Он даже ни разу не видел ее лица, пока она не сняла фату в его спальне после свадьбы. Их брак, как и обычно для раджпутов королевской крови, был государственным. Посвященным суровым необходимостям династии, клана и касты. Чтобы поддержать истинную родословную раджпутов, защитить чистоту от загрязнения.
Он ничего не сказал в ту ночь, когда впервые увидел лицо жены, а затем ее тело, и не показал свое разочарование. Она очень боялась, как она призналась ему много лет спустя, того, что он мог бы сказать или сделать — или не сделать — когда увидел, что она совсем не красавица. Но Шанга показал себя милым, даже добрым, и сделал то, что должен. И к концу той ночи он с удивлением получил удовольствие, глядя на готовое, пышное тело; возбуждение от быстрых ловких пальцев; его обрадовали веселость и теплота, скрывающиеся за робостью в ее глазах. А утром он видел счастье на все еще спящем, круглом лице. Счастье, которое оказалось там благодаря ему, как он знал, скорее от доброты, чем мужских способностей.
Тогда Шанга был молод и полон тщеславия принца раджпутов, уже известного своей воинской доблестью, но он сделал неожиданное открытие. Гордость также можно найти в доброте. Глубокую гордость при виде лица жены, светящегося утром. Даже некрасивого лица. Возможно, особенно некрасивого лица.
Настал день много лет спустя, когда он застал жену в кухне. Несмотря на множество кухарок и слуг, его жена любила готовить. Услышав, как он идет, узнав его шаги, она отвернулась от стола, где резала лук. Повернулась, улыбнулась — засмеялась, утирая слезы из глаз — откинула волосы (теперь все седые — совсем не осталось черных) с лица, все еще держа нож в руке, и рассмеялась от своего нелепого вида. Она смеялась и ртом, и глазами.
За свою жизнь величайший из царей Раджпутаны был поражен только два раза. Сражен, сбит с ног внезапным открытием.
Один раз на известном поле сражения, когда Рагунат Рао расколол его шлем дьявольским смелым ударом меча. Тогда он упал.
Второй раз он свалился на скамью в своей собственной кухне, когда понял, что любит свою жену.
— Ты — моя жизнь, — прошептал он.
— Да, — ответила она. И дала ему свежую сладкую луковицу, словно это был еще один ребенок.
— Я думал о твоем лице, — сказал он. — И другом лице. Молодой женщины. Она очень красива.
Его жена слегка поджала губы, но не отвернулась.
— Я всегда говорила тебе, муж, что не стану возражать против наложниц, — произнесла она мягко. — Я не…
— Тихо, жена! — приказал он. Затем рассмеялся. — Это последнее, о чем я думаю! Даже если бы девушка, о которой идет речь, и не была дочерью императора, она навряд ли подходит на роль наложницы раджпута.
Его жена захихикала Шанга покачал головой.
— Я не сравнивал лица таким образом, дорогая моя. Я… а! Это слишком сложно объяснить!
— Тогда буду щекотать!
Она выполнила угрозу. Но несмотря на радостную пытку, Шанга так и не объяснил ей свои мысли. Не в ту ночь.
Их было слишком сложно объяснить. Они оказались совсем новыми. Крепко связанными с новыми секретами. Слишком запутанными в туманных спиралях отдаленного будущего, которое он увидел мельком в покоях Великой Госпожи Холи и сущности, для которой она служила только оболочкой.
В конце концов жена заснула Шанга какое-то время не спал. Ему не давали заснуть мысли о его родословной. О некрасивом лице жены, чертах ее лица, которые он видел на лицах детей вместе со своими собственными. И о красивом лице дочери императора, которой судьбой предназначено стать оболочкой для идеальных лиц будущих богов.
Линия его семьи. Это была жизнь. Это есть жизнь. Это будет жизнь.
Шанга подумал о чистоте, подумал о загрязнении. Подумал об идеальности. Подумал о луковицах.
Больше всего он размышлял об иллюзии, и правде, и странном образе, когда иллюзия может стать правдой.
И правда иллюзией.
Созидание и его понимание
Когда полководец наконец оставил императрицу и вышел из дворца, день клонился к вечеру. Притягиваемый закатом, Велисарий пошел к балюстраде, выходящей на Босфор. Облокотился на камень, наслаждаясь видом.
От Эйда пришла настойчивая мысль.
«Теперь больше. Я теперь больше понимаю из послания Великих. Я так думаю. Я не уверен»
«Поясни», — приказал Велисарий.
«Вот что еще они нам сказали:
Найди все, что сделало нас.
Найди страсть в девственнице, чистоту в шлюхе;
Веру в предателе, рок в священнике.
Найди сомнения в пророке, решительность в рабе;
Милость в убийце, убийственность в жене.
Ищи мудрость в молодых и неопытность в старых;
Ищи правду в движущейся воде; ложь в камне.
Узрей врага в зеркале, друга через поле брани.
Ищи все, что нас сделало.
На земле, где мы были сделаны»
Молчание.
«Ты понимаешь?» — спросил Эйд потом.
Велисарий улыбнулся. Не хитро, совсем нет.
«Да. О, да».
«Я думаю, что тоже понимаю. Я не уверен».
— Конечно, ты понимаешь, — прошептал Велисарий — Мы сделали вас. На той же самой земле.
Молчание.
«Ты обещал», — прозвучало потом.
Теперь в этой мысли не было укора. Больше не было. Это говорил удовлетворенный ребенок, который положил головку на плечо отца.
«Ты обещал»
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Он ничего не сказал в ту ночь, когда впервые увидел лицо жены, а затем ее тело, и не показал свое разочарование. Она очень боялась, как она призналась ему много лет спустя, того, что он мог бы сказать или сделать — или не сделать — когда увидел, что она совсем не красавица. Но Шанга показал себя милым, даже добрым, и сделал то, что должен. И к концу той ночи он с удивлением получил удовольствие, глядя на готовое, пышное тело; возбуждение от быстрых ловких пальцев; его обрадовали веселость и теплота, скрывающиеся за робостью в ее глазах. А утром он видел счастье на все еще спящем, круглом лице. Счастье, которое оказалось там благодаря ему, как он знал, скорее от доброты, чем мужских способностей.
Тогда Шанга был молод и полон тщеславия принца раджпутов, уже известного своей воинской доблестью, но он сделал неожиданное открытие. Гордость также можно найти в доброте. Глубокую гордость при виде лица жены, светящегося утром. Даже некрасивого лица. Возможно, особенно некрасивого лица.
Настал день много лет спустя, когда он застал жену в кухне. Несмотря на множество кухарок и слуг, его жена любила готовить. Услышав, как он идет, узнав его шаги, она отвернулась от стола, где резала лук. Повернулась, улыбнулась — засмеялась, утирая слезы из глаз — откинула волосы (теперь все седые — совсем не осталось черных) с лица, все еще держа нож в руке, и рассмеялась от своего нелепого вида. Она смеялась и ртом, и глазами.
За свою жизнь величайший из царей Раджпутаны был поражен только два раза. Сражен, сбит с ног внезапным открытием.
Один раз на известном поле сражения, когда Рагунат Рао расколол его шлем дьявольским смелым ударом меча. Тогда он упал.
Второй раз он свалился на скамью в своей собственной кухне, когда понял, что любит свою жену.
— Ты — моя жизнь, — прошептал он.
— Да, — ответила она. И дала ему свежую сладкую луковицу, словно это был еще один ребенок.
— Я думал о твоем лице, — сказал он. — И другом лице. Молодой женщины. Она очень красива.
Его жена слегка поджала губы, но не отвернулась.
— Я всегда говорила тебе, муж, что не стану возражать против наложниц, — произнесла она мягко. — Я не…
— Тихо, жена! — приказал он. Затем рассмеялся. — Это последнее, о чем я думаю! Даже если бы девушка, о которой идет речь, и не была дочерью императора, она навряд ли подходит на роль наложницы раджпута.
Его жена захихикала Шанга покачал головой.
— Я не сравнивал лица таким образом, дорогая моя. Я… а! Это слишком сложно объяснить!
— Тогда буду щекотать!
Она выполнила угрозу. Но несмотря на радостную пытку, Шанга так и не объяснил ей свои мысли. Не в ту ночь.
Их было слишком сложно объяснить. Они оказались совсем новыми. Крепко связанными с новыми секретами. Слишком запутанными в туманных спиралях отдаленного будущего, которое он увидел мельком в покоях Великой Госпожи Холи и сущности, для которой она служила только оболочкой.
В конце концов жена заснула Шанга какое-то время не спал. Ему не давали заснуть мысли о его родословной. О некрасивом лице жены, чертах ее лица, которые он видел на лицах детей вместе со своими собственными. И о красивом лице дочери императора, которой судьбой предназначено стать оболочкой для идеальных лиц будущих богов.
Линия его семьи. Это была жизнь. Это есть жизнь. Это будет жизнь.
Шанга подумал о чистоте, подумал о загрязнении. Подумал об идеальности. Подумал о луковицах.
Больше всего он размышлял об иллюзии, и правде, и странном образе, когда иллюзия может стать правдой.
И правда иллюзией.
Созидание и его понимание
Когда полководец наконец оставил императрицу и вышел из дворца, день клонился к вечеру. Притягиваемый закатом, Велисарий пошел к балюстраде, выходящей на Босфор. Облокотился на камень, наслаждаясь видом.
От Эйда пришла настойчивая мысль.
«Теперь больше. Я теперь больше понимаю из послания Великих. Я так думаю. Я не уверен»
«Поясни», — приказал Велисарий.
«Вот что еще они нам сказали:
Найди все, что сделало нас.
Найди страсть в девственнице, чистоту в шлюхе;
Веру в предателе, рок в священнике.
Найди сомнения в пророке, решительность в рабе;
Милость в убийце, убийственность в жене.
Ищи мудрость в молодых и неопытность в старых;
Ищи правду в движущейся воде; ложь в камне.
Узрей врага в зеркале, друга через поле брани.
Ищи все, что нас сделало.
На земле, где мы были сделаны»
Молчание.
«Ты понимаешь?» — спросил Эйд потом.
Велисарий улыбнулся. Не хитро, совсем нет.
«Да. О, да».
«Я думаю, что тоже понимаю. Я не уверен».
— Конечно, ты понимаешь, — прошептал Велисарий — Мы сделали вас. На той же самой земле.
Молчание.
«Ты обещал», — прозвучало потом.
Теперь в этой мысли не было укора. Больше не было. Это говорил удовлетворенный ребенок, который положил головку на плечо отца.
«Ты обещал»
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64