несколько луков, дюжина мечей и ножей, три кочерги и деревяшки, могущие служить дубинами.
– Мы жители города Каллы, что к югу отсюда, – сжимая руки, сказала женщина, – ежели вы едете с той стороны.
– Да, мы едем оттуда, – сказала Катрона, – и никого не видели ни в городе, ни у переправы.
– Паром водит Хармон, мой муж, вот этот самый. Вот уж два дня, как мы с соседями хороним здесь убитых.
Высокий мужчина, положив руки на плечи жены, сказал Дженне:
– Грета верно говорит, девушка. Когда я был на берегу, мимо проскакали королевские конники. Они связали меня, а Грета, благослови ее небо, убиралась в погребе, как всегда по весне. Она услышала, как они дерут глотку, и затаилась, покуда они не уехали.
– Вылезать мне было незачем – я ведь не воин, – перебила Грета.
– Правильно. – Хармон стащил с головы бурую шапку, комкая ее своими длинными пальцами. – Она вылезла после, когда они переправились, и освободила меня. Вот, гляди – следы еще остались. – Мужчина вытянул руку, но Дженна не разглядела, есть ли там след от веревки.
– Не меньше сотни их было, – сказал второй мужчина, подходя. – Так говорит Хармон. Не меньше сотни, а то и поболе.
– Это Джерем-мельник со своим парнем, – пояснила Грета. – Их не тронули, потому что они дали конникам зерна для лошадей.
– А остальных горожан либо связали, либо убили, – сказал Джерем. – Только девушек забрали с собой. Мой парень прокрался туда ночью и видел.
– Май тоже, – сказал сын Джерема. Он говорил спокойно, но его темные глаза гневно сверкали из-под шапки желтых волос.
– Май – его милая, – объяснила Грета. – Ее увели вместе с другими, а ведь они обручились.
– Но что вы делаете здесь? – спросила Петра. Услышав голоса, она спешилась и провела лошадь через груды камней. – Ведь у вас своего горя хватает. Вы пришли сюда за помощью?
– За помощью? – повторила Грета, качая головой.
– Нет, девушка, – сказал Джерем, – мы пришли, чтобы помочь. Это ведь наши матери и сестры, тетки и племянницы. Они приходили к нам и дарили нам сыновей.
– Джерем молол их зерно, – добавил Хармон, – и они хорошо ему платили – и урожаем, и работой. А когда я в прошлом году слег с кровавым поносом, пара женщин день-деньской работала, таская за меня паром. Ночью же работали четыре, еще одна лечила меня, а две за мной ходили.
– И платы за это не взяли, как не брали никогда, – прерывающимся голосом сказала Грета.
– Вот мы и поспешили сюда, как узнали, что творится в городе. – Хармон все комкал в руках свою шапку.
– Да только поздно было, – сказал Джерем. – Мы опоздали на несколько часов. Их всех либо перебили, либо увели в плен.
– Но где же… – начала Дженна, держа меч и поводья по-прежнему дрожащими руками.
Грета кивнула на главное здание хейма.
– Мы снесли их в зал. Нам помогали сыновья, хоть и чудно им было оказаться тут – мужчин ведь сюда не пускали. Мы-то, бабы, бывали иногда – урожай убирать помогали, а девушки и учились кой-чему. Но парни все равно пришли, чтобы уложить сестер бок о бок. Их старая матушка была еще жива, когда мы пришли, хотя кровь хлестала из нее, точно из кипящего котелка. Она сказала нам, что нужно делать. «Плечом к плечу», – так сказали она.
Дженна медленно кивнула. Теперь понятно, почему на дворе не оказалось женских тел. – А что же мужчины? – спросила она. – Ведь они тоже должны быть здесь – и раненые, и убитые.
– В таком бою сестры, уж конечно, захватили с собой немало врагов, – добавила Катрона.
– Своих раненых они увезли с собой либо прикончили, – сказал Хармон. – Тут были и мужчины, все мертвые – человек тридцать. Мы сожгли их вон там. – Он указал за сломанную стенку, поодаль от дороги. – Иноземцы с виду. Чернявые, и глаза – что твои плошки.
– Молодые, – сказала Грета, – слишком молодые для того, чтобы так помереть – и так убивать.
– Однако они умерли. – Хармон водрузил шапку обратно на голову. – Не зря ведь говорят: «Воин умирает от меча, душитель от веревки, а король от короны». – Он посмотрел через плечо и сказал Дженне: – Будем благодарны, ежели вы поможете нам.
Дженна молча кивнула, а Петра ответила дрожащим голосом:
– Конечно, поможем.
– Но долго задерживаться нельзя, – тихо сказала Дженне Катрона. – Надо предостеречь других.
Дженна кивнула и на это – на веревочке, что ли, у нее голова, если так легко ходит вверх и вниз?
– Какой-нибудь час дела не решает, – шепнула она в ответ. – Отыщем Селинду с Альной и простимся с ними.
– «Час потеряешь – жизнь сохранишь», – сказала Катрона. – Мы не раз убеждались в этом, когда служили в войске. Ну ладно, куда ни шло. Посвятим этот час Селинде и Альне.
Как и сказала Грета, сестры Калласфорда лежали плечом к плечу в полутемном зале. Дженна шла меж их рядами, то и дело опускаясь на колени, чтобы поправить прядь волос или закрыть распахнутые глаза. Женщин было так много, что она не могла их сосчитать, но плакать себе не позволяла.
Петра, стоя в дверях, плакала за них обеих.
– Эта последняя, – сказал Джерем, показывая на пожилую женщину в длинном платье и переднике, лежащую у дальней двери.
– Все ли мы сделали как надо? – спросила Грета.
– Мы позаботимся, чтобы все было как должно, – сказала Катрона. – Но вам лучше выйти, чтобы мы могли совершить подобающий обряд.
Грета, кивнув, замахала руками на прочих горожан, собравшихся у порога. Сама она вышла последней и сказала шепотом:
– Мы вас подождем.
Дженна окинула взглядом зал. В сером сумраке тела женщин казались высеченными из камня. Горожане обтерли кровь с их рук и лиц, однако она обильно пятнала их рубашки и передники, юбки и штаны. В полутьме кровь была черной, а не красной. Тела лежали на камыше, пересыпанном сухой вербеной и розой, но резкий, ни с чем не схожий запах смерти пересиливал аромат цветов.
– Зажечь мне факелы? – спросила Петра так тихо, что Дженна с трудом расслышала ее. Не дожидаясь ответа, девочка прошла по темному коридору в кухню, вернулась с горящей свечой и начала зажигать факелы и свечи на стенах.
Между мертвыми стали медленно проявляться тела темных сестер, заполнившие вскоре всю комнату. Ковер смерти протянулся от стены стене.
«Они чужие мне – и все-таки не чужие, – думала Дженна. – Они мои сестры».
– Теперь нужно поджечь хейм и ехать дальше, – сказала Катрона.
– Но Альны и Селинды нет здесь, – заметила Дженна. – Как и других молодых девушек. Должно быть, их спрятали где-то, как детей в Ниллском хейме. Нельзя зажигать огонь, пока мы не найдем их.
– Солдаты увели их с собой, – сказала Катрона. – Ты же слышала, что сказала Грета и ее муж. Увели вместе с городскими девушками, вместе с невестой того парня.
– Май, – вспомнила Петра, все еще зажигавшая факелы.
– Нет, – громко воскликнула Дженна, тряся головой. – Нельзя быть уверенными в этом. На что мужчинам столько девушек? Мы должны их поискать.
Катрона протянула руку к Дженне. Петра как раз зажгла свечу рядом с ними, и около Катроны возникла Катри, тоже с протянутой рукой.
– Таким мужчинам, как они, чем больше женщин, тем лучше, – сказала Катри.
– Своих-то у них не хватает, – добавила Скада справа от Дженны. – Гео Хосфеттер так сказал.
Дженна, не оборачиваясь к ней, упрямо сказала:
– Мы должны обыскать хейм. Мы никогда не простим себе, если не сделаем этого.
Они потратили на поиски час, но так никого и не нашли. Они перевернули зеркало в комнате жрицы, сорвали все гобелены, выстукивали стены в надежде обнаружить потайной ход – но его не было.
В конце концов Дженна согласилась с тем, что девушек увели – она уже не спрашивала зачем.
– А как же Книга? – Петра возложила руку на фолиант, переплетенный в кожу. – Нельзя оставлять ее тут, чтобы любой мог прочесть.
– У нас нет времени, чтобы ее зарыть, – сказала Дженна. – Придется сжечь ее вместе с сестрами.
Петра бережно снесла Книгу в зал, где уложила между жрицей и ее темной сестрой. Застывшие руки сестер она возложила на Книгу ладонями вверх, чтобы видны были знаки Альты, и связала их запястья лентой из своих волос. А после странно знакомым голосом начала читать:
Во имя пещеры горной.
Во имя могилы черной.
Во имя всех, что упорно брели
К свету от света в муках…
– Не стану плакать, – сказала себе Дженна. – Ни за что не стану. И ни за кого. – Она тряхнула головой, чтобы сдержать слезы. Скада сделала то же самое, и они не заплакали.
ЛЕГЕНДА
Жили как-то двенадцать сестер в городе Калле, у переправы – одна красивее другой. Но младшая, Дженнет, была всех прекраснее: высокая, с волосами как речная пена и глазами голубыми, как весеннее небо.
Однажды в город приехали сыновья короля, двенадцать красивых юношей. Но всех лучше был младший, Храбрый Кольм: высокий, с волосами как рассветные сумерки и глазами темными, как древесная кора.
Тех двенадцать, и этих двенадцать: они могли бы пожениться честь по чести. Но королевские сыновья что кукушки: получат свое и улетают, чтобы любить снова.
Когда двенадцать принцев уехали, одиннадцать сестер бросились в реку чуть выше переправы. Меньшая, Дженнет, схоронила их и отправилась во дворец короля. Она излила свое горе в песне у королевского стола, а после взошла на самую высокую башню. И бросилась вниз, издав крик, словно лесная пташка, зовущая своего друга.
Кольм услышал ее, и бросился наружу, и принял в объятия бедное разбитое тело, и запел ту же песню, что она пела на пиру:
Одиннадцать красавиц жили,
И чести каждую лишили.
Они реке себя вручили,
Стыда и горя не снеся…
А с ветром обвенчалась я!
В конце песни Дженнет открыла глаза и назвала Кольма по имени. Он поцеловал ее в лоб, и она умерла.
– Я – этот ветер, – прошептал Кольм, и обнажил свой меч, и вонзил себе в грудь. Потом лег рядом с Дженнет и умер.
Говорят, что каждый год, по весне, жители города Каллы разводят большой костер, чтобы отогнать духов одиннадцати сестер, которые поднимаются над рекой подобно туману, чтобы заманивать мужчин к себе в глубину. А Кольма и Дженнет, сказывают, схоронили в одной могиле, и могила эта выше, чем руины королевской башни. Во всех Долинах только на этом кургане растет цветок, называемый «горем Кольма». Лепестки его светлы, как волосы Дженнет, сердцевина темна, как глаза принца, и всю долгую весну он роняет лепестки, словно слезы.
ПОВЕСТЬ
Пожар занялся быстро, и тонкий столб дыма поднялся в весеннее небо, словно памятник сестрам. Катрона и Дженна смотрели на дым сухими глазами, но Петра рыдала, укрыв лицо в ладонях, и горожане шумно вторили ей. Только сын Джерема стоял тихо, глядя на запад, где небо оставалось ясным.
Наконец Дженна отвернулась и направилась к Долгу, который терпеливо ждал ее у сломанной стены. Дженна погладила его по носу так, словно на свете не было ничего, кроме этих бархатных ноздрей, и вдохнула острый конский запах.
Катрона, подойдя, положила руку ей на плечо.
– Надо ехать, Дженна. И поскорей. – Дженна по-прежнему смотрела на лошадь.
– Вы едете сражаться? – спросил сзади сын Джерема. Маленький, но жилистый, он так и дышал решимостью.
– Мы едем, чтобы предостеречь другие хеймы, – отрезала Катрона.
– И сражаться тоже, если придется, – тихо сказала Дженна – то ли коню, то ли юноше.
– Возьмите меня с собой, – взмолился сын мельника. – Я должен – и ради Май, и ради себя.
– Ты нужен своему отцу, мальчик, – сказала Катрона.
– У него будет меньше работы теперь, когда столько народу пропало. А если вы меня не возьмете, я все равно пойду. Стану вашей тенью. Обернетесь назад, на повороте ли, на прямой ли дороге, – и увидите меня.
Дженна, не отнимая руки от морды Долга, обернулась к нему и встретила сверлящий взор его темно-зеленых глаз.
– Он и правда пойдет, – сказала она Катроне. – Я уже видела такой взгляд.
– Где?
– В зеркале, – сказала Петра, подойдя к ним.
– И у Пинты, – добавила Дженна.
Катрона молча подошла к своей лошади и села в седло. Она дернула поводья, и испуганная кобыла повернулась к разбитым воротам хейма.
Лошадь Петры стояла смирно, пока всадница взбиралась в седло, только холка чуть подрагивала, как вода в пруду.
Дженна медленно, властно провела рукой по шее Долга, взялась за луку и одним махом взлетела в седло.
Катрона только хмыкнула, глядя, как девочки рассаживаются, но улыбка все же мелькнула на ее лице, прежде чем смениться хмуростью.
Всадницы некоторое время не двигались с места – потом Дженна нагнулась с седла и подала юноше руку. Он с усмешкой сжал ее, и Дженна втащила его на коня за собой. Он уселся плотно, как будто привык ездить таким манером.
– Джарет, мальчик, куда это ты? – Джерем подбежал к ним и схватил сына за коленку.
– Он едет с нами, – сказала Дженна.
– Нельзя ему. Он совсем еще юнец.
– Юнец! – засмеялась Катрона. – Да ведь он уже жених. Раз он дорос до женитьбы, то и до боя дорос. Сколько, по-твоему, этим девочкам?
Петра, привстав на стременах, обратилась к остальным горожанам
– Нас ведет Анна, Белая Дева, имевшая трех матерей и трижды осиротевшая.
Люди собрались вокруг них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57