— В широких народных массах Запада, — скажет Главный Идеолог, — растёт и крепнет солидарность с Советским Союзом...
«В настоящее время на Западе все большее влияние приобретают идеи далёкие от коммунизма и даже враждебные ему, — пишет Немец. — Нашей главной опорой на Западе теперь должны становиться массы людей без определённой классовой принадлежности».
— Нашей главной опорой на Западе по-прежнему остаются рабочий класс и трудовое крестьянство, — скажет Главный Идеолог...
Вот в таком духе в Москве «перерабатывают» все мысли агента. Тот доклад, который сделает Главный Идеолог, могли бы сочинить начинающие студенты факультета марксизма-ленинизма, не имеющие ни малейшего представления о реальной сегодняшней ситуации на Западе.
Закончив писать отчёт, он позвонил по телефону, где его звонка ждал связной, назвал условленное имя, услышал в ответ условленное «Вы ошиблись номером» и затем пошёл в условленное место около университета. По дороге ему опять показалось, что за ним следят. Сделал несколько проверочных манёвров, но слежки не обнаружил. Тревога, однако, не исчезла. Зачем ему, асу шпионажа, поручили это примитивное и совершенно бессмысленное задание? Неужели только из-за того, что какому-то высокопоставленному болвану в Москве захотелось сделать вклад в марксистскую теорию, надо было ценнейшего агента подвести под угрозу разоблачения?! А впрочем, так ли уж ты ценен как шпион?
Около университета затерялся в толпе молодёжи и передал связному приготовленный пакет. Через десять минут пакет будет в посольстве, а через полчаса его содержание станет известно в Москве. К чему такая спешка? Тут официальных советских журналистов было больше десятка. Зачем ещё потребовалось мнение тайного агента?
Одиночество
Соотечественники вернулись в отель поздно ночью. По шуму в соседнем номере можно догадаться, что они продолжают пить. Захотелось присоединиться к ним. Сказать, кто он. Упиться до слез дружбы, поцелуев и взаимных оскорблений. Но соотечественники вряд ли примут его в свою компанию. Они решат, что это — провокация. Да и о чём ему говорить с этими людьми, с которыми его роднит теперь лишь только русский язык?
Не спится. Столько лет прошло, а до сих пор не может поверить в реальность того, что это он и что он в чужой и нелюбимой стране. На него накатилось ощущение одиночества. Чтобы понять, что такое одиночество, надо прожить целую жизнь, причём не на необитаемом острове и не в камере одиночного заключения, а на свободе и среди людей. Одинокие люди внешне ничем не отличаются от прочих. Как правило, они тянут жизнь до естественного конца и погибают не от одиночества, а от других общечеловеческих болезней. Состояние одиночества есть результат не внешних обстоятельств, а внутренней эволюции человека в течение многих лет. Одиночество неизлечимо. Одинокие люди обречены. Они не могут объединиться и преодолеть некий барьер, обрекающий их на одиночество. Множество одиноких людей может жить рядом, иметь сходную судьбу и участвовать в одном общем деле, оставаясь одинокими. Одиночество есть болезнь сытых. Это болезнь будущего. Будущее представлено сегодня прежде всего одиночеством. Одинокий человек — человек будущего.
Человеческая жизнь интересна не столько рациональным расчётом, сколько иррациональными страстями. Оказавшись на Западе, он вынужден был отсечь второе.
Человеческая жизнь интересна не столько умом и правильностью, сколько глупостью и ошибками. Оказавшись на Западе, он вынужден был отсечь второе. Человеческая жизнь интересна не столько самовидением, самооценкой, самоанализом и самосознанием, сколько отражением её в окружающих, т.е. тем, как тебя видят окружающие, что они думают о тебе, как оценивают твоё поведение. Оказавшись на Западе, он отсек второе.
Человеческая жизнь интересна не столько личными переживаниями, сколько сопереживаниями друзей и врагов. Оказавшись на Западе, он отсек второе.
Человек не может сколько угодно оставаться человеком в таком состоянии. Он продержался дольше, чем кто бы то ни было другой. Он установил мировой рекорд. Это вполне в духе советской мании рекордсменства. Жаль, нигде и никто не скажет об этом рекорде. Он невольно ставил эксперимент на одиночество — насколько человек силён против него. Эксперимент показал, что человек способен вынести многое, способен вынести одиночное заключение или жизнь на необитаемом острове, но не способен вынести одиночество, будучи здоровым и оставаясь в человеческом обществе.
Он почувствовал озноб. Надо бы обратиться к врачу. Но он не имеет на это права. Он не должен болеть. Болезнь не входит в его профессию.
Любопытно, подумал он, вот я сегодня умру. Кто меня похоронит, как и где?
Нет, об этом не следует думать. Смерть тоже не входит в его профессию. Мысли перескочили на далёкую, забытую и уже недоступную Россию. Страшная вещь — тоска по покинутой Родине. Но ещё страшнее тоска по Родине, которой для него уже нет и никогда уже больше не будет.
Сумма жизни
Сумма жизни измеряется не итогом — итог жизни всегда равен нулю. Он исчезнет, не оставив после себя никаких следов пребывания в этом мире. Не будет даже никакого некролога. Его настоящее имя навечно исчезнет в архивах КГБ. Его именем не назовут не то что город или улицу, но даже туалет в шпионской школе.
Сумма жизни равна множеству нереализовавшихся возможностей и одной реализовавшейся нелепости.
Как сложилась бы его жизнь, если бы осуществились какие-то из упущенных возможностей? Вот было бы интересно, если бы каждый раз, когда перед ним открывались какие-то возможности, появлялись бы его точные дублёры, которые продолжали бы жизнь в направлении этих возможностей. И собрать бы сейчас всех этих дублёров его «я» вместе!
Ему представился большой зал, который постепенно заполнялся его потенциальными «я». Вот вошёл стриженный наголо солдат. Он был убит в начале войны, когда вызвался добровольцем прикрыть отступление остатков разгромленного полка. А это что за существо? Неужели этот старик с распухшей фиолетовой мордой тоже он?! Да, это он, бывший неудавшийся актёр, а ныне — вахтёр в каком-то магазине. Этот толстый, лысый и самоуверенный тип тоже он — доцент в каком-то провинциальном городишке. И этот отставной полковник — тоже он. Он пришёл сюда прямо из своего огорода на окраине сибирского городка, где он возится с утра до ночи с картошкой, помидорами, луком и прочими дефицитными теперь продуктами питания. Жена и дочь продают их на городском рынке. Хорошие деньги приносит огородик, побольше, чем его полковничья пенсия.
А люди идут и идут. Молодые и старые, трезвые и пьяные, больные и здоровые, лысые и волосатые, толстые и тощие, опустившиеся и сохранившие форму, Удачливые и неудачники, живые и мёртвые. Преобладают старые, обрюзгшие, обросшие, грязные, пьяные, больные. Будто это — собрание пропойц, околачивающихся в московских забегаловках и около винно-водочных магазинов. Ничего себе возможности, открытые для русского Ивана!..
— Товарищи! — торжественно прозвучал в зале голос. — Первый в истории человечества съезд всех потенциальных «я» одной и той же реальной личности объявляется открытым! Слово для отчётного доклада представляется единственному реализовавшемуся из всех потенциальных «я» — советскому разведчику в Западной Германии по кличке Немец.
Он направился к трибуне. Но трибуна исчезла. Исчезли все собравшиеся. Остался лишь маленький номер в третьеразрядном отеле в чужом немецком городе. И он, старый человек, растерявший все свои потенциальные «я» на пути к этой реальной нелепости.
Ощущение опасности
Вернулось ощущение опасности. Это не страх, а нечто иное. Это ощущение того, что теперь ты стал для других объектом той самой деятельности, какою занимался сам до сих пор.
Есть агенты, о которых контрразведка знает с самого начала. Их «разоблачают» по мере надобности или в силу необходимости. «Разоблачение» грозит им высылкой из страны или, в худшем случае, кратковременным тюремным заключением, которое они, как правило, не отбывают долго — их обменивают на своих агентов, осуждённых в соответствующей стране, или отпускают в обмен на какую-либо услугу или уступку. Но есть агенты, о существовании которых контрразведки не знают и разоблачение которых означает немедленное уничтожение. Эти агенты суть смертники. Он принадлежит к их числу. Он знал это с самого начала. Время от времени для него возникала тревожная ситуация, и он научился ускользать от неё. Но в последнее время ощущение большой опасности, возникнув, уже не покидало его, достигая порою состояния интуитивной паники. И тогда он метался по стране, меняя документы, машины, внешность. И все же он чувствовал, что опасность неотступно следует за ним. Незримая, неуловимая, но ощутимая каждой клеточкой тела. Вот и сейчас он чувствует, что его обложили со всех сторон, но не видит тех, кто это сделал. Нужно немедленно покинуть этот город. За каким чёртом ему приказали прибыть сюда?! Ничего нового он здесь не узнал, кроме этой мизерной группки «Объединённая Европа». Москва считает, что лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать. Но ведь тому, что он видел, в Москве всё равно не поверят.
Уничтожение Социолога было грубой ошибкой. Оно было организовано так, что все внимание контрразведки было направлено на него, на Немца. Зачем это было сделано? Умышленно? Неужели в Москве решили пожертвовать им ради каких-то «высших» целей? Впрочем, в агентурной работе это обычное дело. Он сам не раз принимал участие в таких операциях. Выходит, теперь его черёд? Но это же несправедливо. А почему это несправедливо? Разве было несправедливо во время войны оставлять на верную смерть одних, чтобы прикрыть отступление других?! Но такие рассуждения хороши лишь тогда, когда они касаются других, а не тебя лично. Он, Немец, не трус. Он готов умереть, если жертва жизни оправданна. А в данном случае он не видит никакого разумного оправдания. Надо хотя бы на время покинуть эту страну. А куда? Может быть, в Южную Или Центральную Америку? Сражаться за какой-нибудь режим. Все равно за какой. Или против какого-нибудь режима. Все равно против какого. Так или Иначе убьют. А «за» или «против» — для истории не Играет никакой роли. А может быть, лучше в Африку податься? В какое-нибудь дикое племя? Поселиться в хижине с негритянкой... А где ты теперь найдёшь в Африке дикое племя? А хижину? И негритянки теперь цену себе осознали. И нашего брата Ивана там не меньше, чем здесь.
Германия
Ещё до рассвета русский человек по кличке Немец покинул Бонн. Выехав из города и не видя преследования, он вздохнул с облегчением. Он мчался по прекрасному немецкому автобану на прекрасной немецкой машине мимо богатых и сытых немецких городов, городков и деревень, которые русский человек никак не способен признать деревнями. Чувство опасности постепенно ослабевало в нём. Вот оно исчезло совсем. На душе стало легко и радостно. Вот промелькнула раздавленная кем-то птица, не успевшая взлететь с ав-тобана. Была — и нет. Как будто её и не было совсем. Появляются и исчезают галактики, а не то что отдельные птицы. Даже галактики галактик исчезают. Где-то возникали и исчезали грандиозные цивилизации. Возникали и исчезали живые существа, которые в сравнении с нами были как боги. И где они? Исчезали без следа. Так стоит ли думать о жизни такого ничтожного червяка, как советский агент?!
Вдруг он почувствовал, что машина потеряла управление.
...Он не успел понять, что случилось...
Москва
На Великой Карте в Москве потухла одна лампочка. Её тут же заменили две новые.

III. Великая Кнопка
Загадка
Но всё-таки почему незначительная газетёнка и безликая «Группа товарищей»? Ведь за этим должна быть большая жизненная драма. Конечно, большинство людей исчезает в Ничто вообще без некролога. А тут все же некролог, и не в заводской или стенной газете жилищно-эксплуатационной конторы, а в городской газете. И все же это не объяснение и тем более не оправдание. Должны быть веские причины, чтобы вычеркнуть его из жизни с некрологом низкой категории. В советской истории имели место многочисленные случаи, когда руководители высшего уровня теряли свои посты, но все же удостаивались некрологов высшей категории. В чем провинился наш герой, чтобы быть так жестоко наказанным?
На вершине карьеры
Западник достиг вершины в избранном им канале карьеры. И что бы он теперь ни делал, он уже не мог подняться выше: некуда. Чтобы подняться выше, надо переходить в аппарат ЦК. Но это связано с риском. И время на это нужно А годы Западника уже не те. Кроме того, ситуация в системе власти должна быть стабильной хотя бы в течение пяти лет. А рассчитывать сейчас на это ни в коем случае нельзя. Положение нового Генсека не такое уж прочное. Борьба группировок за власть обостряется. Генсек стар и болен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30