я, господа, классический недоносок, и блистаю среди вас, как алмаз первой величины! (Присоединяется к остальн­ым.)
С о ф и я А н д р е е в н а (из-под горы тел) . Нет, мои алмазы ярче блистают, но все это в прошлом, я те­перь принадлежу всем вам, и готова отдать всю себя без остатка на общее дело!
Л и м п о п о . И все же, друзья, ваша недоношенность ни в коей мере не может сравниться с моей, ибо вы все дилетанты, хоть и есть среди вас олигархи, а я все же писатель, и изощренность моя не знает границ. Писатели вообще, господа, самые изощренные злодеи и недоноски, без этого и писать вообще было бы не­возможно. (Воодушевленно.) Я ваш, господа, без ос­татка, и готов тоже присоединиться к общему телу и общему делу. Свальный грех, господа, так свальный грех, чего уж ходить вокруг да около, все мы люди, все мы человеки, и во всех нас живут маленькие че­рвячки! (Бросается с разбега на С о ф и ю А н д ­р е е в н у, но попадает на Всетаковского, и застывает, прижавшись ртом к его пухлой щеке.)
Т у р а н д о т о в (в сторону) . До чего же иногда дохо­дит народный энтузиазм! До чего же доходит движе­ние снизу! Хотели создать Оргкомитет, а получился Лаокоон, облепленный змеями! Только кто Лаокоон, и кто змеи, – вот в чем вопрос!
С размаху кидается на остальных. Все па­дают на пол.
Звонит телефон. А н т и п о д о в с трудом высовы­вает руку, дотягивается до трубки, слушает, потом говорит радостным голосом.
А н т и п о д о в (радостно и торжественно) . Да, Порфирий Савельевич, это я. Да, собрание Оргкомитета но­вой партии Блистательных Недоносков можно считать успешно и блистательно завершенным. Все документы подписаны, и новая партия, рожденная инициативой снизу, наконец-то вышла из подполья на солнце. Бле­стит она, Порфирий Савельевич, блестит и переливается под солнечными лучами. Теперь и о всенародном съезде можно подумать, так и передайте это куда следует. Обязательно передадите? Благодарю, Порфирий Савельевич, а нам самое время выпить шампанско­го! (Кричит.) Зойка, шампанского!
Входит п р и с л у г а с подносом и раздает всем присутствующим, сидящим и лежащим на полу, бокалы с шампанским.
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Берег Москва-реки, ночь, редкие фонари. М а р и н а и А р к а д и й.
М а р и н а (бросаясь к А р к а д и ю) . Это ты? Но от­куда, и почему так долго? Знаешь, когда ты позвонил мне по телефону, я не поверила, и решила, что меня кто-то разыгрывает. Мне показалось, что это звонок с того света!
А р к а д и й . Это было недалеко от истины, потому что там, куда я спустился, нет солнца и нет жизни, там царят совершенно другие законы, и это вполне можно назвать другим светом. Но там тоже, Марина, есть жизнь, там тоже есть правда, пусть и другая, пусть и отличная от той, к которой привыкли мы, и там тоже живут люди. Живут и умирают, и им так же больно и так же страшно, как нам!
М а р и н а . О чем ты говоришь? Куда ты спускался? Ты бредишь!
А р к а д и й (нетерпеливо, отстраняя ее) . Нет, Марина, это не бред, это правда, только другая, и, возмож­но, более чистая и более истинная, чем та правда, к которой привыкли мы. Наберись терпения, и я тебе обо всем расскажу.
М а р и н а . Рассказывай, а то заинтриговал, и столько наговорил, что я и не знаю, о чем думать теперь.
А р к а д и й . Хорошо, хорошо. Все дело в том, что я, Марина, был бомжем. Я решил провести собственное журналистское расследование и выяснить, кто же он, этот таинственный Блистательный Недоносок, о кото­ром написал я в своей дурацкой статье.
М а р и н а (резонно) . Не забывай, что это я помогла тебе ее напечатать!
А р к а д и й (так же нетерпеливо) . Да, да, я это знаю! Мою первую, совершенно невообразимую и дурацкую статью, которая так меня напугала, что я решил бе­жать куда угодно от вполне справедливого гнева редактора и читателей, и ухватился за это журналист­ское расследование, как за соломинку, которую бро­сила мне судьба.
М а р и н а . Ты ухватился за расследование, как за со­ломинку?
А р к а д и й . Да! и эта соломинка заставила меня на время изменить мою внешность и мой образ жизни, отправив в такие места, о которых я раньше и не подозревал!
М а р и н а . И что же это за места?
А р к а д и й . Это места, в которых живут отверженные: бродяги, бомжи, воры, проститутки, сонмы беспризо­рных детей, которых, кажется, не меньше, чем детей, живущих с родителями, уроды, убийцы и наркоманы, проходимцы разных мастей, – одним словом, Марина, отверженные, которым нет места в нормальном мире.
М а р и н а . Отверженные?
А р к а д и й . Да, отверженные, ютящиеся на вокзалах, в заброшенных домах, на чердаках, в подвалах, в под­земных катакомбах, и вообще на задворках общества, которое отвергло их и высокомерно не замечает. Но это люди, Марина, которые живут и дышат, так же, как мы, и которые страстно желают вновь стать нор­мальными и свободными.
М а р и н а . Нормальными и свободными?
А р к а д и й . Да, хотя я и не уверен теперь, где боль­ше нормальности и свободы: здесь, у нас, или там, под землей, где я жил последнее время.
М а р и н а . Ты жил под землей?
А р к а д и й . Да, я жил под землей, в катакомбах, в за­брошенных шахтах метро, в душных сырых тупиках, и видел, как погибают люди, которые лучше и чище, чем многие, живущие наверху!
М а р и н а . Неужели такое возможно?
А р к а д и й . Возможно, Марина, возможно! О, ты не по­веришь, но там, глубоко под землей, я познакомился с замечательным человеком, поэтом, который издал свою первую поэтическую книгу, и испугался этого точно так же, как я, напечатав свою первую в жизни статью!
М а р и н а . Он испугался своей первой поэтической кни­ги?
А р к а д и й . Да, Марина, да, но он не чета мне, он настоящий поэт, я по сравнению с ним пустое ничто­жество!
1 2 3 4 5 6 7 8 9