В клинике он представил меня как свою жену. Меня встретили как родную, завели карточку и выразили надежду, что я буду в дальнейшем лечиться только у них. Зуб, кстати, вылечили плохо, он продолжал болеть, и мне еще неделю пришлось полоскать его теплым настоем аптечной ромашки.
Вот в эту клинику я и направилась.
Небольшой особнячок на Петроградской стороне был изумительно отреставрирован и выглядел как игрушка. Вот что значит — дом попал в хорошие частные руки! Хозяин не даст своей собственности приходить в запустение, это совсем не в его интересах. Соседнему зданию меньше повезло: его фасад украшала роковая табличка «Памятник архитектуры девятнадцатого века», поэтому его нельзя было приватизировать, и несчастный особняк постепенно разрушался, лепнина обваливалась со стен, колонны фасада покрылись глубокими трещинами. Еще несколько лет — и спасать дом будет уже поздно…
Я вошла в клинику, и с порога меня окутало приятное ощущение комфорта и заботы.
В дверях меня встретил импозантный швейцар, в холле возле регистратуры стояли глубокие мягкие кресла из светлой кожи, на стеклянном журнальном столике валялись свежие номера модных журналов.
Девушка в регистратуре одарила меня чарующей улыбкой и немедленно вспомнила, как меня зовут. Ничего удивительного: именно за это ей платят, и платят неплохо.
— Как ваш зуб? — вежливо поинтересовалась она. — И как чувствует себя Роман Васильевич? Он что-то давно к нам не заходил!
Ее замечательная профессиональная память была мне очень на руку.
— А я к вам, собственно, по его просьбе зашла. Он обратился к протезисту, и тому понадобился рентгеновский снимок зубов. Роман не хочет делать новый снимок — как-никак облучение — и попросил меня взять прежний у вас в карточке. Самому ему некогда, он очень занят, а я была неподалеку…
На лицо девушки набежала легкая тень:
— Он не захотел воспользоваться услугами нашего протезиста? Что ж, желание клиента — закон… — И она подошла к стойке с картотекой.
— Вот его карточка… — Она принесла толстую аккуратную тетрадку и начала перелистывать ее в поисках рентгеновского снимка.
А я впилась взглядом в обложку карточки.
«Лазарев Роман Васильевич», — было выведено на обложке крупным аккуратным почерком. Дальше следовал адрес, адрес той квартиры, в которой я прожила почти год и в которой благодаря собственной склочности окончила свои дни Ромина тетя Ара…
А еще ниже стояла лаконичная запись:
«Группа крови — 1, Р+».
Земля ушла у меня из-под ног. Значит, у Романа действительно первая группа крови, я не ошибалась! Но и Сергей Михайлович никак не мог ошибиться, ведь он делал переливание крови, а он четко сказал, что понадобилась кровь редкой, четвертой, группы.
Значит, человек в реанимации — действительно не Роман!
До сих пор я не могла поверить ему, хотя он непрерывно повторял одну и ту же фразу, а я относила ее за счет амнезии, за счет последствий аварии…
Но если он не Роман, то кто же он? И как кто-то другой мог оказаться в машине Романа?
Я совершенно ничего не понимала.
— Наталья Сергеевна, что с вами? — озабоченно воскликнула девушка из регистратуры. — Вам нехорошо?
Она поднесла к моему лицу ватку, смоченную нашатырем.
— Вы так побледнели! Присядьте…
— Ничего, ничего, — я вымученно улыбнулась, — что-то голова закружилась… выйду на улицу, и все пройдет…
— Нужно больше бывать на воздухе! — Девушка следом за мной подошла к дверям. — А снимок-то, вы же забыли снимок!
…Дежурство было не Олино, но мне обязательно нужно было поговорить с тем человеком, который лежал в реанимации и которого до недавнего времени я считала Романом.
Пока я добиралась до больницы, многое пришлось передумать. В голове моей наконец открылся какой-то шлюз, и мысли потекли легко и свободно. Действительно, стоило только поверить, что там, в реанимации, лежит не Роман, как все встало на свои места, все события стали укладываться в определенную схему. Того человека посчитали Романом, потому что обнаружили в его машине, в его одежде и с его бумажником. Он выжил совершенно случайно, об этом говорил мне капитан Сарычев, он не должен был выйти из этой аварии живым. И если бы он погиб, то обгоревшее тело никто не стал бы особенно рассматривать и его похоронили бы как Романа Лазарева. Зачем и кому это было нужно? И если там, в палате реанимации, весь в бинтах и проводах лежит не Роман, то где же тогда Роман и что с ним случилось? Я видела его на даче у Федора, не мог же кто-то посторонний сесть там в его машину и уехать на ней, предварительно испортив тормоза?
Все эти вопросы я собиралась задать мумии, лежавшей в реанимации. Раз он так упорно доказывал мне, что он не Роман, то пусть тогда ответит, кто он такой и как оказался в машине Романа…
Мне удалось без приключений добраться до палаты реанимации, я тихонько приоткрыла дверь, но там оказалась не только незнакомая сестра, но еще и врач что-то делал возле второго больного. Момент для посещения был далеко не самый подходящий, но я просто не могла уйти домой с невыясненными вопросами, все равно пролежу целую ночь без сна. Я тихонько побрела по коридору и увидела приоткрытую дверь маленького чуланчика возле лестницы. Оттуда слышалась возня и стук ведра. Заглянула туда, я увидела свою старую знакомую няньку с лицом говорящей жабы.
— Здравствуйте, — неуверенно произнесла я. Она не разглядела меня в полутемном коридоре и уже нахмурилась было грозно и рот разинула, чтобы заорать, но тут я шагнула ближе к свету, и нянька меня узнала. Не закрывая рта, она тут же сложила его гораздо более приветливо и стала ужасно похожа на старую жабу из мультфильма «Дюймовочка». Я ожидала, что она громко проскрипит «Коакс, коакс… Брекеке-кекс!», но нянька заговорила вполне по-человечьи:
— Ой, девонька, ты все еще ходишь!
— А куда мне деться, если он тут у вас лежит в тяжелом состоянии? — вопросом ответила я. — Так и буду ходить, пока ему не полегчает.
— Это хорошо, это правильно! — одобрила тетка. — Тебя как звать-то?
— Наташей.
— О, — неподдельно обрадовалась бабка, — а ведь и я Наталья! Тезки, значит… Натальей Ивановной меня зовут.
— Очень приятно, — улыбнулась я.
— А ты чего тут, к своему не пройти? — забеспокоилась нянька. — Так этому делу мы быстро поможем. Врач сейчас в приемный покой уйдет, не будет он там сидеть, а с сестрой я договорюсь.
Нянька оглянулась по сторонам и прошептала:
— Ей сто рублей надо.
И пока я соображала, как бы это потактичнее объяснить няньке, что сто рублей сестричке я дам, а вот ей, няньке, сто рублей будет, пожалуй, многовато, потому что с деньгами у меня напряженка и я их сама не печатаю, бабка честно добавила:
— Ну и мне полтинник, ста рублей мне много…
Вот за что я людей уважаю, так это за четкость и оперативность. Никаких тебе намеков и экивоков, сразу сказала, чего и сколько. Нянька получила от меня деньги и тут же прошлепала в реанимацию. Вернулась она довольно скоро, я не успела даже как следует расположиться в чулане на старой табуретке. Мне дали «добро», и сестричка даже вышла из палаты, взяв с меня слово, что не буду ничего там трогать и позову ее, если, не дай бог, что случится…
В палате реанимации населения прибавилось. Рядом с белой мумией, которую я до сих пор считала Романом, появился еще один человек — бледное, туго обтянутое кожей лицо, запавшие, плотно закрытые глаза. Он ни на что не реагировал и дышал неровно, сипло. К нему были подключены такие же трубки и провода, как к тому, кого я до сих пор считала Романом. Так же пульсировали голубоватые экраны приборов, переливалась в прозрачных трубках бесцветная жидкость.
Я подсела вплотную к «своему» больному и тихо проговорила, наклонившись к нему:
— Здравствуй. Теперь я знаю, ты действительно не Роман!
«Я говорил», — отстукала рука.
— Кто же ты?
«Андрей Удальцов. Можешь проверить. Загородный, четырнадцать, квартира восемнадцать. Но важнее найти Ларису».
— Кто такая Лариса? — вполголоса спросила я. Присутствие нового больного смущало меня, хотя он и не подавал никаких признаков жизни. Я все время чувствовала его спиной, невольно прислушивалась к его неровному дыханию.
«Это она посадила меня в машину. Когда я пришел в себя, машина уже летела под откос».
Это звучало совершенно непонятно, но у меня было очень мало времени, и я вынуждена была спешить.
— Где ее искать?
«Гражданский проспект, дом двадцать два, квартира девяносто семь, думаю, что она все знает», — торопливо отстучала рука, как будто он понял, что у меня мало времени.
И тут же он продолжил:
«Хотя, наверное, ее там уже нет».
Хорошенькое дело! Искать неизвестную мне женщину там, где ее, скорее всего, уже нет! Это напоминает известную поговорку, что трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет! Впрочем, выбирать мне не из чего, других данных все равно не имеется, так что придется проверить этот адрес… Во всяком случае, этот человек на память не жалуется! А я-то думала, что у него амнезия!
— Если в машине Романа был ты, то где же тогда он сам? Что с ним случилось?
Я наклонилась над мумией, которая обрела только что имя, и чуть было не стала трясти неподвижного человека, так мне хотелось выяснить, что же с Романом.
«Она знает…» — простучала рука и бессильно опустилась на больничную простыню.
Дверь палаты приоткрылась, и на пороге появилась та самая нянечка, Наталья Ивановна, которая меня впустила.
— Давай, давай, девонька, закругляйся! — торопливо проговорила она. — Насчет двадцати минут только договаривались, а ты уже верных полчаса тут сидишь! Сейчас доктор придет, нам тогда не оправдаться! Давай заканчивай скорее!
— Сейчас, сейчас! — повернулась я к няньке и, снова нагнувшись к своему странному собеседнику, вполголоса проговорила: — Держись! До завтра! Я к тебе приду!
На следующее утро я хотела поспать подольше, но проснулась рано. Пришлось долго ждать, пока освободится ванная, потом невестка долго крутилась на кухне. Наконец хлопнула входная дверь, и в квартире стало тихо. Я обрадовано выползла из комнаты и просочилась в ванную. Потом, пользуясь отсутствием хозяев, решила приготовить себе плотный калорийный завтрак. Нужно беречь силы, а кто его знает, когда еще удастся нормально поесть? Накануне я накупила продуктов и запихнула все в невесткин холодильник. В самом деле, на дворе лето, все портится, что же мне — свой холодильник покупать, что ли? Очевидно, невестка представила, как на ее кухне появится чужой холодильник, а приткнуться там совершенно негде, потому что вся мебель встроенная, по индивидуальному проекту. Невестка пришла в ужас и согласилась терпеть мои продукты в своем холодильнике, но поглядела на меня вечером с такой злобой, что стало ясно: человек уже на пределе. Что-то нужно делать, иначе вместо сахара она намешает мне в чай мышьяка или цианистого калия, и я погибну, не успев узнать, в какую же историю втянул меня Роман.
С этой мыслью я застыла на месте как столб. Стало быть, я давно уже подозреваю, что Роман не жертва, а участник всех этих событий. Действительно, только так можно объяснить его странное поведение там, на даче у Федора… Но нет, так я бог знает до чего додумаюсь, эти мысли приходят в голову исключительно от голода. Голодный человек злой и рассуждает подчас очень несправедливо. Я отогнала от себя злые мысли, и тут в кухню притащился заспанный и лохматый Лешка.
— У тебя сковородка горит, — сообщил он вместо приветствия.
Действительно, от сковородки шел синий дым, и здорово воняло. Я сняла ее с огня и стала резать ветчину.
— Будешь со мной завтракать? — спросила я, перехватив голодный Лешкин взгляд.
— Ага, — он сглотнул слюну.
Я добавила еще ветчины, потом помидоров, потом вбила туда три яйца. Лешка с аппетитом навернул свою порцию, заедая ее булкой с маслом.
Потом он положил в чашку две ложки растворимого кофе и четыре ложки сахарного песку, долил все это кипятком и откусил булочку со сливками. На лице его появилось выражение блаженства.
— Ты извини, конечно, — нерешительно, начала я, — мне продуктов не жалко, просто любопытно, тебя что — мать не кормит?
— Кормит. — Он сморщился, как будто съел лимон. — Только она все кашу норовит сварить, геркулесовую… на молоке обезжиренном. А если я омлет люблю, с колбасой, тогда что? И кофе растворимый не велит пить, а сама заваривает какую-то бурду ячменную, напиток здоровья, говорит! Да если хочешь знать, им только клопов морить!
— Верю, — я едва спрятала улыбку.
— И все у нее нельзя! — У ребенка накипело, и он жаждал излить мне душу. — Жирное — нельзя, острое — нельзя, соль-сахар — тоже нельзя! А если я перец люблю и горчицу? И еще кетчуп томатный? А она ничего не покупает… Холодильник большой, а в нем одни фрукты да творог диетический, тьфу! Сама худеет, а мы с отцом скоро вообще ноги протянем!
— Ну уж, неужели она и отца не кормит? — усомнилась я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37