что Домо поддерживают Басадони и что Рэйкерсов от новых нападений уберегло лишь то, что прежде они вели дела с Басадони.
— Но разве это не будет значить, что дом Басадони тоже виновен в штурме дома? — спросил Киммуриэль, помогая Рай'ги втянуть ее еще глубже.
— А мы не принимали в этом непосредственного участия, просто закрыли глаза на происходящее, — предложила Шарлотта, — В отместку за то, что за нашей гильдией стали так пристально следить, мы в решающий момент самоустранились, и все. Да, если все подать как надо, Домо только выиграет — все будут думать, что он сильнее, чем на самом деле. А если Рэйкерсы поверят, что были на краю гибели, то станут посдержаннее, и Джарлакс тоже добьется того, чего хотел. — Она улыбнулась, темные эльфы смотрели на нее одобрительно.
— Давай приступай, — сказал Рай'ги и махнул рукой в сторону лестницы к люку.
Шарлотта, вот тупица, довольно улыбнулась и ушла.
— Этот обман должен распространиться и на Джарлакса, по крайней мере, отчасти, — заметил Киммуриэль, ясно видя, какую паутину женщина плетет вокруг самой себя.
— Вы опасаетесь, что с Джарлаксом творится что-то не то? — без обиняков спросил Бергиньон, потому что в ином случае эта парочка не осмелилась бы действовать так решительно.
— У него изменились предпочтения, — ответил Облодра.
— Вы же не хотели идти на поверхность, — понимающей усмешкой промолвил Бэнр.
— Нет, и нам очень хочется вновь увидеть свет Нарбондели, — согласился Рай'ги, имея в виду громадную колонну-часы в центре Мензоберранзана, которая циклично нагревалась и остывала, благодаря чему обладавшие инфразрением дроу могли определять время. — Ты слишком недавно здесь, тебе не понять, насколько бессмысленна тут жизнь. Скоро твоя душа затоскует по дому.
— Уже тоскует, — ответил Бергиньон. — Этот мир мне противен, все здешние жители воняют, а Шарлотта Весперс больше всех.
— Она и этот придурок Энтрери, — добавил Рай'ги. — А Джарлакс между тем опекает обоих.
— Похоже, ему недолго осталось руководить Бреган Д'эрт, — заявил Киммуриэль, и Рай'ги с Бергиньоном невольно округлили глаза, подивившись его смелости.
Правда, все они втайне думали о том же. Джарлакс слишком высоко замахнулся, приведя их на поверхность. Вероятно, теперь влиятельные дома Мензоберранзана уже не будут так расположены к шайке наемников. Игра была рискованной, но она могла окупиться, если в город направится поток невиданных и нужных товаров.
Изначально планировалось пробыть на поверхности недолго, чтобы оставить своих доверенных лиц, которые координировали бы торговые потоки. Джарлакс же надолго увяз в делах людей. Сперва он завоевал Басадони и возобновил связи с этим Энтрери. Потом, как будто ради забавы, стал преследовать этого отступника До'Урдена. Покончив дела с ним и завладев Креншинибоном, он почему-то просто отпустил Дзирта, да еще приказал Рай’ги обратиться к Ллос и спасти жизнь мерзкого предателя.
И теперь опять он рвется к власти в ущерб выгоде, при том, что никто из Бреган Д'эрт, за исключением его самого, не хочет тут оставаться.
Каждый шаг, сам по себе незначительный, уводил всю банду все дальше от первоначальной цели, ради которой все они — Рай'ги, Киммуриэль, Бергиньон и другие — пошли с Джарлаксом.
— Что будет с Шарлоттой Весперс? — спросил Киммуриэль.
— Джарлакс все сделает за нас, — ответил чародей,
— Она нравится Джарлаксу, — заметил Бергиньон.
— Она только что решила его обмануть, — твердо ответил Рай'ги. — Мы это знаем, и она знает, что мы знаем, хотя пока еще не поняла, чем это чревато. С этой минуты ей придется исполнять все наши приказания.
И он ухмыльнулся. Ему всегда нравилось наблюдать, как какой-нибудь иблис запутывается в сетях, сплетенных дроу, слишком поздно осознавая, что ему никогда из них не вырваться.
* * *
— Я понимаю твое нетерпение, я чувствую то же самое, — сказал Джарлакс, — Все пока идет не так, как я себе представлял, но может, час еще не пробил.
«Может быть, ты слишком доверяешь своим приближенным?» — раздался голос в его голове.
— Нет, они видят то, что мы не замечаем в своем нетерпении, — не согласился наемник. — Из-за них много хлопот, иногда они несносны, и, когда задеты их интересы, безусловно, опасны, но тут все иначе. Я должен разобраться во всем. Может, есть лучший способ достижения цели.
Голос начал что-то вещать, но Джарлакс оборвал беседу.
Да, не зря Креншинибон испытывал уважение к этому темному эльфу. В отличие от прежних владельцев, включая даже демонов, в чьи лапы временами попадал кристалл, Джарлакс обладал несокрушимой волей, и обмануть его было чрезвычайно трудно.
Собственно, такой неподатливостью отличался только один из прежних хозяев, тот, что непосредственно предшествовал наемнику, Дзирт До’Урден. Только он мог так же уверенно противостоять его чарам, но его защитой была высокая нравственность. Это было все равно, что находиться в руках какого-нибудь добросердечного дурака, равнодушного к власти.
Тем удивительней было сопротивление Джарлакса, для которого нравственность была пустым звуком. Наемник не опасался кристалла, потому как не смотрел на него как на порождение зла. Креншинибон понял, что все встречавшееся ему на пути Джарлакс рассматривал как орудия, помогавшие ему двигаться в избранном направлении.
Но кристалл мог подстроить множество развилок и незаметных поворотов, уводя его все дальше и дальше с этого пути, но не мог заставить его резко свернуть.
Креншинибон пока даже не думал о смене владельца, как случалось всякий раз, когда он натыкался на препятствия. Сопротивление Джарлакса не грозило опасностью или бездействием. Хрустальный осколок разглядел в сильном и неподатливом хозяине возможность достижения такого могущества, о котором он и не мечтал.
Этого дроу нельзя было превратить в простой инструмент разрушения и хаоса, в отличие от большинства демонов и людей. Что ж, тем интереснее. Пожалуй, это была самая сложная мысль, когда-либо возникавшая в ограниченном сознании осколка.
Креншинибон думал, что они еще долго будут вместе.
Он достигнет высот власти. Вот тогда весь мир попляшет.
Глава 5
ПЕРВЫЕ СТЕЖКИ БОЛЬШОГО ПОЛОТНА
— Многие пытались, и кое-кому почти удалось, — сказала Двайвел Тиггервиллис, глава единственной в городе гильдии хафлингов, состоявшей почти исключительно из доносчиков и карманников, собиравшихся обычно в ее заведении «Медный муравей», — Некоторые даже держали проклятую штуковину в руках.
— Проклятую? — переспросил Энтрери, устраиваясь в кресле поудобнее, что редко себе позволял.
Он вдруг сам это заметил и улыбнулся. Это было единственное место в городе, где убийца позволял себе даже немного выпить. После того как он убил своего прежнего приятеля Дондона Тиггервиллиса, жившего за соседней дверью, он нередко сюда захаживал. Двайвел приходилась толстому хафлингу кузиной. Зная, что Энтрери убил ее родственника, она, тем не менее, понимала, что в каком-то смысле убийца оказал бедняге услугу.
Энтрери это чувствовал, а Двайвел и ее приближенные охотно принимали его в заведении. «Медный муравей» был едва ли не самым безопасным трактиром в городе. Никаких особых защитных сооружений не было — Джарлакс легко мог бы сровнять его с землей, не привлекая и сотой доли своих сил, — но зато дом был защищен от любопытных глаз не хуже дворца какой-нибудь гильдии чародеев. Двайвел приложила к этому много стараний. Кроме того, все в городе знали, что в «Медном муравье» можно купить любые сведения, так что многим было выгодно, чтобы оно оставалось в сохранности, В каком-то смысле Двайвел и ее сородичи жили, как и Шалази Озуль, — умудряясь быть полезными всем возможным врагам.
Хотя сравнение было не совсем удачное. Шалази — уличный прощелыга, которого интересовала только собственная персона. Он был человеком очень средних способностей, и нужные сведения просто покупал, отнюдь не проявляя при этом чудес изворотливости и изобретательности, а потом продавал их тому, кто давал самую большую цену. Озуль занимался, по существу, торговлей, и вполне в этом преуспел. Он был обычным паразитом, и Энтрери подозревал, что в один прекрасный день его труп найдут в каком-нибудь глухом переулке, и всем на это будет наплевать.
С Двайвел Тиггервиллис тоже, в общем-то, могло произойти нечто подобное, но желающих отомстить убийце будет великое множество. И Артемис Энтрери в их числе.
— Точно проклятая, — уверенно повторила Двайвел.
— Для тех, кого он пронзает.
— Для любого, кто его коснется, — возразила она.
Убийца оперся на подлокотник и, склонив голову, внимательно смотрел на приятельницу.
— Корин Сулез стал заложником своего меча, — пояснила женщина. — Понимая его огромную ценность, он заточил себя в крепости.
— Но ведь у него несметные сокровища, — возразил Энтрери, понимая, что Двайвел права.
— Меч — единственное, что не дает покоя всем чародеям мира, а также тем, кому они служат, — ответила она.
Энтрери не стал спорить, кивнул, но сам думал иначе. Может, для Корина Сулеза меч и впрямь стал проклятием, но кто виноват, что он окопался в таком месте, где полно желающих завладеть этим сокровищем и тех, кто его смертельно боится? Сам же Артемис Энтрери, заполучив меч, намеревался бежать как можно дальше от Калимпорта. Он станет беглецом по той же причине, по какой Сулез был пленником.
— Меч очень древний, — продолжала Двайвел, отвлекая его от этих мыслей. — Каждый, кто хотел им завладеть, умирал с ним в руках.
Она думала, что произведет на него впечатление, но Энтрери остался совершенно спокоен.
— Все умирают, Двайвел, — равнодушно ответил он, но по его ответу можно было понять, что жизнь в Калимпорте превратилась для него в сущий ад. — Единственное, что имеет значение, — как ты жил.
Двайвел удивленно взглянула на него, и убийца испугался, что сболтнул лишнее и дал ей повод сделать собственные выводы о том, что же на самом деле творится в гильдии Басадони. Если смышленая женщина-хафлинг догадается об истинном положении дел, а Джарлакс или кто-либо из его приближенных об этом узнает, ее не спасет ничто — ни магическая защита, ни умение быть полезной всем и вся, ни друзья, ни даже Артемис Энтрери. «Медный муравей» будет разрушен, а ему самому больше негде будет спокойно отдохнуть.
Двайвел смотрела на него, и в ее взгляде было не только профессиональное любопытство, но и нечто личное — быть может, сострадание?
— Что же настолько вывело тебя из равновесия, Артемис Энтрери? — спросила она, но не успела даже договорить, как убийца метнулся вперед с кинжалом в руке, и с такой молниеносной быстротой очутился рядом с Двайвел, что ее охрана даже среагировать не успела, да и сама она не успела сообразить, что произошло.
Он навис над женщиной, откинув ей голову и приставив к горлу острие кинжала.
Она почувствовала, как сквозь малюсенький порез из нее как будто утекает сама жизнь.
— Если когда-нибудь задашь этот вопрос за пределами дома, — прошипел убийца, обдавая ее жарким дыханием, — то пожалеешь, что я не прикончил тебя.
Он отпихнул ее, и Двайвел быстро вскинула правую руку, давая знак охранникам не стрелять, а пальцами левой зажала крохотную ранку.
— Ты уверена, что он по-прежнему у Корина Сулеза? — спросил Энтрери. чтобы сменить тему, хотя уже знал ответ.
— Он пока жив, — вымолвила не пришедшая в себя от потрясения Двайвел. — Так что, по-моему, это само собой разумеется.
Энтрери кивнул и снова привольно устроился в кресле, хотя расслабленная поза совсем не вязалась с грозным огнем, горевшим в его глазах.
— Ты все так же хочешь выйти из города надежным путем?
Он кивнул.
— Тогда придется задействовать Домо и его крысиных…
— Нет, — оборвал Энтрери Двайвел.
— Но у него самые быстрые…
— Нет.
Двайвел снова хотел возразить, потому что выполнить просьбу Энтрери — вывести его из города так, чтобы никто ничего не знал, — было непросто даже с помощью Домо. Убийцу все знают, и он тесно связан с гильдией Басадони, которая у всех вызывает такой интерес. Однако, наткнувшись на холодный взгляд Энтрери, женщина осеклась. Это был тот самый взгляд, по которому его жертвы понимали — настало время для предсмертной молитвы,
— Что ж, тогда понадобится больше времени, — покорно согласилась Двайвел. — Но не намного. Может, час.
— Никто не должен знать, кроме тебя, — предупредил Энтрери так тихо, чтобы даже стоявшие по углам арбалетчики ничего не услышали. — Даже самые преданные тебе люди.
Двайвел вздохнула.
— Ладно, тогда два часа.
Энтрери проводил ее взглядом. Он понимал, что выполнить его просьбу без того, чтобы кто-нибудь узнал, невозможно, слишком уж много глаз на улицах. Но зато маленькая женщина твердо усвоила, что, если кто-то начнет болтать о нем во всеуслышание, отвечать перед убийцей придется ей.
Он усмехнулся, поскольку даже вообразить не мог, что поднимет руку на Двайвел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Но разве это не будет значить, что дом Басадони тоже виновен в штурме дома? — спросил Киммуриэль, помогая Рай'ги втянуть ее еще глубже.
— А мы не принимали в этом непосредственного участия, просто закрыли глаза на происходящее, — предложила Шарлотта, — В отместку за то, что за нашей гильдией стали так пристально следить, мы в решающий момент самоустранились, и все. Да, если все подать как надо, Домо только выиграет — все будут думать, что он сильнее, чем на самом деле. А если Рэйкерсы поверят, что были на краю гибели, то станут посдержаннее, и Джарлакс тоже добьется того, чего хотел. — Она улыбнулась, темные эльфы смотрели на нее одобрительно.
— Давай приступай, — сказал Рай'ги и махнул рукой в сторону лестницы к люку.
Шарлотта, вот тупица, довольно улыбнулась и ушла.
— Этот обман должен распространиться и на Джарлакса, по крайней мере, отчасти, — заметил Киммуриэль, ясно видя, какую паутину женщина плетет вокруг самой себя.
— Вы опасаетесь, что с Джарлаксом творится что-то не то? — без обиняков спросил Бергиньон, потому что в ином случае эта парочка не осмелилась бы действовать так решительно.
— У него изменились предпочтения, — ответил Облодра.
— Вы же не хотели идти на поверхность, — понимающей усмешкой промолвил Бэнр.
— Нет, и нам очень хочется вновь увидеть свет Нарбондели, — согласился Рай'ги, имея в виду громадную колонну-часы в центре Мензоберранзана, которая циклично нагревалась и остывала, благодаря чему обладавшие инфразрением дроу могли определять время. — Ты слишком недавно здесь, тебе не понять, насколько бессмысленна тут жизнь. Скоро твоя душа затоскует по дому.
— Уже тоскует, — ответил Бергиньон. — Этот мир мне противен, все здешние жители воняют, а Шарлотта Весперс больше всех.
— Она и этот придурок Энтрери, — добавил Рай'ги. — А Джарлакс между тем опекает обоих.
— Похоже, ему недолго осталось руководить Бреган Д'эрт, — заявил Киммуриэль, и Рай'ги с Бергиньоном невольно округлили глаза, подивившись его смелости.
Правда, все они втайне думали о том же. Джарлакс слишком высоко замахнулся, приведя их на поверхность. Вероятно, теперь влиятельные дома Мензоберранзана уже не будут так расположены к шайке наемников. Игра была рискованной, но она могла окупиться, если в город направится поток невиданных и нужных товаров.
Изначально планировалось пробыть на поверхности недолго, чтобы оставить своих доверенных лиц, которые координировали бы торговые потоки. Джарлакс же надолго увяз в делах людей. Сперва он завоевал Басадони и возобновил связи с этим Энтрери. Потом, как будто ради забавы, стал преследовать этого отступника До'Урдена. Покончив дела с ним и завладев Креншинибоном, он почему-то просто отпустил Дзирта, да еще приказал Рай’ги обратиться к Ллос и спасти жизнь мерзкого предателя.
И теперь опять он рвется к власти в ущерб выгоде, при том, что никто из Бреган Д'эрт, за исключением его самого, не хочет тут оставаться.
Каждый шаг, сам по себе незначительный, уводил всю банду все дальше от первоначальной цели, ради которой все они — Рай'ги, Киммуриэль, Бергиньон и другие — пошли с Джарлаксом.
— Что будет с Шарлоттой Весперс? — спросил Киммуриэль.
— Джарлакс все сделает за нас, — ответил чародей,
— Она нравится Джарлаксу, — заметил Бергиньон.
— Она только что решила его обмануть, — твердо ответил Рай'ги. — Мы это знаем, и она знает, что мы знаем, хотя пока еще не поняла, чем это чревато. С этой минуты ей придется исполнять все наши приказания.
И он ухмыльнулся. Ему всегда нравилось наблюдать, как какой-нибудь иблис запутывается в сетях, сплетенных дроу, слишком поздно осознавая, что ему никогда из них не вырваться.
* * *
— Я понимаю твое нетерпение, я чувствую то же самое, — сказал Джарлакс, — Все пока идет не так, как я себе представлял, но может, час еще не пробил.
«Может быть, ты слишком доверяешь своим приближенным?» — раздался голос в его голове.
— Нет, они видят то, что мы не замечаем в своем нетерпении, — не согласился наемник. — Из-за них много хлопот, иногда они несносны, и, когда задеты их интересы, безусловно, опасны, но тут все иначе. Я должен разобраться во всем. Может, есть лучший способ достижения цели.
Голос начал что-то вещать, но Джарлакс оборвал беседу.
Да, не зря Креншинибон испытывал уважение к этому темному эльфу. В отличие от прежних владельцев, включая даже демонов, в чьи лапы временами попадал кристалл, Джарлакс обладал несокрушимой волей, и обмануть его было чрезвычайно трудно.
Собственно, такой неподатливостью отличался только один из прежних хозяев, тот, что непосредственно предшествовал наемнику, Дзирт До’Урден. Только он мог так же уверенно противостоять его чарам, но его защитой была высокая нравственность. Это было все равно, что находиться в руках какого-нибудь добросердечного дурака, равнодушного к власти.
Тем удивительней было сопротивление Джарлакса, для которого нравственность была пустым звуком. Наемник не опасался кристалла, потому как не смотрел на него как на порождение зла. Креншинибон понял, что все встречавшееся ему на пути Джарлакс рассматривал как орудия, помогавшие ему двигаться в избранном направлении.
Но кристалл мог подстроить множество развилок и незаметных поворотов, уводя его все дальше и дальше с этого пути, но не мог заставить его резко свернуть.
Креншинибон пока даже не думал о смене владельца, как случалось всякий раз, когда он натыкался на препятствия. Сопротивление Джарлакса не грозило опасностью или бездействием. Хрустальный осколок разглядел в сильном и неподатливом хозяине возможность достижения такого могущества, о котором он и не мечтал.
Этого дроу нельзя было превратить в простой инструмент разрушения и хаоса, в отличие от большинства демонов и людей. Что ж, тем интереснее. Пожалуй, это была самая сложная мысль, когда-либо возникавшая в ограниченном сознании осколка.
Креншинибон думал, что они еще долго будут вместе.
Он достигнет высот власти. Вот тогда весь мир попляшет.
Глава 5
ПЕРВЫЕ СТЕЖКИ БОЛЬШОГО ПОЛОТНА
— Многие пытались, и кое-кому почти удалось, — сказала Двайвел Тиггервиллис, глава единственной в городе гильдии хафлингов, состоявшей почти исключительно из доносчиков и карманников, собиравшихся обычно в ее заведении «Медный муравей», — Некоторые даже держали проклятую штуковину в руках.
— Проклятую? — переспросил Энтрери, устраиваясь в кресле поудобнее, что редко себе позволял.
Он вдруг сам это заметил и улыбнулся. Это было единственное место в городе, где убийца позволял себе даже немного выпить. После того как он убил своего прежнего приятеля Дондона Тиггервиллиса, жившего за соседней дверью, он нередко сюда захаживал. Двайвел приходилась толстому хафлингу кузиной. Зная, что Энтрери убил ее родственника, она, тем не менее, понимала, что в каком-то смысле убийца оказал бедняге услугу.
Энтрери это чувствовал, а Двайвел и ее приближенные охотно принимали его в заведении. «Медный муравей» был едва ли не самым безопасным трактиром в городе. Никаких особых защитных сооружений не было — Джарлакс легко мог бы сровнять его с землей, не привлекая и сотой доли своих сил, — но зато дом был защищен от любопытных глаз не хуже дворца какой-нибудь гильдии чародеев. Двайвел приложила к этому много стараний. Кроме того, все в городе знали, что в «Медном муравье» можно купить любые сведения, так что многим было выгодно, чтобы оно оставалось в сохранности, В каком-то смысле Двайвел и ее сородичи жили, как и Шалази Озуль, — умудряясь быть полезными всем возможным врагам.
Хотя сравнение было не совсем удачное. Шалази — уличный прощелыга, которого интересовала только собственная персона. Он был человеком очень средних способностей, и нужные сведения просто покупал, отнюдь не проявляя при этом чудес изворотливости и изобретательности, а потом продавал их тому, кто давал самую большую цену. Озуль занимался, по существу, торговлей, и вполне в этом преуспел. Он был обычным паразитом, и Энтрери подозревал, что в один прекрасный день его труп найдут в каком-нибудь глухом переулке, и всем на это будет наплевать.
С Двайвел Тиггервиллис тоже, в общем-то, могло произойти нечто подобное, но желающих отомстить убийце будет великое множество. И Артемис Энтрери в их числе.
— Точно проклятая, — уверенно повторила Двайвел.
— Для тех, кого он пронзает.
— Для любого, кто его коснется, — возразила она.
Убийца оперся на подлокотник и, склонив голову, внимательно смотрел на приятельницу.
— Корин Сулез стал заложником своего меча, — пояснила женщина. — Понимая его огромную ценность, он заточил себя в крепости.
— Но ведь у него несметные сокровища, — возразил Энтрери, понимая, что Двайвел права.
— Меч — единственное, что не дает покоя всем чародеям мира, а также тем, кому они служат, — ответила она.
Энтрери не стал спорить, кивнул, но сам думал иначе. Может, для Корина Сулеза меч и впрямь стал проклятием, но кто виноват, что он окопался в таком месте, где полно желающих завладеть этим сокровищем и тех, кто его смертельно боится? Сам же Артемис Энтрери, заполучив меч, намеревался бежать как можно дальше от Калимпорта. Он станет беглецом по той же причине, по какой Сулез был пленником.
— Меч очень древний, — продолжала Двайвел, отвлекая его от этих мыслей. — Каждый, кто хотел им завладеть, умирал с ним в руках.
Она думала, что произведет на него впечатление, но Энтрери остался совершенно спокоен.
— Все умирают, Двайвел, — равнодушно ответил он, но по его ответу можно было понять, что жизнь в Калимпорте превратилась для него в сущий ад. — Единственное, что имеет значение, — как ты жил.
Двайвел удивленно взглянула на него, и убийца испугался, что сболтнул лишнее и дал ей повод сделать собственные выводы о том, что же на самом деле творится в гильдии Басадони. Если смышленая женщина-хафлинг догадается об истинном положении дел, а Джарлакс или кто-либо из его приближенных об этом узнает, ее не спасет ничто — ни магическая защита, ни умение быть полезной всем и вся, ни друзья, ни даже Артемис Энтрери. «Медный муравей» будет разрушен, а ему самому больше негде будет спокойно отдохнуть.
Двайвел смотрела на него, и в ее взгляде было не только профессиональное любопытство, но и нечто личное — быть может, сострадание?
— Что же настолько вывело тебя из равновесия, Артемис Энтрери? — спросила она, но не успела даже договорить, как убийца метнулся вперед с кинжалом в руке, и с такой молниеносной быстротой очутился рядом с Двайвел, что ее охрана даже среагировать не успела, да и сама она не успела сообразить, что произошло.
Он навис над женщиной, откинув ей голову и приставив к горлу острие кинжала.
Она почувствовала, как сквозь малюсенький порез из нее как будто утекает сама жизнь.
— Если когда-нибудь задашь этот вопрос за пределами дома, — прошипел убийца, обдавая ее жарким дыханием, — то пожалеешь, что я не прикончил тебя.
Он отпихнул ее, и Двайвел быстро вскинула правую руку, давая знак охранникам не стрелять, а пальцами левой зажала крохотную ранку.
— Ты уверена, что он по-прежнему у Корина Сулеза? — спросил Энтрери. чтобы сменить тему, хотя уже знал ответ.
— Он пока жив, — вымолвила не пришедшая в себя от потрясения Двайвел. — Так что, по-моему, это само собой разумеется.
Энтрери кивнул и снова привольно устроился в кресле, хотя расслабленная поза совсем не вязалась с грозным огнем, горевшим в его глазах.
— Ты все так же хочешь выйти из города надежным путем?
Он кивнул.
— Тогда придется задействовать Домо и его крысиных…
— Нет, — оборвал Энтрери Двайвел.
— Но у него самые быстрые…
— Нет.
Двайвел снова хотел возразить, потому что выполнить просьбу Энтрери — вывести его из города так, чтобы никто ничего не знал, — было непросто даже с помощью Домо. Убийцу все знают, и он тесно связан с гильдией Басадони, которая у всех вызывает такой интерес. Однако, наткнувшись на холодный взгляд Энтрери, женщина осеклась. Это был тот самый взгляд, по которому его жертвы понимали — настало время для предсмертной молитвы,
— Что ж, тогда понадобится больше времени, — покорно согласилась Двайвел. — Но не намного. Может, час.
— Никто не должен знать, кроме тебя, — предупредил Энтрери так тихо, чтобы даже стоявшие по углам арбалетчики ничего не услышали. — Даже самые преданные тебе люди.
Двайвел вздохнула.
— Ладно, тогда два часа.
Энтрери проводил ее взглядом. Он понимал, что выполнить его просьбу без того, чтобы кто-нибудь узнал, невозможно, слишком уж много глаз на улицах. Но зато маленькая женщина твердо усвоила, что, если кто-то начнет болтать о нем во всеуслышание, отвечать перед убийцей придется ей.
Он усмехнулся, поскольку даже вообразить не мог, что поднимет руку на Двайвел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43