Это была Карин и еще четверо из моей прежней группы.
«Что за черт?» Карин послала мне мгновенный мысленный образ: «Доверься нам! Тебе подправили память, чтобы мы могли тайком пробраться сюда, как в Троянском коне», – а потом она передала мне в общих чертах весь наш план и то, чем должен был закончиться проект «Юпитер».
Я впал в странное оцепенение, осознавая то, что только что узнал, и, как всегда, отметил клеточку «ничего не случилось».
Неудивительно, что я так растерялся. Запищал видеофон, я поднял трубку.
Это был Марти, в зеленом больничном костюме, с самым обычным выражением лица.
– Ты мне нужен, я должен сделать тебе небольшую операцию на мозге, в четырнадцать ноль-ноль. Сможешь прийти сюда и подготовиться, когда сдашь дежурство?
– Лучше было бы сделать это, когда у меня выходной на весь день.
Это был не просто бескровный удар – он был тихим и совершенно незаметным. Связь между механиком и его или ее солдатиком – это всего лишь поток электронных импульсов, и есть специальные предохранительные механизмы, позволяющие мгновенно оборвать эту связь. После бойни в Портобелло, когда все механики вышли из строя, понадобилось всего несколько минут на то, чтобы переключить на их солдатиков другую группу, которая находилась в совершенно другом месте, в нескольких сотнях или даже тысячах миль от Портобелло. Реальный предел был три с половиной тысячи миль, на более дальних расстояниях скорость света становилась ограничивающим фактором, вызывая задержки в передаче импульсов.
Марти подстроил все так, что всех пятерых механиков из группы охраны Генерального Штаба одновременно отключили от управления солдатиками, и сразу же контроль за машинами был переключен на пятерых механиков из прежней группы Джулиана. А сам Джулиан оказался единственным человеком во всем Генеральном Штабе, который это заметил.
Самое большое проявление агрессии, к которому им пришлось прибегнуть, состояло в том, что пятерым охранникам-«бутсам» передали приказ якобы от начальника охраны, капитана Перри, немедленно всем явиться в комнату номер 2-Г на прививки. Они пришли и расселись по местам, а потом появилась симпатичная медсестра и сделала каждому укол. После которого они почти сразу заснули.
Комнаты с 1-Г по 6-Г относились к госпитальному отделению, и работа там скоро должна была закипеть вовсю.
Во-первых, Марти и Меган Орр должны были сделать всем операции по вживлению имплантатов. Единственного внепланового пациента – лейтенанта с острым бронхитом – сразу же перевели в базовый госпиталь, как только поступил приказ об изоляции Здания 31. Врачу, который обычно приходил сюда каждое утро, тоже отменили допуск в Здание.
Зато здесь появилось два новых доктора – в тот же день, утром которого произошла подмена охранной группы. Это были Таня Сиджвик и Чарльз Дайер из Панамы, бригада врачей, у которых операции проходили успешно в девяноста восьми процентах случаев. Их заинтриговал неожиданный приказ явиться в Портобелло, но оба с радостью ему подчинились, рассчитывая на небольшой отпуск – в Панаме у них был очень загруженный рабочий график, приходилось делать по десять-двенадцать операций в день, а это слишком много, чтобы потом еще и как следует отдыхать.
Как только Таня с Чарльзом обустроились в своих новых апартаментах, они пошли в госпитальное отделение узнать, что там происходит. Марти расположил обоих на удобных кроватях и сказал, что им необходимо подключиться с пациентом. А потом он подключил их с Двадцатью, и Таня с Чарльзом сразу поняли, какого рода отпуск им предстоит.
Но всего через несколько минут глубокого контакта в подключении с Двадцатью оба врача искренне приняли их сторону – Таня и Чарльз оказались даже более заинтересованными в успехе плана, чем многие из тех, кто этот план создавал. Это упростило задачу, поскольку Сиджвик и Дайера не обязательно было гуманизировать для того, чтобы они гармонично вписались в команду.
Им предстояло обработать шестьдесят четыре человека, и только у двадцати восьми из них уже были имплантаты, причем всего у двух генералов из восьми. Имплантаты были также у двадцати солдат и сержантов.
Первым делом надо было разместить тех, у кого уже были имплантаты, в кроватях и подключить с Двадцатью. Пятнадцать дополнительных кроватей перенесли в госпитальное крыло из общежития для одиноких офицеров. Таким образом, в госпитале было теперь сорок мест. Оставшимся девяти решили провести устройства для подключения прямо в их личные комнаты.
А Марти и Меган Орр первым делом должны были восстановить память Джулиана. Или, по крайней мере, попытаться это сделать.
Эта операция была совсем несложной. Как только Джулиан попадал на операционный стол, вся дальнейшая процедура должны была пройти автоматически и завершиться за каких-нибудь сорок пять минут. Операция была совершенно безопасной для физического и душевного здоровья пациента. Джулиан все это знал.
Он не знал лишь того, что эта процедура бывает успешной только в семидесяти пяти процентах случаев. А у одного пациента из четырех воспоминания восстанавливаются не полностью.
Джулиан лег на операционный стол, и сознание его померкло.
* * *
Я проснулся после операции посвежевшим, в прекрасном расположении духа. Я вспомнил, каким расплывчатым и нечетким казалось мне окружающее последние четыре дня, вспомнил и все те подробности, которые были изъяты из моей памяти. Странно, наверное, так радоваться, вспомнив о попытке самоубийства и неминуемой катастрофе, угрожающей всему миру, – но в моем случае это были реальные причины, объяснявшие душевную тревогу, которая последнее время не давала мне покоя.
Я сидел на краю койки, смотрел на глупое расписание Нормана Роквела – когда и кто из солдат отчитывался о дежурстве, и лихорадочно все вспоминал. Тут вошел Марти мрачнее тучи.
– Что-то не так? – спросил я.
Марти кивнул. Не говоря ни слова, он достал из черной коробочки у кровати два разъема для подключения и протянул один мне.
Мы подключились, я полностью открылся – и ничего не почувствовал. Я проверил разъем – тот был цел и невредим.
– У тебя что-то испортилось?
– Нет. И мой имплантат в полном порядке, – Марти отсоединил свой разъем и уложил его обратно в ящичек, потом – мой.
– Тогда в чем дело?
– Иногда люди после такой операции, как у тебя, навсегда утрачивают изъятые воспоминания…
– Но я снова все помню! Абсолютно все!
– …А иногда они утрачивают способность к подключению.
Я мгновенно покрылся холодным потом.
– Это потом пройдет?
– Нет. Это точно так же, как у Блейз. То же самое случилось и с генералом Роузером.
– Ты знал… – горькое чувство огромной потери сменилось гневом. Я встал и угрожающе навис над Марти.
– Я предупреждал, что ты можешь кое-что утратить…
– Но ты тогда говорил о воспоминаниях! И я был согласен остаться без воспоминаний!
– В этом и заключается преимущество одностороннего подключения, Джулиан. При полном контакте я не смог бы солгать, сказав не всю правду. Если бы ты прямо спросил: «Могу ли я потерять способность к подключению?», мне пришлось бы честно тебе ответить. Но, к счастью, ты не спросил.
– Ты же врач, Марти! Ты давал врачебную присягу. Что там идет в самом начале?
– «Не причинять вреда». Но я уже натворил много дел, еще до того, как получил этот клочок бумаги – медицинский диплом. И еще больше я натворил после.
– Наверное, тебе лучше убраться отсюда побыстрее, а то если ты еще начнешь объясняться…
Марти упорно гнул свое:
– Ты же солдат, Джулиан, и мы на войне. Ты пострадал. Но та часть тебя, которую ты утратил – всего лишь часть! – ты потерял ее во имя того, чтобы защитить своих соратников. Ты обеспечил другим надежное прикрытие.
Чтобы не ударить его, я сел на кровать. Я был вне себя от ярости.
– Ты говоришь, как какой-нибудь поганый «боевичок»! «Боевичок», который фанатеет по миру.
– Возможно. Я думаю, ты должен знать, как отвратительно я себя чувствую после этого. Я знаю – я тебя предал, воспользовался твоим доверием.
– Да, а каково мне-то после всего этого, ты подумал? Слушай, почему бы тебе не уйти, а?
– Лучше я останусь и поговорю с тобой.
– Думаю, я и сам как-нибудь с этим совладаю. Иди отсюда, Марти. Тебе еще оперировать не один десяток людей. Пока еще есть хоть какой-нибудь шанс спасти мир.
– Я рад, что ты по-прежнему в это веришь.
– Мне некогда было об этом подумать, но – да, если то, что ты вставил обратно в мою голову про проект «Юпитер» – правда, и если «Молот Господен» действительно существует, то надо что-то делать. И ты делаешь.
– Значит, насчет этого все в порядке?
– Точно так же «в порядке», как если бы я потерял руку. Нормально! Научусь как-нибудь бриться другой рукой.
– Я не хочу оставлять тебя в таком состоянии.
– В каком это «таком» состоянии? Иди, я могу обдумать это и без твоей помощи.
Марти посмотрел на часы.
– Они действительно меня ждут. Я как раз делаю операцию полковнику Оуэнсу.
Я махнул рукой, гоня его прочь.
– Так иди же, делай свою операцию. Все будет нормально.
Марти пристально посмотрел на меня, потом повернулся и ушел, не сказав ни слова.
Я пошарил в нагрудном кармане рубашки. Капсула с ядом все еще была там.
* * *
А в Гвадалахаре этим же утром Джефферсон предупредил Блейз, что ей надо скрыться. С этим не должно было возникнуть никаких проблем: Амелия нашла квартирку в нескольких кварталах от клиники и засела там с Элли Морган, разрабатывая разные версии статьи, которая должна была предупредить мир о надвигающейся вселенской катастрофе из-за проекта «Юпитер».
Потом Джефферсон с Камероном пристроились на несколько часов в гостиничном кафе, положив на столик между собой миниатюрную фотокамеру, нацеленную на двери лифта.
Они едва не упустили ее. Когда она наконец вышла, ее шелковистые белокурые волосы были скрыты под черным кудрявым париком. Она оделась в простое неброское платье и наложила на открытые участки кожи темный тональный крем типичного для местных жителей оливкового оттенка. Но ее крепкая, ладная фигура и особая походка остались при ней.
Джефферсон замер на полуслове и осторожно повернул камеру пальцем.
Потом оба с совершенно незаинтересованным видом проводили взглядом женщину, выходившую из лифта.
– Ну, что? – прошептал Камерон.
– Это она! Покрасилась под мексиканку.
Камерон повернул голову – и успел заметить, как любительница маскарада выскользнула наружу через центральный вход.
– Господи боже, ты прав!
Джефферсон взял камеру, поднялся наверх и позвонил Рэю, который вместе с Мендесом руководил здесь делами в отсутствие Марти.
Рэй был в клинике. Он проявил фотоснимки и внимательно изучил изображение.
– Ладно, без проблем! Мы будем за ней присматривать.
А всего через минуту она уже входила в клинику. Детекторы металлоискателей на входе не обнаружили ничего из ее оружия.
Здесь Гаврила уже не стала показывать всем фотографию Амелии и расспрашивать о ней. Она и так знала, что Амелия бывала в клинике – а значит, это здание можно считать вражеской территорией.
Гаврила сказала регистратору, что хочет побеседовать об операции вживления имплантата, но не станет разговаривать ни с кем, кроме «самого главного здесь начальника».
– Доктор Спенсер сейчас в операционной, – объяснила ей регистратор. – И выйдет только часа через два или три, а то и позже. Вы можете поговорить с каким-нибудь другим врачом, их у нас…
– Нет, я подожду, – и Гаврила села на диванчик в приемной, так, чтобы хорошо видеть входную дверь.
А в другой комнате доктор Спенсер разговаривал с Рэем, который рассматривал изображение Гаврилы, не спускавшей глаз со входной двери.
– Они считают, что эта женщина опасна, – говорил Рэй. – Она что-то вроде шпионки или наемного убийцы.
Она ищет Блейз.
– Мне не нужны никакие неприятности с вашим правительством.
– При чем здесь правительство? Если бы она была послана официально, у нее были бы соответствующие рекомендательные бумаги.
– Не обязательно – если она наемный убийца.
– Правительство не станет посылать наемных убийц!
– Да, да, конечно. Может быть, вы еще и в Санта-Клауса верите?
– Я имел в виду другое. Существует некая секта религиозных фанатиков, которая ополчилась на Марти и его ребят. И эта дамочка – либо одна из них, либо это они ее наняли, – и Рэй в подробностях пересказал о ее подозрительном поведении в гостинице.
Спенсер внимательно рассмотрел ее изображение на мониторе.
– Я думаю, вы правы. Мне приходилось видеть тысячи разных лиц. Она никакая не мексиканка, у нее лицо скандинавского типа. Она, скорее всего, перекрасила свои белокурые волосы – даже нет, спрятала под париком. Но что вы хотите, чтобы я с ней сделал?
– Вряд ли вы согласитесь запереть ее где-нибудь и выбросить ключ…
– Прошу вас… Это же не Соединенные Штаты.
– Ну тогда… Я хотел бы с ней переговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
«Что за черт?» Карин послала мне мгновенный мысленный образ: «Доверься нам! Тебе подправили память, чтобы мы могли тайком пробраться сюда, как в Троянском коне», – а потом она передала мне в общих чертах весь наш план и то, чем должен был закончиться проект «Юпитер».
Я впал в странное оцепенение, осознавая то, что только что узнал, и, как всегда, отметил клеточку «ничего не случилось».
Неудивительно, что я так растерялся. Запищал видеофон, я поднял трубку.
Это был Марти, в зеленом больничном костюме, с самым обычным выражением лица.
– Ты мне нужен, я должен сделать тебе небольшую операцию на мозге, в четырнадцать ноль-ноль. Сможешь прийти сюда и подготовиться, когда сдашь дежурство?
– Лучше было бы сделать это, когда у меня выходной на весь день.
Это был не просто бескровный удар – он был тихим и совершенно незаметным. Связь между механиком и его или ее солдатиком – это всего лишь поток электронных импульсов, и есть специальные предохранительные механизмы, позволяющие мгновенно оборвать эту связь. После бойни в Портобелло, когда все механики вышли из строя, понадобилось всего несколько минут на то, чтобы переключить на их солдатиков другую группу, которая находилась в совершенно другом месте, в нескольких сотнях или даже тысячах миль от Портобелло. Реальный предел был три с половиной тысячи миль, на более дальних расстояниях скорость света становилась ограничивающим фактором, вызывая задержки в передаче импульсов.
Марти подстроил все так, что всех пятерых механиков из группы охраны Генерального Штаба одновременно отключили от управления солдатиками, и сразу же контроль за машинами был переключен на пятерых механиков из прежней группы Джулиана. А сам Джулиан оказался единственным человеком во всем Генеральном Штабе, который это заметил.
Самое большое проявление агрессии, к которому им пришлось прибегнуть, состояло в том, что пятерым охранникам-«бутсам» передали приказ якобы от начальника охраны, капитана Перри, немедленно всем явиться в комнату номер 2-Г на прививки. Они пришли и расселись по местам, а потом появилась симпатичная медсестра и сделала каждому укол. После которого они почти сразу заснули.
Комнаты с 1-Г по 6-Г относились к госпитальному отделению, и работа там скоро должна была закипеть вовсю.
Во-первых, Марти и Меган Орр должны были сделать всем операции по вживлению имплантатов. Единственного внепланового пациента – лейтенанта с острым бронхитом – сразу же перевели в базовый госпиталь, как только поступил приказ об изоляции Здания 31. Врачу, который обычно приходил сюда каждое утро, тоже отменили допуск в Здание.
Зато здесь появилось два новых доктора – в тот же день, утром которого произошла подмена охранной группы. Это были Таня Сиджвик и Чарльз Дайер из Панамы, бригада врачей, у которых операции проходили успешно в девяноста восьми процентах случаев. Их заинтриговал неожиданный приказ явиться в Портобелло, но оба с радостью ему подчинились, рассчитывая на небольшой отпуск – в Панаме у них был очень загруженный рабочий график, приходилось делать по десять-двенадцать операций в день, а это слишком много, чтобы потом еще и как следует отдыхать.
Как только Таня с Чарльзом обустроились в своих новых апартаментах, они пошли в госпитальное отделение узнать, что там происходит. Марти расположил обоих на удобных кроватях и сказал, что им необходимо подключиться с пациентом. А потом он подключил их с Двадцатью, и Таня с Чарльзом сразу поняли, какого рода отпуск им предстоит.
Но всего через несколько минут глубокого контакта в подключении с Двадцатью оба врача искренне приняли их сторону – Таня и Чарльз оказались даже более заинтересованными в успехе плана, чем многие из тех, кто этот план создавал. Это упростило задачу, поскольку Сиджвик и Дайера не обязательно было гуманизировать для того, чтобы они гармонично вписались в команду.
Им предстояло обработать шестьдесят четыре человека, и только у двадцати восьми из них уже были имплантаты, причем всего у двух генералов из восьми. Имплантаты были также у двадцати солдат и сержантов.
Первым делом надо было разместить тех, у кого уже были имплантаты, в кроватях и подключить с Двадцатью. Пятнадцать дополнительных кроватей перенесли в госпитальное крыло из общежития для одиноких офицеров. Таким образом, в госпитале было теперь сорок мест. Оставшимся девяти решили провести устройства для подключения прямо в их личные комнаты.
А Марти и Меган Орр первым делом должны были восстановить память Джулиана. Или, по крайней мере, попытаться это сделать.
Эта операция была совсем несложной. Как только Джулиан попадал на операционный стол, вся дальнейшая процедура должны была пройти автоматически и завершиться за каких-нибудь сорок пять минут. Операция была совершенно безопасной для физического и душевного здоровья пациента. Джулиан все это знал.
Он не знал лишь того, что эта процедура бывает успешной только в семидесяти пяти процентах случаев. А у одного пациента из четырех воспоминания восстанавливаются не полностью.
Джулиан лег на операционный стол, и сознание его померкло.
* * *
Я проснулся после операции посвежевшим, в прекрасном расположении духа. Я вспомнил, каким расплывчатым и нечетким казалось мне окружающее последние четыре дня, вспомнил и все те подробности, которые были изъяты из моей памяти. Странно, наверное, так радоваться, вспомнив о попытке самоубийства и неминуемой катастрофе, угрожающей всему миру, – но в моем случае это были реальные причины, объяснявшие душевную тревогу, которая последнее время не давала мне покоя.
Я сидел на краю койки, смотрел на глупое расписание Нормана Роквела – когда и кто из солдат отчитывался о дежурстве, и лихорадочно все вспоминал. Тут вошел Марти мрачнее тучи.
– Что-то не так? – спросил я.
Марти кивнул. Не говоря ни слова, он достал из черной коробочки у кровати два разъема для подключения и протянул один мне.
Мы подключились, я полностью открылся – и ничего не почувствовал. Я проверил разъем – тот был цел и невредим.
– У тебя что-то испортилось?
– Нет. И мой имплантат в полном порядке, – Марти отсоединил свой разъем и уложил его обратно в ящичек, потом – мой.
– Тогда в чем дело?
– Иногда люди после такой операции, как у тебя, навсегда утрачивают изъятые воспоминания…
– Но я снова все помню! Абсолютно все!
– …А иногда они утрачивают способность к подключению.
Я мгновенно покрылся холодным потом.
– Это потом пройдет?
– Нет. Это точно так же, как у Блейз. То же самое случилось и с генералом Роузером.
– Ты знал… – горькое чувство огромной потери сменилось гневом. Я встал и угрожающе навис над Марти.
– Я предупреждал, что ты можешь кое-что утратить…
– Но ты тогда говорил о воспоминаниях! И я был согласен остаться без воспоминаний!
– В этом и заключается преимущество одностороннего подключения, Джулиан. При полном контакте я не смог бы солгать, сказав не всю правду. Если бы ты прямо спросил: «Могу ли я потерять способность к подключению?», мне пришлось бы честно тебе ответить. Но, к счастью, ты не спросил.
– Ты же врач, Марти! Ты давал врачебную присягу. Что там идет в самом начале?
– «Не причинять вреда». Но я уже натворил много дел, еще до того, как получил этот клочок бумаги – медицинский диплом. И еще больше я натворил после.
– Наверное, тебе лучше убраться отсюда побыстрее, а то если ты еще начнешь объясняться…
Марти упорно гнул свое:
– Ты же солдат, Джулиан, и мы на войне. Ты пострадал. Но та часть тебя, которую ты утратил – всего лишь часть! – ты потерял ее во имя того, чтобы защитить своих соратников. Ты обеспечил другим надежное прикрытие.
Чтобы не ударить его, я сел на кровать. Я был вне себя от ярости.
– Ты говоришь, как какой-нибудь поганый «боевичок»! «Боевичок», который фанатеет по миру.
– Возможно. Я думаю, ты должен знать, как отвратительно я себя чувствую после этого. Я знаю – я тебя предал, воспользовался твоим доверием.
– Да, а каково мне-то после всего этого, ты подумал? Слушай, почему бы тебе не уйти, а?
– Лучше я останусь и поговорю с тобой.
– Думаю, я и сам как-нибудь с этим совладаю. Иди отсюда, Марти. Тебе еще оперировать не один десяток людей. Пока еще есть хоть какой-нибудь шанс спасти мир.
– Я рад, что ты по-прежнему в это веришь.
– Мне некогда было об этом подумать, но – да, если то, что ты вставил обратно в мою голову про проект «Юпитер» – правда, и если «Молот Господен» действительно существует, то надо что-то делать. И ты делаешь.
– Значит, насчет этого все в порядке?
– Точно так же «в порядке», как если бы я потерял руку. Нормально! Научусь как-нибудь бриться другой рукой.
– Я не хочу оставлять тебя в таком состоянии.
– В каком это «таком» состоянии? Иди, я могу обдумать это и без твоей помощи.
Марти посмотрел на часы.
– Они действительно меня ждут. Я как раз делаю операцию полковнику Оуэнсу.
Я махнул рукой, гоня его прочь.
– Так иди же, делай свою операцию. Все будет нормально.
Марти пристально посмотрел на меня, потом повернулся и ушел, не сказав ни слова.
Я пошарил в нагрудном кармане рубашки. Капсула с ядом все еще была там.
* * *
А в Гвадалахаре этим же утром Джефферсон предупредил Блейз, что ей надо скрыться. С этим не должно было возникнуть никаких проблем: Амелия нашла квартирку в нескольких кварталах от клиники и засела там с Элли Морган, разрабатывая разные версии статьи, которая должна была предупредить мир о надвигающейся вселенской катастрофе из-за проекта «Юпитер».
Потом Джефферсон с Камероном пристроились на несколько часов в гостиничном кафе, положив на столик между собой миниатюрную фотокамеру, нацеленную на двери лифта.
Они едва не упустили ее. Когда она наконец вышла, ее шелковистые белокурые волосы были скрыты под черным кудрявым париком. Она оделась в простое неброское платье и наложила на открытые участки кожи темный тональный крем типичного для местных жителей оливкового оттенка. Но ее крепкая, ладная фигура и особая походка остались при ней.
Джефферсон замер на полуслове и осторожно повернул камеру пальцем.
Потом оба с совершенно незаинтересованным видом проводили взглядом женщину, выходившую из лифта.
– Ну, что? – прошептал Камерон.
– Это она! Покрасилась под мексиканку.
Камерон повернул голову – и успел заметить, как любительница маскарада выскользнула наружу через центральный вход.
– Господи боже, ты прав!
Джефферсон взял камеру, поднялся наверх и позвонил Рэю, который вместе с Мендесом руководил здесь делами в отсутствие Марти.
Рэй был в клинике. Он проявил фотоснимки и внимательно изучил изображение.
– Ладно, без проблем! Мы будем за ней присматривать.
А всего через минуту она уже входила в клинику. Детекторы металлоискателей на входе не обнаружили ничего из ее оружия.
Здесь Гаврила уже не стала показывать всем фотографию Амелии и расспрашивать о ней. Она и так знала, что Амелия бывала в клинике – а значит, это здание можно считать вражеской территорией.
Гаврила сказала регистратору, что хочет побеседовать об операции вживления имплантата, но не станет разговаривать ни с кем, кроме «самого главного здесь начальника».
– Доктор Спенсер сейчас в операционной, – объяснила ей регистратор. – И выйдет только часа через два или три, а то и позже. Вы можете поговорить с каким-нибудь другим врачом, их у нас…
– Нет, я подожду, – и Гаврила села на диванчик в приемной, так, чтобы хорошо видеть входную дверь.
А в другой комнате доктор Спенсер разговаривал с Рэем, который рассматривал изображение Гаврилы, не спускавшей глаз со входной двери.
– Они считают, что эта женщина опасна, – говорил Рэй. – Она что-то вроде шпионки или наемного убийцы.
Она ищет Блейз.
– Мне не нужны никакие неприятности с вашим правительством.
– При чем здесь правительство? Если бы она была послана официально, у нее были бы соответствующие рекомендательные бумаги.
– Не обязательно – если она наемный убийца.
– Правительство не станет посылать наемных убийц!
– Да, да, конечно. Может быть, вы еще и в Санта-Клауса верите?
– Я имел в виду другое. Существует некая секта религиозных фанатиков, которая ополчилась на Марти и его ребят. И эта дамочка – либо одна из них, либо это они ее наняли, – и Рэй в подробностях пересказал о ее подозрительном поведении в гостинице.
Спенсер внимательно рассмотрел ее изображение на мониторе.
– Я думаю, вы правы. Мне приходилось видеть тысячи разных лиц. Она никакая не мексиканка, у нее лицо скандинавского типа. Она, скорее всего, перекрасила свои белокурые волосы – даже нет, спрятала под париком. Но что вы хотите, чтобы я с ней сделал?
– Вряд ли вы согласитесь запереть ее где-нибудь и выбросить ключ…
– Прошу вас… Это же не Соединенные Штаты.
– Ну тогда… Я хотел бы с ней переговорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60