Хочешь выбрать наугад любое место? По определенным признакам сразу можно определить, подходящее ли место выбрано. А теперь – в путь! Привычка и умение помогут тебе добраться до того места в Вагдасе, которое тебе нужно.
Неферти хочет попасть в самые отвратительные трущобы Квартала Парий. Он одет в не внушающую подозрений одежду вроде той, что носят небогатые странствующие купцы, которые могут позволить себе лишь одного телохранителя: Они медленно пробираются мимо бесконечных нищих. Неферти швыряет монетку безрукому прокаженному, который ловит ее гнойной ямой, расположенной на месте, где когда-то был нос, а затем вытряхивает ее в глиняный горшок вместе со сгустком гноя и крови. Нищие подступают к Неферти, выставляя напоказ свои язвы. Телохранитель размахивает в воздухе плеткой с медными наконечниками, и нищие пятятся назад, плюясь и изрытая ужасные проклятия. Один из них поворачивается к Неферти и телохранителю задом, поднимает край одежды и, гнусно ухмыляясь, извергает струю жидкого дерьма.
Они заходят в винную лавку, где проводится Хульное Игрище. Подобные развлечения запрещены Отделом здравоохранения, поскольку они приводят к загрязнению атмосферы. Но в этом квартале запреты действуют плохо. Хула – высокое искусство, наподобие фламенко.
Вот Дух Хулы овладевает одним созданием неопределенного пола, облаченным в женское платье. Оно вскакивает и, выбрав себе жертву, начинает передразнивать каждое ее движение и ужимку с отталкивающей злобой и подлинной страстью, кривляясь буквально в нескольких дюймах от лица несчастного.
Следом за ним истерия охватывает Английского Майора: его холодное, украшенное моноклем лицо искривляется, и поток омерзительной брани срывается с его уст – поток, каждое слово в котором разит, словно экскременты, перешедшие в газообразную форму. Он визжит и кидается на врага, но тут же захлебывается в приступе жуткого кашля.
Присутствующие обступают соперников полукругом. Неферти размахивает в воздухе отравленной плеткой. Лица и руки покрываются шрамами, чернеют, набухают и лопаются. Неферти вкладывает плетку в чехол. (Плетка убирается в чехол следующим образом: сначала рукоять продевают через чехол, а затем тянут за нее вверх, и тогда плетка прячет ремешки в чехол, словно осьминог, втягивающий щупальца.)
Неферти поправляет воображаемый монокль.
– Пойдем, прогуляемся, а эти уроды пусть варятся в собственном соку. Меня от них тошнит.
Он останавливается возле лавки благовоний, чтобы умастить лицо и руки, а затем посыпает одежду душистым порошком.
Они заходят на Повонялый Двор… стойка вдоль одной из стен, пара столов. За стойкой – обезьяночеловек, гибрид бабуина, щерящий длинные желтые клыки. Когда Обезьян наклоняется через стойку, осторожные посетители стараются прижаться к противоположной стенке. Вот его ненавидящие красные глазки останавливаются на Неферти. Во взгляде Обезьяна читается нечто вроде уважения. В голосе звучит подобострастность:
– Чем могу вам служить, благородный сэр?
Неферти заказывает абсент с опиумом. Телохранитель – двойное бренди с соком манго. Неферти делает глоток и оглядывается по сторонам: кучка молодых аристократов из дворцового квартала в поисках приключений, за одним из столов – компания отвратительных Дыхарей. Принимая определенные травы в смеси с экскрементами сколопендр, они добиваются у себя столь зловонного дыхания, что оно сбивает с ног человека с расстояния шести футов, а на меньшем расстоянии может просто убить.
У каждого Дыхаря имеется свой особенный рецепт. Одни используют помет летучих мышей, другие – блевотину стервятников, наевшихся гнилых земляных крабов, некоторые же – жидкость, извлеченную из тела плохо забальзамированной мумии. Существуют даже специальные лавки, в которых Дыхари приобретают соответствующие компоненты. – Они состязаются друг с другом в том, чье дыхание зловонней. Правда, употребляемые ими смеси постепенно разъедают десны, губы и нёбо.
Один из Дыхарей делает выдох в сторону стола, за которым сидят придворные, и мертвые мухи дождем валятся прямо в кружки с выпивкой. Дыхарь шепелявит волчьей пастью:
– Благородные господа, приношу вам мои извинения, я просто хотел, чтобы мухи не досаждали вашим сиятельным особам.
Неферти содрогается, вспомнив свою встречу со старым Дыхарем…
Вот он преграждает ему дорогу. Губы у него давно сгнили, а в уголках рта копошатся черви.
– Милостыня, благородный господин.
– Прочь с моего пути, падаль!
Но старый Дыхарь не сходит с места. Он улыбается и червь выпадает у него изо рта.
– Прошу вас, любезный господин.
Неферти стреляет ему в брюхо из своего особого 44-го калибра. Дыхарь складывается пополам и из его рта вылетает струя такой отвратительной вони, сопровождаемая дождем из гнилых зубов и червей, что Неферти теряет сознание.
Очнулся он в одной из палат Дворца в окружении придворных врачей. Очнувшись, он тут же вспомнил, что с ним случилось, и его рвало до тех пор, пока не пошла зеленая желчь. Хуже всего было известие о том, что при столкновении было осквернено его собственное Ка. За этим последовало три месяца тщательного очищения, во время которого Неферти ел одни лишь фрукты и пил чистейшую родниковую воду, пока здоровье не вернулось к нему.
Молодой привлекательный Дыхарь с гладкой лиловой кожей, напоминающей кожуру тропического плода, подплывает к Неферти.
– Высокочтимый господин, – мурлыкает он, – я могу выдыхать много разных запахов.
И с этими словами он окатывает Неферти волной тяжелого липкого мускусного запаха, от которого у того кровь приливает к чреслам.
– Я могу показать, как перебраться через Дуад.
Дуад – это река экскрементов, одно из самых опасных препятствий на пути в Западные Земли. Чтобы переступить границы жизни, ты должен переступить через все то, что с ней неразрывно связано – через дерьмо, кишечные газы, мочу, пот и сопли жизни. Холодное презрение здесь столь же опасно, как и зудящее любопытство – две стороны одной и той же фальшивой монеты. Необходимо добиться состояния полной и тихой отрешенности, и тогда Дуад расступается перед тобой, словно элегантная головоломка. Пересечение Дуада было для Неферти вдвойне сложным, поскольку при жизни он подвергался воздействию смертельной христианской отравы.
Поэтому он утвердительно кивает, и Дыхарь, Повелитель Сильных Запахов и Нечистых Ветров, ведет его по лабиринтам улочек, тропинок, лестниц, мостов, помостов, через постоялые дворы и площади, патио и дома, где люди едят, спят, испражняются, занимаются любовью. Это бедный квартал, где мало кто может позволить себе роскошь владеть отдельным домом, куда не могут проникнуть посторонние. Здесь существует много различных степеней приватности. В некоторых домах проход посторонним разрешается только через сад. Другие живут в клетушках без дверей посреди утоптанных улиц или в лабиринте тоннелей под городом, или на крышах, где соседи развешивают сушиться белье и держат своих овец, коз и кур. Некоторым разрешено взимать с прохожих дань. Отдельные маршруты являются исключительной прерогативой членов какого-нибудь клуба, секретного общества, секты, политической группировки или ремесленной гильдии. Стычки по поводу права на проход случаются часто и бывают обычно кровавыми. В этом квартале нет общественных служб – ни полиции, ни пожарных, ни канализации, ни водопровода, ни больниц. Отдельные семьи или сообщества предоставляют подобные услуги, да и то не всегда.
Неф отпускает далеко вперед своих зорких разведчиков. Некоторые называют их духовными помощниками или проводниками. В их задачи входит производить рекогносцировку, чтобы хозяин знал, что ожидать, и был предупрежден обо всех опасностях, возможностях, друзьях и недругах, которые могут повстречаться ему на пути. Но они возвращаются, принося лишь скудные и весьма поверхностные сведения о лежащей перед Неферти области… сведения сами по себе довольно занятные и ценные, но вряд ли пригодные в настоящее время.
Неферти находится в «Золотом Очке» – супернизкопробном гей-баре, расположенном в конце длинной петляющей улочки, протоптанной многими поколениями людей, пробиравшихся через кучи человеческих и звериных объедков, лежащих на вытертых камнях, пожелтевших от многолетнего контакта с экскрементами и мочой. Бар этот расположен на окраине Вагдаса, и шакалы здесь столь же обычны, как дикие кошки. Неферти отпивает глоток и оглядывается по сторонам: три старых пидовки у дальнего конца стойки, жалкие стервятники, жадно трясущиеся над мертвечиной, с типичной для них устрашающей развязностью.
– Отсоси у меня, Смерть!
Отвратительные куклы… Неф узнает в тощем рыжем мужчине за стойкой наемного убийцу, с которым он немного знаком. Опытный… выполняет заказы Ватикана.
Проходя мимо трех пидовок, он роняет на ходу почти непроизвольно:
– Отвести бы вас к ветеринару, уродов, чтоб он вас усыпил.
Фотография мочащегося бельгийского мальчика и розовая раковина из папье-маше, пожелтевшая от грязи лет. Когда Неф стоял и мочился, дверь кабинки распахнулась, и оттуда выскочил мужчина – тощий турок с козлиной бородкой. Из его ширинки колом торчало.
– Хочешь?
Вернувшись в «Золотое Очко», он подал знак Дыхарю: «Там есть черный ход».
Дверь ведет в коридор, похожий на музейный, заполненный промозглым холодным воздухом. Как только Неферти входит в коридор, дверь у него за спиной захлопывается. Неферти чувствует поток черной ненависти, в высшей степени отталкивающей и в то же время какой-то печальной и безнадежной.
Что ненавидит его с такой силой? Нечто, что не является им и никогда им не станет. Его ненавидят за то, что он такой, какой есть, потому что у тех, кто его ненавидит, выбор один – стать им или умереть. Человек определятся тем, чем он не является. Так пусть их ненависть станет тем самым зубилом, которое высечет изваяние потрясающей красоты. Каждое проклятие, каждый плевок, каждое ворчание вслед, каждое припадочное брызгание слюной, каждый злобный бабий вопль за спиной полируют его мрамор, удаляют с его поверхности все дефекты, разглаживают скривившиеся уголки рта и морщины тревоги на мраморном челе. Все визгливые нападки отражаются от этой сверкающей поверхности и сморщиваются на глазах, словно бациллы, попавшие в чашку с антибиотиком.
Профессиональная клеветница-лесбиянка подкрадывается, чтобы оросить мой безупречный мрамор своими едкими пищеварительными соками.
– Ах, мое потерянное ребрышко! – говорю я ей. – Прошу, поцелуй большой палец у меня на ноге… там есть небольшая неровность, нарост какой-то… вот-вот, сюда капни кислотой… Спасибо, свободна.
Мегера изрыгает зеленую желчь.
– Ах ты, онанистка поганая! Надеюсь, ты захлебнешься собственной рвотой!
Неф испытывает чувство холодного, как камень, облегчения. Отстали… правда, надолго ли?
Неферти вместе с привлекательным Дыхарем пробирается через цветочный рынок. Какая-то старая кошелка набрасывается на них с криком:
– Ты высосал весь запах из моих цветов! Voleur
– Только для того, чтобы вернуть его назад в десятикратном размере, – отвечает Дыхарь и выдыхает такой аромат цветов, что весь рынок окутывается облаком липкой медовой сладости.
Они проходят мимо ресторана «Нотр-Дам».
– Voleur! Моя еда вся стала на вкус как опилки! Ты высосал из нее весь запах!
Дыхарь оборачивается, делает выдох, и аппетитный чесночный дух окутывает весь квартал. Повсюду люди со слюной, текущей изо рта, мчатся в сторону «Нотр-Дам».
– Я прокладываю себе путь, словно осьминог. Понимаешь, я что-то вроде вампира наоборот. Беру немного, возвращаю сторицей. Возвращаю больше, чем им нужно, по правде говоря. «Ни минуты на месте» – вот мой девиз. Только так жить и стоит. Честно говоря, односторонний вампиризм – это самое печальное, что только может случиться с человеком. Я имею в виду тех, кто пытается сохранить свое тело в неизменном виде при помощи краденой энергии. Некоторые выпивают все, что находят вокруг, а потом воют в безлюдной пустыне. Другие немножко берут, потом немножко возвращают – но в результате берут они всегда больше, чем возвращают. Главная ошибка в том, что все они хотят сохранить себя в неизменном виде. На самом деле «неизменный вид» – это самая главная смертельная ошибка, или СО, которая не признает ничего, кроме очевидной перемены цвета кожи. Помните того белого типа в Йоханнесбурге, которого пчелы покусали так сильно, что он весь почернел? Его отвезли в госпиталь для черных, и когда он очнулся, то сразу принялся кричать: «Куда вы меня затащили, черные сволочи?»
– Ты в гостях у своих Па и Ма, ниггер!
Встречая здесь незнакомцев, Неферти обходится без своего Эго, без своего Я, без своей личины. Здесь защищаться не от чего. Он чувствует, как с него спадает старая броня, как она падает к его ногам, словно мешковина, обнажая его хрустальный скелет, как она сгорает, словно колпачок в коулменовской лампе… черный плащ, который разрывает в клочья ночной ветер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Неферти хочет попасть в самые отвратительные трущобы Квартала Парий. Он одет в не внушающую подозрений одежду вроде той, что носят небогатые странствующие купцы, которые могут позволить себе лишь одного телохранителя: Они медленно пробираются мимо бесконечных нищих. Неферти швыряет монетку безрукому прокаженному, который ловит ее гнойной ямой, расположенной на месте, где когда-то был нос, а затем вытряхивает ее в глиняный горшок вместе со сгустком гноя и крови. Нищие подступают к Неферти, выставляя напоказ свои язвы. Телохранитель размахивает в воздухе плеткой с медными наконечниками, и нищие пятятся назад, плюясь и изрытая ужасные проклятия. Один из них поворачивается к Неферти и телохранителю задом, поднимает край одежды и, гнусно ухмыляясь, извергает струю жидкого дерьма.
Они заходят в винную лавку, где проводится Хульное Игрище. Подобные развлечения запрещены Отделом здравоохранения, поскольку они приводят к загрязнению атмосферы. Но в этом квартале запреты действуют плохо. Хула – высокое искусство, наподобие фламенко.
Вот Дух Хулы овладевает одним созданием неопределенного пола, облаченным в женское платье. Оно вскакивает и, выбрав себе жертву, начинает передразнивать каждое ее движение и ужимку с отталкивающей злобой и подлинной страстью, кривляясь буквально в нескольких дюймах от лица несчастного.
Следом за ним истерия охватывает Английского Майора: его холодное, украшенное моноклем лицо искривляется, и поток омерзительной брани срывается с его уст – поток, каждое слово в котором разит, словно экскременты, перешедшие в газообразную форму. Он визжит и кидается на врага, но тут же захлебывается в приступе жуткого кашля.
Присутствующие обступают соперников полукругом. Неферти размахивает в воздухе отравленной плеткой. Лица и руки покрываются шрамами, чернеют, набухают и лопаются. Неферти вкладывает плетку в чехол. (Плетка убирается в чехол следующим образом: сначала рукоять продевают через чехол, а затем тянут за нее вверх, и тогда плетка прячет ремешки в чехол, словно осьминог, втягивающий щупальца.)
Неферти поправляет воображаемый монокль.
– Пойдем, прогуляемся, а эти уроды пусть варятся в собственном соку. Меня от них тошнит.
Он останавливается возле лавки благовоний, чтобы умастить лицо и руки, а затем посыпает одежду душистым порошком.
Они заходят на Повонялый Двор… стойка вдоль одной из стен, пара столов. За стойкой – обезьяночеловек, гибрид бабуина, щерящий длинные желтые клыки. Когда Обезьян наклоняется через стойку, осторожные посетители стараются прижаться к противоположной стенке. Вот его ненавидящие красные глазки останавливаются на Неферти. Во взгляде Обезьяна читается нечто вроде уважения. В голосе звучит подобострастность:
– Чем могу вам служить, благородный сэр?
Неферти заказывает абсент с опиумом. Телохранитель – двойное бренди с соком манго. Неферти делает глоток и оглядывается по сторонам: кучка молодых аристократов из дворцового квартала в поисках приключений, за одним из столов – компания отвратительных Дыхарей. Принимая определенные травы в смеси с экскрементами сколопендр, они добиваются у себя столь зловонного дыхания, что оно сбивает с ног человека с расстояния шести футов, а на меньшем расстоянии может просто убить.
У каждого Дыхаря имеется свой особенный рецепт. Одни используют помет летучих мышей, другие – блевотину стервятников, наевшихся гнилых земляных крабов, некоторые же – жидкость, извлеченную из тела плохо забальзамированной мумии. Существуют даже специальные лавки, в которых Дыхари приобретают соответствующие компоненты. – Они состязаются друг с другом в том, чье дыхание зловонней. Правда, употребляемые ими смеси постепенно разъедают десны, губы и нёбо.
Один из Дыхарей делает выдох в сторону стола, за которым сидят придворные, и мертвые мухи дождем валятся прямо в кружки с выпивкой. Дыхарь шепелявит волчьей пастью:
– Благородные господа, приношу вам мои извинения, я просто хотел, чтобы мухи не досаждали вашим сиятельным особам.
Неферти содрогается, вспомнив свою встречу со старым Дыхарем…
Вот он преграждает ему дорогу. Губы у него давно сгнили, а в уголках рта копошатся черви.
– Милостыня, благородный господин.
– Прочь с моего пути, падаль!
Но старый Дыхарь не сходит с места. Он улыбается и червь выпадает у него изо рта.
– Прошу вас, любезный господин.
Неферти стреляет ему в брюхо из своего особого 44-го калибра. Дыхарь складывается пополам и из его рта вылетает струя такой отвратительной вони, сопровождаемая дождем из гнилых зубов и червей, что Неферти теряет сознание.
Очнулся он в одной из палат Дворца в окружении придворных врачей. Очнувшись, он тут же вспомнил, что с ним случилось, и его рвало до тех пор, пока не пошла зеленая желчь. Хуже всего было известие о том, что при столкновении было осквернено его собственное Ка. За этим последовало три месяца тщательного очищения, во время которого Неферти ел одни лишь фрукты и пил чистейшую родниковую воду, пока здоровье не вернулось к нему.
Молодой привлекательный Дыхарь с гладкой лиловой кожей, напоминающей кожуру тропического плода, подплывает к Неферти.
– Высокочтимый господин, – мурлыкает он, – я могу выдыхать много разных запахов.
И с этими словами он окатывает Неферти волной тяжелого липкого мускусного запаха, от которого у того кровь приливает к чреслам.
– Я могу показать, как перебраться через Дуад.
Дуад – это река экскрементов, одно из самых опасных препятствий на пути в Западные Земли. Чтобы переступить границы жизни, ты должен переступить через все то, что с ней неразрывно связано – через дерьмо, кишечные газы, мочу, пот и сопли жизни. Холодное презрение здесь столь же опасно, как и зудящее любопытство – две стороны одной и той же фальшивой монеты. Необходимо добиться состояния полной и тихой отрешенности, и тогда Дуад расступается перед тобой, словно элегантная головоломка. Пересечение Дуада было для Неферти вдвойне сложным, поскольку при жизни он подвергался воздействию смертельной христианской отравы.
Поэтому он утвердительно кивает, и Дыхарь, Повелитель Сильных Запахов и Нечистых Ветров, ведет его по лабиринтам улочек, тропинок, лестниц, мостов, помостов, через постоялые дворы и площади, патио и дома, где люди едят, спят, испражняются, занимаются любовью. Это бедный квартал, где мало кто может позволить себе роскошь владеть отдельным домом, куда не могут проникнуть посторонние. Здесь существует много различных степеней приватности. В некоторых домах проход посторонним разрешается только через сад. Другие живут в клетушках без дверей посреди утоптанных улиц или в лабиринте тоннелей под городом, или на крышах, где соседи развешивают сушиться белье и держат своих овец, коз и кур. Некоторым разрешено взимать с прохожих дань. Отдельные маршруты являются исключительной прерогативой членов какого-нибудь клуба, секретного общества, секты, политической группировки или ремесленной гильдии. Стычки по поводу права на проход случаются часто и бывают обычно кровавыми. В этом квартале нет общественных служб – ни полиции, ни пожарных, ни канализации, ни водопровода, ни больниц. Отдельные семьи или сообщества предоставляют подобные услуги, да и то не всегда.
Неф отпускает далеко вперед своих зорких разведчиков. Некоторые называют их духовными помощниками или проводниками. В их задачи входит производить рекогносцировку, чтобы хозяин знал, что ожидать, и был предупрежден обо всех опасностях, возможностях, друзьях и недругах, которые могут повстречаться ему на пути. Но они возвращаются, принося лишь скудные и весьма поверхностные сведения о лежащей перед Неферти области… сведения сами по себе довольно занятные и ценные, но вряд ли пригодные в настоящее время.
Неферти находится в «Золотом Очке» – супернизкопробном гей-баре, расположенном в конце длинной петляющей улочки, протоптанной многими поколениями людей, пробиравшихся через кучи человеческих и звериных объедков, лежащих на вытертых камнях, пожелтевших от многолетнего контакта с экскрементами и мочой. Бар этот расположен на окраине Вагдаса, и шакалы здесь столь же обычны, как дикие кошки. Неферти отпивает глоток и оглядывается по сторонам: три старых пидовки у дальнего конца стойки, жалкие стервятники, жадно трясущиеся над мертвечиной, с типичной для них устрашающей развязностью.
– Отсоси у меня, Смерть!
Отвратительные куклы… Неф узнает в тощем рыжем мужчине за стойкой наемного убийцу, с которым он немного знаком. Опытный… выполняет заказы Ватикана.
Проходя мимо трех пидовок, он роняет на ходу почти непроизвольно:
– Отвести бы вас к ветеринару, уродов, чтоб он вас усыпил.
Фотография мочащегося бельгийского мальчика и розовая раковина из папье-маше, пожелтевшая от грязи лет. Когда Неф стоял и мочился, дверь кабинки распахнулась, и оттуда выскочил мужчина – тощий турок с козлиной бородкой. Из его ширинки колом торчало.
– Хочешь?
Вернувшись в «Золотое Очко», он подал знак Дыхарю: «Там есть черный ход».
Дверь ведет в коридор, похожий на музейный, заполненный промозглым холодным воздухом. Как только Неферти входит в коридор, дверь у него за спиной захлопывается. Неферти чувствует поток черной ненависти, в высшей степени отталкивающей и в то же время какой-то печальной и безнадежной.
Что ненавидит его с такой силой? Нечто, что не является им и никогда им не станет. Его ненавидят за то, что он такой, какой есть, потому что у тех, кто его ненавидит, выбор один – стать им или умереть. Человек определятся тем, чем он не является. Так пусть их ненависть станет тем самым зубилом, которое высечет изваяние потрясающей красоты. Каждое проклятие, каждый плевок, каждое ворчание вслед, каждое припадочное брызгание слюной, каждый злобный бабий вопль за спиной полируют его мрамор, удаляют с его поверхности все дефекты, разглаживают скривившиеся уголки рта и морщины тревоги на мраморном челе. Все визгливые нападки отражаются от этой сверкающей поверхности и сморщиваются на глазах, словно бациллы, попавшие в чашку с антибиотиком.
Профессиональная клеветница-лесбиянка подкрадывается, чтобы оросить мой безупречный мрамор своими едкими пищеварительными соками.
– Ах, мое потерянное ребрышко! – говорю я ей. – Прошу, поцелуй большой палец у меня на ноге… там есть небольшая неровность, нарост какой-то… вот-вот, сюда капни кислотой… Спасибо, свободна.
Мегера изрыгает зеленую желчь.
– Ах ты, онанистка поганая! Надеюсь, ты захлебнешься собственной рвотой!
Неф испытывает чувство холодного, как камень, облегчения. Отстали… правда, надолго ли?
Неферти вместе с привлекательным Дыхарем пробирается через цветочный рынок. Какая-то старая кошелка набрасывается на них с криком:
– Ты высосал весь запах из моих цветов! Voleur
– Только для того, чтобы вернуть его назад в десятикратном размере, – отвечает Дыхарь и выдыхает такой аромат цветов, что весь рынок окутывается облаком липкой медовой сладости.
Они проходят мимо ресторана «Нотр-Дам».
– Voleur! Моя еда вся стала на вкус как опилки! Ты высосал из нее весь запах!
Дыхарь оборачивается, делает выдох, и аппетитный чесночный дух окутывает весь квартал. Повсюду люди со слюной, текущей изо рта, мчатся в сторону «Нотр-Дам».
– Я прокладываю себе путь, словно осьминог. Понимаешь, я что-то вроде вампира наоборот. Беру немного, возвращаю сторицей. Возвращаю больше, чем им нужно, по правде говоря. «Ни минуты на месте» – вот мой девиз. Только так жить и стоит. Честно говоря, односторонний вампиризм – это самое печальное, что только может случиться с человеком. Я имею в виду тех, кто пытается сохранить свое тело в неизменном виде при помощи краденой энергии. Некоторые выпивают все, что находят вокруг, а потом воют в безлюдной пустыне. Другие немножко берут, потом немножко возвращают – но в результате берут они всегда больше, чем возвращают. Главная ошибка в том, что все они хотят сохранить себя в неизменном виде. На самом деле «неизменный вид» – это самая главная смертельная ошибка, или СО, которая не признает ничего, кроме очевидной перемены цвета кожи. Помните того белого типа в Йоханнесбурге, которого пчелы покусали так сильно, что он весь почернел? Его отвезли в госпиталь для черных, и когда он очнулся, то сразу принялся кричать: «Куда вы меня затащили, черные сволочи?»
– Ты в гостях у своих Па и Ма, ниггер!
Встречая здесь незнакомцев, Неферти обходится без своего Эго, без своего Я, без своей личины. Здесь защищаться не от чего. Он чувствует, как с него спадает старая броня, как она падает к его ногам, словно мешковина, обнажая его хрустальный скелет, как она сгорает, словно колпачок в коулменовской лампе… черный плащ, который разрывает в клочья ночной ветер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43