Слезы! По щекам текли слезы! Он часто плакал вначале, когда болезнь схватила его костлявой рукой, но слезы давно пересохли, перестали работать и слюнные железы. Теперь же щеки были мокры от слез. Всю дорогу от замка он, не стесняясь, плакал, и это были слезы радости.
Куза не знал, что ему ждать, когда ночью Моласар положил руку ему на плечо, но ощущал в себе какие-то перемены. Тогда он и не понял, что это было, но Моласар велел ложиться спать, сказав, что утром все будет по-другому. Профессор спокойно проспал всю ночь, ни разу не прикоснувшись к чашке с водой, и проснулся позже обычного.
Проснулся... Скорее восстал из мертвых. С первой же попытки ему удалось сесть, а затем и безболезненно встать, не цепляясь за стены или спинку стула. И тогда он понял, что сможет помочь Моласару. И он ему поможет. Сделает все, что бы тот ни приказал.
Конечно, возникли проблемы, когда он покидал замок. Немцы не должны были знать, что он может ходить, поэтому пришлось ехать в коляске. Часовые у ворот с любопытством посмотрели на старика, но не остановили — ему было разрешено беспрепятственно навещать дочь. А никого из офицеров, по Счастью, во дворе не оказалось..
И вот, покинув замок и катясь по мосту, профессор Теодор Куза с максимально возможной скоростью крутил колеса инвалидной коляски: Пусть Магда увидит! Пусть увидит, что сделал для него Моласар!
При скате с моста коляска подпрыгнула на камнях, и профессор чуть не вылетел из нее головой вперед, но удержался и продолжал гнать. По проселочной дороге ехать оказалось трудней, но это его мало беспокоило. Наоборот, давало возможность размять мышцы, которые казались неестественно сильными после стольких лет неподвижности. Он подкатил к парадному входу, обогнул здание слева и оказался у южного фасада. Там, на первом этаже, было одно-единственное окно, выходившее из столовой. Куза проехал мимо него и подкатил ближе к стене. Здесь никто не мог его увидеть ни из замка, ни из корчмы, а ему не терпелось еще раз испытать свои возможности.
Профессор повернулся лицом к стене и поставил коляску на тормоза. Затем оттолкнулся от подлокотников — и вот он уже стоит на ногах, безо всякой помощи и опоры. Один. Стоит. Сам. Он снова человек. Теперь он мог смотреть людям прямо в глаза, а не сверху вниз, как смотрит ребенок. Тогда с ним и обращались, как с ребенком. Теперь он распрямился во весь свой рост... снова полноценный мужчина!
— Папа!
Профессор обернулся и увидел Магду. Она стояла возле дома и с изумлением глядела на него.
— Прекрасное утро, не правда ли? — произнес Куза, раскрывая дочери объятия. Чуть помедлив, она кинулась ему на грудь.
— Ой, папа, — чуть слышно проговорила девушка, уткнувшись в складки его пиджака, пока профессор крепко прижимал ее к себе. — Ты можешь стоять!
— И не только!
Высвободившись, он обошел вокруг коляски, сначала держась за спинку, потом отпустил ее, сообразив, что в этом нет необходимости. Он чувствовал себя гораздо уверенней, чем утром. Он мог ходить! Ему казалось, что он смог бы сейчас и пробежать, и станцевать. Поддавшись порыву, он попытался сделать пируэт из цыганской пляски и чуть не свалился при этом, с трудом сохранив /равновесие и хохоча над Маг-дой, которая никак не могла прийти в себя от удивления.
— Папа, что произошло? Это же чудо!
Задыхаясь от смеха и возбуждения, он схватил ее за руки.
— Да, чудо! В самом прямом смысле слова!
— Но как...
— Это сделал Моласар. Он излечил меня. Он вылечил мою склеродерму — совсем вылечил! Как будто я и не болел никогда!
Магда сияла от счастья, глаза ее наполнились слезами. Она радовалась вместе с ним. Вдруг профессор заметил, что к этой радости примешалась другая, более глубокая, близкая к настоящему счастью.
Какие-то перемены произошли в Магде. Но профессор не стал ее ни о чем расспрашивать, не так уж и важно это было сейчас. Главное, что он снова чувствует себя человеком! И- это так прекрасно!
Краем глаза Куза заметил какое-то движение и поднял голову. Магда проследила за его взглядом, и глаза ее радостно засияли.
— Гленн, посмотри! Разве это не чудесно? Моласар вылечил папу! Рыжеволосый не произносил ни слова, пристально глядя на старика,
и профессор под этим взглядом вдруг почувствовал себя неуютно — будто голубые глаза рыжего смотрели ему прямо в душу. Магда, радостно щебеча, подбежала к Гленну и потащила за руку к отцу. Казалось, она просто опьянела от счастья.
— Это же чудо! Настоящее чудо! Теперь мы сможем уйти отсюда, прежде чем...
— И какова же цена? — тихо спросил Гленн, не обращая внимания на восторженный щебет Магды.
Куза напрягся и попытался также прямо посмотреть Гленну в глаза. Но не смог: В этих холодных глазах не было радости. Только печаль и разочарование.
— Никакой цены. Моласар просто помог мне, как своему соплемен-нику.
— Ничто не дается даром. Никогда.
— Ну, хорошо, он попросил меня оказать ему кое-какие услуги. Помочь ему покинуть замок, поскольку он не может активно действовать днем.
— Что конкретно?
Кузу стал раздражать этот допрос. Гленн не имел никакого права вести себя так, и профессор решил не отвечать.
— Он не уточнял..
— А вам не кажется странным получать плату за услугу, которую вы еще не оказали, даже не согласитесь оказать, потому что не знаете, что он от вас требует.
— Это не плата, — убежденно ответил Куза. — Просто он помог мне, чтобы я в свою очередь мог оказать ему помощь. Никаких сделок мы не заключали, да и не было необходимости. Нас объединяет общая цель — убрать немцев с румынской земли и стереть с лица земли Гитлера и нацизм!
У Гленна буквально глаза полезли на лоб, и, глядя на него, Куза едва не рассмеялся.
— Он вам это пообещал?
— Это не обещание! Моласар буквально рассвирепел, узнав о планах Кэмпффера построить лагерь смерти в Плоешти. А когда я ему сказал, что в Германии есть человек по имени Гитлер, который стоит за всем этим, Моласар поклялся уничтожить его, как только будет в силах покинуть замок. Так что никаких сделок, никакой платы — у нас с ним ОДНА ОБЩАЯ ЦЕЛЬ!
Должно быть, под конец профессор сорвался на крик, потому что, когда замолчал, Магда испуганно отступила назад и прижалась к.Глен-ну. У Кузы похолодело внутри, и он постарался взять себя в руки,
— А чем ты занималась с тех пор, как мы с тобой расстались вчера утром, дитя мое?
— О, я... я почти все время была с Гленном.
Объяснений не требовалось. Куза и так все понял. Да, она была с Гленном. Куза смотрел на дочь, которая стояла с непокрытой головой в обнимку с этим чужаком. Ее пышные волосы развевались на ветру. Она действительно была с Гленном. Профессор вдруг разозлился. Всего лишь два дня провела без присмотра и спуталась с гоем. Этому надо положить конец! Но не сейчас. Сейчас есть другие, более важные проблемы. Как только они с Моласаром закончат дела в Берлине, он уж позаботится о том, чтобы с этим Гленном, который так осуждающе на него смотрит, тоже разобрались.
...Разобрались... Он и сам не знал, что, собственно, под этим подразумевал. Но Гленн стал ему неприятен буквально с первого взгляда.
— Разве ты не понимаешь, что значит для нас твое выздоровление? — Магда пыталась успокоить отца. — Мы можем отсюда уехать, папа! Можем уйти вниз по перевалу и скрыться! Не надо возвращаться в замок! И Гленн нам поможет. Ведь правда поможешь, Гленн?
— Конечно. Но сначала спроси у отца, захочет ли он уехать. «Черт бы его побрал! — подумал Куза, глядя в вопрошающие глаза дочери. — Вообразил себя самым умным».
— Папа?.. — начала было Магда, но осеклась, прочитав ответ на лице профессора.
— Я должен вернуться, — сказал Куза. — Не ради себя самого. Я не в счет. Ради нашего народа. Нашей культуры. Всего мира. Сегодня ночью он наберет достаточно сил, чтобы покончить с Кэмпффером и остальными немцами в замке. Потом я окажу ему одну незначительную услугу и мы сможем уйти отсюда, ни от кого не прячась. А когда Моласар расправится с Гитлером...
— Он действительно может это сделать? — спросила Магда с сомнением в голосе.
— Я задавался этим вопросом. Но потом вспомнил, какой ужас он нагнал на немцев, ускользая от них в течение полутора недель на крошечной территории замка, убивая одного за другим. Они чуть не перестреляли друг друга. — Профессор подставил руки ветру и поработал пальцами, наслаждаясь гибкостью и свободой движений. — Но после того, что случилось со мной, я пришел к выводу, что Моласар всемогущ.
— Разве можно ему доверять? Куза глянул на дочь. Этот Гленн, похоже, успел заразить ее своими сомнениями. Он плохо влияет на дочь.
— Как же мне ему не доверять? — немного помолчав, ответил профессор. — Неужели ты не видишь, дочка, что у нас появилась возможность вернуться к нормальной жизни. Наших друзей-цыган перестанут преследовать, не будут стерилизовать и превращать в рабов. Евреев перестанут выгонять из их домов, гнать с работы, конфисковывать их собственность, уничтожать физически. Мне ничего не остается, как довериться Моласару. Магда молчала. Возразить было нечего.
— Я смогу возвратиться в университет.
— Да... Твоя работа. — Магда чувствовала себя словно в тумане.
— Да, я вернусь, но не на прежнее место. Но теперь, когда я здоров, ничто не мешает мне стать ректором.
Магда бросила на отца быстрый взгляд.
— Но ты никогда не хотел заниматься административной работой! Она была права. Его никогда не прельщала подобная перспектива.
Но теперь все изменилось.
— Раньше не хотел. Времена меняются. И если я помогу избавить Румынию от фашистов, не кажется ли тебе, что это будет заслуженная награда?
— Но вы собираетесь выпустить на свободу Моласара, — сказал Гленн, долго хранивший молчание. — И тогда награда будет совсем другая.
Куза скрипнул зубами от ярости. Почему этот чужак не уберется прочь?
— Он уже на свободе! Я только помогу ему проложить путь. К тому же мы можем прийти с ним к какому-либо... соглашению. От него можно получить столько информации! Создание он уникальное. Кто знает, какие еще считавшиеся неизлечимыми болезни он сможет вылечить! И мы будем у него в долгу за избавление человечества от нацизма! И я просто обязан найти способ с ним договориться, конечно, на приемлемых условиях.
— Условиях? — переспросил Гленн. — И какие же условия вы собираетесь ему предложить?
— Что-нибудь придумаю.
— Что конкретно?
— Ну, не знаю... Можно предложить ему нацистов, которые развязали эту войну и построили лагеря смерти. Неплохо для начала.
— А кто следующий на очереди? Помните, Моласар будет требовать все больше и больше. Вам придется постоянно насыщать его. Кто же следующий?
— Я не позволю со мной так разговаривать! — закричал Куза, теряя терпение. — Можно будет найти какой-нибудь выход. Если целая нация смогла приспособиться к Адольфу Гитлеру, мы наверняка сможем найти способ сосуществования с Моласаром!
— Невозможно сосуществовать с чудовищами, будь то нацисты или Носферату, — произнес Гленн. — Прошу меня простить.
Он развернулся и пошел прочь. Магда осталась на месте, молча провожая его взглядом. А Куза, в свою очередь, смотрел на дочь, понимая, что, хоть и не побежала следом за ним, душой она с этим чужаком. Он потерял дочь.
Осознание этой страшной истины должно было заставить его сердце кровоточить от боли. А,он не испытывал ни боли, ни чувства утраты. Только злость. Он вообще не испытывал никаких эмоций, кроме бешеной злобы на человека, отнявшего у него дочь. Но почему?
Как только Гленн исчез из виду, Магда повернулась к отцу. Она пристально глянула ему в лицо, стараясь понять, что же с ним происходит, а заодно пытаясь разобраться и в собственных чувствах.
Отец выздоровел, это чудесно. Но какой ценой? Он так изменился — не только физически, но и нравственно, сама личность его стала какой-то другой. В интонациях появилось высокомерие, чего никогда не было прежде. А уж ярость, с какой он защищал Моласара, вообще не была присуща ему. Складывалось-впечатление, будто его разобрали на части, а потом снова собрали... но при этом упустили кое-какие детали.
— Ну, а ты? — спросил отец. — Ты тоже уйдешь от меня? Прежде чем ответить, Магда еще раз внимательно на него посмотрела. Перед ней стоял почти что чужой человек.
— Конечно нет, — ответила девушка, стараясь не выдать своего жгучего желания уйти с Гленном. — Но...
— Но что? - вопрос прозвучал, как удар хлыста.
—Ты хорошо подумал о том, что означает сделка с таким существом, как Моласар?
Выражение лица старика поразило ее. Губы его кривились от ярости, когда он ответил:
— Вот, значит, как! Твой любовник сумел настроить тебя против твоего отца и твоего народа, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53