Проходя под лесными деревьями, которые в данный момент притащили ближе к стене, она проследовала между двумя наблюдателями, мужчиной и женщиной, отвратительными грубыми животными, которые припали к земле, словно волки, поджидавшие жертву у воды. Даже если бы у нее не было магических способностей, подумала она, она учуяла бы в темноте их запах. Однажды ночью она прогулялась к краю лагеря Балгодоруса, это мили примерно полторы по сильно наклоненной почве. Видела мерцание знаков защиты и эльфова огня, что огораживали это место, защищая его, как ее собственные защищали стены Палмогрина.
Поляна, которую она искала сегодня ночью, была в полумиле от лагеря бандитов и долго ею изучалась. На ней стояло обожженное дерево, развалившееся от старости, единственное, уцелевшее от какого-то давнего пожара. Скала, на которой оно росло, казалась естественной, до тех пор, пока не глянешь на нее под определенным углом и осознаешь, что она высечена в форме припавшей к земле свиньи. На вершине было углубление, в котором скапливалась роса. Вокруг этого углубления Дженни пальцами начертила круг, а ее глаза, скользнувшие по нему, были полузакрыты.
Она воссоздала в сердце энергию луны, когда та приблизится к своей смерти на день ближе, чем сейчас. Вращение звезд, белых, равнодушных и древних. Пальцами она сплетала лунный свет, скользяще-холодный, как тяжелый шелк, и с помощью маленькой ложки из хрусталя и серебра, которую вытащила из кармана, зачерпнула с травы росу. Паутиной и молочаем она связала заклинания и снова смахнула их с ложки в воздух: шепот тоски и боли. Тенями волос она рисовала руны во мраке, а из тусклых вспышек звезд создавала бледные сиглы света.
Ее колени упирались в скалу и она высвободила из футляра арфу: баюкая в руке, как баюкала детей, когда те были младенцами. Для двух рук едва хватало струн. Заклинания, которые она плела, она изучила у дракона Злого Хребта, и едва ли знала, какие эмоции вплела в свет завтрашней луны, завтрашних звезд, когда вплетала их прошлой ночью в косые лучи молочных теней нынешнего вечера.
Страстное желание того, что ушло навсегда. Разрывающая сердце сладость, пылающая в сердцевине горького плода. Рука, изогнутая вокруг иллюзии огня или драгоценного камня; книги, укрытые глубоко в земле.
В течение двух недель она приходила сюда, пока серебряная монетка луны разрасталась до максимума, а затем постепенно сжималась: говорили, что это Сумрачный Бог накрывал рукавом чистый лист, на котором писал то, что человек не может прочитать, ибо это приведет к его гибели. В течение двух недель она создавала эту песнь мечты о тоске. Теперь, в тишине, что наступила за этой песней, она ожидала.
Вдалеке, справа от нее один из следящих за поместьем прихлопнул комара и выругался.
Звезды перемещались. Высоко поднялась луна, возглашая свой триумф. Болели кости и тело. Сверх того, тоска этого заклинания – одного из видов заклинаний без слов, – была ее собственной. Среди деревьев шевельнулись легкие туманы, не выше коленей Дженни, и в это время она почувствовала в воздухе перемену, которая напомнила ей о рассвете.
Она подтянула к себе туман и неустойчивую иллюзию снов. Похожая на оленя из стекла, она искала обратную дорогу сквозь чащи и мокрые от росы папоротники, сквозь лощину, где среди грибов и каменных кругов танцевали сказочные огоньки. Те две скотины в пикете, которые косились на новые каменные стены на другой стороне открытого пространства, на заполненный хламом ров с водой и разрушенные флигели, не заметили ее, когда она задержалась между ними, глядя на Пелланор Холд.
Грубый квадрат каменных стен, со стороной около 60 ярдов, плыл в молочном заносе тумана. Башенки на каждом углу и блокгауз на западе. Ворота и надвратное помещение. Конюшни и амбары. Триста пятьдесят человек – мужчины, женщины, дети…
Балгодорусу это виделось подарком в виде хорошего южного вооружения и стали, рабов для продажи и зерна, чтобы кормить банду. И сама Дженни, магическое оружие в руках Закона.
Как эта девушка, кто бы она ни была, была оружием Черного Ножа.
А помимо этого она видела выжженное опустошение Кайр Дхью; Ардика, который метался в одиночестве среди бараньих шкур большой занавешенной кровати, которую делил с братом. Джона в кабинете с очками в руке, который снова и снова перечитывал один эпизод, дважды, трижды, в свете свечей, а потом тихо оперся лбом на руку.
Она закрыла глаза. Всего лишь свистнуть Лунную Лошадку и поехать.
Это пятно света на парапете, должно быть, Пелланор, ожидающий ее сигнала снизу, чтобы спустить веревку.
Рассвет размыл тьму над стенами легчайшей серой бледностью.
Дженни вздохнула и укуталась в невидимость. Словно клочок тумана она опять прошла среди развалин деревни, мимо дозорных бандитов, к осажденному Холду.
Глава 7
Личинка из мяса, долгоносик из риса.
Драконы из звезд в небесной выси.
Джон Аверсин долго сидел со вторым томом Энциклопедии материального мира, раскрытом перед ним:
«Драконы спускаются с севера, ибо формируются в сердцах вулканов, которые извергаются во льду. Сочетание жара, холода и подземных испарений порождает яйца, а яйца, таким образом, самих драконов. Будучи рожденными не из плоти, они безразличны к любому обращению с плотью…».
Среди зеленых завитков, золотой фольги цветов и кармина ягод на краях книги можно было найти разъясняющие рисунки – идеально конической формы горы, которые выплевывали четыре оранжевых драконьих яйца, словно это были дынные семечки, и рисунки эти сопровождались изображениями сильно оскаленных драконов, более походивших на крокодилов.
«Телтевир, гелиотроповый», – раздался в сознании шепот Дженни, а еще – переплетенные нити музыки ее арфы, мотивы, которые присоединялись к тем именам. «Сентуивир, голубой, с золотом на суставах. Нимр, голубой, как море, с лиловой короной; Гуэдтион, серебристо-зеленый, и Гламмиринг, с золотыми рогами, сияющими, как изумруды…».
И каждый мотив, каждый напев выделяется, отталкивая и преследуя. Джон закрыл глаза от изнеможения, которое грызло его тело, и вспомнил хоровод, который видел еще ребенком. Его музыка была спрядена из двенадцатой мелодии в том безымянном отрывке. Двенадцатым именем в списке Дженни был Сандровинг, темно-алый с золотом. Девушки назвали тот танец Кровавая Змея. Он до сих пор мог бы насвистеть тот мотив.
Дотис сообщил больше. «Звездные птицы, или драконы, как называют этих тварей, некогда обитали на архипелагах из камня и льда, что тянутся в северных морях к западу от полуострова Тралчет, на островах, называемых гномами Шхерами света. Эти шхеры, или рифы, из камня совершенно бесплодны, и драконы должны спускаться на земли людей, чтобы охотиться, ибо это создания ненасытного аппетита, а также образцы алчности, вожделения и всяческого упрямства.
И чем они питаются в промежутках? думал Джон.
На краю стола проснулась Худышка Китти, успела почесать за ухом и умыться, а потом снова заснула, прикрыв лапой нос. В пепельной тьме за окном закукарекал петух.
Он коснулся пачки пергаментов, которые ему прислал молодой Регент. Старинные баллады были скопированы прекрасным книжным умельцем из переписчиков при дворе. Поразительно, как приход к власти может превратить навязчивые идеи, над которыми прежде глумились, в моду.
Ибо вслушайся, – молвит она, – пенье драконов Птичьего краше.
Кто мог, кто сумел воссоздать по памяти подобные детали?
Летящие к югу тени огня.
От ледяных островов И скал под луной.
Свеча оплыла, задымившись. Джон удивленно поднял глаза и пошарил вокруг, пока не нашел пару щипцов для свеч, чтобы привести в порядок фитиль. Небо в каменной оконной раме сменило пепел на перламутр.
Тело болело, словно его били цепями. Даже напряжение, вызванное тем, что он несколько часов сидел, вызвало одышку. Большинство свечей догорало, и их чадящий свет тревожно шевелился в сетках опытных шкивов и талей, которые свисали со стропил. Скоро пора будет идти.
«…острова изо льда и скал…».
Перед ним лежал и другой том. Неполный том Джуронала, он нашел его в гнезде кладбищенского вора рядом с могилами Граев; том, который он прочел по возвращении, две ночи назад, когда искал полузабытый кусочек информации, которая рассказала ему, что сталось с Яном и почему он не может больше откладывать поиски, чтобы помочь.
Север, думал он. Он отложил очки и оперся лбом на руку. В одиночку. Боже, помоги мне.
Ключ к магии – сама магия. Дженни отшатнулась от жестких шишковатых рук, которые ударили ее, от беззубого рта, выкрикивавшего ругательства. Сквозь туман сна к ней вернулось грязное, прокуренное зловоние дома на Мерзлом Водопаде. С подоконников и окон взирали Каэрдиновы коты, которых эта привычная сцена не обеспокоила. Ключ к магии – сама магия. Вцепившись железной хваткой, он оттащил ее за волосы от очага, выдернул из рук старинную арфу, толкнул ее к столу, где лежали книги, чьи черные буквы были почти невидимы на табачного цвета страницах.
Чем больше ты делаешь, тем больше ты сможешь сделать! И именно лень, лень, лень бережет твое ничтожество!
Это неправда! Она хотела выкрикнуть это ему в ответ, наперекор всем прожитым годам. Это неправда.
Но в сорок она этого не знала. В тридцать девять – не знала.
Во сне она видела летние сумерки, красоту ночей, когда небо светло почти до полуночи и вновь оживляется утренней зарей всего через три часа. Во сне она слышала печальные мотивы, которые наигрывала на арфе своего учителя, мотивы, которые не имели никакого отношения к древним музыкальным заклинаниям, что были унаследованы от Школы Херна. Подобно всем Каэрдиновым знаниям, те заклинания музыки были лишь раздражающе неопределенными обрывками напевов, выученных наизусть.
Во сне Дженни думала, что видит черные скелетообразный силуэт дракона, летящего на фоне полной летней луны.
Ключом к магии была не магия.
Во тьме загорелись две серебряные кристаллические лампы. Звезды, которые впитывали душу и запутывали мысли в лабиринтах безмолвных глубин мечты. Слепящая сердцевина слов, образующихся в непостижимой тьме.
Что такое правда, колдунья? Правда, ведомая драконам, неприятна для людских глаз, она всего лишь странна и непонятна для их сердец. Ты знаешь это.
Вязь расцвеченной музыки, которая была его истинным именем.
Калейдоскоп воспоминаний, которого она коснулась, когда коснулась его разума.
Золотой жар магии, что струилась в ее венах.
Она сама, в образе дракона, стремительно несущаяся по ветру…
Госпожа Уэйнэст…!
Эта любовь, о которой ты говоришь, я не знаю что это. Это чуждо драконам…
Госпожа, проснитесь!
– Проснитесь!
Задыхаясь, она вырвалась от призрачного голоса в сознании. Резкий дым терзал ее горло; в воздухе стоял гул от людских криков и визга обезумевших от боли коров и лошадей. – Что это? – Она с трудом приняла сидячее положение, голова болела, глаза слипались. Рядом с ее узкой кроватью стоял Немус из отряда Роклис.
– Балгодорус…
Как будто это был или мог быть кто-то еще. Дженни уже хватала свою алебарду и камни для пращи – в эти дни она спала одетой и обутой – пытаясь вытолкнуть из костей эту свинцовую усталость. Ум ее машинально отмечал детали: середина утра, шум со всех сторон, согласованное нападение…
– …стрелы с огнем, – говорил юноша. – Загорелась крыша блокгауза, но сейчас в огне кладовая…
Заклинания огня.
– …словно все животные сошли с ума…
Проклятье, – думала Дженни. Проклятье, проклятье…
Конюшни тоже горели. Она совершенно не представляла, что за заклятия были наложены на животных, но лошади, мулы и коровы носились по главному двору, атаковали и ранили друг друга, бодали стены, бросались на двери. Мычание, рев, в глазах – безумие. Дженни казалось, что дым, который клубился над всей этой сценой, был нагружен магией, словно с пламенем горело и распространялось что-то мерзкое.
Черт ее побери, думала Дженни, кто научил эту суку таким заклинаниям?
Штурмовые лестницы по ту сторону зубцов частокола зашатались и дрогнули. Воздух наполнили стрелы. На северной стене солдаты наносили удары и рубились с защитниками уже внутри. Камни для пращи раскалывались о стены и рядом с головой Дженни расщеплялись стрелы. Кто-то выкрикивал приказы. Она мельком взглянула на Пелланора, который в своих обшитых металлом доспехах схватился врукопашную на вершине стены с грабителем в грязной коже, пока спрыгивала со ступеней во двор.
– Осторожно, м'леди! – завопил другой слодат, несясь по помосту. – Ихние лошади спятили!
Буль оно проклято, думала Дженни, пытаясь сосредоточиться вопреки усталости и туманящей слепоте слишком хорошо знакомой мигрени, пытаясь выхватить из воздуха облик и природу заклинаний. Тут действовали и заклинания паники, еще одна порция…
Она постучала по ставням кладовой, в которой во время атак прятались дети… – Это я, Дженни Уэйнэст!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Поляна, которую она искала сегодня ночью, была в полумиле от лагеря бандитов и долго ею изучалась. На ней стояло обожженное дерево, развалившееся от старости, единственное, уцелевшее от какого-то давнего пожара. Скала, на которой оно росло, казалась естественной, до тех пор, пока не глянешь на нее под определенным углом и осознаешь, что она высечена в форме припавшей к земле свиньи. На вершине было углубление, в котором скапливалась роса. Вокруг этого углубления Дженни пальцами начертила круг, а ее глаза, скользнувшие по нему, были полузакрыты.
Она воссоздала в сердце энергию луны, когда та приблизится к своей смерти на день ближе, чем сейчас. Вращение звезд, белых, равнодушных и древних. Пальцами она сплетала лунный свет, скользяще-холодный, как тяжелый шелк, и с помощью маленькой ложки из хрусталя и серебра, которую вытащила из кармана, зачерпнула с травы росу. Паутиной и молочаем она связала заклинания и снова смахнула их с ложки в воздух: шепот тоски и боли. Тенями волос она рисовала руны во мраке, а из тусклых вспышек звезд создавала бледные сиглы света.
Ее колени упирались в скалу и она высвободила из футляра арфу: баюкая в руке, как баюкала детей, когда те были младенцами. Для двух рук едва хватало струн. Заклинания, которые она плела, она изучила у дракона Злого Хребта, и едва ли знала, какие эмоции вплела в свет завтрашней луны, завтрашних звезд, когда вплетала их прошлой ночью в косые лучи молочных теней нынешнего вечера.
Страстное желание того, что ушло навсегда. Разрывающая сердце сладость, пылающая в сердцевине горького плода. Рука, изогнутая вокруг иллюзии огня или драгоценного камня; книги, укрытые глубоко в земле.
В течение двух недель она приходила сюда, пока серебряная монетка луны разрасталась до максимума, а затем постепенно сжималась: говорили, что это Сумрачный Бог накрывал рукавом чистый лист, на котором писал то, что человек не может прочитать, ибо это приведет к его гибели. В течение двух недель она создавала эту песнь мечты о тоске. Теперь, в тишине, что наступила за этой песней, она ожидала.
Вдалеке, справа от нее один из следящих за поместьем прихлопнул комара и выругался.
Звезды перемещались. Высоко поднялась луна, возглашая свой триумф. Болели кости и тело. Сверх того, тоска этого заклинания – одного из видов заклинаний без слов, – была ее собственной. Среди деревьев шевельнулись легкие туманы, не выше коленей Дженни, и в это время она почувствовала в воздухе перемену, которая напомнила ей о рассвете.
Она подтянула к себе туман и неустойчивую иллюзию снов. Похожая на оленя из стекла, она искала обратную дорогу сквозь чащи и мокрые от росы папоротники, сквозь лощину, где среди грибов и каменных кругов танцевали сказочные огоньки. Те две скотины в пикете, которые косились на новые каменные стены на другой стороне открытого пространства, на заполненный хламом ров с водой и разрушенные флигели, не заметили ее, когда она задержалась между ними, глядя на Пелланор Холд.
Грубый квадрат каменных стен, со стороной около 60 ярдов, плыл в молочном заносе тумана. Башенки на каждом углу и блокгауз на западе. Ворота и надвратное помещение. Конюшни и амбары. Триста пятьдесят человек – мужчины, женщины, дети…
Балгодорусу это виделось подарком в виде хорошего южного вооружения и стали, рабов для продажи и зерна, чтобы кормить банду. И сама Дженни, магическое оружие в руках Закона.
Как эта девушка, кто бы она ни была, была оружием Черного Ножа.
А помимо этого она видела выжженное опустошение Кайр Дхью; Ардика, который метался в одиночестве среди бараньих шкур большой занавешенной кровати, которую делил с братом. Джона в кабинете с очками в руке, который снова и снова перечитывал один эпизод, дважды, трижды, в свете свечей, а потом тихо оперся лбом на руку.
Она закрыла глаза. Всего лишь свистнуть Лунную Лошадку и поехать.
Это пятно света на парапете, должно быть, Пелланор, ожидающий ее сигнала снизу, чтобы спустить веревку.
Рассвет размыл тьму над стенами легчайшей серой бледностью.
Дженни вздохнула и укуталась в невидимость. Словно клочок тумана она опять прошла среди развалин деревни, мимо дозорных бандитов, к осажденному Холду.
Глава 7
Личинка из мяса, долгоносик из риса.
Драконы из звезд в небесной выси.
Джон Аверсин долго сидел со вторым томом Энциклопедии материального мира, раскрытом перед ним:
«Драконы спускаются с севера, ибо формируются в сердцах вулканов, которые извергаются во льду. Сочетание жара, холода и подземных испарений порождает яйца, а яйца, таким образом, самих драконов. Будучи рожденными не из плоти, они безразличны к любому обращению с плотью…».
Среди зеленых завитков, золотой фольги цветов и кармина ягод на краях книги можно было найти разъясняющие рисунки – идеально конической формы горы, которые выплевывали четыре оранжевых драконьих яйца, словно это были дынные семечки, и рисунки эти сопровождались изображениями сильно оскаленных драконов, более походивших на крокодилов.
«Телтевир, гелиотроповый», – раздался в сознании шепот Дженни, а еще – переплетенные нити музыки ее арфы, мотивы, которые присоединялись к тем именам. «Сентуивир, голубой, с золотом на суставах. Нимр, голубой, как море, с лиловой короной; Гуэдтион, серебристо-зеленый, и Гламмиринг, с золотыми рогами, сияющими, как изумруды…».
И каждый мотив, каждый напев выделяется, отталкивая и преследуя. Джон закрыл глаза от изнеможения, которое грызло его тело, и вспомнил хоровод, который видел еще ребенком. Его музыка была спрядена из двенадцатой мелодии в том безымянном отрывке. Двенадцатым именем в списке Дженни был Сандровинг, темно-алый с золотом. Девушки назвали тот танец Кровавая Змея. Он до сих пор мог бы насвистеть тот мотив.
Дотис сообщил больше. «Звездные птицы, или драконы, как называют этих тварей, некогда обитали на архипелагах из камня и льда, что тянутся в северных морях к западу от полуострова Тралчет, на островах, называемых гномами Шхерами света. Эти шхеры, или рифы, из камня совершенно бесплодны, и драконы должны спускаться на земли людей, чтобы охотиться, ибо это создания ненасытного аппетита, а также образцы алчности, вожделения и всяческого упрямства.
И чем они питаются в промежутках? думал Джон.
На краю стола проснулась Худышка Китти, успела почесать за ухом и умыться, а потом снова заснула, прикрыв лапой нос. В пепельной тьме за окном закукарекал петух.
Он коснулся пачки пергаментов, которые ему прислал молодой Регент. Старинные баллады были скопированы прекрасным книжным умельцем из переписчиков при дворе. Поразительно, как приход к власти может превратить навязчивые идеи, над которыми прежде глумились, в моду.
Ибо вслушайся, – молвит она, – пенье драконов Птичьего краше.
Кто мог, кто сумел воссоздать по памяти подобные детали?
Летящие к югу тени огня.
От ледяных островов И скал под луной.
Свеча оплыла, задымившись. Джон удивленно поднял глаза и пошарил вокруг, пока не нашел пару щипцов для свеч, чтобы привести в порядок фитиль. Небо в каменной оконной раме сменило пепел на перламутр.
Тело болело, словно его били цепями. Даже напряжение, вызванное тем, что он несколько часов сидел, вызвало одышку. Большинство свечей догорало, и их чадящий свет тревожно шевелился в сетках опытных шкивов и талей, которые свисали со стропил. Скоро пора будет идти.
«…острова изо льда и скал…».
Перед ним лежал и другой том. Неполный том Джуронала, он нашел его в гнезде кладбищенского вора рядом с могилами Граев; том, который он прочел по возвращении, две ночи назад, когда искал полузабытый кусочек информации, которая рассказала ему, что сталось с Яном и почему он не может больше откладывать поиски, чтобы помочь.
Север, думал он. Он отложил очки и оперся лбом на руку. В одиночку. Боже, помоги мне.
Ключ к магии – сама магия. Дженни отшатнулась от жестких шишковатых рук, которые ударили ее, от беззубого рта, выкрикивавшего ругательства. Сквозь туман сна к ней вернулось грязное, прокуренное зловоние дома на Мерзлом Водопаде. С подоконников и окон взирали Каэрдиновы коты, которых эта привычная сцена не обеспокоила. Ключ к магии – сама магия. Вцепившись железной хваткой, он оттащил ее за волосы от очага, выдернул из рук старинную арфу, толкнул ее к столу, где лежали книги, чьи черные буквы были почти невидимы на табачного цвета страницах.
Чем больше ты делаешь, тем больше ты сможешь сделать! И именно лень, лень, лень бережет твое ничтожество!
Это неправда! Она хотела выкрикнуть это ему в ответ, наперекор всем прожитым годам. Это неправда.
Но в сорок она этого не знала. В тридцать девять – не знала.
Во сне она видела летние сумерки, красоту ночей, когда небо светло почти до полуночи и вновь оживляется утренней зарей всего через три часа. Во сне она слышала печальные мотивы, которые наигрывала на арфе своего учителя, мотивы, которые не имели никакого отношения к древним музыкальным заклинаниям, что были унаследованы от Школы Херна. Подобно всем Каэрдиновым знаниям, те заклинания музыки были лишь раздражающе неопределенными обрывками напевов, выученных наизусть.
Во сне Дженни думала, что видит черные скелетообразный силуэт дракона, летящего на фоне полной летней луны.
Ключом к магии была не магия.
Во тьме загорелись две серебряные кристаллические лампы. Звезды, которые впитывали душу и запутывали мысли в лабиринтах безмолвных глубин мечты. Слепящая сердцевина слов, образующихся в непостижимой тьме.
Что такое правда, колдунья? Правда, ведомая драконам, неприятна для людских глаз, она всего лишь странна и непонятна для их сердец. Ты знаешь это.
Вязь расцвеченной музыки, которая была его истинным именем.
Калейдоскоп воспоминаний, которого она коснулась, когда коснулась его разума.
Золотой жар магии, что струилась в ее венах.
Она сама, в образе дракона, стремительно несущаяся по ветру…
Госпожа Уэйнэст…!
Эта любовь, о которой ты говоришь, я не знаю что это. Это чуждо драконам…
Госпожа, проснитесь!
– Проснитесь!
Задыхаясь, она вырвалась от призрачного голоса в сознании. Резкий дым терзал ее горло; в воздухе стоял гул от людских криков и визга обезумевших от боли коров и лошадей. – Что это? – Она с трудом приняла сидячее положение, голова болела, глаза слипались. Рядом с ее узкой кроватью стоял Немус из отряда Роклис.
– Балгодорус…
Как будто это был или мог быть кто-то еще. Дженни уже хватала свою алебарду и камни для пращи – в эти дни она спала одетой и обутой – пытаясь вытолкнуть из костей эту свинцовую усталость. Ум ее машинально отмечал детали: середина утра, шум со всех сторон, согласованное нападение…
– …стрелы с огнем, – говорил юноша. – Загорелась крыша блокгауза, но сейчас в огне кладовая…
Заклинания огня.
– …словно все животные сошли с ума…
Проклятье, – думала Дженни. Проклятье, проклятье…
Конюшни тоже горели. Она совершенно не представляла, что за заклятия были наложены на животных, но лошади, мулы и коровы носились по главному двору, атаковали и ранили друг друга, бодали стены, бросались на двери. Мычание, рев, в глазах – безумие. Дженни казалось, что дым, который клубился над всей этой сценой, был нагружен магией, словно с пламенем горело и распространялось что-то мерзкое.
Черт ее побери, думала Дженни, кто научил эту суку таким заклинаниям?
Штурмовые лестницы по ту сторону зубцов частокола зашатались и дрогнули. Воздух наполнили стрелы. На северной стене солдаты наносили удары и рубились с защитниками уже внутри. Камни для пращи раскалывались о стены и рядом с головой Дженни расщеплялись стрелы. Кто-то выкрикивал приказы. Она мельком взглянула на Пелланора, который в своих обшитых металлом доспехах схватился врукопашную на вершине стены с грабителем в грязной коже, пока спрыгивала со ступеней во двор.
– Осторожно, м'леди! – завопил другой слодат, несясь по помосту. – Ихние лошади спятили!
Буль оно проклято, думала Дженни, пытаясь сосредоточиться вопреки усталости и туманящей слепоте слишком хорошо знакомой мигрени, пытаясь выхватить из воздуха облик и природу заклинаний. Тут действовали и заклинания паники, еще одна порция…
Она постучала по ставням кладовой, в которой во время атак прятались дети… – Это я, Дженни Уэйнэст!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49