Его великолепный завтрак в Загородном клубе отправился за борт. Он так и не пошел на вечеринку, которую давал его сосед доктор Гарви Бло, и не вернулся в Нью-Йорк, потому что у него не было сил дойти до парковочной стоянки, расположенной за милю от его дома. Он умер на полу в ванной на следующий день, и его труп был обнаружен только в сентябре. К тому времени все его соседи тоже были мертвы, хотя и не от гриппа.
Еще одна – и последняя – смерть за эти десять дней выпала на долю семидесятилетней женщины, которая умерла от сердечного приступа во время завтрака на террасе французского ресторана, выходящего на Мэйн-стрит. В отличие от доктора Рубина она умерла на виду у пятнадцати или двадцати человек, среди которых были Табби Смитфилд и Пэтси Макклауд.
Десять или пятнадцать дней хэмпстедские врачи выбивались из сил. Грипп, который начался как местный и случайный, распространялся со страшной быстротой. Именно поэтому никто не обращал внимания на людей, у которых на руках и ногах появились белые пятнышки, да они и сами не придавали этому особого значения. Спустя месяц после первой вспышки болезнь продолжилась, хотя и с меньшей интенсивностью, и врачи не слишком тревожились, если у пациентов с мелкими белыми пятнами на руках при последующих посещениях их становилось все больше. Вообще-то они просто не обращали на это внимания, пока еще один врач не послал своего пациента в Йельский медицинский центр, где тут же вспомнили о Пэте Доббине, который в середине июня находился у них на обследовании. Вскоре после того, как в центр попал уже третий пациент, доктор Чейни поместил статью в «Ланцете», британском медицинском журнале, с описанием заболевания, которое он назвал «синдромом Доббина». Уже в сентябре доктор Чейни мог бы поместить в «Ланцете» примечания, касающиеся событий 17 мая и воздействия ДРК-16 на граждан Хэмпстеда. Он высказал предположение, что пропавший исследователь Томас Гай был, скорее всего, первой жертвой синдрома, но поскольку Патрик Доббин был первым, кто попал в поле зрения медиков, и поскольку его имя легко запоминалось («Ярмарка тщеславия»), решено было сохранить первоначальное наименование синдрома.
Возможно, доктор Чейни и заслужил то, что его пациент сотворил с ним, иллюстрируя очередную книжку.
3
Во вторник утром, когда Доббин впервые отправился на прием к врачу, Табби Смитфилд сидел на кухне с отцом и лакомился оладьями, которые испекла Шерри.
– Давай-ка, садись и ты поешь, – сказал Кларк. – А то ты ведешь себя так, словно ты тут кухарка.
Шерри уселась на стул и сказала:
– Почему бы мне так не вести себя – ты ведь именно так ко мне относишься?
Кларк вспыхнул и обмакнул кусочек оладьи в кленовый сироп:
– Ведь это наш дом, – начал он снова, – и я хочу, чтобы ты поела с нами, а не сидела вот так.
– Да ладно тебе, па, – сказал Табби.
– Я себя плохо чувствую, – заметила Шерри, – я вообще не могу есть.
– Ты заболела? – Кларк обеспокоенно посмотрел на Шерри. Лицо ее было бледным и уставшим, глаза припухли.
Под белыми прядями крашеных волос появились черные корни.
– Я хочу лечь. Но мне сначала нужно убрать в кухне.
– Делай так, как тебе удобней, – сказал Кларк.
Он больше не был тем стройным молодым человеком, который играл с Табби в мяч на лужайке перед домом на Маунт-авеню. Он отяжелел, а на скулах проступила паутина кровеносных сосудов. Обиженное выражение, которое подметил Грем Вильямс, не сходило с его лица, и он уже не выглядел красавчиком. Табби, который уже закончил завтрак и ждал, когда можно будет поговорить с отцом, не видел в этом отяжелевшем лице ничего привлекательного.
– Почему бы тебе не отдохнуть немного, Шерри? – спросил он мачеху.
– Пусть делает что хочет, – сказал Кларк. – А кстати, когда приходит школьный автобус?
– Через пятнадцать минут.
– Тогда почитай книжку или займись чем-нибудь. Кстати, как дела в школе, Табс?
– Неплохо.
Кларк пожал плечами.
– А как твоя работа? – спросил Табби.
– Он спрашивает, как моя работа! Да как всякая работа, вот как. Сам узнаешь.
– Ты сегодня будешь просматривать какие-то счета?
– За это мне и платят, парень.
– А какие?
Кларк бросил салфетку на стол и невыразительно поглядел на Табби.
– Хочешь знать, какие счета? Ну, во-первых, в Блумингдэйле. Потом парочку в Вудвилле. Потом я отправляюсь в Маунт-Киско и Пондридж. Доволен?
– Прямого ответа он тебе не даст, – сказала Шерри. – И не стоит пытаться.
– Эй, оставьте меня! Зачем это вам? Я хожу на работу и прихожу домой, и я уже просто вышел из того возраста, когда сдают экзамены.
– Я просто спросил, папа.
– Ладно. А я тебя спросил про школу. Какие у тебя друзья, что вы делаете по вечерам? Нет, хватит с меня того, что мне устраивал старик. Делай что хочешь, я не стану вмешиваться.
– Ты знал, что нас не всегда звали Смитфилдами? – спокойно спросил Табби.
– Должно быть, Моралесами, – сказал Кларк, а Шерри поднялась со стула и вышла из комнаты.
– Она плохо выглядит, – сказал Табби.
– Она терпеть не может Хэмпстед, вот от этого ей и плохо.
Казалось, она должна бы радоваться, живя в таком доме. Не волнуйся, Табс. С ней все будет в порядке.
– Очень надеюсь.
Отец фыркнул, вытер губы салфеткой.
– А что это за ерунда с фамилиями?
– Я слышал, раньше наша семья носила фамилию Смит. Без «филд».
– Это для меня новость. Где ты это услышал?
– Один парень в школе сказал.
– Ну, я не знаю. Не обращай внимания на то, что эти дети говорят. Просто делай свое дело, ладно?
– Ладно.
– Что-нибудь еще, Табс?
Табби покачал головой, и отец встал. Он сейчас уйдет, а когда вернется, то уже будет пьян.
– Ну, может… – начал Табби.
Отец молча ждал.
– Ты ничего не слышал о каком-то рыбаке, которого убили в его лодке давно, тут, в городе? Я понимаю, что это звучит по-дурацки…
– Какого черта, Табс? Иди-ка на остановку. – Кларк подхватил свой пиджак и повернулся к двери.
– Его звали Бейтс Крелл.
– Никогда о таком не слышал.
– А о фермере по имени Гидеон Винтер?
– Туг уже сотни лет никаких ферм нету, – сказал Кларк. – Шевелись, Табс. Опоздаешь.
Табби собрал свои учебники и тетради и вышел, чтобы подождать на углу. Отец проехал мимо в новом красном «мерседесе» и помахал рукой, сворачивая на Бич-трэйл.
Когда Табби уже подъезжал в автобусе к Милловскому колледжу, он через окно увидел братьев Норманов. Они разговаривали с темноволосым мужчиной, который выглядел хотя и сильным, но не спортсменом. Они стояли напротив школьных ворот, и мужчина прислонился к боку серого фургончика.
4
– Значит, вы раздобыли еще одного парня, – сказал Гарри Старбек Брюсу и Дики. – Он знает, что ему нужно делать?
– Эй, мужик, – запротестовал Брюс. – Мы и сами не знаем, что нам нужно делать.
– Знаете.
– Мы что, по-твоему, мысли читаем?
Старбек вздохнул.
– Послушайте, это же работа, верно? Это-то вы знаете.
Вы должны пойти со мной на работенку, верно? Вы же этого хотели, а?
– Верно, – сказал Брюс.
– Так вам нужно было раздобыть этого парня.
– Ну да.
– Он здоровый?
Дик и Брюс покачали головами.
– Отлично. Ему и нужно быть мелким. Он должен быть сообразительным – вот это важно.
– Он соображает, – сказал Брюс. Табби ведь одурачил каким-то образом Бобо в воскресенье вечером. По крайней мере, Брюс так думал, а это свидетельствовало хоть о каком-то уме.
Старбек опять вздохнул.
– Ладно. – Он скрестил на груди руки, и мышцы вздулись. – Вы знаете дом над тем маленьким пляжем? Докторский дом?
Близнецы кивнули.
– Ван Хорна, – сказал Дик.
– Верно. Мы пойдем туда в ночь на следующее воскресенье. Там нет сигнализации. И полно барахла. Я даже знаю парня, который согласен купить его пианино. Вы, ребята, по-моему, можете поднять пианино. Я вам отвалю по пятьсот баксов – как? И разойдемся. После воскресенья вы никогда обо мне больше не услышите. Получите вашу штуку и помалкивайте.
– Мы что, все туда пойдем? – спросил Дики.
– Нет, я один, а вы будете плясать на лужайке. Что вы тут дурака валяете? Конечно все пойдем.
– А как насчет Табби?
– Того парня? Он будет на стреме. Посидит в грузовичке с передатчиком. Если увидит копов, сообщит. Получит от меня пятьдесят баксов и от вас – если захотите.
– Так мы получаем по пятьсот, – сказал Брюс.
– Это ваша доля.
Дик и Брюс переглянулись.
– Мы дадим ему по пятьдесят каждый, – сказал Брюс.
– Уж конечно дадите, – сказал Гарри Старбек. – Так что встречаемся у парковки ресторана «Дары моря» в одиннадцать. Хозяин стар, так что он в девять уже в кровати.
– Почему бы все это не проделать в будний день? – спросил Брюс. – Этого я не секу. Он ведь врач, его весь день не бывает дома.
– У него экономка и кухарка, вот почему, – ответил Гарри. – Экономка уже старуха, а кухарка каждый день приезжает из Бриджпорта. Одиннадцать – как раз то, что надо.
Мы можем сделать это и позже, но зачем тратить понапрасну целую ночь?
– Еще одно, – сказал Брюс. – У тебя пушка, верно? Когда мы войдем, она будет при тебе?
– Об этом забудь, – сказал Гарри. – Я никогда еще ею не пользовался. Я работаю чисто, как мой папа меня учил.
5
Доктор Рен Ван Хорн выглядел гораздо моложе своих лет. Так ему говорили его ассистент, его коллеги по хэмпстедской клинике (где он иногда консультировал) и даже его пациентки. Хильда дю Плесси, которая была пациенткой Рена Ван Хорна на протяжении сорока лет и все эти сорок лет его обожала, нашла еще кое-что достойное восхищения во время своего последнего визита к доктору.
– Вы становитесь моложе! – ахнула она. – Доктор, но ведь это правда! Вы помолодели на целых десять лет.
– Ну еще год-два, и я буду выглядеть так же чудно, как и вы, Хильда, – польстил Ван Хорн старушке, которая полчаса спустя, загоняя свой древний «бентли» на стоянку между рекой и Мэйн-стрит, все еще продолжала думать о нем. Конечно, эта влюбленность была традиционной – каждая пожилая вдова без ума от своего доктора, но в общем она была права: доктор Рен Ван Хорн не просто выглядел лучше, чем обычно, он выглядел моложе. Глаза его смотрели яснее, спина выпрямилась. Даже морщины под глазами почти исчезли.
Даже волосы его, казалось, стали пышнее, чем раньше.
– Наверное, он пользуется феном, – сказала себе Хильда, – Он начал пользоваться феном, давно пора бы. Я давно могла ему посоветовать это, но он же никогда меня не слушает.
Хильда Дю Плесси миновала книжный магазин Вальдена, потому что она никогда в нем ничего не покупала – Ада Хофф в магазине «Книги и журналы», выше по Мэйн-стрит, всегда подбирала для нее что-нибудь хорошенькое. Ада Хофф была настоящей начитанной женщиной, полагала Хильда, не чета тем молодым людям, которые работают в этих огромных книжных магазинах. Ада Хофф знала своих покупателей по имени и понимала, что у некоторых могут быть свои, особые, пристрастия, и Хильду всегда ждала аккуратная стопочка книжек рядом с кассой.
Раз в месяц, когда Хильда выезжала из Старого Сарума на очередной медицинский осмотр, она позволяла себе сделать мелкие покупки.
Она отворила дверь желтого здания в колониальном стиле в верхней части Мэйн-стрит, где располагался книжный магазин, и прошла мимо кассы и вывешенного списка бестселлеров, даже не взглянув на него. Ада Хофф стояла за стойкой и сморкалась в платок нежно-желтого цвета, такого же, как и сам дом, – это был ее любимый цвет.
– С вами все в порядке, Ада? – спросила Хильда.
– Паршивая простуда, – сказала Ада. Она была крупной, круглолицей женщиной, всего на несколько лет моложе самой Хильды. Обычно Ада всегда носила голубой блейзер и голубую юбку, как, например, сегодня. Волосы ее были абсолютно черными – и явно крашеными. – Мы все ее подхватили. Спенс и Том даже не вышли сегодня на работу.
Спенс и Том, два холостяка, жившие вместе, были помощниками Ады. Спенс паковал и распаковывал книжки, а Том помогал Аде за прилавком. Хильда находила их отличной компанией и могла часами болтать с любым из них. Новость, что их сегодня нет, ее слегка расстроила – Ада была слишком деловой женщиной, чтобы сплетничать.
– О, какой ужас, – сказала Хильда, – не заразите меня, Ада. Я ведь только что от врача.
– Кстати, у меня кое-что есть для вас, – сказала Ада и порылась под прилавком, после чего положила перед Хильдой две книги в твердой обложке и три – в бумажных переплетах. В твердой обложке были «Дилемма медсестры Томпсон» Джаннет Рэндолл Минор и «Герой в белом» Кэрри Энгельбарт Хоскинс; в бумажных: «Любовь в больничной палате», «Доктор Бартоломью и Доктор Дайр» и «Доктор Пичтри делает выбор» – все три были написаны Флоренс М. Хобарт. С минуту Хильда с молчаливым наслаждением озирала это великолепие. Она обожала больничные романы. А новый роман Дж. Р. Минор и целых три переиздания ф. М. Хобарт – это же просто чудо какое-то. Легкая вспышка разочарования по поводу отсутствия Спенса и Тома растворилась в этом полном счастье.
– В списке есть еще пять или шесть вещей этой Хобарт, – сказала Ада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Еще одна – и последняя – смерть за эти десять дней выпала на долю семидесятилетней женщины, которая умерла от сердечного приступа во время завтрака на террасе французского ресторана, выходящего на Мэйн-стрит. В отличие от доктора Рубина она умерла на виду у пятнадцати или двадцати человек, среди которых были Табби Смитфилд и Пэтси Макклауд.
Десять или пятнадцать дней хэмпстедские врачи выбивались из сил. Грипп, который начался как местный и случайный, распространялся со страшной быстротой. Именно поэтому никто не обращал внимания на людей, у которых на руках и ногах появились белые пятнышки, да они и сами не придавали этому особого значения. Спустя месяц после первой вспышки болезнь продолжилась, хотя и с меньшей интенсивностью, и врачи не слишком тревожились, если у пациентов с мелкими белыми пятнами на руках при последующих посещениях их становилось все больше. Вообще-то они просто не обращали на это внимания, пока еще один врач не послал своего пациента в Йельский медицинский центр, где тут же вспомнили о Пэте Доббине, который в середине июня находился у них на обследовании. Вскоре после того, как в центр попал уже третий пациент, доктор Чейни поместил статью в «Ланцете», британском медицинском журнале, с описанием заболевания, которое он назвал «синдромом Доббина». Уже в сентябре доктор Чейни мог бы поместить в «Ланцете» примечания, касающиеся событий 17 мая и воздействия ДРК-16 на граждан Хэмпстеда. Он высказал предположение, что пропавший исследователь Томас Гай был, скорее всего, первой жертвой синдрома, но поскольку Патрик Доббин был первым, кто попал в поле зрения медиков, и поскольку его имя легко запоминалось («Ярмарка тщеславия»), решено было сохранить первоначальное наименование синдрома.
Возможно, доктор Чейни и заслужил то, что его пациент сотворил с ним, иллюстрируя очередную книжку.
3
Во вторник утром, когда Доббин впервые отправился на прием к врачу, Табби Смитфилд сидел на кухне с отцом и лакомился оладьями, которые испекла Шерри.
– Давай-ка, садись и ты поешь, – сказал Кларк. – А то ты ведешь себя так, словно ты тут кухарка.
Шерри уселась на стул и сказала:
– Почему бы мне так не вести себя – ты ведь именно так ко мне относишься?
Кларк вспыхнул и обмакнул кусочек оладьи в кленовый сироп:
– Ведь это наш дом, – начал он снова, – и я хочу, чтобы ты поела с нами, а не сидела вот так.
– Да ладно тебе, па, – сказал Табби.
– Я себя плохо чувствую, – заметила Шерри, – я вообще не могу есть.
– Ты заболела? – Кларк обеспокоенно посмотрел на Шерри. Лицо ее было бледным и уставшим, глаза припухли.
Под белыми прядями крашеных волос появились черные корни.
– Я хочу лечь. Но мне сначала нужно убрать в кухне.
– Делай так, как тебе удобней, – сказал Кларк.
Он больше не был тем стройным молодым человеком, который играл с Табби в мяч на лужайке перед домом на Маунт-авеню. Он отяжелел, а на скулах проступила паутина кровеносных сосудов. Обиженное выражение, которое подметил Грем Вильямс, не сходило с его лица, и он уже не выглядел красавчиком. Табби, который уже закончил завтрак и ждал, когда можно будет поговорить с отцом, не видел в этом отяжелевшем лице ничего привлекательного.
– Почему бы тебе не отдохнуть немного, Шерри? – спросил он мачеху.
– Пусть делает что хочет, – сказал Кларк. – А кстати, когда приходит школьный автобус?
– Через пятнадцать минут.
– Тогда почитай книжку или займись чем-нибудь. Кстати, как дела в школе, Табс?
– Неплохо.
Кларк пожал плечами.
– А как твоя работа? – спросил Табби.
– Он спрашивает, как моя работа! Да как всякая работа, вот как. Сам узнаешь.
– Ты сегодня будешь просматривать какие-то счета?
– За это мне и платят, парень.
– А какие?
Кларк бросил салфетку на стол и невыразительно поглядел на Табби.
– Хочешь знать, какие счета? Ну, во-первых, в Блумингдэйле. Потом парочку в Вудвилле. Потом я отправляюсь в Маунт-Киско и Пондридж. Доволен?
– Прямого ответа он тебе не даст, – сказала Шерри. – И не стоит пытаться.
– Эй, оставьте меня! Зачем это вам? Я хожу на работу и прихожу домой, и я уже просто вышел из того возраста, когда сдают экзамены.
– Я просто спросил, папа.
– Ладно. А я тебя спросил про школу. Какие у тебя друзья, что вы делаете по вечерам? Нет, хватит с меня того, что мне устраивал старик. Делай что хочешь, я не стану вмешиваться.
– Ты знал, что нас не всегда звали Смитфилдами? – спокойно спросил Табби.
– Должно быть, Моралесами, – сказал Кларк, а Шерри поднялась со стула и вышла из комнаты.
– Она плохо выглядит, – сказал Табби.
– Она терпеть не может Хэмпстед, вот от этого ей и плохо.
Казалось, она должна бы радоваться, живя в таком доме. Не волнуйся, Табс. С ней все будет в порядке.
– Очень надеюсь.
Отец фыркнул, вытер губы салфеткой.
– А что это за ерунда с фамилиями?
– Я слышал, раньше наша семья носила фамилию Смит. Без «филд».
– Это для меня новость. Где ты это услышал?
– Один парень в школе сказал.
– Ну, я не знаю. Не обращай внимания на то, что эти дети говорят. Просто делай свое дело, ладно?
– Ладно.
– Что-нибудь еще, Табс?
Табби покачал головой, и отец встал. Он сейчас уйдет, а когда вернется, то уже будет пьян.
– Ну, может… – начал Табби.
Отец молча ждал.
– Ты ничего не слышал о каком-то рыбаке, которого убили в его лодке давно, тут, в городе? Я понимаю, что это звучит по-дурацки…
– Какого черта, Табс? Иди-ка на остановку. – Кларк подхватил свой пиджак и повернулся к двери.
– Его звали Бейтс Крелл.
– Никогда о таком не слышал.
– А о фермере по имени Гидеон Винтер?
– Туг уже сотни лет никаких ферм нету, – сказал Кларк. – Шевелись, Табс. Опоздаешь.
Табби собрал свои учебники и тетради и вышел, чтобы подождать на углу. Отец проехал мимо в новом красном «мерседесе» и помахал рукой, сворачивая на Бич-трэйл.
Когда Табби уже подъезжал в автобусе к Милловскому колледжу, он через окно увидел братьев Норманов. Они разговаривали с темноволосым мужчиной, который выглядел хотя и сильным, но не спортсменом. Они стояли напротив школьных ворот, и мужчина прислонился к боку серого фургончика.
4
– Значит, вы раздобыли еще одного парня, – сказал Гарри Старбек Брюсу и Дики. – Он знает, что ему нужно делать?
– Эй, мужик, – запротестовал Брюс. – Мы и сами не знаем, что нам нужно делать.
– Знаете.
– Мы что, по-твоему, мысли читаем?
Старбек вздохнул.
– Послушайте, это же работа, верно? Это-то вы знаете.
Вы должны пойти со мной на работенку, верно? Вы же этого хотели, а?
– Верно, – сказал Брюс.
– Так вам нужно было раздобыть этого парня.
– Ну да.
– Он здоровый?
Дик и Брюс покачали головами.
– Отлично. Ему и нужно быть мелким. Он должен быть сообразительным – вот это важно.
– Он соображает, – сказал Брюс. Табби ведь одурачил каким-то образом Бобо в воскресенье вечером. По крайней мере, Брюс так думал, а это свидетельствовало хоть о каком-то уме.
Старбек опять вздохнул.
– Ладно. – Он скрестил на груди руки, и мышцы вздулись. – Вы знаете дом над тем маленьким пляжем? Докторский дом?
Близнецы кивнули.
– Ван Хорна, – сказал Дик.
– Верно. Мы пойдем туда в ночь на следующее воскресенье. Там нет сигнализации. И полно барахла. Я даже знаю парня, который согласен купить его пианино. Вы, ребята, по-моему, можете поднять пианино. Я вам отвалю по пятьсот баксов – как? И разойдемся. После воскресенья вы никогда обо мне больше не услышите. Получите вашу штуку и помалкивайте.
– Мы что, все туда пойдем? – спросил Дики.
– Нет, я один, а вы будете плясать на лужайке. Что вы тут дурака валяете? Конечно все пойдем.
– А как насчет Табби?
– Того парня? Он будет на стреме. Посидит в грузовичке с передатчиком. Если увидит копов, сообщит. Получит от меня пятьдесят баксов и от вас – если захотите.
– Так мы получаем по пятьсот, – сказал Брюс.
– Это ваша доля.
Дик и Брюс переглянулись.
– Мы дадим ему по пятьдесят каждый, – сказал Брюс.
– Уж конечно дадите, – сказал Гарри Старбек. – Так что встречаемся у парковки ресторана «Дары моря» в одиннадцать. Хозяин стар, так что он в девять уже в кровати.
– Почему бы все это не проделать в будний день? – спросил Брюс. – Этого я не секу. Он ведь врач, его весь день не бывает дома.
– У него экономка и кухарка, вот почему, – ответил Гарри. – Экономка уже старуха, а кухарка каждый день приезжает из Бриджпорта. Одиннадцать – как раз то, что надо.
Мы можем сделать это и позже, но зачем тратить понапрасну целую ночь?
– Еще одно, – сказал Брюс. – У тебя пушка, верно? Когда мы войдем, она будет при тебе?
– Об этом забудь, – сказал Гарри. – Я никогда еще ею не пользовался. Я работаю чисто, как мой папа меня учил.
5
Доктор Рен Ван Хорн выглядел гораздо моложе своих лет. Так ему говорили его ассистент, его коллеги по хэмпстедской клинике (где он иногда консультировал) и даже его пациентки. Хильда дю Плесси, которая была пациенткой Рена Ван Хорна на протяжении сорока лет и все эти сорок лет его обожала, нашла еще кое-что достойное восхищения во время своего последнего визита к доктору.
– Вы становитесь моложе! – ахнула она. – Доктор, но ведь это правда! Вы помолодели на целых десять лет.
– Ну еще год-два, и я буду выглядеть так же чудно, как и вы, Хильда, – польстил Ван Хорн старушке, которая полчаса спустя, загоняя свой древний «бентли» на стоянку между рекой и Мэйн-стрит, все еще продолжала думать о нем. Конечно, эта влюбленность была традиционной – каждая пожилая вдова без ума от своего доктора, но в общем она была права: доктор Рен Ван Хорн не просто выглядел лучше, чем обычно, он выглядел моложе. Глаза его смотрели яснее, спина выпрямилась. Даже морщины под глазами почти исчезли.
Даже волосы его, казалось, стали пышнее, чем раньше.
– Наверное, он пользуется феном, – сказала себе Хильда, – Он начал пользоваться феном, давно пора бы. Я давно могла ему посоветовать это, но он же никогда меня не слушает.
Хильда Дю Плесси миновала книжный магазин Вальдена, потому что она никогда в нем ничего не покупала – Ада Хофф в магазине «Книги и журналы», выше по Мэйн-стрит, всегда подбирала для нее что-нибудь хорошенькое. Ада Хофф была настоящей начитанной женщиной, полагала Хильда, не чета тем молодым людям, которые работают в этих огромных книжных магазинах. Ада Хофф знала своих покупателей по имени и понимала, что у некоторых могут быть свои, особые, пристрастия, и Хильду всегда ждала аккуратная стопочка книжек рядом с кассой.
Раз в месяц, когда Хильда выезжала из Старого Сарума на очередной медицинский осмотр, она позволяла себе сделать мелкие покупки.
Она отворила дверь желтого здания в колониальном стиле в верхней части Мэйн-стрит, где располагался книжный магазин, и прошла мимо кассы и вывешенного списка бестселлеров, даже не взглянув на него. Ада Хофф стояла за стойкой и сморкалась в платок нежно-желтого цвета, такого же, как и сам дом, – это был ее любимый цвет.
– С вами все в порядке, Ада? – спросила Хильда.
– Паршивая простуда, – сказала Ада. Она была крупной, круглолицей женщиной, всего на несколько лет моложе самой Хильды. Обычно Ада всегда носила голубой блейзер и голубую юбку, как, например, сегодня. Волосы ее были абсолютно черными – и явно крашеными. – Мы все ее подхватили. Спенс и Том даже не вышли сегодня на работу.
Спенс и Том, два холостяка, жившие вместе, были помощниками Ады. Спенс паковал и распаковывал книжки, а Том помогал Аде за прилавком. Хильда находила их отличной компанией и могла часами болтать с любым из них. Новость, что их сегодня нет, ее слегка расстроила – Ада была слишком деловой женщиной, чтобы сплетничать.
– О, какой ужас, – сказала Хильда, – не заразите меня, Ада. Я ведь только что от врача.
– Кстати, у меня кое-что есть для вас, – сказала Ада и порылась под прилавком, после чего положила перед Хильдой две книги в твердой обложке и три – в бумажных переплетах. В твердой обложке были «Дилемма медсестры Томпсон» Джаннет Рэндолл Минор и «Герой в белом» Кэрри Энгельбарт Хоскинс; в бумажных: «Любовь в больничной палате», «Доктор Бартоломью и Доктор Дайр» и «Доктор Пичтри делает выбор» – все три были написаны Флоренс М. Хобарт. С минуту Хильда с молчаливым наслаждением озирала это великолепие. Она обожала больничные романы. А новый роман Дж. Р. Минор и целых три переиздания ф. М. Хобарт – это же просто чудо какое-то. Легкая вспышка разочарования по поводу отсутствия Спенса и Тома растворилась в этом полном счастье.
– В списке есть еще пять или шесть вещей этой Хобарт, – сказала Ада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56