Сама рубка, похоже, была полностью автоматизирована, и у меня возникли подозрения, что в наши дни ни у кого не возникает желания разгуливать по шатким трапам в верхней части корпуса дирижабля. Отыскав служебный трап, я начал мучительно медленно спускаться вниз до тех пор, пока теплые отсветы, пробивающиеся снизу, не сообщили, что я достиг главной технической палубы. Остановившись, я прислушался, в течение целой минуты напрягая до предела органы чувств, и лишь затем преодолел последние четыре метра. Я спрыгнул на пол ярко освещенного коридора, застеленного ковровой дорожкой. В коридоре никого не было.
Сверившись с внутренними часами, я убрал осколочный пистолет. Время шло неумолимо. Сейчас Ортега и Кавахара уже ведут беседу. Оглядевшись вокруг, я пришел к выводу, что для каких бы функций ни предназначалась главная техническая палуба в прошлом, в настоящее время она их больше не выполняла. Отделанный в матово-красных с золотом тонах коридор был уставлен кадками с экзотическими растениями и светильниками в виде совокупляющихся пар, которые встречались через каждые несколько метров. Густая ковровая дорожка под ногами была выткана чрезвычайно подробными картинами сексуального самозабвения. Мужчины и женщины переплетались друг с другом вдоль всего коридора в непрерывной последовательности ласк и объятий. На стенах были развешаны такие же откровенные голографические картины. При моем приближении они оживали и принимались стонать и охать. Мне показалось, что на одной из них я узнал темноволосую женщину с алыми губами из уличной рекламы, ту, что прижималась к моему бедру в баре на противоположном конце земного шара.
В холодном отрешении бетатанатина эти образы производили на меня действия не больше, чем марсианские техноглифы.
Приблизительно через каждые десять метров в коридор с обеих сторон выходили обитые бархатом двустворчатые двери. Не требовалось особого воображения, чтобы догадаться, что за ними происходит. Биокабинки Джерри, но только классом повыше. И каждая дверь могла в любую минуту исторгнуть удовлетворенного клиента. Я ускорил шаг, ища боковой проход, который, насколько мне было известно, должен вести к лестнице и лифтам на другие уровни.
Вдруг передо мной из раскрытых дверей с медлительностью, словно обусловленной артритом, появился какой-то мохнатый зверь. Молодой волчонок. Или собака. Животное было ростом мне по колено и передвигалось на четырех конечностях, но в строении его задних лап что-то было вопиюще не так. Их будто вывернули наоборот. Прижав уши, зверь тихо заскулил, повернув голову. На мгновение моя ладонь стиснула рукоятку осколочного пистолета, но животное лишь посмотрело на меня, и по немому страданию в его глазах я понял, что мне нечего бояться. Наконец зверь, прихрамывая, засеменил по коридору к комнате напротив и остановился перед ней, вытянув длинную морду к двери, будто прислушиваясь.
Словно во сне, чувствуя, что теряю над собой контроль, я пошел следом за зверем и в свою очередь прижался ухом к двери. Звукоизоляция была хорошей, но все же не устояла перед нейрохимией «Хумало», установленной на максимум. Где-то на самой грани порога слышимости моё ухо жалящими насекомыми защекотали звуки. Глухие, ритмичные удары и что-то ещё, напоминающее мольбу и крики женщины, чьи силы были на исходе. Не успел я на них настроиться, как они оборвались.
В тот же самый момент собака у меня под ногами перестала скулить и вытянулась на полу под дверью. Я повернулся было уходить, но она подняла взгляд, наполненный чистой болью и осуждением. В глазах животного я увидел отражение всех жертв, смотревших на меня за последние три десятилетия субъективной жизни. Наконец зверь отвернулся и принялся апатично лизать изувеченные задние лапы.
В течение доли секунды что-то прорвалось гейзером через ледяную корку бетатанатина.
Я вернулся к двери, из которой появилось животное, вынимая по пути осколочный пистолет, и зашел внутрь, выставив перед собой зажатое в руках оружие. Просторное помещение было отделано в пастельных тонах; стены украшали двумерные картины в рамах с причудливыми сюжетами. Всю середину занимала массивная кровать под полупрозрачным балдахином. На краю кровати сидел солидный мужчина, раздетый ниже пояса. Сверху на нем был строгий вечёрний смокинг, плохо вязавшийся с плотными брезентовыми рукавицами, натянутыми на руки. Нагнувшись, мужчина вытирал промежность влажным полотенцем.
Когда я вошел в комнату, он поднял взгляд.
– Джек? Ты уже закон… – Мужчина непонимающе уставился на пистолет в моих руках. Затем, когда дуло остановилось в полуметре от его лица, в голос прокралась резкость. – Послушайте, эту процедуру я не заказывал.
– Угощайтесь за счет заведения, – равнодушно произнес я, наблюдая за тем, как пучок мономолекулярных осколков разносит в клочья лицо мужчины.
Его руки взлетели от паха, закрывая раны, и он повалился боком на кровать, издав перед смертью скрежет, вырвавшийся из самых глубин туловища.
Когда я выходил из комнаты, часы в периферийной части поля зрения, отсчитывающие время выполнения задания, уже мигали красным. При моем приближении раненое животное у двери напротив даже не пошевелилось. Опустившись на корточки, я ласково провел ладонью по спутанной шерсти. Подняв морду, собака снова заскулила. Положив на пол осколочный пистолет, я напряг пустую руку. Нейрозастежки разжались, освобождая сверкающий «Теббит».
Потом я вытер лезвие о шерсть, убрал нож в ножны и подобрал осколочный пистолет. Всё – в неторопливом спокойствии, обусловленном «Потрошителем». Затем я направился к боковому коридору. Глубоко в бриллиантовой безмятежности препарата что-то зашевелилось, но «Потрошитель» не позволил придать этому значение.
Как и было указано на чертежах, украденных Элиотт, боковой проход, застеленный дорожкой с теми же самими оргазмическими узорами, что и основной коридор, привел к лестнице. Я осторожно спустился вниз, держа пистолет наготове. Впереди меня лучом радара перемещалось чувство удаленного осязания, ощупывавшее все вокруг. Ничего движущегося. Должно быть, Кавахара приказала запереть двери, опасаясь, как бы Ортега и её команда, находясь на борту, не увидели что-либо ненужное.
Спустившись на два уровня, я сошел с лестницы и, следуя запечатленным в памяти чертежам, стал петлять по хитросплетению коридоров до тех пор, пока не смог с определенной долей вероятности сказать, что дверь в каюту Кавахары находится за ближайшим углом. Прижавшись к переборке, я стал ждать, делая поверхностные вдохи и выдохи. Удаленное осязание предупредило о том, что за дверью за углом кто-то есть, возможно, не один человек, и я уловил слабую горечь табачного дыма. Опустившись на колени, я ещё раз огляделся по сторонам и прижался головой к полу. Скользнув щекой по ворсу ковра, я осторожно высунул голову за угол.
Перед дверью стояли мужчина и женщина, одетые в одинаковые зелёные комбинезоны. Женщина курила. Хотя у обоих на поясе висели шоковые пистолеты, судя по виду, это скорее были технические работники, а не охранники. Несколько расслабившись, я уселся на корточки и стал ждать. В глазу перенапряженной жилкой пульсировали минуты.
Прошла ещё четверть часа, прежде чем я услышал звук открывающейся двери. В режиме максимального усиления нейрохимия уловила шелест ткани комбинезонов охранников, отступивших, чтобы дать дорогу тем, кто направлялся к выходу. Я разобрал голоса: категоричный тон Ортеги, приправленный нарочитым официальным безразличием, затем голос Кавахары, модулированный словно голос мандроида из оружейного магазина «Ларкин и Грин». Защищенный от ненависти бетатанатином, я воспринял этот голос как что-то приглушенное, донесшееся издалека, как отзвуки отдаленной канонады.
– …ничем больше не могу помочь, лейтенант. Если то, что вы рассказали про клинику «Вей», правда, похоже, душевное равновесие Ковача значительно ухудшилось с тех пор, как он работал на меня. Вы должны понять, что я чувствую определенную ответственность. Я хочу сказать, если бы я подозревала, что такое может случиться, то ни за что бы не порекомендовала его Лоренсу Банкрофту.
– Как я уже сказала, пока что это только предположения. – Голос Ортеги стал чуточку резче. – Я буду вам очень признательна, если то, о чем мы сейчас говорили, не выйдет из этих стен. До тех пор, пока мы не выясним, куда скрылся Ковач и почему…
– Полностью с вами согласна. Я прекрасно понимаю деликатность этого вопроса. Но, лейтенант, вы находитесь на борту «Головы в облаках». Мы гордимся тем, что умеем хранить конфиденциальность.
– Да. – Ортега пропустила в голос нотки неприязни. – Я слышала.
– Что ж, в таком случае можете быть уверены, что сказанное останется между нами А сейчас вы должны меня извинить, лейтенант. Меня ждут кое-какие административные дела. Всего хорошего. До свидания, сержант. Тиа и Макс проводят вас на полетную палубу.
Дверь закрылась, и зазвучали мягкие шаги, направляющиеся в мою сторону. Я напрягся. Ортега и сопровождение идут в этом направлении. Такого никто не ожидал. На чертежах было четко указано, что главная посадочная площадка находится на носу, перед каютой Кавахары, и я, памятуя об этом, подошел к ней сзади. Ортега и Баутиста не должны были идти на корму.
Паники не было. Вместо этого мозг захлестнула холодная вариация прилива адреналина, предложившая набор голых фактов. Ортеге и Баутисте ничего не угрожает. Должно быть, они пришли сюда тем же самым путем, в противном случае об этом было бы сказано. Что касается моего положения, то если они будут проходить мимо коридора, где я притаился, сопровождению достаточно будет лишь взглянуть в сторону, чтобы меня увидеть. Коридор ярко освещен, и никаких укромных мест поблизости нет. С другой стороны, моё тело имеет температуру ниже комнатной, пульс замедлился до черепашьего шага, дыхание поверхностное – так что основные подсознательные факторы, предупреждающие чувства нормального человека о присутствии постороннего, отсутствуют. Разумеется, в том случае, если охранники заключены в нормальные оболочки… А что, если они завернут в коридор, чтобы воспользоваться той самой лестницей, по которой я спустился сюда?
Прижавшись спиной к стене, я установил дуло осколочного пистолета на минимальное рассеивание и перестал дышать.
Ортега. За ней Баутиста. Шествие замыкали двое сотрудников. Они прошли так близко от меня, что я мог бы, протянув руку, прикоснуться к волосам Ортеги.
Никто не повернулся в мою сторону.
Я выждал ещё целую минуту, прежде чем возобновил дыхание. Затем, бросив взгляд направо и налево, быстро шагнул за угол и постучал в дверь рукояткой осколочного пистолета. Не дожидаясь ответа, я вошел в каюту.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Каюта в точности соответствовала описанию, данному Миллером. Двадцать метров в ширину; стена из стекла, не дающего бликов, скошенная внутрь, от потолка к полу. В ясный день, наверное, можно лежать в углу у стены, уставившись на необъятное море, раскинувшееся в нескольких тысячах метров внизу. Обстановка выполнена в духе минимализма, что объяснялось корнями Кавахары, уходящими в начало тысячелетия. Стены были дымчато-серыми, пол из расплавленного стекла, а свет давали остроконечные кусочки оригами, покрытые люминесцентным составом, насаженные на чугунные треноги по углам каюты. В одной половине каюты господствующее положение занимала массивная стальная плита, вероятно, выполняющая роль письменного стола; в другой – группа серовато-коричневых кресел окружала камин, выполненный под старинную печку-буржуйку, сделанную из пустой бочки. За креслами виднелась арка коридора, ведущего, как предположил Миллер, в жилые покои.
Над столом медленно колыхался голографический дисплей с какими-то данными. Рейлина Кавахара стояла спиной к двери, уставившись в ночное небо.
– Вы что-то забыли? – рассеянно спросила она.
– Нет, абсолютно ничего.
Я успел разглядеть, как при звуках моего голоса её спина напряглась, но обернулась Кавахара с неспешной плавностью, и даже вид осколочного пистолета не пробил ледяное спокойствие у неё на лице. Её голос прозвучал почти так же безучастно.
– Кто вы такой? Как вы сюда попали?
– А ты подумай хорошенько. – Я указал на кресло. – Присядь, чтобы избавить ноги от лишней нагрузки. Так тебе будет лучше думаться.
– Кадмин?
– Ты меня оскорбляешь. Сядь!
По глазам я увидел, что до неё наконец дошло.
– Ковач? – Губы Кавахары скривились в неприятной усмешке. – Ковач, ублюдок, ты дурак, ты просто дурак. Ты хоть представляешь, какую возможность только что растоптал?
– Я сказал – сядь.
– Её уже нет, Ковач. Она вернулась на Харлан. Я сдержала свое слово. Что ты здесь делаешь?
– Больше повторять не буду, – мягко произнес я. – Или ты сейчас же сядешь, или я разобью тебе коленную чашечку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77