Но сейчас вопрос гораздо сложнее. Сможешь ли ты определить, был ли данный человек изведен при помощи порчи, или же его кончина последовала от естественных причин? Только не обманывай. Если не можешь — так и скажи. Клянусь, это никак не отразится на твоем положении при моем дворе.
Старикашка пошамкал губами, поразмыслил, поглядывая на Конана исподлобья — лукаво и вместе с тем задумчиво.
Наконец он выговорил:
— Я мог бы попробовать. Мы ничего не теряем, ваше величество. Если я увижу, что ничего в этом не понимаю, то так и скажу. Но если я паче чаяния разберусь в деле… то что мне за это будет?
— То же, что и всегда, — сказал Конан, забавляясь. — Сытный стол, красивая одежда, прислуга и возможность заниматься любимым делом.
— Ладно, — сдался старик. — Я попробую. Где этот покойник?
— В семейном склепе, надо полагать. Это Грумент-старший. Не слышал о таком?
Натизон замотал головой.
— Никогда в жизни. Я прихвачу с собой траву-лиходейку. В толченом и высушенном виде эта трава входит в состав порошка, из которого колдуньи делают мазь для ночных полетов. — Выговорив это, Натизон смутился. — То есть, я хочу сказать, что слыхал об этом от одной старухи. Еще давно, в Стигии. Или в Кхитае — сейчас не помню.
— Мне безразлично, где ты это слыхал, — заявил король. — Меня интересует одно: сработает ли твое зелье.
Сразу успокоившись, Натизон заговорил деловито:
— Понимаете ли, ваше величество, если взять траву-лиходейку и поднести ее к трупу человека, изведенного порчей, она даст знать. Она узнает своих собратьев по злому колдовству и подаст голос. Вот так. — И старик несколько раз тонко вскрикнул, как будто его кололи иголкой. Затем победоносно посмотрел на Конана.
Конан с большим трудом сохранял невозмутимость. Ему хотелось рассмеяться, несмотря на всю серьезность ситуации.
— Ладно, иди готовься, — сказал король. — Я буду ждать тебя в кордегардии. И оденься попроще — в дорожный плащ и сапоги.
* * *
Семейный склеп семейства Грументов находился на окраине Тарантии, где погребали самых знатных и богатых граждан города. За пределами города хоронили тех, кому и при жизни не улыбалась удача. Могилы бедняков в конце концов поглощала земля — они зачастую оставались безымянными холмиками, едва различимыми на поверхности. Другое дело — погребения богачей. Грументы возвели для своих мертвецов настоящий дворец — правда, небольшой, но вместительный. Внутри было достаточно места для могил, скамей и столов для поминальных трапез.
На стенах даже имелись заранее заготовленные факелы.
— Настоящая крепость! — фыркнул старик алхимик. — Как мы войдем сюда, ваше величество? Дверь-то заперта?
— А мы попробуем открыть, — ответил Конан и вытащил из-под своего плаща ломик. Являя известную сноровку, он взломал замок и толкнул дверь ногой. Она со скрипом отворилась. — Прошу! — Король театрально взмахнул рукой, приглашая алхимика войти.
Натизон посмотрел на своего короля с восхищением.
— Стало быть, это правда — то, что про вас говорят, — вымолвил он.
— Про меня много что говорят, — строго ответствовал Конан.
— Ну, некоторые воры болтали, будто ваше величество — такой же взломщик, как они сами. Только вашему величеству повезло, а им нет.
— Это ты в тюрьме наслушался? — сказал Конан. — Мало ли что будут говорить забулдыги и жулики, которых сцапала моя стража!
— Конечно, конечно, — пробормотал Натизон, но хитрая улыбочка, появившаяся на лице старика говорила совсем об обратном.
Вдвоем они вошли в склеп, и Конан зажег факелы. Натизон испугался:
— Вдруг нас здесь увидят?
— Пусть видят, — небрежно отмахнулся король. — Я имею право входить куда угодно. Я — король. И если мне захотелось навестить усопшего Грумента — кстати, законопослушного и добропорядочного господина! — то я в своей власти.
— Так-то оно так, но слухи пойдут… — вздохнул старик.
— Приступай к делу, — велел Конан. — Нужно выкапывать труп, или ты обойдешься надгробием?
— Пока обойдусь надгробием, — сказал Натизон, поежившись. — Не люблю я трупы.
— От тебя не требуется, чтобы ты кого-то там любил, — серьезно заявил Конан. — Просто поднеси траву. Давай.
И король решительно скрестил на груди руки.
Натизон пробормотал несколько молитв, обращенных к разным милосердным божествам, после попросил прощения у бедного Грумента, чей прах он намерен потревожить, и вытащил из-за пазухи корень травы-лиходейки. Этот корень представлял собой странную фигурку, похожую на гротескного человечка, у которого вместо волос растет на голове трава. Ротик человечка был раскрыт, глазки сощурены, ручки растопырены.
— Это трава-мужчина, — объявил Натизон, поднося корешок к глазам Конана и показывая крошечный отросток между «ног» корешка. — Бывают еще женские травки, но они менее сговорчивы. Более лживы.
— Можешь ничего не объяснять, — отмахнулся Конан, отворачиваясь от корешка. — Меня мало занимают подробности алхимических процессов.
— Это не алхимия, — опять надулся старик. — Алхимия есть строгая паука. В алхимии всегда известно, что из чего получится. А это…
Он замолчал, видя, что лицо короля приняло угрожающее выражение, и поднес корешок к свежему надгробию, под котором покоился прах несчастного Грумента-старшего. Поначалу ничего не происходило. А потом из глубины гробницы послышалось тончайшее пение, и фигурка-корешок шевельнулась в руках алхимика. Раздался тот самый тонкий писк, который Натизон пытался имитировать в покоях королевского дворца. Только звук этот был куда более пронзительным. Он проникал в самый мозг и терзал его. Конан зажал ладонями уши.
— Я больше не могу выносить этого! — закричал он. — Уходим отсюда!
— Я не могу оставить корешок, — возразил Натизон.
— Делай, что должен, и убираемся, — повторил Конан. — Я знаю все, что хотел узнать.
Он погасил факел и решительно вышел из склепа.
— Подождите, ваше величество, — старик засеменил следом. — Не бросайте меня здесь одного! Я боюсь!
Конан остановился.
— Закрой дверь, — приказал он, — и иди сюда. Что ты должен сделать с корешком?
— Я верну его в землю, — пробормотал старик. — Прямо здесь, возле склепа. Пусть поет и переговаривается с той лиходейкой, что извела Грумента. Им будет, о чем поболтать, пока не наступит осень и корни не сгниют в земле.
* * *
Несколько следующих дней его величество был занят другими делами: прибыли знатные лорды из Немедии, и Конан приятно провел с ними время на охоте и в пирах. Девочка Цезония по-прежнему жила во дворце и не доставляла никаких неудобств ни нянькам, ни своим охранникам. Это был кроткий ребенок, рано узнавший горе и умеющий быть благодарным. Две служанки, приставленные к дочке арестованной «ведьмы», не могли нарадоваться на дитя. Если бы Конан спросил их мнение, они захлебывались бы от похвал. Но Конан, как назло, ни о чем не спрашивал.
Больше других страдал от королевского невнимания судья Геторикс. У него появились новые обстоятельства, однако принимать решение без короля — коль скоро тот вмешался в дело — он не осмеливался.
Наконец Геторикс перехватил Конана в коридорах дворца. Король, навеселе, с оленьей ляжкой в одной руке и кубком в другой, шел с каким-то рослым человеком — судя по всему, одним из киммерийских посланников, — и громко хохотал.
Геторикс вырос перед ними, как бледная тень, жаждущая отмщения. Конан остановился. Лицо его приняло недовольное выражение. Что до его спутника, то тот удивленно поднял брови и скорчил гримасу.
— Что? — отрывисто спросил король у судьи.
— Прошу прощения, ваше величество, — пролепетал Геторикс, чувствуя себя крайне глупо. Нельзя так робеть перед королем! Тем более перед таким королем, как Конан.
— Ну, — Конан махнул оленьей ляжкой. — Я слушаю! Говори, раз уж подстерег меня здесь.
— В доме Корацезии… Той женщины… — Он не решился произносить слово «колдунья» при чужих людях, тем более при послах. — Мы еще раз обыскали дом.
— Что вы там нашли? — спросил Конан.
— Одну вещь. Она подтверждает обвинение. Конан оценил деликатность Геторикса, который продолжал излагать дело иносказаниями.
— Я хочу, чтобы эту вещь принесли в мои покои. Будь там же. И распорядись, чтобы явился Натизон. Ближе к полуночи встретимся там. Надеюсь, твоя жена не против того, что ты занимаешься работой далеко за полночь?
Отпустив последнюю шутку (Конан прекрасно знал, что Геторикс до сих пор не женат), аквилонский король удалился вместе со своими гостями.
Настроение у него было испорчено, хотя он этого и не показывал. Ближе к полуночи король, изрядно пьяный, но все еще с ясной головой, вломился в собственные покои, едва не снеся по дороге двери. Натизон сидел в любимом кресле короля, положив ноги на стол и лениво разглядывая разные безделушки, украшавшие королевскую спальню. Геторикс при виде короля вскочил и поклонился.
Конан небрежно махнул рукой и повалился на свою кровать, которая протестующе скрипнула под тяжестью его тела.
— Что там у вас? — осведомился киммериец. — Показывайте!
— Амулет, ваше величество, — Геторикс протянул королю маленькую золотую вещицу, представлявшую собой несколько переплетенных колец с рубиновым «глазком» в центре.
— Может, это от дурного глаза, — отмахнулся Конан. — Глупость, конечно, но безвредная.
— Нет, это не глупость, а гадость, — заявил Натизон, убирая ноги со стола. — Я посмотрел.
— А, мой знаток черных магических искусств, по совместительству мелкий воришка… — подал голос король, простертый на кровати. — Кстати, любезный Натизон, у тебя почему-то оттопыривается халат на груди. Что ты сунул за пазуху?
Натизон побагровел.
— Ничего. Неужели ваше величество опустится до того, чтобы подозревать своего верного, преданного…
Конан, захохотав, одним прыжком вскочил с кровати и схватил хрупкого старика в охапку. Никто не успел и слова вымолвить, как король уже перевернул Натизона вниз головой и потряс. На пол посыпались золотые флакончики для духов, браслеты, массивные золотые кольца и вазочки из серебра с эмалью изумительной работы.
Затем король поставил старика на ноги.
— Подбери и поставь на место, — велел он, снова отправляясь к постели. — Глупый старикашка! Вздумал надуть своего короля!
— Это привычка, — забормотал, оправдываясь, старик. — Я не могу иначе. Я ведь никому не приношу вреда.
— Кроме себя самого, — фыркнул Конан и заложил руки за голову. — Рассказывай про амулет.
— Опасная вещица. Ею пользуются для того, чтобы сосредоточиться и войти в мир злых духов.
— Откуда ты знаешь?
— Видел как-то раз. У одного мага. Ах, король, неужели ты не веришь своему верному Натизону? — Старик возмущенно затряс головой. — Я знаю, что говорю. Эта вещь нужна для того, чтобы связываться с демонским миром!
— Верю, — вздохнул Конан. — И все-таки что-то здесь не сходится. Казнить эту Корацезию мы всегда успеем. Никуда она из темницы не денется.
— А если она действительно ведьма? — подал голос Геторикс. — Если она соберется с силами и удерет?
— Ее никто ни разу не навестил. Никто не поинтересовался ее судьбой. И будь она сильна, она давно бы удрала, еще до того, как ее подвергли допросу с пристрастием. Нет, друзья мои, мы не будем выносить поспешных решений. — Произнося сию мудрую фразу, его величество громко рыгнул. — Боги, как я хочу спать… Убирайтесь вон со своими важными проблемами! Убирайтесь, господа! Ваш король будет отдыхать! Никого пока казнить не будем! К амулету приставить охрану… Или знаете что? Поместите амулет в комнату, где содержат девочку… Посмотрим, как они отреагируют друг на друга… И охране скажите…
Затем раздался громкий королевский храп. Судья его величества и придворный алхимик его величества покинули опочивальню.
* * *
Господин Грумент-младший, законный наследник Грумента-старшего, вот уже несколько дней испытывал странное беспокойство. Как будто некто не сводит с него пристального взгляда. Кто этот некто? Где он скрывается? Нечто подобное, насколько слышал Грумент, бывает при магической слежке. Невидимый взор, устремленный на жертву через кристалл ясновидения, вызывает такие ощущения. Грумент лихорадочно соображал: кому из магов он мог насолить в достаточной степени?
На ум ничего толкового не приходило. Да и с магами он в контакт практически не входил. Тот единственный уже стар и немощен. Да и смысла ему никакого нет подглядывать за Грументом. Грумент его всяко не обидел.
Но ощущение всевидящего ока, устремленного на него, не проходило, и наследник покойного Грумента-старшего терял сон и аппетит.
А человек в сером капюшоне сидел на карнизе соседнего дома, заглядывал в окна грументова особняка и ухмылялся сам себе.
* * *
Соглядатая Грумент обнаружил к исходу второго дня слежки и похолодел. Кто мог нанять этого широкоплечего гиганта? Кому выгодно? Неужели у глупой Корацезии есть любовник? Нет, это невозможно. Всем известно, что Корацезия добродетельна и до сих пор хранит траур по почившему супругу.
1 2 3 4 5 6 7
Старикашка пошамкал губами, поразмыслил, поглядывая на Конана исподлобья — лукаво и вместе с тем задумчиво.
Наконец он выговорил:
— Я мог бы попробовать. Мы ничего не теряем, ваше величество. Если я увижу, что ничего в этом не понимаю, то так и скажу. Но если я паче чаяния разберусь в деле… то что мне за это будет?
— То же, что и всегда, — сказал Конан, забавляясь. — Сытный стол, красивая одежда, прислуга и возможность заниматься любимым делом.
— Ладно, — сдался старик. — Я попробую. Где этот покойник?
— В семейном склепе, надо полагать. Это Грумент-старший. Не слышал о таком?
Натизон замотал головой.
— Никогда в жизни. Я прихвачу с собой траву-лиходейку. В толченом и высушенном виде эта трава входит в состав порошка, из которого колдуньи делают мазь для ночных полетов. — Выговорив это, Натизон смутился. — То есть, я хочу сказать, что слыхал об этом от одной старухи. Еще давно, в Стигии. Или в Кхитае — сейчас не помню.
— Мне безразлично, где ты это слыхал, — заявил король. — Меня интересует одно: сработает ли твое зелье.
Сразу успокоившись, Натизон заговорил деловито:
— Понимаете ли, ваше величество, если взять траву-лиходейку и поднести ее к трупу человека, изведенного порчей, она даст знать. Она узнает своих собратьев по злому колдовству и подаст голос. Вот так. — И старик несколько раз тонко вскрикнул, как будто его кололи иголкой. Затем победоносно посмотрел на Конана.
Конан с большим трудом сохранял невозмутимость. Ему хотелось рассмеяться, несмотря на всю серьезность ситуации.
— Ладно, иди готовься, — сказал король. — Я буду ждать тебя в кордегардии. И оденься попроще — в дорожный плащ и сапоги.
* * *
Семейный склеп семейства Грументов находился на окраине Тарантии, где погребали самых знатных и богатых граждан города. За пределами города хоронили тех, кому и при жизни не улыбалась удача. Могилы бедняков в конце концов поглощала земля — они зачастую оставались безымянными холмиками, едва различимыми на поверхности. Другое дело — погребения богачей. Грументы возвели для своих мертвецов настоящий дворец — правда, небольшой, но вместительный. Внутри было достаточно места для могил, скамей и столов для поминальных трапез.
На стенах даже имелись заранее заготовленные факелы.
— Настоящая крепость! — фыркнул старик алхимик. — Как мы войдем сюда, ваше величество? Дверь-то заперта?
— А мы попробуем открыть, — ответил Конан и вытащил из-под своего плаща ломик. Являя известную сноровку, он взломал замок и толкнул дверь ногой. Она со скрипом отворилась. — Прошу! — Король театрально взмахнул рукой, приглашая алхимика войти.
Натизон посмотрел на своего короля с восхищением.
— Стало быть, это правда — то, что про вас говорят, — вымолвил он.
— Про меня много что говорят, — строго ответствовал Конан.
— Ну, некоторые воры болтали, будто ваше величество — такой же взломщик, как они сами. Только вашему величеству повезло, а им нет.
— Это ты в тюрьме наслушался? — сказал Конан. — Мало ли что будут говорить забулдыги и жулики, которых сцапала моя стража!
— Конечно, конечно, — пробормотал Натизон, но хитрая улыбочка, появившаяся на лице старика говорила совсем об обратном.
Вдвоем они вошли в склеп, и Конан зажег факелы. Натизон испугался:
— Вдруг нас здесь увидят?
— Пусть видят, — небрежно отмахнулся король. — Я имею право входить куда угодно. Я — король. И если мне захотелось навестить усопшего Грумента — кстати, законопослушного и добропорядочного господина! — то я в своей власти.
— Так-то оно так, но слухи пойдут… — вздохнул старик.
— Приступай к делу, — велел Конан. — Нужно выкапывать труп, или ты обойдешься надгробием?
— Пока обойдусь надгробием, — сказал Натизон, поежившись. — Не люблю я трупы.
— От тебя не требуется, чтобы ты кого-то там любил, — серьезно заявил Конан. — Просто поднеси траву. Давай.
И король решительно скрестил на груди руки.
Натизон пробормотал несколько молитв, обращенных к разным милосердным божествам, после попросил прощения у бедного Грумента, чей прах он намерен потревожить, и вытащил из-за пазухи корень травы-лиходейки. Этот корень представлял собой странную фигурку, похожую на гротескного человечка, у которого вместо волос растет на голове трава. Ротик человечка был раскрыт, глазки сощурены, ручки растопырены.
— Это трава-мужчина, — объявил Натизон, поднося корешок к глазам Конана и показывая крошечный отросток между «ног» корешка. — Бывают еще женские травки, но они менее сговорчивы. Более лживы.
— Можешь ничего не объяснять, — отмахнулся Конан, отворачиваясь от корешка. — Меня мало занимают подробности алхимических процессов.
— Это не алхимия, — опять надулся старик. — Алхимия есть строгая паука. В алхимии всегда известно, что из чего получится. А это…
Он замолчал, видя, что лицо короля приняло угрожающее выражение, и поднес корешок к свежему надгробию, под котором покоился прах несчастного Грумента-старшего. Поначалу ничего не происходило. А потом из глубины гробницы послышалось тончайшее пение, и фигурка-корешок шевельнулась в руках алхимика. Раздался тот самый тонкий писк, который Натизон пытался имитировать в покоях королевского дворца. Только звук этот был куда более пронзительным. Он проникал в самый мозг и терзал его. Конан зажал ладонями уши.
— Я больше не могу выносить этого! — закричал он. — Уходим отсюда!
— Я не могу оставить корешок, — возразил Натизон.
— Делай, что должен, и убираемся, — повторил Конан. — Я знаю все, что хотел узнать.
Он погасил факел и решительно вышел из склепа.
— Подождите, ваше величество, — старик засеменил следом. — Не бросайте меня здесь одного! Я боюсь!
Конан остановился.
— Закрой дверь, — приказал он, — и иди сюда. Что ты должен сделать с корешком?
— Я верну его в землю, — пробормотал старик. — Прямо здесь, возле склепа. Пусть поет и переговаривается с той лиходейкой, что извела Грумента. Им будет, о чем поболтать, пока не наступит осень и корни не сгниют в земле.
* * *
Несколько следующих дней его величество был занят другими делами: прибыли знатные лорды из Немедии, и Конан приятно провел с ними время на охоте и в пирах. Девочка Цезония по-прежнему жила во дворце и не доставляла никаких неудобств ни нянькам, ни своим охранникам. Это был кроткий ребенок, рано узнавший горе и умеющий быть благодарным. Две служанки, приставленные к дочке арестованной «ведьмы», не могли нарадоваться на дитя. Если бы Конан спросил их мнение, они захлебывались бы от похвал. Но Конан, как назло, ни о чем не спрашивал.
Больше других страдал от королевского невнимания судья Геторикс. У него появились новые обстоятельства, однако принимать решение без короля — коль скоро тот вмешался в дело — он не осмеливался.
Наконец Геторикс перехватил Конана в коридорах дворца. Король, навеселе, с оленьей ляжкой в одной руке и кубком в другой, шел с каким-то рослым человеком — судя по всему, одним из киммерийских посланников, — и громко хохотал.
Геторикс вырос перед ними, как бледная тень, жаждущая отмщения. Конан остановился. Лицо его приняло недовольное выражение. Что до его спутника, то тот удивленно поднял брови и скорчил гримасу.
— Что? — отрывисто спросил король у судьи.
— Прошу прощения, ваше величество, — пролепетал Геторикс, чувствуя себя крайне глупо. Нельзя так робеть перед королем! Тем более перед таким королем, как Конан.
— Ну, — Конан махнул оленьей ляжкой. — Я слушаю! Говори, раз уж подстерег меня здесь.
— В доме Корацезии… Той женщины… — Он не решился произносить слово «колдунья» при чужих людях, тем более при послах. — Мы еще раз обыскали дом.
— Что вы там нашли? — спросил Конан.
— Одну вещь. Она подтверждает обвинение. Конан оценил деликатность Геторикса, который продолжал излагать дело иносказаниями.
— Я хочу, чтобы эту вещь принесли в мои покои. Будь там же. И распорядись, чтобы явился Натизон. Ближе к полуночи встретимся там. Надеюсь, твоя жена не против того, что ты занимаешься работой далеко за полночь?
Отпустив последнюю шутку (Конан прекрасно знал, что Геторикс до сих пор не женат), аквилонский король удалился вместе со своими гостями.
Настроение у него было испорчено, хотя он этого и не показывал. Ближе к полуночи король, изрядно пьяный, но все еще с ясной головой, вломился в собственные покои, едва не снеся по дороге двери. Натизон сидел в любимом кресле короля, положив ноги на стол и лениво разглядывая разные безделушки, украшавшие королевскую спальню. Геторикс при виде короля вскочил и поклонился.
Конан небрежно махнул рукой и повалился на свою кровать, которая протестующе скрипнула под тяжестью его тела.
— Что там у вас? — осведомился киммериец. — Показывайте!
— Амулет, ваше величество, — Геторикс протянул королю маленькую золотую вещицу, представлявшую собой несколько переплетенных колец с рубиновым «глазком» в центре.
— Может, это от дурного глаза, — отмахнулся Конан. — Глупость, конечно, но безвредная.
— Нет, это не глупость, а гадость, — заявил Натизон, убирая ноги со стола. — Я посмотрел.
— А, мой знаток черных магических искусств, по совместительству мелкий воришка… — подал голос король, простертый на кровати. — Кстати, любезный Натизон, у тебя почему-то оттопыривается халат на груди. Что ты сунул за пазуху?
Натизон побагровел.
— Ничего. Неужели ваше величество опустится до того, чтобы подозревать своего верного, преданного…
Конан, захохотав, одним прыжком вскочил с кровати и схватил хрупкого старика в охапку. Никто не успел и слова вымолвить, как король уже перевернул Натизона вниз головой и потряс. На пол посыпались золотые флакончики для духов, браслеты, массивные золотые кольца и вазочки из серебра с эмалью изумительной работы.
Затем король поставил старика на ноги.
— Подбери и поставь на место, — велел он, снова отправляясь к постели. — Глупый старикашка! Вздумал надуть своего короля!
— Это привычка, — забормотал, оправдываясь, старик. — Я не могу иначе. Я ведь никому не приношу вреда.
— Кроме себя самого, — фыркнул Конан и заложил руки за голову. — Рассказывай про амулет.
— Опасная вещица. Ею пользуются для того, чтобы сосредоточиться и войти в мир злых духов.
— Откуда ты знаешь?
— Видел как-то раз. У одного мага. Ах, король, неужели ты не веришь своему верному Натизону? — Старик возмущенно затряс головой. — Я знаю, что говорю. Эта вещь нужна для того, чтобы связываться с демонским миром!
— Верю, — вздохнул Конан. — И все-таки что-то здесь не сходится. Казнить эту Корацезию мы всегда успеем. Никуда она из темницы не денется.
— А если она действительно ведьма? — подал голос Геторикс. — Если она соберется с силами и удерет?
— Ее никто ни разу не навестил. Никто не поинтересовался ее судьбой. И будь она сильна, она давно бы удрала, еще до того, как ее подвергли допросу с пристрастием. Нет, друзья мои, мы не будем выносить поспешных решений. — Произнося сию мудрую фразу, его величество громко рыгнул. — Боги, как я хочу спать… Убирайтесь вон со своими важными проблемами! Убирайтесь, господа! Ваш король будет отдыхать! Никого пока казнить не будем! К амулету приставить охрану… Или знаете что? Поместите амулет в комнату, где содержат девочку… Посмотрим, как они отреагируют друг на друга… И охране скажите…
Затем раздался громкий королевский храп. Судья его величества и придворный алхимик его величества покинули опочивальню.
* * *
Господин Грумент-младший, законный наследник Грумента-старшего, вот уже несколько дней испытывал странное беспокойство. Как будто некто не сводит с него пристального взгляда. Кто этот некто? Где он скрывается? Нечто подобное, насколько слышал Грумент, бывает при магической слежке. Невидимый взор, устремленный на жертву через кристалл ясновидения, вызывает такие ощущения. Грумент лихорадочно соображал: кому из магов он мог насолить в достаточной степени?
На ум ничего толкового не приходило. Да и с магами он в контакт практически не входил. Тот единственный уже стар и немощен. Да и смысла ему никакого нет подглядывать за Грументом. Грумент его всяко не обидел.
Но ощущение всевидящего ока, устремленного на него, не проходило, и наследник покойного Грумента-старшего терял сон и аппетит.
А человек в сером капюшоне сидел на карнизе соседнего дома, заглядывал в окна грументова особняка и ухмылялся сам себе.
* * *
Соглядатая Грумент обнаружил к исходу второго дня слежки и похолодел. Кто мог нанять этого широкоплечего гиганта? Кому выгодно? Неужели у глупой Корацезии есть любовник? Нет, это невозможно. Всем известно, что Корацезия добродетельна и до сих пор хранит траур по почившему супругу.
1 2 3 4 5 6 7