.."
И это письмо не было подписано.
Позор, да и только: замедление в их работе...
Часы в «дежурке» свидетельствовали, что через двенадцать минут наступит полночь. «Кладбищенскую смену» только что отпустили, и Хейз переругивался с Бобом О'Брайеном, который никак не желал сообщить Карелле о звонке.
Боб в ответ сказал:
— Тебе все равно околачиваться где-то поблизости и, как бы между прочим, ты можешь сделать это, даже несмотря на то, что рабочее время уже кончилось. Если, — твердил он, — сестра говорила с тобой, значит, именно ты и должен все передать Стиву.
На что Хейз заявил, что у него срочное задание и как, мол, О'Брайен думает, следует ему, Хейзу, поступить: оставить Карелле записку на письменном столе?.. «Срочное задание» состояло в том, что он должен был встретиться с детективом третьего класса Энни Роулз, которая купила ему красные носки. Они были сейчас как раз на нем и прекрасно гармонировали как с шевелюрой, так и с галстуком, который также был в данный момент на нем. Кроме того, белая рубашка — в тон седой пряди волос над левым виском. Хейз был экипирован в соответствии с летней жарой: голубой блейзер из легкой ткани «тропикл», брюки из той же ткани (правда — серые), как уже говорилось, красный галстук и подарок Энни — красные носки.
На календаре — 17 июля, вторничная ночь, температура воздуха за стенами «дежурки» — восемьдесят шесть градусов по Фаренгейту, по подсчетам Хейза — тридцать градусов по Цельсию, а это, как ни считай, страшная жара. Хейз ненавидел лето. В особенности он ненавидел это лето, потому что, как ему казалось, началось оно уже в мае и до сих пор стояло на дворе; каждый день тропическая температура дополнялась отупляющей влажностью, и все это вместе превращало человека в какую-то слякоть.
— Неужели ты не можешь оказать мне одну простую услугу? — спросил Хейз.
— О, это не такая уж простая услуга, — отозвался О'Брайен. — Подобная штука травмирует человека, даже если происходит только раз в жизни. Неужели ты этого не знаешь?
— Нет, — сознался Хейз. — Я этого не знал.
— Так вот, — продолжал О'Брайен, — у меня здесь в участке репутация коллекционера всяких неудач.
— Откуда это у тебя такие мысли? — спросил Хейз.
— А оттуда: я то и дело попадаю в перестрелки. Хуже того, в этом смысле я просто чемпион.
— Ну это же смешно, — неуверенно отозвался Хейз.
— И вот приходишь ты, — продолжал О'Брайен, — и начинаешь канючить, просить, чтобы я выложил Стиву страшную весть. И что он подумает? Он подумает так: ага, вот тот самый невезунчик, зараза, от которого я и подцеплю невезение.
— Стив так не подумает, — сказал Хейз.
— О чем это я не подумаю? — спросил входивший в комнату Карелла, минуя вращающуюся рогатку дверей «дежурки» и снимая куртку. Вслед за ним шел Браун. У обоих был подавленный вид.
— Так о чем я не подумаю? — переспросил Карелла.
О'Брайен и Хейз молча уставились на него.
— В чем дело? — спросил Карелла.
Оба не проронили ни слова.
— Коттон? — начал Карелла. — Боб? В чем дело?
— Стив...
— Ну, Стив. Что дальше?
— Поверь, мне страшно это сказать тебе, но...
— Но — что, что, Боб?
— Твоя сестра недавно звонила, — вымолвил наконец О'Брайен.
— Твой отец умер, — сказал Хейз.
Карелла посмотрел на него ничего не выражающими глазами. Потом кивнул.
— Где она? — спросил Карелла.
— В доме твоей матери.
Стив прошел к телефону и набрал номер. Сестра сняла трубку после третьего звонка.
— Анджела, это Стив.
Она плакала, это было заметно по голосу.
— Мы только что приехали из клиники, — выговорила она сквозь слезы.
— Что произошло? — спросил он. — Сердце?
— Нет, Стив, не сердце.
— А что?
— Мы были там на опознании.
Какое-то время он ничего не мог сообразить.
— Что ты имеешь в виду? — наконец спросил он.
— Мы должны были опознать тело.
— Но почему, Бог мой?! Анджела! Что случилось?
— Его убили.
— Убили? Ничего не понимаю...
— Убили в пекарне.
— Не может быть.
— Стив...
— Господи, что?
— Вошли двое. Папа был один. Они очистили кассу...
— Анджела, не говори мне об этом, пожалуйста...
— Извини, — сказала она и громко заплакала.
— Боже, Боже... Кто там? Ну, кто там, в этом... Кто работает в Сорок пятом? Это же Сорок пятый? Ведь так? В районе Сорок пятого? Эй, кто знает, кто работает в Сорок пятом?.. Анджела! — сказал он в трубку. — Ласточка, они сделали ему больно? Я хочу сказать... Они заставили его страдать?.. Да или нет, Анджела? О Боже, Анджела... О Боже, Боже, Боже...
Он отнял трубку от рта, прижал ее к груди; слезы текли по лицу, тело сотрясалось от рыданий.
— Стив, с тобой все в порядке? — встревоженно звучал приглушенный голос сестры в трубке, прижатой к рубашке. — Стив! Стив! Стив!
Она повторяла это снова и снова. До тех пор, пока он не вернул трубку в исходное положение и не сказал, все еще плача:
— Что ты говоришь, сладость моя? Это ты?
— Да, Стив.
— Скажи маме, что я сейчас приеду.
— Рули осторожнее.
— А Тедди ты сообщила?
— Она уже едет.
— Томми с тобой?
— Нет, мы были одни, мама и я.
— Как, как? Где Томми?
— Не знаю. Пожалуйста, поторопись, — сказала она и повесила трубку.
Глава 2
Два детектива из 45-го — это в Риверхеде — испытывали определенную неловкость от разговора с коллегой-инспектором, чей отец был убит. Никто из них не был знаком с Кареллой: 87-й участок был далеко от их района. К тому же оба они были чернокожие, а по всем данным выходило, что двое ограбивших пекарню Тони Кареллы, а потом и убивших его, тоже были чернокожими.
Ни один из этих полицейских понятия не имел, как вообще Карелла относится к их братии в целом, но убийцы были чернокожими не в теории, а на практике. И, учитывая, что расовые отношения в этом городе день ото дня принимали все более истерические формы, два черных полисмена из Риверхеда чувствовали под ногами опасную зыбкость. Карелла был профессионалом, да, это так; поэтому они знали, что смогут в полной безопасности проскочить сквозь рифы ненужных дурацких вопросов. В свою очередь, он знал, что именно они предпримут, чтобы установить убийцу его отца. Не было необходимости растолковывать ему рутинные подходы к делу, шаг за шагом, как это пришлось бы делать, столкнись они с непосвященными в их ремесло.
Старшего из двоих полицейских звали Чарли Бент, он был детективом второго класса. На нем была спортивная куртка, джинсы и рубашка с открытым воротом. От взгляда Кареллы не ускользнула наплечная кобура на правом боку. «Скорее всего, он левша», — подумал Карелла. Бент говорил спокойно, размеренно и тихо, то ли потому, что был по натуре не очень разговорчив, то ли потому, что дело происходило в траурном зале.
Второй полицейский был рангом ниже, его повысили всего месяц назад, о чем он сообщил при разговоре с Кареллой. Это тоже был здоровяк, хотя не такой широкоплечий, как Бент. Звали его Рэнди, Рэнди Уэйд, сокращенно от «Рэнделл», а не «Рэндолф». Лицо обезображено оспинками, а над левым глазом проходит застарелый ножевой шрам... У него был сердитый вид, словно его вызвали на дежурство субботней ночью, но был вторник, 10 часов утра. Они находились в похоронном бюро братьев Лоретти на Вандермеер-Хилл, поэтому Рэнди тоже изъяснялся полушепотом, как и все остальные. Оба говорили елейными голосами, расхаживая на цыпочках вокруг Кареллы. Оба могли только догадываться, был ли он таким же нетерпимым в расовом вопросе, как большинство белых в этом городе, но что не вызывало сомнения, так это то, что его отец был убит именно двумя чернокожими из их племени. И не важно, был ли сам покойный расовым фанатиком или нет. Три детектива находились в фойе, разделявшем левое и правое крылья офиса. Отец Кареллы лежал в гробу в часовне "А" в восточном крыле.
В траурном зале стояла тишина.
Карелле припомнилось, что, когда еще был ребенком, сестра его отца попала под автомобиль. Его тетя Кэти. Умерла на месте происшествия. Карелла очень ее любил. Тогда ее положили здесь же, в одной из часовен, но в западном крыле.
Когда умерла тетя Кэти, в семье еще живы были очень пожилые люди, которые приехали с Другой Стороны Света, как приезжие обычно называли Европу. Некоторые из них не могли связать по-английски и двух слов. Мать Кареллы, а порой и отец подсмеивались над ломаным английским своих родственников — правда, не часто, потому что у самих их «новый» язык с головой выдавал приезжих, воспитанных в иммигрантском доме. И уж конечно, никто не смеялся, когда тетя Кэти лежала здесь, в этом тихом доме. Ей было всего двадцать семь лет, когда автомобиль сбил ее. Насмерть.
Правда, Карелла никогда не забывал, как причитали женщины. Эти причитания были куда страшнее, чем то, что его дорогая тетя Кэти, такая молоденькая, лежала в гробу, в западном крыле ритуального здания.
Сегодня не было слышно причитаний. Европейские рельсы стали американскими, а американки не причитают. Сегодня была лишь специфическая сумятица вокруг смерти в этом безмолвном доме, где два черных полисмена на цыпочках осторожно кружили вокруг белого полисмена, потому что его отца убили чернокожие, такие же, как они.
— Этот свидетель кажется надежным, — тихо произнес Бент. — Мы ему показали...
— Когда он видел этих двоих? — перебил Карелла.
— Выбегая, — уточнил Уэйд.
— Он был в соседнем винном магазине. Ему показалось, что он услышал выстрелы, а когда обернулся, увидел тех двоих...
— В котором часу?
— Примерно в половине десятого. Ваша сестра сказала, что отец иногда подолгу задерживался на работе.
— Да, — подтвердил Карелла.
— Один, — вставил Бент.
— Да, — сказал Карелла. — Пек булочки.
— Как бы там ни было, — добавил Уэйд, — он видел их отчетливо, как днем, под светом уличного фонаря.
— Они садились в машину?
— Нет. На своих двоих.
— Околачивались, видать, вокруг, мы так думаем, в поисках добычи.
— И решили остановиться на моем отце, так?
— Ну, знаете, — сочувственно проговорил Бент, покачав головой. — Всякое бывает. Сейчас мы заставили свидетеля просматривать все фотографии в картотеках, а художник составляет словесный портрет. Может быть, так или иначе, но мы выйдем на результативную идентификацию. Мы также роемся во всех криминальных медицинских архивах, но пока ничего и близко не лежит к типу или стилю подозреваемых. Мы полагаем, что скорее всего эти двое «посажены» на крэк. Крутились в поисках возможности достать монету на покупку наркоты...
«Как все просто», — подумал Карелла.
За исключением того, что был убит его отец.
— Оба чернокожие, — сказал Бент.
— Полагаю, ваша сестра уже сказала вам об этом, — добавил Уэйд.
— Да, сказала.
— Мы хотим, чтобы вы знали, что тот факт, что я и мой коллега тоже чернокожие...
— Не стоит и говорить об этом, — сказал Карелла.
Оба полицейских посмотрели на него.
— В этом нет никакой нужды, — добавил Карелла.
— Мы сделаем все, что в наших силах, — заверил Уэйд.
— Я это знаю.
— Мы будем держать вас в курсе каждого нашего шага.
— Буду вам очень благодарен.
— А пока вы только скажите, как мы можем помочь вашим близким. Ну, скажем, присмотреть за матерью, словом, все, что нужно. Только дайте знать.
— Спасибо, — сказал Карелла. — Большое спасибо. Как только у вас что-нибудь появится...
— Мы немедленно поставим вас в известность.
— Даже если это покажется незначительным...
— Как только у нас хоть что-нибудь будет.
— Спасибо, — сказал Карелла. — Спасибо.
— Моего отца убили на улице. Ножом, — произнес Уэйд, вырываясь из плена воспоминаний.
— Это очень прискорбно, — отозвался Карелла.
— Поэтому я и пошел в полицейские, — продолжил, смутившись, Уэйд.
— Этот город... — начал Бент.
Конец фразы повис в воздухе.
* * *
Браун торчал в шикарных апартаментах уже целый час, пока наконец не явился Клинг, помочь, туда-сюда... Клинг извинился за то, что опоздал: лейтенант позвонил ему всего полчаса назад. Клинг был еще в постели. Считалось, что он вообще в отгуле, но, знаете ли, убийство отца Кареллы и все такое прочее...
— Они на что-нибудь годятся? — спросил он Брауна. — Эти парни из Сорок пятого?
— Я их плохо знаю, — мрачно ответил Браун.
— По-моему, они все там какие-то беззаботные небожители. Правда?
— Ну, я думаю, что им тоже приходится возиться с преступлениями, — сухо заметил Браун.
— Ясно, но вот с какими преступлениями? Кто-нибудь цветочек с клумбы сорвет? Нет, ты скажи: они имеют дело с убийствами?
— Я думаю, убийства там тоже случаются, — сказал Браун.
Клинг стащил с себя куртку и долго подыскивал место, куда бы ее повесить. Он знал, что «технари» уже все здесь обработали, и можно трогать, что хочешь. Но ему показалась забавной идея повесить куртку в платяном шкафу жертвы вместе с ее платьями. Кончилось тем, что он бросил куртку на софу в гостиной.
На нем были легкие коричневые летние брюки и кремовая спортивная безрукавка, все это удачно гармонировало с его карими, как у газели, глазами и блондинистой шевелюрой. И еще кроссовки. Вообще-то они с Брауном составляли прекрасную парочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41