Анджелита была беременна.
Сиксто якобы вздул одну шлюху и утащил у неё из сумочки тридцать два доллара. Она была одной из известных местных проституток, с которой случалось покувыркаться не одному местному копу. Некоторые даже платили ей за такую честь.
В обычной обстановке, несмотря на обвинения девицы по адресу Сиксто Фангеца, Хэвиленд предпочел бы за небольшую сумму забыть обо всем. Было общеизвестно, что нужное слово и нужная сумма легко заставляют забыть о такой ерунде, как мордобой.
Но по стечению обстоятельств газеты как раз сосредоточили все внимание на похоронах Дженни Пейдж – похоронах, отложенных из-за обстоятельного вскрытия, проходившего как раз в то утро, когда привели Сиксто. Газеты требовали от полиции сделать что-нибудь с грабителем-насильником, и именно этим, очевидно, объяснялось рвение Хэвиленда.
Встряхнув пораженного и перепуганного Сиксто, он рявкнул на него:
– За мной! – и втолкнул его в комнату, невинно именовавшуюся “Следственное помещение”. Войдя внутрь, Хэвиленд запер дверь, хладнокровно закурил сигарету. Сиксто наблюдал за ним. Хэвиленд был здоровенным лбом, у которого, по его словам, и немой бы заговорил. Однажды он вмешался в уличную драку, и ему тут же сломали руку в четырех местах. Кости с первого раза срослись неудачно, и их пришлось ломать снова, так что поправка шла долго и мучительно, и у Хэвиленда появилась уйма времени для размышлений. И он создал собственную философию.
Сиксто понятия не имел о мыслительном процессе, который привел Хэвиленда к созданию его жизненного кредо. Он только знал, что из всех полицейских в округе Хэвиленда больше всех боялись и ненавидели. С интересом глядя на него, он заметил мелкие капельки пота, поблескивавшие у того над тонкой верхней губой, причем старался не терять из вида его руки.
– Ну что, наделал дел, Сиксто? – спросил Хэвиленд.
Сиксто кивнул и что-то буркнул. Облизнул губы.
– Ну, так почему ты избил и ограбил Кармен, а? – спросил Хэвиленд. Склонился над столом и небрежно выпустил дым. Щуплый Сиксто, хрупкий, как птичка, вытер костлявые руки о колючие твидовые штаны. Кармен – это та самая проститутка, которую он вздул. Знал, что она время от времени трахается с копами, но не знал, входит ли в их число Хэвиленд. Поэтому молчал, лихорадочно пытаясь сориентироваться в ситуации. – Ну так что? – спросил Хэвиленд милым, необычно мягким голосом. – Почему ты избил и ограбил такую милую девушку?
Сиксто продолжал молчать.
– Порезвиться захотелось, а, Сиксто?
– Я женат, – сдержанно ответил Сиксто.
– Хотел её немного потрахать, а?
– Нет, я женат. С шлюхами не вожусь, – сказал Сиксто.
– Тогда что ты делал с Кармен?
– Она была мне кое-что должна, – ответил Сиксто. – Я только хотел забрать долг.
– Ага, так ты ссужал её деньгами.
– Си.
– Сколько?
– Где-то сорок долларов.
И значит, ты пришел к ней и захотел их забрать, так?
– Си. Это были мои деньги. Я их одолжил месяца три или четыре назад.
– А зачем они ей понадобились?
– Черт, она же наркоманка. Вы что, не знаете?
– Что-то я слышал, – сказал Хэвиленд, мило улыбаясь. – Ей нужна была доза, и она пришла попросить тебя о помоши, я прав, Сиксто?
– Она не приходила ко мне. Я себе сидел в баре, и она сказала, что у неё ломка, и я дал ей четыре десятки. И все. Ну и пошел за ними, а она начала мне морочить голову.
– Чем именно?
– Говорила, что дела идут плохо, клиентов в центре мало и тому подобное. А я ей сказал, что её дела меня не волнуют, и мои четыре червонца пусть гонит назад. Я женат. Мы ждем ребенка. Не могу разбрасываться деньгами всяким шлюхам.
– Ты где-нибудь работаешь, Сиксто?
– Си. В центре, в ресторане.
– А зачем тебе эти сорок долларов так срочно?
– Я же вам сказал. Моя жена на сносях. И надо платить доктору.
– Так почему ты ударил Кармен?
– Я ей объяснил, что никакая шлюха не будет дурить мне голову. Сказал ей, пусть гонит денежки назад. А она вдруг взяла и заявила, что моя Анджелита тоже шлюха. Господи, ведь она моя жена! Моя Анджелита чиста, как Дева Мария! Ну я ей и врезал! И все.
– А потом вытряхнул её сумочку, да?
– Я искал только свои деньги.
– И взял тридцать два бакса, да?
– Си. За ней осталось ещё восемь.
Хэвиленд понимающе кивнул. Потом придвинул пепельницу. Несколькими короткими резкими движениями загасил сигарету. Взглянул на Сиксто и ангельски улыбнулся. Потом глубоко вздохнул, расправив могучие плечи.
– Ну, а теперь я хочу слышать правду, Сиксто, – мягко сказал он.
– Но это правда, – ответил Сиксто, – все так и было.
– А как насчет других девиц, которых ты ограбил?
Сиксто, не моргнув, уставился на Хэвиленда. Казалось, что он онемел. Потом с трудом выдавил из себя:
– Что?
– А как насчет остальных девиц, со всего города? Как было с ними, Сиксто?
– Как? – снова спросил Сиксто.
Хэвиленд непринужденно встал из-за стола и сделал три шага в сторону Сиксто. Все ещё улыбаясь, сжал пальцы в кулак и дал Сиксто по зубам.
Сиксто вытаращил глаза и закачался. Уткнувшись в стену, непроизвольно тыльной стороной ладони вытер лицо. На пальцах остались кровавые пятна Он заморгал и взглянул на Хэвиленда.
– Почему вы меня ударили? – спросил он.
– А как насчет остальных девиц, Сиксто? – спросил Хэвиленд, снова приближаясь к нему.
– Каких девиц, каких?! Господи Иисусе, что вам в голову пришло? Я врезал этой шлюхе, потому что…
Хэвиленд ударил его ладонью наотмашь, потом по другой щеке, потом снова наотмашь и снова тыльной стороной ладони, так что голова Сиксто подпрыгивала, как у тряпичной куклы. Сиксто попытался закрыть лицо, но Хэвиленд ударил его в живот. От боли Сиксто сложился пополам.
– Дева Мария, – завопил он, – за что…
– Заткнись! – рявкнул Хэвиленд. – Так как насчет тех ограблений, ты, свинья? А как насчет семнадцатилетней девушки, что ты убил на прошлой неделе?!
– Я никого…
Хэвиленд снова взмахнул огромным кулаком. На этот раз он ударил в глаз, и пуэрториканец рухнул на пол. Хэвиленд в бешенстве пнул его.
– Вставай, сволочь!
– Никого я…
Хэвиленд снова пнул его. Парень взвыл. Кое-как поднялся, и Хэвиленд снова врезал ему в живот и опять начал бить по лицу. Сиксто скорчился у стены и истерически всхлипывал.
– Почему ты её убил?
Сиксто ответить не мог. Он только тряс головой и всхлипывал. Хэвиленд крепко ухватил его за лацканы пиджака и начал бить головой об стену.
– Почему, свинья пуэрториканская? Почему? Почему? Почему?
Сиксто только качал головой, потом она обвисла, и он потерял сознание.
Хэвиленд долго смотрел на него. Потом глубоко вздохнул, подошел к раковине в углу и смыл с рук кровь. Закурил, подошел к столу, сел на него и задумался. Дерьмо какое, он уже не был уверен, что Сиксто – тот, кто им нужен. Разумеется, история с Кармен оставалась, но пришить ему остальные грабежи и убийство вряд ли удастся. Да, он вляпался в изрядное дерьмо.
Потом Хэвиленд открыл дверь и зашел в административный отдел по соседству. Мисколо поднял глаза от пишущей машинки.
– Там, рядом, какой-то пуэрториканец, – сказал Хэвиленд и затянулся сигаретой.
– Там?
Хэвиленд кивнул:
– Там. Он упал и поранился. Думаю, нужно позвать доктора, а?
* * *
В другом конце города детективы Мейер и Темпл вели допрос несколько более примитивными методами.
Мейер был рад такой возможности. По приказу лейтенанта Бернса перед этим ему пришлось допрашивать сексуальных насильников, что изрядно вывело его из себя. Не то, чтобы он не любил допросов, но безусловно не переваривал сексуальных маньяков.
На очках, которые нашли возле тела Дженни Пейдж, на дужке стояла маленькая “С” в кружке. Полиция связалась с несколькими торговцами очками, и один из них идентифицировал “С” как торговую марку фирмы “Кэндрел, инкорпорейтед”. Бернс отозвал Мейера и Темпла из смрадных, разложившихся трущоб 87 участка и отправил их в Мажесту, где находилась фирма.
Кабинет Джеффри Кэндрела был на третьем этаже производственного корпуса, стены облицованы сосновыми панелями, поглощавшими шум, и был обставлен современной мебелью. Письменный стол словно висел в воздухе. Картина на стене за столом напоминала обезумевший компьютер.
Толстяк Кэндрел сидел в огромном кожаном кресле. Взглянув на разбитые темные очки на столе, он ткнул в них толстым пальцем, словно проверяя, жива ли сдохшая змея.
– Да, – заявил он трубным голосом, резонировавшим в могучей груди. – Да, мы производим такие очки.
– Могли бы вы рассказать о них поподробнее? – спросил Мейер.
– Могу ли я рассказать о них поподробнее? – Кэндрел высокомерно усмехнулся. – Я произвожу все мыслимые виды очков, оправ уже больше четырнадцати лет. А вы спрашиваете, могу ли я вам о них что-то рассказать. Друг мой, я могу вам рассказать о них все, что пожелаете.
– Ну, нас бы интересовало…
– К сожалению, большинство людей думает, – продолжал Кэндрел, – что очень легко и просто сделать оправу для солнечных очков… или оправу для любых других очков, впрочем, тоже. Ну, господа, я должен сказать, что они весьма ошибаются. Или речь идет о халтурщиках, которым наплевать на имя своей фирмы. Но не о Кэндреле. Кэндрел думает о своем добром имени и о потребителе.
– Ну, если бы вы могли…
– Вначале мы получаем материал в листах, – Кэндрел не обращал внимания на Мейера. – Называется он “этрол”, – это промышленное название нитроцеллюлозы, которое используется в оптике. И из этого материала делаются передние и боковые части очков.
– Передние части? – спросил Мейер.
– Боковые? – спросил Темпл.
– К передней части очков крепятся дужки. А боковые части вы закладываете за уши.
– Понимаю, – сказал Мейер, – но что касается этих очков…
– Выштамповав передние и боковые части, мы их обрабатываем, – закругляем острые грани, заусенцы от штамповки, фрезеруем гнезда для дужек. Потом нанос-ники крепятся к передним частям. Потом закрепляют перемычку…
– Да, сэр, но…
– Но и это ещё не все, – продолжал Кэндрел. – Чтобы наносники лучше прилегали к передним частям, их обрабатывают на влажном барабане с пемзой. В завершение технологического цикла все детали помещают в барабан с мелкими кусочками дерева, каждый из которых по два сантиметра длиной и два миллиметра толщиной, вместе с эмульсией и нашей секретной добавкой. Кусочки дерева, скользя по деталям, очищают и полируют их поверхность.
– Сэр, мы хотели бы…
– А потом, – сказал Кэндрел м нахмурился, вероятно, не привык, чтобы его перебивали, – передние и боковые части соединяют пайкой. Острые грани, которые ещё остались на оправах, опять стачивают на пемзовых барабанах. И потом…
– Мистер Кэндрел…
– И потом оправы моют, чистят и отправляют в полировку. Все наши оправы полируют вручную, чтоб вы знали. Большинство фирм просто макают оправы в раствор, чтобы они выглядели как полированные. Но не мы. Мы их полируем вручную.
– Это впечатляюще, мистер Кэндрел, – прорвался Мейер, – но…
– И к тому же мы используем специальные линзы, не искажающие изображение. Наши недиоптрические солнцезащитные очки оптически идеальны.
– Мы в этом убеждены, – устало согласился Мейер.
– Вот поэтому наши лучшие очки стоят до двадцати долларов, – гордо заявил Кэндрел.
– А эти? – Мейер указал на очки на столе.
– Да, – сказал Кэндрел, снова ткнув пальцем в очки, – разумеется, мы производим и модели подешевле. Из полистирола. Мы формируем их в термопластавтоматах. И, естественно, используем дешевые линзы.
– Эти очки относятся к дешевым изделиям? – спросил Мейер.
– А… да, – Кэндрел был как будто разочарован.
– Сколько они стоят?
– Мы продаем их оптом по тридцать пять центов. А в розницу их, вероятно, продают центов по семьдесят или по доллару.
– А куда идут поставки? – спросил Темпл.
– Что вы имеете в виду?
– Где продаются такие очки? В специальных магазинах?
Кэндрел отбросил очки на другой конец стола, словно они были заражены проказой.
– Господа, – сказал он, – такие очки вы можете купить в любом дешевом магазинчике нашего города.
Глава 12
В четверг 21 сентября в два часа ночи Эйлин Барк в белом свитере и узкой юбке разгуливала по улицам Айолы.
Она предельно устала.
По улицам Айолы она слонялась с прошлой субботы, начиная с двенадцати ночи. Уже пятую ночь была на ногах. Ее туфли на высоких каблуках явно не годились для таких походов. Стараясь привлечь грабителя, у которого мотив выбора жертвы мог, хотя и необязательно, носить сексуальный характер, бретельки бюстгальтера она подтянула повыше, что ещё больше подчеркнуло её весьма и так привлекательную грудь.
Соблазнительность её бюста не мог отрицать никто, и тем более холодный аналитический ум Эйлин Барк.
За время этих запоздалых прогулок к ней клеились семеро моряков, четверо военных и двадцать два всевозможных штатских. Начинали они и с деликатных, замечаний типа: “Дивная ночь, правда?”, и с гораздо более откровенных намеков: “Что же ты гуляешь одна, малышка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Сиксто якобы вздул одну шлюху и утащил у неё из сумочки тридцать два доллара. Она была одной из известных местных проституток, с которой случалось покувыркаться не одному местному копу. Некоторые даже платили ей за такую честь.
В обычной обстановке, несмотря на обвинения девицы по адресу Сиксто Фангеца, Хэвиленд предпочел бы за небольшую сумму забыть обо всем. Было общеизвестно, что нужное слово и нужная сумма легко заставляют забыть о такой ерунде, как мордобой.
Но по стечению обстоятельств газеты как раз сосредоточили все внимание на похоронах Дженни Пейдж – похоронах, отложенных из-за обстоятельного вскрытия, проходившего как раз в то утро, когда привели Сиксто. Газеты требовали от полиции сделать что-нибудь с грабителем-насильником, и именно этим, очевидно, объяснялось рвение Хэвиленда.
Встряхнув пораженного и перепуганного Сиксто, он рявкнул на него:
– За мной! – и втолкнул его в комнату, невинно именовавшуюся “Следственное помещение”. Войдя внутрь, Хэвиленд запер дверь, хладнокровно закурил сигарету. Сиксто наблюдал за ним. Хэвиленд был здоровенным лбом, у которого, по его словам, и немой бы заговорил. Однажды он вмешался в уличную драку, и ему тут же сломали руку в четырех местах. Кости с первого раза срослись неудачно, и их пришлось ломать снова, так что поправка шла долго и мучительно, и у Хэвиленда появилась уйма времени для размышлений. И он создал собственную философию.
Сиксто понятия не имел о мыслительном процессе, который привел Хэвиленда к созданию его жизненного кредо. Он только знал, что из всех полицейских в округе Хэвиленда больше всех боялись и ненавидели. С интересом глядя на него, он заметил мелкие капельки пота, поблескивавшие у того над тонкой верхней губой, причем старался не терять из вида его руки.
– Ну что, наделал дел, Сиксто? – спросил Хэвиленд.
Сиксто кивнул и что-то буркнул. Облизнул губы.
– Ну, так почему ты избил и ограбил Кармен, а? – спросил Хэвиленд. Склонился над столом и небрежно выпустил дым. Щуплый Сиксто, хрупкий, как птичка, вытер костлявые руки о колючие твидовые штаны. Кармен – это та самая проститутка, которую он вздул. Знал, что она время от времени трахается с копами, но не знал, входит ли в их число Хэвиленд. Поэтому молчал, лихорадочно пытаясь сориентироваться в ситуации. – Ну так что? – спросил Хэвиленд милым, необычно мягким голосом. – Почему ты избил и ограбил такую милую девушку?
Сиксто продолжал молчать.
– Порезвиться захотелось, а, Сиксто?
– Я женат, – сдержанно ответил Сиксто.
– Хотел её немного потрахать, а?
– Нет, я женат. С шлюхами не вожусь, – сказал Сиксто.
– Тогда что ты делал с Кармен?
– Она была мне кое-что должна, – ответил Сиксто. – Я только хотел забрать долг.
– Ага, так ты ссужал её деньгами.
– Си.
– Сколько?
– Где-то сорок долларов.
И значит, ты пришел к ней и захотел их забрать, так?
– Си. Это были мои деньги. Я их одолжил месяца три или четыре назад.
– А зачем они ей понадобились?
– Черт, она же наркоманка. Вы что, не знаете?
– Что-то я слышал, – сказал Хэвиленд, мило улыбаясь. – Ей нужна была доза, и она пришла попросить тебя о помоши, я прав, Сиксто?
– Она не приходила ко мне. Я себе сидел в баре, и она сказала, что у неё ломка, и я дал ей четыре десятки. И все. Ну и пошел за ними, а она начала мне морочить голову.
– Чем именно?
– Говорила, что дела идут плохо, клиентов в центре мало и тому подобное. А я ей сказал, что её дела меня не волнуют, и мои четыре червонца пусть гонит назад. Я женат. Мы ждем ребенка. Не могу разбрасываться деньгами всяким шлюхам.
– Ты где-нибудь работаешь, Сиксто?
– Си. В центре, в ресторане.
– А зачем тебе эти сорок долларов так срочно?
– Я же вам сказал. Моя жена на сносях. И надо платить доктору.
– Так почему ты ударил Кармен?
– Я ей объяснил, что никакая шлюха не будет дурить мне голову. Сказал ей, пусть гонит денежки назад. А она вдруг взяла и заявила, что моя Анджелита тоже шлюха. Господи, ведь она моя жена! Моя Анджелита чиста, как Дева Мария! Ну я ей и врезал! И все.
– А потом вытряхнул её сумочку, да?
– Я искал только свои деньги.
– И взял тридцать два бакса, да?
– Си. За ней осталось ещё восемь.
Хэвиленд понимающе кивнул. Потом придвинул пепельницу. Несколькими короткими резкими движениями загасил сигарету. Взглянул на Сиксто и ангельски улыбнулся. Потом глубоко вздохнул, расправив могучие плечи.
– Ну, а теперь я хочу слышать правду, Сиксто, – мягко сказал он.
– Но это правда, – ответил Сиксто, – все так и было.
– А как насчет других девиц, которых ты ограбил?
Сиксто, не моргнув, уставился на Хэвиленда. Казалось, что он онемел. Потом с трудом выдавил из себя:
– Что?
– А как насчет остальных девиц, со всего города? Как было с ними, Сиксто?
– Как? – снова спросил Сиксто.
Хэвиленд непринужденно встал из-за стола и сделал три шага в сторону Сиксто. Все ещё улыбаясь, сжал пальцы в кулак и дал Сиксто по зубам.
Сиксто вытаращил глаза и закачался. Уткнувшись в стену, непроизвольно тыльной стороной ладони вытер лицо. На пальцах остались кровавые пятна Он заморгал и взглянул на Хэвиленда.
– Почему вы меня ударили? – спросил он.
– А как насчет остальных девиц, Сиксто? – спросил Хэвиленд, снова приближаясь к нему.
– Каких девиц, каких?! Господи Иисусе, что вам в голову пришло? Я врезал этой шлюхе, потому что…
Хэвиленд ударил его ладонью наотмашь, потом по другой щеке, потом снова наотмашь и снова тыльной стороной ладони, так что голова Сиксто подпрыгивала, как у тряпичной куклы. Сиксто попытался закрыть лицо, но Хэвиленд ударил его в живот. От боли Сиксто сложился пополам.
– Дева Мария, – завопил он, – за что…
– Заткнись! – рявкнул Хэвиленд. – Так как насчет тех ограблений, ты, свинья? А как насчет семнадцатилетней девушки, что ты убил на прошлой неделе?!
– Я никого…
Хэвиленд снова взмахнул огромным кулаком. На этот раз он ударил в глаз, и пуэрториканец рухнул на пол. Хэвиленд в бешенстве пнул его.
– Вставай, сволочь!
– Никого я…
Хэвиленд снова пнул его. Парень взвыл. Кое-как поднялся, и Хэвиленд снова врезал ему в живот и опять начал бить по лицу. Сиксто скорчился у стены и истерически всхлипывал.
– Почему ты её убил?
Сиксто ответить не мог. Он только тряс головой и всхлипывал. Хэвиленд крепко ухватил его за лацканы пиджака и начал бить головой об стену.
– Почему, свинья пуэрториканская? Почему? Почему? Почему?
Сиксто только качал головой, потом она обвисла, и он потерял сознание.
Хэвиленд долго смотрел на него. Потом глубоко вздохнул, подошел к раковине в углу и смыл с рук кровь. Закурил, подошел к столу, сел на него и задумался. Дерьмо какое, он уже не был уверен, что Сиксто – тот, кто им нужен. Разумеется, история с Кармен оставалась, но пришить ему остальные грабежи и убийство вряд ли удастся. Да, он вляпался в изрядное дерьмо.
Потом Хэвиленд открыл дверь и зашел в административный отдел по соседству. Мисколо поднял глаза от пишущей машинки.
– Там, рядом, какой-то пуэрториканец, – сказал Хэвиленд и затянулся сигаретой.
– Там?
Хэвиленд кивнул:
– Там. Он упал и поранился. Думаю, нужно позвать доктора, а?
* * *
В другом конце города детективы Мейер и Темпл вели допрос несколько более примитивными методами.
Мейер был рад такой возможности. По приказу лейтенанта Бернса перед этим ему пришлось допрашивать сексуальных насильников, что изрядно вывело его из себя. Не то, чтобы он не любил допросов, но безусловно не переваривал сексуальных маньяков.
На очках, которые нашли возле тела Дженни Пейдж, на дужке стояла маленькая “С” в кружке. Полиция связалась с несколькими торговцами очками, и один из них идентифицировал “С” как торговую марку фирмы “Кэндрел, инкорпорейтед”. Бернс отозвал Мейера и Темпла из смрадных, разложившихся трущоб 87 участка и отправил их в Мажесту, где находилась фирма.
Кабинет Джеффри Кэндрела был на третьем этаже производственного корпуса, стены облицованы сосновыми панелями, поглощавшими шум, и был обставлен современной мебелью. Письменный стол словно висел в воздухе. Картина на стене за столом напоминала обезумевший компьютер.
Толстяк Кэндрел сидел в огромном кожаном кресле. Взглянув на разбитые темные очки на столе, он ткнул в них толстым пальцем, словно проверяя, жива ли сдохшая змея.
– Да, – заявил он трубным голосом, резонировавшим в могучей груди. – Да, мы производим такие очки.
– Могли бы вы рассказать о них поподробнее? – спросил Мейер.
– Могу ли я рассказать о них поподробнее? – Кэндрел высокомерно усмехнулся. – Я произвожу все мыслимые виды очков, оправ уже больше четырнадцати лет. А вы спрашиваете, могу ли я вам о них что-то рассказать. Друг мой, я могу вам рассказать о них все, что пожелаете.
– Ну, нас бы интересовало…
– К сожалению, большинство людей думает, – продолжал Кэндрел, – что очень легко и просто сделать оправу для солнечных очков… или оправу для любых других очков, впрочем, тоже. Ну, господа, я должен сказать, что они весьма ошибаются. Или речь идет о халтурщиках, которым наплевать на имя своей фирмы. Но не о Кэндреле. Кэндрел думает о своем добром имени и о потребителе.
– Ну, если бы вы могли…
– Вначале мы получаем материал в листах, – Кэндрел не обращал внимания на Мейера. – Называется он “этрол”, – это промышленное название нитроцеллюлозы, которое используется в оптике. И из этого материала делаются передние и боковые части очков.
– Передние части? – спросил Мейер.
– Боковые? – спросил Темпл.
– К передней части очков крепятся дужки. А боковые части вы закладываете за уши.
– Понимаю, – сказал Мейер, – но что касается этих очков…
– Выштамповав передние и боковые части, мы их обрабатываем, – закругляем острые грани, заусенцы от штамповки, фрезеруем гнезда для дужек. Потом нанос-ники крепятся к передним частям. Потом закрепляют перемычку…
– Да, сэр, но…
– Но и это ещё не все, – продолжал Кэндрел. – Чтобы наносники лучше прилегали к передним частям, их обрабатывают на влажном барабане с пемзой. В завершение технологического цикла все детали помещают в барабан с мелкими кусочками дерева, каждый из которых по два сантиметра длиной и два миллиметра толщиной, вместе с эмульсией и нашей секретной добавкой. Кусочки дерева, скользя по деталям, очищают и полируют их поверхность.
– Сэр, мы хотели бы…
– А потом, – сказал Кэндрел м нахмурился, вероятно, не привык, чтобы его перебивали, – передние и боковые части соединяют пайкой. Острые грани, которые ещё остались на оправах, опять стачивают на пемзовых барабанах. И потом…
– Мистер Кэндрел…
– И потом оправы моют, чистят и отправляют в полировку. Все наши оправы полируют вручную, чтоб вы знали. Большинство фирм просто макают оправы в раствор, чтобы они выглядели как полированные. Но не мы. Мы их полируем вручную.
– Это впечатляюще, мистер Кэндрел, – прорвался Мейер, – но…
– И к тому же мы используем специальные линзы, не искажающие изображение. Наши недиоптрические солнцезащитные очки оптически идеальны.
– Мы в этом убеждены, – устало согласился Мейер.
– Вот поэтому наши лучшие очки стоят до двадцати долларов, – гордо заявил Кэндрел.
– А эти? – Мейер указал на очки на столе.
– Да, – сказал Кэндрел, снова ткнув пальцем в очки, – разумеется, мы производим и модели подешевле. Из полистирола. Мы формируем их в термопластавтоматах. И, естественно, используем дешевые линзы.
– Эти очки относятся к дешевым изделиям? – спросил Мейер.
– А… да, – Кэндрел был как будто разочарован.
– Сколько они стоят?
– Мы продаем их оптом по тридцать пять центов. А в розницу их, вероятно, продают центов по семьдесят или по доллару.
– А куда идут поставки? – спросил Темпл.
– Что вы имеете в виду?
– Где продаются такие очки? В специальных магазинах?
Кэндрел отбросил очки на другой конец стола, словно они были заражены проказой.
– Господа, – сказал он, – такие очки вы можете купить в любом дешевом магазинчике нашего города.
Глава 12
В четверг 21 сентября в два часа ночи Эйлин Барк в белом свитере и узкой юбке разгуливала по улицам Айолы.
Она предельно устала.
По улицам Айолы она слонялась с прошлой субботы, начиная с двенадцати ночи. Уже пятую ночь была на ногах. Ее туфли на высоких каблуках явно не годились для таких походов. Стараясь привлечь грабителя, у которого мотив выбора жертвы мог, хотя и необязательно, носить сексуальный характер, бретельки бюстгальтера она подтянула повыше, что ещё больше подчеркнуло её весьма и так привлекательную грудь.
Соблазнительность её бюста не мог отрицать никто, и тем более холодный аналитический ум Эйлин Барк.
За время этих запоздалых прогулок к ней клеились семеро моряков, четверо военных и двадцать два всевозможных штатских. Начинали они и с деликатных, замечаний типа: “Дивная ночь, правда?”, и с гораздо более откровенных намеков: “Что же ты гуляешь одна, малышка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21