А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— А как чувствует себя Щукин? — спросил Туманность, глядя в журнал.
— С утра никаких отклонений от нормы не наблюдал, — ответил Толька. — Температура нормальная.
В классе засмеялись. Взял бы Иван Кириллович и выставил Щуку из класса. Но географ не стал выгонять Щуку. Он усмехнулся и вызвал его к доске. На этот раз Толька урок выучил. Иван Кириллович задал ему несколько дополнительных вопросов. Щука на все ответил. Географ посверкал на него очками, вздохнул и поставил пятерку.
Туманность Андромеды вызвал еще троих, а меня почему-то не спрашивал. Забыл? Поднимать руку не хотелось. Не спросит меня сегодня Иван Кириллович. Он хитрый, вызовет, когда не ждешь. А раз сам напрашиваюсь, значит, урок знаю. Зачем спрашивать?
Три переменки слонялся я по двору. Я выдерживал характер. Не хотел ни с кем разговаривать. Правда, и со мной не очень-то хотели разговаривать. Ребята занимались на спортплощадке, играли в чехарду. Я любил играть в чехарду. Если бы позвали, я, пожалуй, не стал бы упрямиться, но никто не звал. Как только деревянный конь освободился, я подошел к нему. Через коня я не очень хорошо прыгал. За это мне по физкультуре выведут четверку. А что, если попытаться? Я отошел к самому забору, разбежался, но у самого коня круто свернул в сторону. Больше нечего и пытаться; если раз свернул, то теперь все время будешь сворачивать. Этот, как его? Рефлекс. Ноги сами притормаживают у коня, и ничего нельзя поделать. Ну его к лешему, этого коня! Еще, чего доброго, шею свернешь!
— Я тебя буду страховать. Прыгай!
Бамбула подошел к коню, растопырил руки. Я бы ни за что не стал прыгать, но тут увидел Нину Шарову. Она стояла у волейбольной сетки и смотрела на меня. Делать нечего… Я стиснул зубы, разбежался… и остановился у коня.
— Давай еще! — скомандовал Бамбула.
Три раза я столбом останавливался у коня, а на четвертый — прыгнул. И довольно удачно. Олегу не пришлось меня поддерживать. Я пожалел, что рядом не было учителя физкультуры. Вот бы удивился.
На следующей переменке на улицу не пошел. Я сегодня дежурный. Нужно порядок навести в классе. Распахнул окна, хотел мокрой тряпкой еще раз протереть доску, но тут подошел Щука и принялся мелом чертить треугольник.
Я сел за парту и стал листать учебник. Сейчас геометрия. Кира Андреевна может к доске вызвать. У нее никакой системы нет: одного возьмет да подряд три раза спросит, другого ни разу. Не то что Иван Кириллович. В классе все знают, когда подойдет очередь. Географ редко от списка отклоняется.
Я листал учебник и одним глазом наблюдал за Щукой. Желвак на его щеке стал меньше. Зато еще больше посинел. Скоро звонок, а он все чертит. Войдет в класс Кира Андреевна, а на доске какая-то ерунда нарисована. «Кто дежурный?» — спросит учительница. «Я держурный». — «Отвечай, Куклин, — скажет Кира Андреевна, — что у тебя такое на доске творится?» И заставит еще три дня дежурить. Правда, мы дежурим с Олегом вдвоем, но он свое отдежурил: два урока он, два — я.
Я захлопнул геометрию, кашлянул. Если Щука оглянется, я скажу ему, чтобы все стер с доски. Щука скрипел мелом и не оборачивался. Я приподнял крышку парты и отпустил. Крышка громко хлопнула. Щука знай себе чертит и в ус не дует. Ему наплевать, что мы с Олегом будем еще три дня доску драить.
— Через две минуты звонок, — на всякий случай напомнил я. Точно я не знал, у меня часов не было.
Щука бросил мел и пошел на место.
— А стирать кто за тебя будет?
— Дежурный, — нагло ответил Щука, доставая тетрадку.
— Каждый обязан за собой вытирать доску, — сказал я. — Такой порядок.
— Вытрешь, — усмехнулся Щука. — Вон у тебя какая морда толстая…
— Синяк у тебя еще с месяц продержится, — сказал я.
Дудки! За Щуку я вытирать не буду. В класс повалили ребята. Не успели усесться, как пришла Кира Андреевна. Я думал, она сразу обратит внимание на доску, но она смотрела на нас и улыбалась. В волосах желтел молодой одуванчик. Я оглянулся на девчонок: так и есть, у них в волосах тоже одуванчики! Вот обезьяны!
Миша Комов решил немедленно воспользоваться хорошим настроением учительницы.
— Кира Андреевна, — спросил он, — сколько в этом году спутников запустят?
— Много, — сказала учительница.
— Триста штук, — подсказал Щука, — я знаю.
— Допустим, что триста… — Кира Андреевна обвела класс глазами. — Сколько спутников нужно запускать каждую неделю, чтобы получить такую цифру? За год? Кто первый? Простая задачка.
Миша Комов, который не ожидал, что дело примет такой оборот, прикусил язык. Но Кира Андреевна его не спросила. Эту задачку ребята хором решили. Тогда она предложила нам еще две задачи: за сколько суток долетят до Марса и Венеры космические корабли, если скорость такая-то, а расстояние такое-то. И эти задачки быстро решили.
Я с нетерпением ждал, когда Кира Андреевна повернется к доске, но будущие полеты в космос захватили и ее.
— Понимаете теперь, как важно знать математику? — говорила она. — Без математики невозможно научиться управлять таким сложным кораблем, как космический.
— На ракете полно всяких приборов, — сказал Миша. — Они все сами вычисляют. И потом, есть эти машины… электронные. Нажал кнопку — и любая задача решена в одну секунду.
— Нам бы на контрольную такую машину… — со вздохом произнес Игорь Воронин.
— Автоматическую ложку не хочешь? — сказал Щука. — Рот только раскрывай, а манную кашу она сама будет класть.
— Я манную кашу не люблю, — ответил Игорь.
— Он любит пареную репу, — зубоскалил Щука.
Наконец Кира Андреевна взяла мел и повернулась к доске.
— Кто дежурный?
Я встал.
Дальше все было, как я и предполагал.
Кира Андреевна спросила, что это за безобразие и почему я так плохо дежурю. Придется продлить это удовольствие…
Я молчал.
Второй раз ябедой мне не хотелось прослыть, хотя так и подмывало назвать истинного виновника.
Но тут произошло то, чего я, признаться, не ожидал. Ребята зашумели и сказали, что видели, как я сразу после урока мыл доску.
— Мыл? — спросила Кира Андреевна.
Я кивнул.
— Кто же разрисовал?
— Это я упражнялся, — сказал Щука после продолжительной паузы.
— Возьми тряпку и вытри!
— А дежурный на что? — насупился Щука.
Пришлось ему под общий смех стирать свои дурацкие квадраты и треугольники.
Настроение мое приподнялось.
Не прошел у Щуки этот номер.
Я сидел и думал: кто из наших ребят достоин полететь в космос?
Миша Комов не полетит. Он с математикой не в ладах. Обрадовался, приборы за него будут считать…
Щука, хотя и силен в математике, тоже никуда не полетит. Таких, как Щука, и на порог космоса нельзя пускать.
Игорь Воронин не полетит, потому что слаб здоровьем. Расчихается на всю Вселенную!
В космос полечу я. Ну и еще Олег Кривошеев. Правда, скучно с ним будет в полете. До самой Венеры слова не скажет.
20. Я, КАРТУЗ И НИНА ШАРОВА
И опять я один возвращаюсь из школы. Все по двое, по трое, а то и по пятеро. Идут, толкуют о чем-то, хохочут. А я один. Можно было с Олегом идти, но к нему примазался Миша Комов. А с Комовым нам не по пути.
Я шел и думал о том, что вот прыгнул через коня. Месяц пытался и не мог, а тут с трех попыток удалось. Это потому, что Нина Шарова смотрела на меня. А не смотрела бы — я ни за что не перепрыгнул бы.
Сегодня мне повезло: я во второй раз отличился в глазах Нины.
Я встретил ее напротив дома моего дядюшки. Она прижалась спиной к изгороди и выставила вперед свой желтый портфель. А в пяти шагах от нее стоял Картуз! Я ахнул: как пес попал на улицу? Его никогда с цепи не спускали. Картуз, нагнув лохматую голову, пристально смотрел на девочку, словно решая, с какой стороны лучше наброситься на нее. Дверь в дом закрыта, никого не видать. Калитка приотворена. Неужели кобель сорвался с цепи?
Нина стояла бледная, губы закушены. Я думал, она плачет. Но она еще не плакала. Значит, Картуз не укусил. Я подошел поближе и остановился. Я сам боялся собаки.
Когда я приходил к дяде, Картуз не обращал на меня внимания, а тут, на улице, мог цапнуть. Но когда пес сделал шаг к Нине, я забыл про страх и схватил собаку за ошейник.
— На место, Картуз! — закричал я. — На место!
Пес повернул голову и посмотрел мне в глаза. Я отпустил ошейник. Глаза у собаки маленькие, злые. Закопались в шерсти. А вдруг на меня бросится? Желтые глаза мигнули, короткий толстый хвост шевельнулся. Не тронет…
Так молча мы все стояли минут пять: Нина — у забора, спрятавшись за портфель, я и Картуз — на дороге. Хлопнула дверь, заскрипели ступеньки. К нам ковыляла тетя Матрена. На ней лица не было.
— Не покусал? — спросила.
— Я ему покусаю, — негромко, чтобы не обидеть Картуза, сказал я и взглянул на Нину. Тетя Матрена схватила Картуза за ошейник и увела во двор. Здорово напугал Нину Картуз. Да и мне стало не по себе, когда он уставился в глаза. Дядин пес кого угодно может напугать.
— Выскочил из калитки — и сразу ко мне… — сказала Нина. — Если бы не ты…
— Я бы его в бараний рог скрутил, — не совсем умно похвастался я.
Она стояла на тропинке и чертила красной туфелькой плюсы и минусы. Тоненькая такая, длинная.
Разговор не клеился. Я не умел с девчонками складно разговаривать. В школе в основном спрашивал у нее про время. А что бы я делал, если бы у нее часов не было?
Я посмотрел на ее часы и спросил:
— Не врут?
— Кто? — удивилась она. Действительно, почему она должна все время помнить про свои часы?
Мы помолчали. Она чертила плюсы и минусы.
— Ты сегодня будешь уроки учить? — спросил я.
— Уроки? — снова удивилась она. — Буду.
— И я буду учить, — сказал. — Каждый день учу.
Она улыбнулась.
— А еще что ты делаешь?
— Гирю выжимаю… Двухпудовую. (Вот хватил!) И на озеро хожу… Вчера большущего леща поймал. Еле вытянул!
— Где же он?
— Лещ-то? Сорвался, — наконец сказал я правду.
— Почему это собаку Картузом зовут?
— Картуз… Разве плохо?
— Зачем твой дядя такую страшную собаку держит?
— От воров.
— От каких воров?
— Обыкновенных. Мало разве на свете всяких воров?
— Я ни разу не видела настоящего вора. А ты?
— Так тебе вор и будет на глаза показываться… Вор ночью орудует. Картуз одному штаны спустил.
— Вору?
— Тимке Сенину. Он за яблоками в дядин сад забрался.
— Какой же он вор? Он шофер.
Я не понимал, серьезно она говорит или смеется надо мной. Неужели не понятно? Днем Тимка Сенин — шофер. А ночью, раз забрался в чужой сад, — вор. Ну, не настоящий, а так, мелкий воришка. Прикидывается, что никогда не видела воров! В городе жила и не видела! В городе воров полно. Дядя говорил, что в городе вор вором погоняет. Там надо ухо держать востро, чуть зазевался — прощай кошелек. Видел даже таких, которые на ходу подметки срезают. Он их ненавидел и очень боялся.
Мы не заметили, как дошли до ее дома. Вернее, я не заметил. Нина остановилась у крыльца и посмотрела на меня:
— Возьми на озеро? Я тоже хочу поймать огромного леща.
Я очень обрадовался, но виду не подал. Я сделал вид, что раздумываю.
— Удочка есть?
— Я никогда не ловила рыбу.
— Ладно, — сказал я, — вырежу тебе ольховую… И леску с крючком привяжу.
21. МЫ ИДЕМ СКВОЗЬ ДОЖДЬ
Сегодня должен приехать отец. В семь вечера. Почему бы его не встретить? Я соскучился по отцу. Плохо, когда родного отца редко видишь. У деревенских ребят отцы на месте. А мой вот разъезжает. Туда-сюда. По мне, пусть лучше отец работает в колхозе. Я бы его каждый день видел. В воскресенье мы ходили бы на озеро. Отец любит удить рыбу, когда клюет. В шесть часов я отправился на разъезд. В воздухе чувствовалась какая-то перемена. Все так же светило солнце. На небе не видно облаков. Не слышно ветра. Над оврагом дрожал воздух. На дне было сыро, и испарения поднимались вверх. Я посмотрел на горизонт и понял, в чем дело. Надвигалась туча. Над лесом появились первые облака. Рыхлые, кучевые. Облака бежали на нашу деревню. Туча медленно наползала на лес. Пока трудно судить, какая она. Но скоро стало ясно, что туча большая. Уже полнеба закрыла, и все еще не видно конца. Облака долетели до соснового бора, перевалили через овраг и помчались дальше. Снизу облака прихвачены синью. Это грозовые облака. Легкие тени пробежали по земле. Дружно зашумели деревья. Листья разом повернулись в одну сторону и затряслись от страха. Где-то, не очень далеко, громыхнуло.
Я остановился: может, вернуться? До разъезда еще далеко, не угодить бы в самую грозу. Я не боялся дождя, не сахарный — не растаю. Боялся молнии. Стукнет золотая стрелка по затылку — и вечная память Ганьке Куклину. Был человек, и нет человека. Один пепел. Мою бабушку молния зацепила краешком. Еле отходили. В землю закапывали и все такое. Это давно было, когда моя бабушка совсем молодая была. Мне не хотелось, чтобы меня в землю закапывали.
Долго раздумывать некогда. Я решил все-таки встретить отца. Спрыгнет он с подножки в проливной дождь, а на разъезде ни души. И придется ему одному шагать домой по лужам. А увидит меня — обрадуется. Улыбнется. Я люблю, когда мой отец улыбается. Он сразу добрый такой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов