— Что? — спросил Саламар с кривой улыбкой. — Ты успел забыть о моем существовании?
— А это кто такой, Конан, а? — карлик обернулся к Конану, указывая на Саламара большим пальцем из-за плеча. — Откуда ты выкопал такую образину?
— Мы приходили к тебе вчера вдвоем, — напомнил Конан. — Он сидел в той же тюрьме, что и я. А в тюрьму я попал благодаря тому, что один владелец харчевни не умел — или не захотел — держать язык за зубами… Это обстоятельство также не следует выпускать из внимания.
— Совершенно не обязательно напоминать человеку о его просчетах и ошибках, — огрызнулся Тульпис. — К тому же я замазал свою оплошность, накормив тебя, как царя, и закрыв глаза на все прочие твои проделки в моей харчевне. Так что теперь объясни мне, откуда взялось это… э… лицо.
— Мне надоело слушать, как вы оба издеваетесь! — проговорил Саламар, поднимаясь с места и направляясь к карлику и его рослому товарищу.
Результат превзошел все ожидания. Тульпис заорал: «Ай, ай, не подходи, не прикасайся ко мне!» — и шарахнулся в сторону, норовя заскочить за спину киммерийцу. Конан широко ухмыльнулся, демонстрируя ошеломленному Саламару белоснежные зубы.
— В чем дело?! — Саламар в отчаянии опустил руки. — Да о чем он говорит? Почему он не не может меня вспомнить, но еще и боится?
— К несчастью, у меня нет при себе зеркала, Саламар, — отозвался Конан, — но поверь мне на слово: твоя наружность претерпела существенные изменения. Теперь я вполне верю твоей болтовне насчет артефакта. С резными кхитайскими палочками следует вести себя чрезвычайно осторожно.
Саламар покачал головой. Жест безнадежности. Никто ничего не желал объяснять ему. Гирканец на всякий случай ощупал свое лицо, провел ладонями по всему телу. При одной только мысли о том, что он, возможно, превратился в женщину или покрылся бородавками, его прошиб холодный пот. Но ни бородавок, ни явственных примет женского тела он на себе не обнаружил.
— Странно все это, — пробормотал Саламар, усаживаясь обратно за стол.
Конан взял Тульписа за плечо.
— Идем, у нас много дел. Хватит трястись — ничего страшного, в сущности, не произошло…
— Может быть, — бормотнул карлик, — но рожа… ужас!
Они вместе вышли на улицу, оставив Саламара в состоянии страха перед неизвестностью.
* * *
В Аграпуре пахло гарью. Дым пожарищ тянулся по улицам, и прихоти ветра разносили его по всему городу. Десятки людей, оставшихся без крова, слонялись повсюду. Кое-кто отправился жить к родственникам; но большинство впало в настоящее отчаяние — в одночасье потеряв все свое имущество, эти богачи, ставшие бедняками, продавали то единственное, что у них еще оставалось: рабов и наложниц. На вырученные деньги они снимали комнаты в гостиницах. Однако было очевидно, что надолго этих денег не хватит, так что всем им приходилось думать над тем, как устраивать свою жизнь дальше.
Таким образом, рабы подешевели, а комнаты в гостиницах подорожали, и это не могло не сказаться на общем состоянии торговли в Аграпуре. Двое или трое работорговцев погнали свои караваны дальше, разочарованные тем, что встретило их здесь.
— В конце концов, ничего не потеряли только эти бедолаги, — сказал Тульпис, кивая на очередного раба-носильщика, который переходил из рук в руки. — Какая ему разница, чьи носилки тащить на плечах?
— Разве что прежде он носил легонькую госпожу, а теперь будет носить тяжеленного господина, — предположил Конан.
Но сбить Тульписа с мысли оказалось практически невозможно. Карлик скроил жуткую физиономию.
— Где ты видел, чтобы госпожа была «легонькой»? Все аграпурские госпожи — толстенные коровы, и таскать такую тушу, да еще увешанную драгоценностями, — то еще удовольствие!
— Можно подумать, ты подрабатывал носильщиком! — поддел приятеля Конан.
— Я, разумеется, не занимался подобной ерундой, — с достоинством возразил карлик, — однако у меня бывали клиенты из этого разряда.
— Ты пускал к себе в харчевню рабов? — удивился Конан.
— Тс-с! Незачем кричать об этом на весь квартал! — Карлик сильно покраснел. — Деньги у них водились и ничем не отличались от денег, которыми расплачиваются свободные… И нужно ведь человеку где-нибудь посидеть и отдохнуть за плошкой сдобренной мясом каши, да так, чтобы не им помыкали, а он требовал от служанок почтительности и внимания?
— Вероятно, нужно, — согласился Конан. — Никогда об этом всерьез не задумывался. У меня всегда находились другие темы для размышлений.
Тульпис безнадежно махнул в его сторону рукой.
Возле бывшей тюрьмы, превратившейся теперь в груду дымящихся развалин, никого не было, ни стражников, ни мародеров. Да и в самом деле, что можно было взять из тюрьмы — даже если бы здесь, в виде исключения, пламя и пощадило бы что-нибудь из вещей? Оружие? Вряд ли оно будет пригодно после того, как побывает в таком пожаре. Оковы и цепи? Решетки? Смешно даже предположить, что они понадобятся кому-то из горожан.
Конан вспоминал, как пламя расступалось, пропуская беглецов. Он понимал, что нечто подобное происходило и во всех остальных случаях. Огонь, пожиравший дома, был особенным и предназначался лишь для того, чтобы сгорел сам Феникс. Вероятно, предметы, погибшие при этом, «рассматривались» чудесным огнем как топливо.
— Ну что, — проворчал карлик, останавливаясь перед грудами пепла, — будем, стало быть, здесь шарить?
Он ступил на пепел и тут же с проклятием отскочил.
— Он горячий!
— Разумеется, здесь ведь недавно все пылало, — заметил варвар насмешливо.
Тульпис уставился на приятеля с яростью.
— По-моему, ты переоделся моим слугой, так что попытайся вести себя соответственно.
— Это как? Кланяться тебе, что ли?
— Хотя бы…
— Я и так вынужден сгибаться в три погибели, когда с тобой разговариваю, — небрежно произнес Конан, — что еще тебе надобно?
— Принеси палку. Будем ворошить пепел палкой.
Конан протянул карлику небольшую дубинку, предусмотрительно захваченную им из харчевни. При этом он размахивал левой рукой, выписывая в воздухе вензеля. Тульпис подозрительно прищурился:
— Что это такое, а? Энвольтация?
— Ты о чем? — удивился Конан.
— Ну, что ты делаешь рукой — все эти штуки и загогулины? Ты не колдуешь, а?
— Я?! Да как тебе такое в голову могло прийти?! — взревел Конан. — Я пытаюсь изображать изысканные манеры хорошо вышколенного слуги.
— Не получилось, — фыркнул карлик. — Если уж тебе охота корчить из себя хорошо вышколенного слугу-негра, — при слове «охота» Конан изобразил крайнее негодование, — то возьми себе вторую палку и помогай мне искать.
Они встали рядом с пеплом и принялись тыкать в мягкие горы. Поднялась невесомая пыль, воздух сделался серым. Карлик расчихался, раскашлялся, из его глаз потекли слезы.
Конан осведомился:
— Что это с тобой?
— Не видишь? — огрызнулся Тульпис. — Я страдаю. И не понимаю, почему на тебя вся эта пыль не действует. Все нормальные люди от нее начинают кашлять и задыхаться.
— Вероятно, с тобой это происходит потому, что ты близок к земле, — отозвался Конан. — Я же довольно от нее далек.
После этого хвастливого замечания он оглушительно чихнул и даже смутился на миг. Тульпис, казалось, почувствовал себя полностью удовлетворенным. Карлик возобновил поиски с усиленной энергией.
Конан сказал:
— Не размахивай палкой так яростно. Неровен час разобьем яйцо…
— Не разбив яйца, не сделаешь яичницу, — сказал харчевник. — И пирога тоже не испечешь.
— Наша цель, если ты еще помнишь об этом, коротышка, — не яичница и даже не пирог, а яйцо Феникса, — напомнил Конан.
Карлик оперся на свою дубину и уставился киммерийцу в лицо, глядя снизу вверх и двигая запорошенной пеплом бородой.
— Как его можно разбить, ведь оно золотое, — вопросил Тульпис.
— Возможно, оно лишь выглядит золотым, — предположил Конан, — а на самом деле хрупкое, как и любое яйцо, только покрыто позолотой.
— Не нравится мне все это, — сказал Тульпис.
Они оставили палки, и Конан принялся осторожно разгребать пепел рукой, обмотанной плащом. Внезапно киммериец замер.
— Что там? — насел на него карлик. Тульпис страшно боялся, чтобы напарник его не обманул и не скрылся с драгоценным яйцом. — Покажи!
Ну, покажи, что ты нашел? Это оно?
Конан осторожно высвободил руку из плаща и, пренебрегая жаром, сомкнул пальцы на гладкой сфере, которую нащупал под слоем пепла.
Медленно он вытащил на поверхность яйцо. Оно оказалось большим, на ощупь прохладным, несмотря на то, что возникло в самых недрищах пожара и, не принадлежи оно к миру чар и волшебства, непременно должно было бы быть раскаленным докрасна. От скорлупы исходило слабое свечение. Казалось, внутри яйца помещается небольшая горящая лампа.
Конан взял яйцо в руки — оно с трудом помещалось у него на обеих ладонях — и обратился к Тульпису:
— Расстели на мостовой плащ. Завернем его. Не тащить же его всем напоказ. Да и повредить страшно.
— Дай я, ты не умеешь, — засуетился Тульпис. — Я заверну, я и понесу…
— Если ты споткнешься, я отрублю тебе голову, — предупредил Конан. — Может быть, из твоего обезглавленного тела вылетит крылатый конь или выскочит прекрасная юная девушка.
— Где ты набрался подобной чуши? — Туль пис даже задохнулся от возмущения.
— Я внимательно слушал сказки, когда их рассказывала мне моя старая кормилица.
— Не было у тебя никакой кормилицы, ни старой, ни молодой, — отрезал Тульпис.
— Откуда ты знаешь? — удивился варвар.
— Оттуда! — Тульпис с торжеством вздернул бороду. — Оттуда, что ты как-то раз сам рассказывал мне о своем детстве. Когда напился у меня в харчевне. И, кстати, не заплатил.
— Вероятно, ты подмешал мне в питье порошок правды, а это противозаконно, — сказал Конан. — Довольно болтать. Оно тяжелое, и я боюсь сжать его слишком сильно.
Тульпис снял плащ и засуетился вокруг Конана. Тот наклонился и бережно уложил яйцо Феникса на складки плаща. Тульпис тотчас обернул добычу в несколько раз, сделал узелок и выпрямился, держа его в руках.
— Лично я готов отправляться за драгоценными камнями и золотом прямо сейчас. Где живет возлюбленная нашего яйца? Ты что-то не упоминал об этом. Сколько я ни копаюсь в голове, — тут карлик поскреб себя по волосам твердыми ногтями, — не могу припомнить, чтобы ты называл ее жилье.
— Потому что она обитает в Проклятом саду, — сказал Конан.
Карлик споткнулся и едва не упал. В последний миг киммериец подхватил его под локоть.
— Осторожней! — прошипел Конан. — Иначе, клянусь, я выполню мою угрозу и срублю твою голову, вместе с бородой и волосами!
— Ты убийца, — сказал Тульпис. — Как же ты сумел пробраться в Проклятый сад? Всему Аграпуру известно: любой, кто перелезет через ограду, умрет жуткой смертью. Ты видел эти шипы? А эти ядовитые растения? Да там даже пауки дохнут от отравы, настолько ужасен там самый воздух!
— Видишь ли, Тульпис, я в Аграпуре человек новый и многого не знал, — пояснил Конан. — Например, не знал, что в Проклятый сад залезать так опасно, как ты говоришь. Поэтому и залез.
— И? — жадно спросил Тульпис.
— Как видишь, я жив-здоров. Так что приглашаю тебя с собой. Кроме самой хозяйки, есть еще женщины-змейки и наверняка там водится парочка дриад. Нужно расспросить ее.
— А золото и драгоценные камни? — продолжал Тульпис. — Она не лжет, как тебе показалось? Она действительно даст нам все, что обещала?
— Будь ты женщиной, у которой всяких богатств навалом, — разве ты не наградил бы тех, кто принес тебе возлюбленного обратно? — поинтересовался Конан.
Тульпис призадумался.
— Да еще возлюбленного такого тихого, кроткого, заточенного в яйце. Наверняка он будет очень послушным и милым мальчиком, когда вылупится. Нет, Конан, думаю, ты прав — если она не коварна и не так злобна, как прочие представительницы ее племени, она нам с тобой, несомненно, заплатит. Мне хочется прыгать отрадости!
— Только не с яйцом.
Проклятый сад предстал их взору еще более жуткий и угрюмый, чем обычно. Тульпис невольно замедлил шаг, рассматривая голые ветви деревьев, острые длинные шипы, торчащие повсюду на ветках, стрекучие растения, заполняющие все свободное пространство между сводами. Затем он повернулся к своему рослому спутнику:
— Конан, ты уверен, что мы не забираемся туда себе на погибель?
— Уверен, уверен, — сказал Конан. — Я ведь уже побывал там.
— А вдруг что-нибудь изменилось?
— Что могло измениться? — удивился киммериец. — Должна ведь она где-то жить, не так ли! Не станет возлюбленная Феникса обитать в таком отвратительном месте. Нет, все это — лишь видимость для жителей Аграпура, чтобы они не вздумали нарушать покой хозяйки. Дай-ка сюда сверток.
Конан взял сверток с золотым яйцом и повесил его на один из прутьев решетки. Затем подхватил под мышки Тульписа и перебросил его через ограду. Карлик пролетел по воздуху, вопя и дрыгая в полете коротенькими ножками, а затем исчез, едва лишь коснулся земли. Конан улыбнулся и подтянулся наверх.
1 2 3 4 5 6 7 8