Губин скривил губы: вопрос был чисто ментовский.
– Старик почуял опасность, может опередить.
Изобразив какую-то масленую ухмылку, Башлыков поинтересовался:
– Слыхал я, Миша, ты на Елизара много лет батрачил? В любимчиках у него ходил. И ничуть не жалко кровососа-долгожителя?
– Иногда ты человек человеком, Башлыков, – поморщился Губин, – даже приятно с тобой беседовать.
А иногда корчишь следователя Порфирия. С чего бы это?
– Кто такой Порфирий?
Так и расстались взаимно озадаченные.
Таня сидела в машине, по салону густо сквозило "косячком". Встретила его возбужденно:
– Миш, поедем скорее ко мне. Перерыв большой получается. Я вся упрела.
Губин включил двигатель, вырулил на Кировскую.
Старался не глядеть на соседку, но блеск ее полоумных зеленых глаз отражался на лобовом стекле. Хитрой ручонкой сноровисто скользнула к нему в карман.
– Перестань! – взмолился Губин. – Или выкину из машины.
– Попробуй! – пропищала Таня. – Ой, сейчас кончу.
Губин перехватил ее локоть и сжал. От боли Таня утробно, сладострастно заурчала, ненадолго притихла.
В конторе его ждал Михайлов. Были и другие срочные дела, которые он запустил. Вторжение Тани невыносимо осложнило его жизнь. Отпускать ее в одиночное плавание тоже было неразумно. Сгоряча может натворить черт знает что. Вечером по телефону она при нем отчитывалась перед Грумом, вешала ему лапшу на уши.
Грум стыдил, Таня оправдывалась. Пока они бранились, Миша вздремнул минутку.
– Небольшие осложнения, не скрою, – верещала Таня, косясь на спящего Губина. – Договор в силе, Иннокентий Львович, но неделька еще понадобится. Что?..
Да нет, просто один фраер вертится под ногами, настырный такой. Ничего, справлюсь сама… Губин по фамилии, может, слышали? Что?..
Губин отвез Таню домой и поднялся с ней наверх.
– Кофе или сразу в постель? – деловито спросила она.
– Ложись, я пока позвоню.
– Какие еще там звонки, не сходи с ума…
В ванной она пробыла минут пять и, закутанная в махровое полотенце, важно прошествовала в комнату.
Губин по телефону предупредил Михайлова, что задерживается на полчаса. Потом сходил на кухню и попил воды из чайника, прямо из носика. С отвращением прислушивался к себе. В паху так припекало, словно ужалила пчела. Он не мог допустить, чтобы кто-то взял над ним такую власть.
Таня распласталась на верблюжьем одеяле в немыслимой позе. В откинутой руке драгоценный "косячок".
– Любимый, – проскрипела жестяным голосом, – где ты все бродишь целую вечность.
Губин подошел к ней и ловко пристегнул ее запястье к стойке кровати металлическим браслетом.
– Что-то новенькое, – счастливо загудела она. – Так я еще не пробовала.
– Отдыхав – сказал Губин. – К ночи постараюсь вернуться.
На ее нервное изумительное лицо налетело облачко сомнения.
– Не посмеешь, гад!
Губин принес из ванной эмалированный тазик:
– Это тебе судно, если потянет облегчиться.
Таня попыталась в него плюнуть, но не попала. Ее блестящий взгляд увлажнился.
– Подонок! Ты за это ответишь.
Он помешкал в дверях, глядя на нее с сожалением.
С таким же чувством, наверное, Тамерлан глядел на свой выпавший из рук меч.
– Дождись меня, милый друг, – попросил он. – Никуда не уходи.
* * *
Михайлов сидел в кабинете один, разбирал какую-то схему на компьютере.
– Привет, пехота! – приветствовал весело. – Разведка докладывает, ты женился? Кто такая? Почему не знакомишь?
Губин опустился в кожаное кресло и молчал.
– Ты чего, Миша? Какой-то смурной!
– Не выспался, не обращай внимания.
– Что за девушка, чего темнишь, в самом деле? Тебя ведь обыскались.
Это было вранье: рация в машине Губина работала исправно. Но все же разыскать Губина действительно было непросто, потому что он сам заплутал в трех соснах.
– Девушка хорошая, боевая. Немного я с ней зашился. Что-нибудь срочное?
– Ты встречался с Башлыковым?
– Обедали вместе. Час назад.
Алеша вырубил компьютер, закурил, подошел к холодильнику, встроенному в стену, достал жестянку пива для себя и бутылку топленого можайского молока для Губина. Распорядился по селектору:
– Лена, кофе!
Сел, протянул бутылку другу. Губин сковырнул пальцем фольгу, сделал пару крупных глотков. Это было то, что нужно: ледяное свежее молоко в обществе умного, надежного мужчины.
– Ну и что Башлыков?
– Как обычно. Готов действовать, но себе на уме.
Скользкий, прожженный ментяра.
– Елизара берет на себя?
– Берет. Думаю, это он его в тот раз не добил.
– Ты же его проверял?
Губин еще глотнул молока, смахнул пенку с губ.
– Думаю, он не тот, за кого себя выдает. Серго – это его крыша.
– Кто же он, по-твоему? Одинокий убийца-романтик?
– Мы внедряемся к ним, они к нам. Тень КГБ.
– Он никогда не скрывал, что оттуда.
– Не оттуда, а там. Оперативник на задании.
– На каком задании?
– Он почему-то скрывает.
Стройная девица принесла кофе на подносе, робко улыбнулась Губину.
– Печенье без соли.
– Спасибо, – кивнул Губин. Когда она ушла, Михайлов сказал:
– Конечно, ты прав, Мишель. Ментовские уши у него торчат. Этого только слепой не заметит. Да еще наш милый Серго, потому что придурок. Башлыков – агент-двойник, но он наш человек. Мы его с тобой уважаем, верно?
– Верно. И это очень странно.
– Ничего странного, – Алеша сходил за второй банкой пива. – В мире сместились все понятия. Мне Вдовкин на днях здорово все объяснил. Не про Башлыкова, а вообще. В мире смещенных понятий все привычные человеческие ориентиры утрачены. Черное есть белое и наоборот. Отец ненавидит сына, жена обязательно живет со свекром. Ну и так без конца. Всякая определенность – всего-навсего мираж. Полагаться можно лишь на чутье.
– С Башлыковым как быть?
– Пока он полезен, мы его любим. Заартачится, прищемим хвост.
Губин плеснул в кофе каплю можайского молока.
– Я не такой циник, как ты, – заметил задумчиво. – Я сочувствую Башлыкову, но у меня нет его тайной веры в высшую справедливость.
Внезапно комната в его глазах накренилась и потемнела, Алеша раздвоился и смешно зашлепал расплющенным двойным ртом:
– Иди-ка приляг вон на диванчик… Ишь как себя загонял…
Очнулся Губин в том же кабинете, но один. Он лежал на диване, укрытый пледом. Горела настольная лампа, за окном темень. Взглянул на ручные часы – половина одиннадцатого. Выходит, проспал около восьми часов. Спал он в носках, но не помнил, как снял ботинки. До такой опасной усталости, граничащей с небытием, он доходил всего раза два-три за всю жизнь.
Прямо в носках прошлепал к двери и выглянул в приемную. Секретарша Лена склонилась над книжкой за письменным столом.
– Эй! – окликнул Губин. – У тебя есть что-нибудь пожевать?
Лена подняла голову, виновато сказала:
– Только бутерброды и печенье. Как вы себя чувствуете?
– Нормально, – Губин сходил за ботинками, радуясь, что Алеша подбирает для работы таких опрятных, любезных девушек, не похожих на шалав и уж никак не похожих на ту…
Лена накрыла стол в приемной и уже заваривала чай в расписном фарфоровом чайнике, когда он вернулся.
Губин опустился в удобное высокое кресло и расслабился, ощутив себя на грани медитации.
– Жених у тебя есть, Леночка? – спросил по-хозяйски.
– Что вы, Миша, какой жених, – смутилась девушка. – Видите, как работаем. Днем и ночью.
Лукавство ее глаз было цвета спелого крыжовника.
Она все больше нравилась Губину, тихая, смирная девочка, и ножа нет за пазухой.
– Зарплата-то хорошая?
– О да! Жаловаться не приходится… Вы так крепко спали, прямо как убитый.
– Я и есть убитый. На невидимой войне.
На большом фаянсовом блюде аппетитно лежали бутерброды с ветчиной, сыром и бужениной, и Губин начал их методически поедать, один за другим, пока не съел с десяток. Лена время от времени подливала ему в чашку крепко заваренный чай.
– А почему вы не женитесь, Миша? – спросила девушка, в очередной раз смутясь.
– Что ты, детка, куда мне жениться. Да и кто за меня пойдет. Вот ты пошла бы?
– Пошла бы, – ответила Лена. – Но вам нужна не такая.
– Какая же?
– Ну, наверное… – вспыхнула, отвела глаза. – Ну, какая-нибудь особенная.
– Почему?
– Вы сами человек необыкновенный.
– Я? С чего ты взяла?
– Вас все боятся, – выпалила она.
– И ты тоже?
– Я – нет. Понимаю, вы надо мной подсмеиваетесь, но я знаю, вы добрый, страдающий человек. Не думайте, что я такая уж дурочка. Мне двадцать лет, у меня были мужчины. Но они были злые, а вы – нет.
– Знаешь, Лена, я всегда мечтал о такой сестренке, как ты.
Она подумала над его словами, фыркнула и отвернулась.
– Обиделась?
– Вот ни капельки.
Губин взял ее руку, погладил нежную ладошку:
– Послушай, девочка. Я скину кое-какие дела и приглашу тебя в ресторан. Согласна?
– Да, согласна. Я могу прямо сегодня поехать с вами.
– Никогда не спеши с этим.
– Хорошо, я подожду. Только не забудьте.
Неожиданное, безоговорочное признание в любви не тронуло его, он почувствовал только терпкую горечь во рту, словно проглотил подгнившую сливу. Давно минуло время, когда он радовался чувствам, выказанным бескорыстно. Женская любовь была одной из самых крупных и необъяснимых иллюзий, которыми утешало себя человечество. Наряду с ней существовали, конечно, и более нелепые вещи, к примеру, наивная, тайная вера в бессмертие на виду у постоянной, неуклонимой смерти.
Человек слаб и панически боится правды о себе. Бодро и во всеуслышание изображая стремление к ней, он только тем и занимается на веку, что убегает от правды.
Женщины отличались от мужчин лишь тем, что искренне принимали за любовь скупую муку совокупления.
Через час он подрулил к Таниному дому и быстро поднялся на этаж. Открыл дверь ключом, который прихватил с собой. В квартире темно, но в ней были люди.
Он почувствовал запах незнакомых сигарет – Таня такие не курила. Запах сильный и едкий, перебивавший сладковатый аромат "травки". Губин неслышно притворил за собой дверь. В ту же секунду повсюду вспыхнул свет. Двое рослых мужчин стояли в проеме кухни и целились из пистолетов. У одного парабеллум, у другого полицейский "пугач". Оба насупленные и сосредоточенные.
– Здорово, ребятки, – поприветствовал их Губин. – А где Танечка?
– Проходи в комнату, но без резких движений, – приказал один из мужчин. Губин повиновался. Таня сидела на кровати, бледная и необыкновенно красивая.
Третий мужчина, тоже изрядный "качок" с туловищем тяжеловеса, но со смуглым, нежным лицом, курил у окна.
– Вот ты и влип, милый, – улыбнулась Таня. – При этом сам виноват. Ишь какой султанчик выискался.
– У тебя что же, телефон под кроватью?
– Ты лучше спроси, что с тобой сейчас будет.
– Что со мной будет?
– Тебе будет очень больно, дружок, – она вдруг задохнулась и погладила рукой живот. – Может быть, мне это дорого обойдется, но я это сделаю.
– Что сделаешь-то, Танюша?
– Мои ребятки тебя опустят, а я порадуюсь.
– Твои ребята – вот эти, что ли, трое?
– Они тебе не нравятся?
– Они не смогут, Тань. Да и зачем тебе?
Глаза ее, полные безнадежных слез, сияли так чудно, что смотреть бы и не отрываться.
– Зачем не поверил мне? Зачем унизил?
– Перестань дурачиться. Отпусти дебилов. Сами с тобой разберемся.
– Поздно, голубчик. За все приходится платить на этом свете… Приступайте, мальчики. Занавес поднят.
Мальчики, которые ждали сигнала, рыпнулись с боков, но Губин еще быстрее упал на пол и катнулся упругим калачиком. Ему нужно было небольшое пространство для маневра, и он его получил. Одного подрубил по коленкам, но второй оказался проворней. Три раза бабахнул, пока Губин пересек комнату в "крутую раскачку" и выбил у него пистолет, но пропустил свирепый удар в печень. Парень махал колотушками где-то на уровне красного пояса, целых полминуты понадобилось Губину, чтобы его угомонить. Он сломал ему руку и для верности перекрыл сонную артерию. Третий мужчина и не думал ввязываться в потасовку, затягивался сигаретой и с любопытством наблюдал.
– Не хочешь размяться? – дружелюбно пригласил его Губин.
– Не для этого меня позвали, – презрительно заметил смуглоликий красавец. – В такие игры не играю.
– А-а, – догадался Губин, – ты бычок-производитель?
– Хочешь побаловаться, пожалуйста, – согласился гордец.
– В другой раз. Сейчас поработаешь. Убери эту падаль из квартиры. В ближайшие десять лет я не должен никого из вас видеть. Как понял?
Красавец интеллигент понял его хорошо. Тяжко вздохнув, потушил сигарету, приладился к одному из лежащих на полу мужчин, удобно захватил его ноги себе под мышки и поволок из комнаты.
Таня горько плакала. Одна из шальных пуль продырявила ей плечо. Всюду была кровь: на стене, на подушке и сочилась сквозь пальцы руки, которой она прижала рану.
Прежде чем ею заняться, Губин позвонил по телефону и вызвал подмогу.
– Врача захватите, Савву Спицына, – сказал он в трубку и назвал адрес.
Таня опрокинулась на спину и тихонько выла. В глазах такая мука, точно ее четвертовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52