Обедать Чжан Дагэ отказался, несмотря на уговоры госпожи Ли. После сегодняшнего визита он чувствовал, что Пекин кое-чему научил эту женщину. Вот какова сила Пекина!
2
Госпожа Ли была несколько разочарована. Ей так хотелось угостить Чжан Дагэ пельменями с бараниной и кабачками, но он не остался. Вскоре после его ухода явился Дин Второй. Хоть нашлось кого угостить пельменями. Поговорили немного.
– Очень хорошо, очень хорошо! Я больше всего люблю пельмени с бараниной, – сказал он, снимая рубаху и собираясь на кухню месить тесто.
Но разве можно позволить гостю стряпать? И госпожа Ли на кухню его не пустила. Ей помогли детишки – они обхватили Дина за ноги. Тогда он торжественно облачился в рубаху, высоко подбросил Лин и принялся рассказывать историю, которую они уже знали наизусть.
– Слушай, Ин, я начну с самого начала.
– Ты начни с чашек, помнишь с каких? – попросил Ин.
– Да, с чашек, конечно, помню. Как только она сошла с паланкина, сразу же почувствовала ко мне отвращение. Не знаю почему, а только возненавидела она меня. Что было делать? Я пытался ее утихомирить, а она…
– Разбила все чашки, – вставил Ин.
Лин не могла угнаться за братом и крикнула «дзинь!», захлопав в ладоши.
– Скандал учинила, такой скандал! В конце концов я же и остался в дураках.
– Дин – честный человек, очень честный человек! – выпалила Лин, обогнав брата: фраза была не сложной.
– А вы правильно говорите. Все как есть! – восхищался Дин. – Дин – честный человек.
Дети внимательно слушали, чтобы при случае вставить словцо, но Дин неожиданно заговорил о другом:
– Ин, не найдется ли у вас немного вина? Если нет, попроси у мамы денег, мы купим. Я, когда выпью, еще лучше рассказываю.
Ин выпросил у матери мао; Дин взял большую чайную чашку, и они вместе с Лин вышли на улицу.
В конце переулка им встретился Лао Ли. Ин, размахивая бумажкой, закричал:
– Па, мы идем за вином, мама дала нам мао!
Дин вел за руку Лин, в другой руке держал чашку, а Ин размахивал ассигнацией. Лао Ли это показалось забавным, и он рассмеялся.
– Я рассказывал им свою историю, и мне захотелось выпить.
Ин поспешил продолжить:
– Когда выпьешь, еще лучше рассказываешь. Мы остановились на том, как разбились… какие-то чашки, да?
Он потянул Дина за рубаху, и Лао Ли вдруг перестал улыбаться. Ему тоже захотелось выпить, и он пошел с ними.
В лавке он купил бутылку вина, несколько персиков и две совсем зеленых коробочки лотоса. Вино он отдал Дину. Лин так понравились коробочки лотоса, что она не хотела с ними расставаться. Ин то и дело разглядывал ассигнацию в один мао, которую держал в руках, а когда вышел из лавки, подбежал к торговцу дынями:
– Дайте мне хорошую дыню на один мао! – Он присел на корточки и стал шарить своими черными глазенками, выискивая дыню получше. Подошел отец, добавил мао, и им дали три дыни. Ин от восторга схватил Дина за руку:
– Дядя Дин, я тоже хочу немного выпить! Увидев, что они вернулись с покупками, госпожа Ли
повеселела и с еще большим усердием принялась за пельмени. Лин не выпускала из рук своих коробочек. Вдруг Лао Ли зашептал ей что-то на ухо. Девочка положила одну коробочку и сказала Ину:
– Не трогай! Это моя, зеленая… – Так и не выговорив, как называется эта зеленая штука, она важно прошествовала со второй коробочкой во двор и крикнула: – Тетя Ма! Это тебе, зеленую…
Соседка быстро вышла из комнаты:
– Ты хочешь подарить ее мне?
– Папа сказал, чтобы я отдала тебе эту зеленую… – Она все еще не могла расстаться с коробочкой.
– Оставь себе. Тетя не хочет, – засмеялась госпожа Ма-младшая.
Лин поморгала глазенками и возвратилась. Все рассмеялись, а госпожа Ли была на кухне и ничего не слышала. Лао Ли помыл дыню, отрезал большой ломоть и, дав его девочке в обмен на коробочку, вышел во двор. Госпожа Ма-старшая стояла у своей двери. Лао Ли огляделся и, поборов неловкость, прошел прямо к госпоже Ma-младшей. Улыбаясь, она приняла подарок, сказав:
– Оставили бы детям!
– У нас еще есть, – ответил Лао Ли. Они улыбнулись друг другу, и на сердце у него стало легко и радостно.
– Открывайте бутылку, сейчас будут готовы пельмени. – Госпожа Ли была очень горда, глядя на пельмени – творение своих рук. Ин и Лин попросили у мамы теста и стали лепить цыплят. Лао Ли и Дин выпили по рюмке, раскраснелись, но снять рубаху Дин не решался. После третьей рюмки он повздыхал и принялся рассказывать:
– Господин Ли, господин Ли, дело сделано. Оказывается, это совсем просто! Сначала мне было так страшно, а теперь я понял, что напрасно боялся.
Лао Ли догадался, в чем дело. Он взглянул на Дина, и его грязная рубаха показалась ему ослепительно чистой. «Сначала мне было страшно» – эти слова звучали в ушах Лао Ли отчетливо и звонко, как всплеск воды от брошенного камня. Не важно, жив Сяо Чжао или умер, главное, что Дин свершил чудо: даже он способен не только есть, пить и работать. Лао Ли поднес рюмку ко рту, сделал глоток и поперхнулся.
– Господин Ли, – Дин долго шарил за пазухой, потом дрожащей рукой вынул сложенный лист бумаги и отдал Лао Ли. – Это купчая на дом Чжан Дагэ. Ему сейчас очень трудно. Пожалуйста, передайте. Выпьем еще. Сяо Чжао хотел получить барышню Сю, получит ее на том свете!…
Держа рюмку в руках, Лао Ли смотрел, как пьет Дин. Дин закашлялся, вытянул шею, он явно был доволен собой: с Сяо Чжао покончено!
– Вы знаете, все очень просто! Я сказал, что Сючжэнь придет на «Дальнее море» и будет ждать его там. Он явился такой веселый! В женщине скрыта великая сила, я знаю. Еще не совсем стемнело, но, к счастью, вокруг не было ни души. Я спрятался в камышах, комаров там тьма-тьмущая, до сих пор все тело горит от волдырей. Сидел тихо, как мышь, а он все ближе и ближе. У меня чуть сердце не выскочило. Правда! Когда он был от меня в двух шагах, я налетел на него как черт, вцепился ему в шею и от страха чуть не потерял сознание. Только бы не разжать рук, больше я ни о чем не думал. Я слышал, это я точно помню, он засопел, как щенок перед сном. И все! Он даже не успел лягнуть меня, был очень смирный, такой смирный, как я. Я затащил его в камыши и нашел у него эту бумажку. Там были еще кошелек и часы, но их я не взял. После этого я так обессилел, что шагу ступить не мог, еле выбрался из камышей. Он лежал навзничь, и хотя лица в темноте не было видно, я знал, что он смотрит на меня. Это было так страшно! Я вздрагивал от каждого шороха, боялся, что сейчас и меня кто-нибудь придушит! – Дин отпил еще глоток и пощупал шею. – Так я просидел больше часа, весь в поту; сделал шаг, случайно наступил ему на ногу и бросился прочь как угорелый. Побежал прямо к Небесному мосту. Почему? Сам не знаю! Наверное, потому, что там расстреливают преступников! И меня расстреляют. Всю ночь промучился у Небесного алтаря, а звезды мне подмигивали, будто говорили: «Завтра тебя расстреляют».
Он снова выпил.
Госпожа Ли принесла два больших блюда с дымящимися пельменями. Но ни Лао Ли, ни Дин к ним не притронулись.
3
Сменился мэр города. Атмосфера во всех учреждениях была напряженной. Хотя новый мэр обещал не производить никаких замен и не приглашать людей со стороны, все знали, что слова, сказанные мэром для прессы: «У каждого императора свои министры», и на этот раз останутся в силе. Начальник управления, толстяк, задыхаясь от волнения, искал Сяо Чжао, начальники секретариата искали Сяо Чжао, чиновники искали Сяо Чжао, слуги искали Сяо Чжао – все искали, но не могли найти. Тревога рождала сомнения; а что, если Сяо Чжао спихнет толстяка? Эти слухи еще больше подняли Сяо Чжао в глазах сослуживцев. Даже приверженцы толстяка поняли, что пора повернуть оружие против него. Все действовали порознь, не было и двух человек, выступавших вместе, каждый воевал за себя, шел на все, лишь бы сохранить за собой место. Только Лао Ли был у всех как гвоздь в глазу. Пожалуй, он единственный не волновался, не переживал, будто сердце ему заменили холодильником.
– Какой самоуверенный, подлец, мать его!
Вот господин Сунь ни в ком не вызывал ненависти, потому что с каждым делился своими соображениями, не то что этот зазнайка Лао Ли.
– О! Новый мэр – мой земляк, – говорил господин Сунь. – Теперь я получу все, что пожелаю, буду кататься как сыр в масле, а может, еще и секретарем стану.
Да чего откровенный и приятный человек! Сколько подарков получил Сунь за это время, одних только фруктов и лотосов не счесть!
Найден был, наконец, труп Сяо Чжао. В газетах, под крупными заголовками шло подробнейшее описание случившегося. Вот только причины убийства по-прежнему оставались загадкой. А раз загадка – каждый мог высказывать самые невероятные предположения. Чиновники финансового управления, призвав на помощь всю свою фантазию, молниеносно пришли к выводу: политическая подоплека. Сяо Чжао, чтобы сместить толстяка, видимо, снюхался с новым мэром, а мэр хоть и уверял, что никого не тронет, но в отделе просвещения не осталось ни одного старого слуги. Сяо Чжао наверняка выговорил себе высокий пост, и конечно, кто-то полетел бы, поэтому… такое предположение казалось чиновникам наиболее логичным и приемлемым. Чиновники побоялись бы курицу обидеть, а тут выискался какой-то рыцарь или меченосец . Он наверняка умел ходить по карнизам и прыгать через стены , потому-то и прикончил самого Сяо Чжао, который не одного человека лишил бы работы.
При жизни Сяо Чжао считался величиной, но после смерти его акции упали до нуля. Постепенно главную роль в убийстве стал играть толстяк. И хотя никто не осмеливался утверждать этого, все были одного мнения. Все знали об отношениях Сяо Чжао с женой начальника, знали, что начальник зависел от Сяо Чжао и потому его боялся, что Сяо Чжао замышлял против начальника… Чем больше думали, тем меньше оставалось сомнении. Мало-помалу эти мысли были облечены в словесную форму, а слухи вскоре превратились в неопровержимую истину, которая оказалась в центре политической жизни города. Поверили в одном учреждении, стали шептаться в других. Шепот достиг ушей начальника отдела просвещения, и он поспешил восстановить нескольких уволенных, поскольку рыцарь или меченосец к этому времени уже стал разветвленной террористической организацией. Начальник отдела просвещения был человеком мудрым и не мог не насторожиться, потому что осторожность завещали еще древние. Когда вести докатились до мэра, террористическая организация имела уже не только ответвления, но и была связана с японскими самураями. Жена мэра тотчас уехала в Тяньцзинь: во-первых, укрыться от опасности, а во-вторых, потанцевать. Самому же мэру ничего не оставалось, как пойти на мировую с начальниками различных управлений и отделов. Некоторые должности, разумеется, заняли его люди, но полной замены чиновников не произошло. Мэр просто намекнул им, что, вступая в должность, произвел большие затраты, поэтому по всем учреждениям был отдан приказ пересмотреть статьи расходов и доходов.
Бесконечная беготня Чжан Дагэ тронула даже сердце Тяньчжэня:
– Взял бы рикшу! Такая жара!
Чжан Дагэ расчувствовался: выйдя из тюрьмы, сын стал гораздо понятливее. Но для чего брать рикшу? Расстояние не такое уж большое, да и ноги надо тренировать, а нанимать рикшу – значит за день истратить медяков восемьдесят! Видно, до самой смерти Чжан Дагэ не научится говорить «мао», когда речь идет о рикше.
Бегал Чжан Дагэ не напрасно, дела сдвинулись с мертвой точки. Один из секретарей нового мэра оказался бывшим сослуживцем Чжан Дагэ, кроме того, его младшему брату Чжан Дагэ сосватал невесту. Секретарь обещал помочь и даже поинтересовался, где Чжан Дагэ хотел бы служить: полезно помогать людям и поддерживать с ними хорошие отношения. Как уважительно отнесся к нему секретарь, даже предложил выбрать место службы. Чжан Дагэ чуть не расплакался от избытка чувств. Если в доме нет коммуниста, работа всегда найдется. Кто сказал, что люди забывают о хорошем? Секретарь предложил ему выбрать должность!
Куда же пойти? Это трудно решить. Все равно где работать, но если предлагают на выбор, этим нельзя пренебречь. Чжан Дагэ прищурил левый глаз, дважды затянулся и решил вернуться в финансовое управление. И люди свои, и место знакомое, и учреждение солидное. Начальник очень дорожил своей репутацией, кроме того, за каждого хлопотали, поэтому он принял новых, не тронув старых. Барана всегда можно остричь, а народ – обобрать. Жалованье новым сотрудникам платишь не из собственного кармана. К тому же новый мэр пошел на уступки лишь временно: кто знает, когда положение стабилизуется? Зачем же увольнять людей и вызывать недовольство? Все оживились, новые чиновники устанавливали дружеские связи со старыми, в управлении воцарился мир. Даже обслуживающий персонал пополнился двумя новичками, поскольку влажные полотенца и чай требовались чаще, чем прежде. Воспользовавшись случаем, Чжан Дагэ пристроил мужа Второй сестры, который прописывал от всех болезней гипс, пусть поработает слугой, а когда ситуация изменится, опять начнет лечить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
2
Госпожа Ли была несколько разочарована. Ей так хотелось угостить Чжан Дагэ пельменями с бараниной и кабачками, но он не остался. Вскоре после его ухода явился Дин Второй. Хоть нашлось кого угостить пельменями. Поговорили немного.
– Очень хорошо, очень хорошо! Я больше всего люблю пельмени с бараниной, – сказал он, снимая рубаху и собираясь на кухню месить тесто.
Но разве можно позволить гостю стряпать? И госпожа Ли на кухню его не пустила. Ей помогли детишки – они обхватили Дина за ноги. Тогда он торжественно облачился в рубаху, высоко подбросил Лин и принялся рассказывать историю, которую они уже знали наизусть.
– Слушай, Ин, я начну с самого начала.
– Ты начни с чашек, помнишь с каких? – попросил Ин.
– Да, с чашек, конечно, помню. Как только она сошла с паланкина, сразу же почувствовала ко мне отвращение. Не знаю почему, а только возненавидела она меня. Что было делать? Я пытался ее утихомирить, а она…
– Разбила все чашки, – вставил Ин.
Лин не могла угнаться за братом и крикнула «дзинь!», захлопав в ладоши.
– Скандал учинила, такой скандал! В конце концов я же и остался в дураках.
– Дин – честный человек, очень честный человек! – выпалила Лин, обогнав брата: фраза была не сложной.
– А вы правильно говорите. Все как есть! – восхищался Дин. – Дин – честный человек.
Дети внимательно слушали, чтобы при случае вставить словцо, но Дин неожиданно заговорил о другом:
– Ин, не найдется ли у вас немного вина? Если нет, попроси у мамы денег, мы купим. Я, когда выпью, еще лучше рассказываю.
Ин выпросил у матери мао; Дин взял большую чайную чашку, и они вместе с Лин вышли на улицу.
В конце переулка им встретился Лао Ли. Ин, размахивая бумажкой, закричал:
– Па, мы идем за вином, мама дала нам мао!
Дин вел за руку Лин, в другой руке держал чашку, а Ин размахивал ассигнацией. Лао Ли это показалось забавным, и он рассмеялся.
– Я рассказывал им свою историю, и мне захотелось выпить.
Ин поспешил продолжить:
– Когда выпьешь, еще лучше рассказываешь. Мы остановились на том, как разбились… какие-то чашки, да?
Он потянул Дина за рубаху, и Лао Ли вдруг перестал улыбаться. Ему тоже захотелось выпить, и он пошел с ними.
В лавке он купил бутылку вина, несколько персиков и две совсем зеленых коробочки лотоса. Вино он отдал Дину. Лин так понравились коробочки лотоса, что она не хотела с ними расставаться. Ин то и дело разглядывал ассигнацию в один мао, которую держал в руках, а когда вышел из лавки, подбежал к торговцу дынями:
– Дайте мне хорошую дыню на один мао! – Он присел на корточки и стал шарить своими черными глазенками, выискивая дыню получше. Подошел отец, добавил мао, и им дали три дыни. Ин от восторга схватил Дина за руку:
– Дядя Дин, я тоже хочу немного выпить! Увидев, что они вернулись с покупками, госпожа Ли
повеселела и с еще большим усердием принялась за пельмени. Лин не выпускала из рук своих коробочек. Вдруг Лао Ли зашептал ей что-то на ухо. Девочка положила одну коробочку и сказала Ину:
– Не трогай! Это моя, зеленая… – Так и не выговорив, как называется эта зеленая штука, она важно прошествовала со второй коробочкой во двор и крикнула: – Тетя Ма! Это тебе, зеленую…
Соседка быстро вышла из комнаты:
– Ты хочешь подарить ее мне?
– Папа сказал, чтобы я отдала тебе эту зеленую… – Она все еще не могла расстаться с коробочкой.
– Оставь себе. Тетя не хочет, – засмеялась госпожа Ма-младшая.
Лин поморгала глазенками и возвратилась. Все рассмеялись, а госпожа Ли была на кухне и ничего не слышала. Лао Ли помыл дыню, отрезал большой ломоть и, дав его девочке в обмен на коробочку, вышел во двор. Госпожа Ма-старшая стояла у своей двери. Лао Ли огляделся и, поборов неловкость, прошел прямо к госпоже Ma-младшей. Улыбаясь, она приняла подарок, сказав:
– Оставили бы детям!
– У нас еще есть, – ответил Лао Ли. Они улыбнулись друг другу, и на сердце у него стало легко и радостно.
– Открывайте бутылку, сейчас будут готовы пельмени. – Госпожа Ли была очень горда, глядя на пельмени – творение своих рук. Ин и Лин попросили у мамы теста и стали лепить цыплят. Лао Ли и Дин выпили по рюмке, раскраснелись, но снять рубаху Дин не решался. После третьей рюмки он повздыхал и принялся рассказывать:
– Господин Ли, господин Ли, дело сделано. Оказывается, это совсем просто! Сначала мне было так страшно, а теперь я понял, что напрасно боялся.
Лао Ли догадался, в чем дело. Он взглянул на Дина, и его грязная рубаха показалась ему ослепительно чистой. «Сначала мне было страшно» – эти слова звучали в ушах Лао Ли отчетливо и звонко, как всплеск воды от брошенного камня. Не важно, жив Сяо Чжао или умер, главное, что Дин свершил чудо: даже он способен не только есть, пить и работать. Лао Ли поднес рюмку ко рту, сделал глоток и поперхнулся.
– Господин Ли, – Дин долго шарил за пазухой, потом дрожащей рукой вынул сложенный лист бумаги и отдал Лао Ли. – Это купчая на дом Чжан Дагэ. Ему сейчас очень трудно. Пожалуйста, передайте. Выпьем еще. Сяо Чжао хотел получить барышню Сю, получит ее на том свете!…
Держа рюмку в руках, Лао Ли смотрел, как пьет Дин. Дин закашлялся, вытянул шею, он явно был доволен собой: с Сяо Чжао покончено!
– Вы знаете, все очень просто! Я сказал, что Сючжэнь придет на «Дальнее море» и будет ждать его там. Он явился такой веселый! В женщине скрыта великая сила, я знаю. Еще не совсем стемнело, но, к счастью, вокруг не было ни души. Я спрятался в камышах, комаров там тьма-тьмущая, до сих пор все тело горит от волдырей. Сидел тихо, как мышь, а он все ближе и ближе. У меня чуть сердце не выскочило. Правда! Когда он был от меня в двух шагах, я налетел на него как черт, вцепился ему в шею и от страха чуть не потерял сознание. Только бы не разжать рук, больше я ни о чем не думал. Я слышал, это я точно помню, он засопел, как щенок перед сном. И все! Он даже не успел лягнуть меня, был очень смирный, такой смирный, как я. Я затащил его в камыши и нашел у него эту бумажку. Там были еще кошелек и часы, но их я не взял. После этого я так обессилел, что шагу ступить не мог, еле выбрался из камышей. Он лежал навзничь, и хотя лица в темноте не было видно, я знал, что он смотрит на меня. Это было так страшно! Я вздрагивал от каждого шороха, боялся, что сейчас и меня кто-нибудь придушит! – Дин отпил еще глоток и пощупал шею. – Так я просидел больше часа, весь в поту; сделал шаг, случайно наступил ему на ногу и бросился прочь как угорелый. Побежал прямо к Небесному мосту. Почему? Сам не знаю! Наверное, потому, что там расстреливают преступников! И меня расстреляют. Всю ночь промучился у Небесного алтаря, а звезды мне подмигивали, будто говорили: «Завтра тебя расстреляют».
Он снова выпил.
Госпожа Ли принесла два больших блюда с дымящимися пельменями. Но ни Лао Ли, ни Дин к ним не притронулись.
3
Сменился мэр города. Атмосфера во всех учреждениях была напряженной. Хотя новый мэр обещал не производить никаких замен и не приглашать людей со стороны, все знали, что слова, сказанные мэром для прессы: «У каждого императора свои министры», и на этот раз останутся в силе. Начальник управления, толстяк, задыхаясь от волнения, искал Сяо Чжао, начальники секретариата искали Сяо Чжао, чиновники искали Сяо Чжао, слуги искали Сяо Чжао – все искали, но не могли найти. Тревога рождала сомнения; а что, если Сяо Чжао спихнет толстяка? Эти слухи еще больше подняли Сяо Чжао в глазах сослуживцев. Даже приверженцы толстяка поняли, что пора повернуть оружие против него. Все действовали порознь, не было и двух человек, выступавших вместе, каждый воевал за себя, шел на все, лишь бы сохранить за собой место. Только Лао Ли был у всех как гвоздь в глазу. Пожалуй, он единственный не волновался, не переживал, будто сердце ему заменили холодильником.
– Какой самоуверенный, подлец, мать его!
Вот господин Сунь ни в ком не вызывал ненависти, потому что с каждым делился своими соображениями, не то что этот зазнайка Лао Ли.
– О! Новый мэр – мой земляк, – говорил господин Сунь. – Теперь я получу все, что пожелаю, буду кататься как сыр в масле, а может, еще и секретарем стану.
Да чего откровенный и приятный человек! Сколько подарков получил Сунь за это время, одних только фруктов и лотосов не счесть!
Найден был, наконец, труп Сяо Чжао. В газетах, под крупными заголовками шло подробнейшее описание случившегося. Вот только причины убийства по-прежнему оставались загадкой. А раз загадка – каждый мог высказывать самые невероятные предположения. Чиновники финансового управления, призвав на помощь всю свою фантазию, молниеносно пришли к выводу: политическая подоплека. Сяо Чжао, чтобы сместить толстяка, видимо, снюхался с новым мэром, а мэр хоть и уверял, что никого не тронет, но в отделе просвещения не осталось ни одного старого слуги. Сяо Чжао наверняка выговорил себе высокий пост, и конечно, кто-то полетел бы, поэтому… такое предположение казалось чиновникам наиболее логичным и приемлемым. Чиновники побоялись бы курицу обидеть, а тут выискался какой-то рыцарь или меченосец . Он наверняка умел ходить по карнизам и прыгать через стены , потому-то и прикончил самого Сяо Чжао, который не одного человека лишил бы работы.
При жизни Сяо Чжао считался величиной, но после смерти его акции упали до нуля. Постепенно главную роль в убийстве стал играть толстяк. И хотя никто не осмеливался утверждать этого, все были одного мнения. Все знали об отношениях Сяо Чжао с женой начальника, знали, что начальник зависел от Сяо Чжао и потому его боялся, что Сяо Чжао замышлял против начальника… Чем больше думали, тем меньше оставалось сомнении. Мало-помалу эти мысли были облечены в словесную форму, а слухи вскоре превратились в неопровержимую истину, которая оказалась в центре политической жизни города. Поверили в одном учреждении, стали шептаться в других. Шепот достиг ушей начальника отдела просвещения, и он поспешил восстановить нескольких уволенных, поскольку рыцарь или меченосец к этому времени уже стал разветвленной террористической организацией. Начальник отдела просвещения был человеком мудрым и не мог не насторожиться, потому что осторожность завещали еще древние. Когда вести докатились до мэра, террористическая организация имела уже не только ответвления, но и была связана с японскими самураями. Жена мэра тотчас уехала в Тяньцзинь: во-первых, укрыться от опасности, а во-вторых, потанцевать. Самому же мэру ничего не оставалось, как пойти на мировую с начальниками различных управлений и отделов. Некоторые должности, разумеется, заняли его люди, но полной замены чиновников не произошло. Мэр просто намекнул им, что, вступая в должность, произвел большие затраты, поэтому по всем учреждениям был отдан приказ пересмотреть статьи расходов и доходов.
Бесконечная беготня Чжан Дагэ тронула даже сердце Тяньчжэня:
– Взял бы рикшу! Такая жара!
Чжан Дагэ расчувствовался: выйдя из тюрьмы, сын стал гораздо понятливее. Но для чего брать рикшу? Расстояние не такое уж большое, да и ноги надо тренировать, а нанимать рикшу – значит за день истратить медяков восемьдесят! Видно, до самой смерти Чжан Дагэ не научится говорить «мао», когда речь идет о рикше.
Бегал Чжан Дагэ не напрасно, дела сдвинулись с мертвой точки. Один из секретарей нового мэра оказался бывшим сослуживцем Чжан Дагэ, кроме того, его младшему брату Чжан Дагэ сосватал невесту. Секретарь обещал помочь и даже поинтересовался, где Чжан Дагэ хотел бы служить: полезно помогать людям и поддерживать с ними хорошие отношения. Как уважительно отнесся к нему секретарь, даже предложил выбрать место службы. Чжан Дагэ чуть не расплакался от избытка чувств. Если в доме нет коммуниста, работа всегда найдется. Кто сказал, что люди забывают о хорошем? Секретарь предложил ему выбрать должность!
Куда же пойти? Это трудно решить. Все равно где работать, но если предлагают на выбор, этим нельзя пренебречь. Чжан Дагэ прищурил левый глаз, дважды затянулся и решил вернуться в финансовое управление. И люди свои, и место знакомое, и учреждение солидное. Начальник очень дорожил своей репутацией, кроме того, за каждого хлопотали, поэтому он принял новых, не тронув старых. Барана всегда можно остричь, а народ – обобрать. Жалованье новым сотрудникам платишь не из собственного кармана. К тому же новый мэр пошел на уступки лишь временно: кто знает, когда положение стабилизуется? Зачем же увольнять людей и вызывать недовольство? Все оживились, новые чиновники устанавливали дружеские связи со старыми, в управлении воцарился мир. Даже обслуживающий персонал пополнился двумя новичками, поскольку влажные полотенца и чай требовались чаще, чем прежде. Воспользовавшись случаем, Чжан Дагэ пристроил мужа Второй сестры, который прописывал от всех болезней гипс, пусть поработает слугой, а когда ситуация изменится, опять начнет лечить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31