Никогда раньше я не бывала так далеко на юге. Мужик мой привел меня сюда. Хотел идти дальше, да не решился: чем дальше к югу, тем короче весна, травы быстрее отцветают.
— А Бегущий-в-Свете ушел куда дальше на юг! — вздохнула Пляшущая Лиса, вглядываясь в сверкающие ледяные горы на горизонте. — Ну так что, Бабушка, можешь ты идти? Это, должно быть, не далеко: когда я ее в последний раз видела, она уже еле двигалась.
Кого-ток пошамкала губами, цепко вглядываясь в следы.
— Вот кровь… Темная. Нутряная кровь. Ты ее до печенок пробила.
— Ты, я погляжу, не растеряла своего искусства.
— Не капельки, деточка моя, — кашлянула старуха. — Только вот в теле уже нет силенки.
Они двинулись. Солнце тускло сияло на западе.
— Она пошла вот сюда, — говорила Лиса, указывая на следы. На земле запеклись густые подтеки крови. Лиса на глаз измерила высоту солнца. Три ширины ладони над горизонтом… Того и гляди, зайдет. Мысль о том, что убитая олениха останется на съедение водкам, глубоко ранила ее.
— Недалеко уже, — утешила ее старуха. — Смотри-ка — пена. Это вытекло у нее из носа. Она издохла, пока мы с тобой толковали.
— Или просто упала.
— В любом случае сейчас-то она мертвая. Когда они падают, у них внутри начинается кровотечение, и им приходит конец. Сейчас мы до нее доберемся.
Они шли дальше по следам. Кровавых пятен было все больше. Лосиха, видно, ковыляла из последних сил, пытаясь уйти от охотников, а лосенок увивался за ней.
— А тебя хватило надолго. Я и думать не могла… — удивленно заметила старуха.
— Еще не то предстоит… — отозвалась Лиса, обернувшись на закат.
— Дивные дела! Не ожидала я, что у тебя настолько хватит силы. Я думала, ты через неделю как миленькая вернешься в племя.
— Тогда почему же ты ушла вместе со мной? Старуха криво улыбнулась:
— Ох, сама не знаю. Думала, посмотрю-ка, что у тебя выйдет. Давненько уже женщины не покидали свой народ, чтобы жить в одиночку. Мужчины — да, бывали такие, хоть и немного. Но женщина? Цапля — последняя, кого я упомню, а ведь с тех пор уж раз двадцать с лишним миновал Долгий Свет.
Лиса покачала головой. Вот бы ей дар Сновидицы, как у Цапли, — тогда бы она точно знала, как поступать! Сейчас все тяжелее…
— Я не могла остаться, — просто сказала она.
— Не любишь Вороньего Ловчего, да?
Лиса качнула головой, потом вдруг задумалась.
— Я… Правду тебе сказать, я и сама не знаю. Не то чтобы я по-настоящему его ненавидела. — Она усмехнулась себе под нос. — Можешь ты поверить? Ведь он приволок меня обратно к Кричащему Петухом — на позор и поругание. Он насиловал меня каждую ночь, пока ты не стала спать со мной под одним плащом. А я… сама не знаю, как я отношусь к нему.
— Поэтому ты и ушла? Она улыбнулась:
— И в первый раз в жизни, Бабушка, я свободна!
— А дальше что?
Пляшущая Лиса пожала плечами:
— На Обновление придет Бегущий-в-Свете.
— Если он жив.
Внутри у Лисы похолодело. Она закусила губу.
— Нет, он жив…
— Ты хочешь выйти за него замуж?
— Не знаю, если он все еще хочет…
— Что ж, попробуй. Только не забывай: Вороний Ловчий тоже там будет. И Кричащий Петухом. — Косматые брови старухи нахмурились. — И зачем этот старый плут все еще жив? Столько добрых людей померло от голода и холода, а ему — хоть бы хны…
Пляшущая Лиса покачала головой:
— Везет ему, вот и все. Кого-ток покосилась на нее:
— Никто тебя не осудит. Женщина имеет право уйти от мужа, если он дурно с ней обращается. А Кричащий Петухом с тобой обращался дурно. Теперь это все знают.
Лиса беспомощно подняла руки, чуя, как вечерний туман окутывает равнину. Последние лучи солнца оставляли повсюду глубокие тени; роса серебрилась на листьях осоки и полыни.
— Ты думаешь, я правильно поступила? Старуха вздохнула:
— Не спрашивай меня, деточка. Какой из меня судья? Я и так уж заживаю чужой век. Кабы не ты, меня давно уж занесло бы снегом. Пока я таскаюсь на ногах, я у тебя в долгу. Да только уж позволь старухе заглянуть чуть вперед. В конце концов нас съест медведь. Что ж, это почетная смерть, не всякому выпадает. А если я прежде помру, ты отпоешь меня, посвятишь Звездному Народу. С меня довольно.
— Теперь и с меня этого довольно.
Старуха озабоченно на нее поглядела:
— Знаешь, ты ведь долго так не протянешь. Какой-нибудь мужчина силой возьмет тебя и оставит в тебе свое семя. И тогда уже тебе не выжить одной. Это уж на всех женщинах такое проклятие! Всегда найдется какой-нибудь мужичонка — и засунет в тебя свое орудие. Или они ранят тебе душу до крови, а потом и знать тебя не хотят, или раздвигают тебе ноги и берут тебя силой!
— Ну, пока Вороний Ловчий не настиг меня, мне ни то ни другое не грозит, — с надеждой сказала Пляшущая
— Конечно… — признал он. Еще бы ему не нравилось! Это как огонь в зимнюю ночь.
— Но тебе не хочется отдавать за это свою душу? Ты хотел бы играть с огнем, как ребенок, но не жертвовать собой, чтобы узнать тайну огня?
— Я всего лишь Бегущий-в-Свете. Ублюдок какого-то Другого, — горячо возразил он. — Я не…
— Ну и что же с того? — Она запрокинула голову и вопросительно подняла бровь.
Душу его ел и страх — и тоска по прежним временам. Он готов был разрыдаться, вспоминая, как легко жилось ему до Волчьего Сна. Да, он голодал, но душа его была цельной и нетронутой. А сейчас она как раздвоенный наконечник копья.
— Я даже не принадлежу по-настоящему к Народу. Я недостоин!
— Почему?
— Я больше не гожусь. У меня сил нет…
— Каждому кажется, что он не годится, не подходит для своей роли. Такова уж доля человеческая.
— Со мной такого прежде не бывало — пока Волк не позвал меня.
— А теперь что же случилось? Он поежился, борясь с недомоганием, которое всякий раз вызывало у него воспоминание о Сне.
— Теперь я совсем другой.
— Конечно!
В горле у него образовался комок.
— Но почему я? — через силу произнес он.
— Потому что тебя коснулась душа мира. Ты видел вблизи, как сражаются Дети-Чудища, как в жуткой тишине сталкиваются их копья. И себя самого, сверкающий мрак твоей души, увидел ты в их глазах.
— Слова, — печально сказал он. — Это только слова. — Но их ошеломляющая правда колотилась в груди его, как барабанный бой.
— Да, ты другой. Бегущий-в-Свете умер, когда Волк вызвал его из Мамонтового Лагеря.
Бросив взгляд на залитую солнцем каменистую равнину, он тяжело вздохнул: "Да, она права, я уже наполовину умер. Но почему же я совсем не в силах больше жить? Где Пляшущая Лиса? Что случилось со мной?
Все, что я хочу, — это оказаться в безопасном лагере с женщиной, которую люблю, и смотреть, как растут мои дети. Разве это так страшно?"
Цапля обошла его, стала перед ним лицом к лицу, взялась за его развевающийся на ветру локон и изо всех сил натянула его, так что ему поневоле пришлось смотреть ей прямо в лицо.
— Ты что, не понимаешь, что ты делаешь?
— Нет.
— Ты изо всех сил пытаешься соединить осколки Бегущего-в-Свете в какое-то целое. А надо наоборот — дать им умереть, умереть до конца.
— Не хочу! — горько воскликнул он. — Ведь это я! Это все, что у меня есть. Я сам…
— Ба! Какой же ты глупец. Да будь ты только Бегущим-в-Свете, разве услышал бы ты зов Волка? Отчаяние разрывало его.
— Не понимаю я, о чем ты толкуешь!
— Не понимаешь? — Ее скрипучий старческий голос неожиданно смягчился. — Мне нет нужды объяснять, что ты чувствуешь. Тебя разрывают на части два мира — мир яви и мир Сна. Со мною все это тоже было. К счастью, Обрубленная Ветвь помогла мне сделать выбор. Годы прошли, прежде чем я научилась отворять врата моей души. Если я помогу тебе, ты освоишь это вдесятеро быстрее.
— Не нужно мне твоей помощи и твоей науки! Она улыбнулась — по-доброму, понимающе:
— Хочешь на всю жизнь остаться недоучкой?
— Может, и так.
— Что ж, предупреждаю… ты кончишь как Кричащий Петухом, потеряешь свою Силу и не сможешь ее вернуть, будешь метаться между правдой и ложью.
— Мне все равно! — хрипло воскликнул он, повернувшись к ней спиной. — Это мой выбор!
— Тогда и спорить не о чем.
Он слышал, как она спускается вниз по тропе, возвращаясь к своим горячим ключам, и судорожно сглотнул слюну. Сердце его колотилось. Поглядев вниз, он увидел Народ. Людей было уже не разглядеть — черными точками медленно двигались они к оледенелым скалам, покрытым вечными снегами.
Искушение пойти вслед за ними не давало ему покоя. Ведь их путь шел обратно — в знакомые места, туда где он без забот провел свое детство. Там остались смех и старинные сказания, и горячие огни в ночи. Последняя связь его с этим миром оборвется, когда занесет их следы на снегу.
«Хватит с меня! У меня больше нет сил!» Он спустился, отыскал свои копья и снегоходы и пошел по тропе — вслед за Народом. Сделав несколько шагов, он оглянулся, поглядев на гребень, на Цаплю. По спине у него пошли мурашки.
— Нет, — прошептал он, убеждая себя. — Я не тот. Он вновь заставил себя идти по тропе, все еще чувствуя в глубине души, что поступает неверно. Но ноги не слушались его.
Ночь застала его в расселине. Облака ползли рядами с дальнего горизонта, багровея в лучах заката. Он примостился во впадине среди камней, где до утра могло сохраниться тепло Отца Солнца. Усталый, он попытался уснуть.
Его преследовали образы его Снов, не давая ему покоя, — Священная Охота, зеленые долины, переполненные дичью, тяжелое дыхание Волка. Они сжимали его в объятиях, как влюбленная женщина. Горьковатый вкус волчьего мяса стоял у него во рту. Во Сне Волк выбегал из густой зеленой травы и глядел на него, высоко задрав нос.
— Ты пренебрег моим обетом? — спрашивал он.
— Нет! Я… есть кто-то лучше, кто-то, кто может…
— Я выбрал тебя.
— Нет!
Раздался звук, похожий на удар грома, и он проснулся весь в поту. Сквозь кожу своих мокасин он чувствовал прикосновение остроугольных камней и ночной холодок.
— Мне страшно! — прошептал он весь в слезах. Он ударил кулаком по камню. — Что со мной творится?
Ветер принес едкий запах. Он лежал опершись на локоть. В ночи завыл волк — хищный, ищущий добычи. Эхо повторяло и усиливало его вой.
22
Свежий ветер поднимал на реке белоголовые волны и шевелил обшлага рукавов Ледяного Огня. Со своего высокого камня он хорошо видел противоположный берег Большой Реки — неровный и изрезанный. На холмах проглядывала бледная зелень. Далеко на востоке сверкала белоснежная громада Великого Ледника. А дальше уходили в облака заснеженные горные вершины. Наступала середина Долгого Света. Жизнь наполнила землю.
Караваны гусей тянулись к югу по лазурному небу. Птицы вились над водой, высматривая рыбу. Былые надежды пробудились у него в груди при взгляде на них.
— Ты уже десять дней не сводишь глаз с белых гусей, — сказал Красный Кремень, подойдя к нему сзади. Ледяной Огонь даже не обернулся.
— Птицы — это удивительные существа… Представь себе, что они увидят там… — Он поглядел на юг. Гуси тем временем скрылись за горизонтом, их крики понемногу стихли.
— От этих птиц шуму много. Да и глупые они. Подсунешь им набитое травой чучело белого гуся — и вся стая полетит прямиком к тебе в сеть.
Ледяной Огонь обернулся и, прищурившись, поглядел на своего приятеля:
— Я думал, ты по делу меня беспокоишь.
— Ты два дня не ел, вот что. Лунная Вода тревожится о твоем здоровье.
— Твоя дочь вечно тревожится о моем здоровье. Будь я лет на двадцать моложе — подумал бы, что она глаз на меня положила.
Красный Кремень, не изменившись в лице, сложил на груди руки.
— Ей не нужно, чтобы ты был на двадцать лет моложе.
Ледяной Огонь повернулся и снова стал глядеть на летящие гусиные караваны.
— Я уже был однажды женат… а потом было это видение. На одну жизнь женщин довольно.
Красный Кремень подошел поближе, шаркая ногами по гальке.
— Я пошутил насчет Лунной Воды. Но она бы не отказалась, ты знаешь. Она восхищается тобой с детства с тех пор как ты носил ее на руках и рассказывал ей свои истории.
Ледяной Огонь рассмеялся при воспоминании о круглолицей визжащей девочке, о том, как развевались ее волосы, когда он подбрасывал ее кверху и ловил.
— Ей бы кого-нибудь помоложе.
— Хватит о Лунной Воде. Ты чем-то озабочен? — Красный Кремень опустился на камень как раз напротив своего друга. — Что с тобой, Почтенный Старейшина? Что ты здесь ищешь? Что ты хочешь поведать нам?
Ледяной Огонь обхватил рукою колено и потянулся вперед, не отводя глаз от южного горизонта. Даже отсюда он видел, как возвышаются там холмы. Темно-синяя речная вода текла по гальке, белая пена окружала пороги. Не день и не два молил он Великую Тайну даровать ему видение, которое объяснило бы ту боль, то неизбывное напряжение, которые томили его душу. Но не было ответа.
— Я не могу сказать тебе. Только вот… — произнес он, поднося к груди морщинистую руку, — я это вот здесь чувствую. То, чего я так долго ждал, настает, старый друг мой.
— Хорошо это иди плохо? Ледяной Огонь криво улыбнулся:
— Ни хорошо, ни плохо.
— Тогда что же?
— Тропа Великой Тайны открывается перед нами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66