А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И боролась с ним своими методами. Заставить мать не врать она не могла. Ложь и лицемерие было у нее в крови. Тогда девочка, звавшаяся Дианой, решила найти тех, кто не врет.
И нашла.
Ребята, с которыми она познакомилась, ясное дело, не в церкви, были с ней предельно честны. Они называли вещи своими именами, и если уж им хотелось потискать Дианкины груди, то так об этом и говорили. Девчонка, шалеющая от новизны ощущений, обычно не возражала. Тем более что этот «грех» неоднократно сама наблюдала по молодости лет за матерью и соседом, у которого было трое детей и жена. Тоже, видимо, образцовый христианин.
Подростковый секс был нелепым, грубоватым и под пьяную лавочку. Но он был честным.
Кривая дорожка подвальных матрасов и лестничных обжималок привела Диану в компанию малолетних проституток. Этим бизнесом заправлял местный авторитетик с «романтическим погонялом» — Клоп. Надо отдать девочке должное, она быстро сообразила, что эта среда обитания не ее. Но, видимо, было поздно.
Несколько раз Диана приходила домой в синяках. Били сильно, но аккуратно. Лицо не портили, но ходить больно. Девочка лежала у себя в комнате, смотрела в потолок и никак не контактировала с окружающим миром. Потом она уходила, точнее, за ней приезжали.
Через некоторое время мать, осматривавшая тело девочки ночью, в одну из «отлежек» обнаружила характерные следы на локтевых венах. Еще не «дороги», но Варваре Сергеевне хватило. Она отрыдала ночь, а потом кинулась по лестничной клетке вверх. К единственному врачу, которого боялся весь подъезд. Боялся по непонятной причине: Морозов жил тихо, не буянил, не пил, никого за грудки не хватал. Тем не менее Юру старались обходить стороной. Вежливо и осторожно.
— Привет, — сказал Морозов, входя в комнату. Варвара Сергеевна, прижимая руки к груди, осталась в коридоре. Она снова начала рыдать, ее рыхлое тело крупно вздрагивало. В двухкомнатной квартире Лобиков было холодно. Через плохо заделанные окна ощутимо поддувало.
Диана не ответила. Она смотрела в потолок. Глаза широко раскрыты, не мигают. Белое одеяло едва заметно шевелится от дыхания.
Юра подошел ближе, заглянул девочке в глаза. На мгновение накатила дурнота. Он представил себе, что могли видеть эти глаза всего за семнадцать лет.
Он присмотрелся к зрачкам. Теоретически героиновый «приход» должен был уже отпустить, хотя дополнительные дозы могли храниться и дома.
— Извини, девочка, я тебя осмотрю. Не возражаешь?
Диана молчала.
Морозов осторожно снял одеяло. Обнажились худое плечо, рука и часть груди — маленькой и будто бы курносой. Сосок озорно смотрел вверх. Девушка никак не отреагировала.
На бледной коже локтевого сгиба отчетливо виднелись черные точки с красными воспаленными краями. Выше, на предплечье, темнел длинный синяк от жгута. Закручивали грубо, зло. Другая рука была еще чистой.
— Не все так плохо… — пробормотал Юра.
Девочка была худа. Длинные ноги, еще слегка голенастые, в синяках. Под левым коленом гематома. Курчавый лобок. Левая рука прижата к животу. Ребра можно считать. Отведя ладонь, Морозов осторожно тронул кожу. Девочка вздрогнула, напряглась. «Били под дых, но не попадали, — понял Юра. — Надо бы ребра прощупать». На боку несколько крупных синяков, возможно от ботинка.
— Пожалуйста, Диана, перевернись на бок.
Увидев спину, Морозов напрягся. Было непонятно, каким образом девчонка могла лежать. Вдоль позвоночника тянулись длинные, синие с красным, следы ударов не то узкой палкой, не то плетью. Синяки концентрировались на бедрах. Юра присмотрелся, чуть развел ноги девочки. На внутренней поверхности бедер виднелись точки проколов.
Морозов почувствовал дурноту. Такого не было ни в анатомичке, ни на практике в больнице. Он опустил одеяло. Погладил девочку по волосам.
Трагедия, которая разворачивалась в тишине подъезда, ужасала своими масштабами.
Девочка сопротивлялась.
Мать не знала, не могла и не хотела знать всего. Она жила в квартире, не ведая, что по четырем ее стенам проходит передовая. Линия фронта. Война. И маленький солдат, девочка, до последнего защищает свою мать. Искупая страданиями ее и свои собственные ошибки. Защищает от правды. От осознания того, что именно она, мамаша, вогнала дочку в дерьмо по уши. Своим враньем да мелким мещанским быдлячеством, невыносимым в юности и заразным в зрелом возрасте.
Клоп, видя активное сопротивление, решил «слить» девочку. Посадил на наркотики, что было несложно. Работа проститутки — это работа под давлением. Особенно если ты не в VIP-зоне. Коли что не так, могут и бритвой по лицу полоснуть. Как ни крути, а расслабляться надо. Наркота тут — самый логичный выход.
Потом Клоп начал подкладывать все еще трепыхающуюся Диану под клиентов «со странностями». Такие есть везде и всегда. Они много платят, но и много требуют. Слишком много. Иногда чрезмерно. Дальнейшую судьбу малолетней проститутки, которую «сливают», можно было предсказать с легкостью. Одна-две видеокассеты с реальными истязаниями, а затем смерть. Скрупулезно заснятая для клиентов со странностями…
Все, даже смерть, мерилось в порнобизнесе на деньги.
Морозов долго сидел около Дианы, гладил ее по черным спутанным волосам. Что-то говорил, не понимая смысла. Рассказывал сказки. Убаюкивал. Внутри было пусто, черно и выжжено.
В комнату заглянула распухшая от слез Варвара Сергеевна.
— В милицию не звони пока. Не надо, — сказал Морозов.
После того как он пришел в себя, Юра позвонил знакомому врачу-наркологу и определил девочку в отдельную палату.
— Дня за три поставим, конечно. — Врач-нарколог Борисовский Вениамин Давидович был калач тертый. Он видел столько, что одной искалеченной жизнью его было не удивить. — Но что дальше будет? Я, конечно, могу статистику тебе… Но на кой черт? Больше половины таких, как она, возвращаются туда, откуда к нам попали. Только между нами, в отделение их не берут. Бесполезно.
— Продержишь три дня. Я что-нибудь придумаю, — сказал Морозов, внутренне закипая.
— Продержу, — кивнул Борисовский устало. Юра почувствовал угрызения совести. У Вениамина Давидовича сегодня утром умер «клиент». У кого хочешь крыша съедет, а этот нет, работает.
— Спасибо. Мне трех дней хватит.
На следующий день ему надо было идти с Вязниковым к участковому. На душе было мерзко, но втягивать друга в болото Морозов не хотел.
После встречи с контрразведчиком Юра оставил Алексея и двинулся к человеку, который во все времена знал много. Достаточно много для того, чтобы иметь проблемы с разными людьми. Но при всем при этом Лев Дороф много чего умел, а потому с проблемами справлялся сам. За что был уважаем этими самыми разными людьми.
На входе в подъезд высотной многоэтажки был установлен кодовый замок. Морозов почесал затылок, достал из кармана сложенную бумажку с адресом. На затертой табличке около замковой клавиатуры с трудом читалась инструкция по пользованию.
— Набрать 0 и номер квартиры, где… — щурясь разобрал Юра, — …жать кл…
Дальше шла плоская металлическая табличка, тщательно отполированная множеством рук.
— Нажать кл. — Морозов отошел назад, окинул взглядом вереницу уходящих вверх окон. — Какой такой кл?
Снова присмотревшись к замку, он обнаружил едва видимые в ярком солнечном свете очертания ключа на нижней правой кнопке.
— А вот и хитрый «кл». Попался.
Дороф жил в семьдесят девятой квартире. Кодовый замок долго и сосредоточенно пищал, потом кашлянул и спросил:
— Кто?
— Лева, это я. Юра. Звонил вчера.
Вместо ответа из динамика раздался царапающий скрежет, щелкнул магнит замка. Морозов отворил дверь и на всякий случай сказал, наклонившись к замолкшему микрофону:
— Вошел.
Зассанный бесчисленными поколениями собак, кошек и малосознательных жильцов лифт, конвульсивно дергаясь на границах между этажами, потащился вверх.
«Маша сосет», — значилось огромными буквами на закрывшихся дверцах. Ниже были приписаны некоторые эпитеты относительно неизвестной Маши, принадлежавшие уже другой руке, и стрелка вправо. Юра, изнемогая от запаха, повернулся.
«Хотите Машу?» — вопрошал другой образец настенной живописи, снабженный все той же стрелкой, теперь выполненной в виде мужского полового органа.
Шалея от собственной дурости, Морозов покосился в указанном направлении. Увы, узнать судьбу таинственной Маши ему было не суждено. Задняя стенка лифта была густо замазана белой краской.
— Маша наносит ответный удар, — пробормотал Юра.
Двери с утробным рыком распахнулись, наконец выпустив его из своих пахучих недр.
«Машка — сука!» — размашисто, во всю стену.
— Ну прямо звезда какая-то… — сказал Морозов.
— Это ты про что? — поинтересовались из-за спины.
Обернувшись, Юра увидел любопытную харю Левки Дорофа, высовывающуюся в приоткрытую дверь.
— Да вот, знакомлюсь с наскальными рисунками местных питекантропов.
— Это ты про Машку? — спросил Лева, распахивая дверь. Он был в махровом полосатом халате. На ногах старенькие шлепанцы. — Соседка моя, с первого этажа. Крестецкая Маша. Девушка редкой судьбы. Популярная, как видишь, в народе.
— Да, заметил. — Юра крепко сжал руку Дорофу, потом не удержался, обнял. Крепко хлопнул по спине.
— Убьешь, антисемит, — просипел Лев. — Заходи давай, а то холодно же…
Квартира не поражала ни убранством, ни особенным порядком.
Повсюду валялись тюки, коробки, перевязанные веревками. Стояли аккуратными стопками книги.
— Переезжаю, — пояснил Дороф.
— Из города? — вспомнив сегодняшний визит, спросил Юра.
— Почему из города? — удивился Лева. — В другой район. И в пятиэтажку. Чтоб без лифта и мусоропровода. В гробу я видел эти удобства…
Он пошел куда-то в темную глубину квартиры.
— Давай заходи, обувь можешь даже не снимать. Я сейчас кофе сделаю… Чем занимаешься-то? — донеслось из темноты.
Морозов, осторожно переступая через груды вещей, двинулся следом. Узкий коридор, ободранные стены. Квартира выглядела так, будто в ней и не жили вовсе.
— Консультирую, — громко сказал Юра. — По врачебной линии…
— Да ты что? — Позади распахнулась дверь. — Ты еще и врач?
Морозов обернулся. Каким-то непостижимым образом Дороф оказался сзади.
— А чего ты туда забрался? — спросил Лев.
— У тебя не квартира, а лабиринт!
— Ну, это не ко мне претензии, это к строительному кооперативу. Исключительно уродливая планировка. Вот я и спрашиваю, какие люди могут вырасти в таких условиях. Только очень уродливые. Тебе кофе с сахаром?
Через узкую дверь Морозов вошел на кухню. Маленькую, вытянутую, но все-таки уютную. Общий бардак не коснулся этого помещения. Тут все было на своих местах, чистенько. Стояли рядком баночки со специями, кран и раковина блестели никелем. Дороф колдовал над джезвой.
— Мне без, — ответил Юра, осторожно присаживаясь на хрупкий с виду стул.
— Хорошо, что предупредил. — Лева с сосредоточенным видом наливал пахучую жидкость в маленькие чашечки. — Кстати, садиться можешь без страха. Надежные.
— Все-то ты замечаешь.
— Работа у нас такая.
Он, стараясь не разлить, поставил чашечки на стол. Рядом, на деревянной подставке, уместилась джезва и, откуда ни возьмись, появилась вазочка с малюсенькими печеньями.
— Прекрасно! — прокомментировал Дороф. — Впрочем, может быть, ты есть хочешь?
— Нет, спасибо, поел уже. — Юра осторожно взял чашечку. Попробовал. Кофе был по-настоящему вкусный. И крепкий.
— Никого из наших не видел? Как они там?
— С Вязниковым Лехой только-только распрощался. А остальных — нет, не видел и не слышал. Я полагаю, что ты знаешь о них значительно больше меня.
— Почему это я?
— Ну, кто у нас всезнающий?
— Да ну, я не всезнающий. — Лев смущенно помешал кофе маленькой ложечкой. — Это нетрудно. Просто я — трудолюбивый. Так-то. А информация на поверхности плавает. Сам знаешь, шила в мешке не утаить.
— Хорошо, что ты на органы не работаешь. — Морозов покачал головой.
— Платят мало, потому и не работаю.
— Печально.
— С чего это? — удивился Дороф.
— Ну, у меня к тебе дело есть. А денег я дать много не могу.
— Э, — Лев сморщился, — ты прямо-таки меня огорчаешь. Все-таки русский человек не может без этого антисемитизма. По-твоему, если я еврей, то я бесчувственное полено, ничего не понимаю, и мне только бабки подавай? Антисемит!
— Я этого не говорил.
— Говорил не говорил. Какая разница, — замахал руками Лев. — Ты с Ленькой Свердловым мне тогда жизнь спас.
— Ну, не так уж чтобы…
— Ладно, ладно, прибедняться он тут будет. Я то знаю, что могло бы быть.
— Кстати, про Леньку ничего не известно?
— В Чечне. Живой, — коротко ответил Дороф. Он взял маленькую печенюшку. Захрустел. — Затянуло парня. Ты печенье бери. Очень к кофе хорошо идет.
— Спасибо.
Они выпили по глотку кофе. Морозов чувствовал странную заторможенность. Словно не знал, с чего начать. «Как перед экзаменом в школе», — подумал он и глупо усмехнулся.
— Давай выкладывай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов