Среди них Реймон разглядел ряд предметов, похожих на столбы, стоящие у стены со стороны моря. Один из этих столбов, размерами больше остальных, имел выпуклые очертания, будто это было что-то завернутое в материю. И вот это что-то – чем бы оно ни было – вроде бы дернулось и пошевелилось под его взглядом, и урчащий стон пронесся по покою.
Реймон метнулся к двери, но ветер отшвырнул его обратно. Он оглянулся назад и увидел, что какая-то фигура отделилась от столба и выпрямилась. Голова непонятного существа скрывалась в темноте под потолком, движение его огромных конечностей затмевало свет, отбрасывая еще больше теней по всему помещению. Край тени упал на лицо Реймона, подобно темному пятну на бледной коже, и он снова отскочил к двери. Но, как и раньше, стена ветра отбросила его назад, свалила с ног, и он катился до тех пор, пока не наткнулся на ноги Лала.
Как только мальчик вскочил на ноги, он услышал, как Лал нежно проговорил единственное слово: «Отец… »
Это остановило Реймона. Пригвоздило к месту. Заставило его повернуться и увидеть, что Лал пододвигался к высящейся фигуре, которая стояла перед ними, покачиваясь, словно ее тоже поймал в свои когти штормовой ветер, носящийся снаружи, в ночи. С чувством одновременно отвращения и зачарованности Реймон смотрел, как Лал берет фигуру на руки и нежно кладет ее на пол. Стукнувшись о тяжелый камень, фигура застонала, и Реймон увидел ее лицо: такое же безобразное, как и у Лала, но старше, больше, и еще оно было серого цвета из-за непереносимой боли. Рука лежащего существа тоже показалась Реймону странно знакомой, только она была толще, волосатее, с большим количеством вен и мускулов, – а во всем остальном она была идентична руке Лала.
– Помогите… – мягко позвал Лал дрожащим от горя голосом, склонившись над фигурой.
Но Реймон не был состоянии шевельнуться, он все еще стоял в ошеломлении, так что только Нари пришла на помощь к Лалу.
Они действовали так заботливо, что Реймон исполнился странным состраданием. Они размотали ткань на огромной фигуре. В свете лампы показалась окровавленная повязка, проходящая через всю спину. Послышался стон, на этот раз со стороны Лала. Неожиданно Реймон подхватил этот стон, потому что в самом центре кровавого пятна он увидел металлический наконечник копья.
Давным-давно, в своей деревне (теперь ему казалось, что это было совсем в другой жизни), он очень гордился этим копьем. Но сейчас он не чувствовал никакой радости. К его смятению, он был охвачен ужасом. Как будто только теперь, встав перед реальным видом крови, капающей из живого тела, он начал понимать истину, о которой раньше не имел ни малейшего понятия.
Все еще зачарованный и полный отвращения он смотрел, как Нари стаскивала запачканную кровью часть туники. На остальное у него не хватило сил смотреть. Зажмурив глаза, он слышал хрип Лала, когда тот тащил сломанное древко, он слышал, как прерывалось от боли дыхание. Затем, после какого-то безумного шепота, послышался грохот падения тяжелых предметов и наконец – тишина…
Украдкой он приоткрыл глаза. Кости Пилар теперь валялись на полу, а Нари прижимала пустой мешок к зияющей ране.
– Все хорошо, – шептала она, – кровь почти остановилась.
Лал встал. На его лицо падала тень от лампы, на месте глаз – огромные черные пещеры, он подошел к Реймону и что-то протянул ему. Это был наконечник копья, острие которого блестело от свежей крови.
– Возьми… – прошелестел он голосом скорее грустным, чем упрекающим.
Реймон хотел потрясти головой, чтобы отказаться, но не мог. Его рука сама по себе вытянулась вперед.
– Я не хотел… – начал он. – Не хотел этого… Он умолк, когда его пальцы сомкнулись вокруг древка, которое неожиданно оказалось теплым. Кровь сочилась с острия, стекая на его пальцы. Он попытался вытереть руку и копье о край туники, но появившееся на ней пятно лишь напоминало о том, что он сделал – клякса краснела, как позорная отметина.
– Для… Реймона… – добавил Лал и отвернулся от него.
Предоставленный сам себе, Реймон забрался в угол комнаты и сжался в комочек, уткнув лицо в стену.
Он оставался в этой позе несколько часов. Позади него Лал и Нари шептались о том, как лучше перебинтовать рану. Позже к ним присоединился третий голос. Сначала тихий, как вздох, он постепенно становился громче, увереннее, словно пытался перекрыть возрастающую силу бури.
Слыша его, этот голос, так похожий на голос Лала, Реймон лишь сильнее сжимался, обеспокоенный чувствами, которые он не понимал. Эти чувства возбуждали нежеланные воспоминания. Он вспомнил, как Дорф в ночь появления Лала спросил его возмущенно: «Ты хоть что-нибудь чувствуешь? » И затем:
«Черт возьми, она же была твоей матерью!… Даже это чудовище знает, что значит скорбеть!» Еще он воспоминал Пилар, гладящую его по щеке загрубевшей рукой, и свой жестокий ответ ей. Он видел Солмака, отца, которого он нашел и потерял в песках пустыни. Он думал об отце, к которому так долго шел, чтобы убить его.
У Лала все было по-другому. Лал проделал это путешествие, потому что его обуревала скорбь. Он прошел весь этот путь ради совсем другой цели. И наконец здесь, в этом заброшенном месте, ему удалось найти… он действительно нашел…
Реймон встряхнул головой, не желая додумывать эту мысль. Вместо этого он с тоской спросил себя: «А что я сделал? А что я делаю? » Ответов не было. Только навалились на него тягостная смесь страдания и вины, ощущения невосполнимой потери, – и со всем этим он не мог справиться. Ему так хотелось, чтобы те трое, тихо и доверительно шепчущиеся между собой за его спиной в этом сотрясаемом ветром покое, вспомнили о нем.
Он утратил всякое представление о времени, когда Лал и Нари подошли к нему. К этому моменту буря достигла своей высшей точки. Ветер, казалось, превратился в безжалостного демона возмездия, волны – в горы скал и стали, которые сметали все на своем пути. Под их совместной атакой морская стена трещала и стонала, угрожая надломиться, так как ее камни беспрерывно скрежетали друг о друга.
– Стена долго этого не выдержит, – сказала Нари, – мы должны помочь Лалу, если мы хотим спасти ее. И нас самих тоже.
– Стену? – Реймон оглянулся, глядя испуганными глазами, словно только что пробудился ото сна. С ужасом он заметил, как сильно раскачивается лампа, ее мощное маятниковое движение соответствовало ударам волн.
– Но стена всегда стояла здесь, – возразил он, – она никак не может упасть. Абсолютно исключено.
– Она до сих пор стоит тут только благодаря Луану, – сказала Нари, – он единственный хранитель Лунных ворот. Без него стена бы давным-давно рухнула.
Мальчик взглянул на нее в изумлении. Луан? Истинный защитник людей? А вовсе не Солнечный Лорд? Нет, в это он поверить не мог.
– Да правда же, – настаивала она, – все, о чем нам рассказывают, вранье. Луан находится здесь для того, чтобы не позволить морю ворваться и затопить долину, и его обязанность – запирать Лунные ворота, когда начинается шторм. А больше никто этого сделать не может. У других нет такой силы.
– Тогда почему?.. – начал он.
– Почему они сейчас открыты? – подхватила она. – Он оставил их, пока ходил за ежемесячной данью. Он хотел промыть старый город во время низкого прилива, сполоснуть его от стоячей воды. Это тоже часть его работы. Обычно он запирает ворота при первом признаке шторма, но в этот раз не смог из-за раны. К тому времени, когда он сюда добрался, он уже потерял слишком много крови. Он был слишком слаб.
Реймон, которого внезапно пронзила тревога, вскочил на ноги.
– Значит, Тереу и долина затоплены? – спросил он почти крича.
– Хуже, – ответила Нари, – когда Лунные ворота открыты, опоры, на которых держится стена, ослабевают и могут рухнуть. Если нам не удастся как можно скорее закрыть ворота, все это, – она приложила ладони к вибрирующему полу, – будет разнесено по камешку.
Лал, который внимательно слушал их разговор, протянул руку и коснулся плеча Реймона.
– Реймон… хранитель ворот… как Лал… – прошелестел он. – Реймон поможет… сейчас…
Эти слова Реймон не мог не услышать. Он опустил глаза, скользнул ими по костям Пилар, перевел взгляд на гигантскую фигуру, безразлично лежавшую на полу в свете лампы и, наконец, остановил его на четырех столбообразных предметах, стоящих в дальнем конце покоя.
При ближайшем рассмотрении все увидели, что это были вовсе не столбы, а металлические рычаги, вырастающие из продолговатой прорези в полу.
Лал указал на ближний столб.
– Тянем… – велел он. И они втроем обхватили длинную металлическую рукоятку и дернули назад.
В течение нескольких секунд ничего не происходило, и даже когда рычаг начал наконец поддаваться, он делал это так медленно, что нельзя было сразу понять, действительно ли он движется или это только кажется.
– Тянем! – взревел снова Лал, и они удвоили усилия, напрягаясь так, что их спины заныли и дыхание перехватило. Рычаг уже прошел половину прорези, застряв между положениями «открыто» и «закрыто». В течение нескольких мгновений, когда они все трое висели на нем, им казалось, что они поднимают не просто некий механизм под ногами, а всю тяжесть моря – каждая обрушивающаяся волна отзывалась в их руках.
– Я не могу… не могу, – в отчаянии прохрипел Реймон. Но наконец ужасная тяжесть ослабла, рычаг двинулся снова, гладко проскользнул вдоль прорези и щелкнул, встав на свое место.
Они знали, что нельзя долго отдыхать. Подгоняемые кошмарными ударами волн, они вскоре взялись за второй рычаг.
Снова, на первом этапе их борьбы, было несколько мгновений, когда они балансировали между успехом и провалом, и казалось, они противопоставляют себя неподатливой силе моря. За исключением этих минут моря все равно было слишком много для них: его тяжесть заставляла рычаг вырываться из их рук, словно какое-то живое существо хотело убежать. Близкие к умопомешательству, они едва не позволили ему вырваться на свободу. Только стремительное усилие Лала поставило все на места, и рычаг, протестующе скрипнув, защелкнулся.
Они практически уже выдохлись, когда надо было переходить к третьему рычагу, так что даже необыкновенной силы Лала было недостаточно, чтобы довести дело до конца. Он был еще слишком молод для выполнения такой работы, и он напрягался и боролся напрасно.
– Не годится! – закричала Нари и почти уже сдалась, когда четвертая тень упала на стену: тень, больше чем на голову выше Лала. Секунду спустя две могучие руки присоединились к их рукам, рев боли слился с их отчаянными криками, когда море неохотно уступило их нажиму.
Слишком усталый, чтобы беспокоиться о происходящем вокруг, Реймон бросился к последнему рычагу. Чудовищная тень снова нависла над ним, но это больше его не пугало. Даже когда его руку задела темная огромная ручища, он едва это заметил. Он знал только, что ему надо тянуть, тянуть и тянуть, пока биение его собственного сердца и стук прибоя не сольются воедино. Море лилось по его венам в мозг. И бушевало там, не причиняя боли никому, кроме него самого, оставаясь запертым во внезапном спокойствии его сознания.
Это спокойствие напугало Реймона, потому что он продолжал слышать звук ветра и шум волн – звуков было достаточно. Наконец колебания прекратились. С чувством облегчения он прикоснулся к полу. К его изумлению, он был податливый и мягкий, эхо от ужасного грохота волн пульсировало сквозь этот удивительный пол. Потом послышался голос, рокочущий где-то снизу от него, голос, произносящий нежные слова.
Озадаченный, он приподнял голову… и нос к носу уперся в огромное лицо. Налитые кровью глаза размером в полумесяц, зияющие черные ямы ноздрей, вздувшийся надрез вместо рта – и вся эта «красота» была на расстоянии вытянутой руки.
Тут он понял, где находится. Он лежал вовсе не на полу. К его обжигающему ужасу, он простерся на лежащем ничком теле Луана. До того как он смог шевельнуться, гигантские губы прошептали слова, которые Реймон оставил далеко в прошлом, похоронил их в могиле вместе с Дорфом: «Мой… сын… »
Слова и глаза в полумесяц были направлены не на него, а на Лала, скрючившегося рядом. Это не сильно утешило Реймона. Со сдавленным криком он откатился и съежился в дальнем углу комнаты. Долгое время спустя, всю оставшуюся жизнь он все размышлял, что же его так напугало. Обычный страх перед Луаном? А может, ревность к Лалу, от которого не отказались? Или что-то еще, более обидное и болезненное?
Какой бы ни была причина, он не вернулся к освещенному лампой пространству, а остался сидеть, скорчившись в темном углу, и где и провел весь остаток ночи.
Глава девятнадцатая
ВТОРЖЕНИЕ
Реймона разбудил солнечный свет, бьющий ему в глаза сквозь открытое окно. Он слышал, как волны прибоя все еще плещутся о стену. Ветер уже не был штормовым, он лишь наполнял воздух запахом соли и кристальной чистотой.
Спутники Реймона в изнеможении спали на каменном полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Реймон метнулся к двери, но ветер отшвырнул его обратно. Он оглянулся назад и увидел, что какая-то фигура отделилась от столба и выпрямилась. Голова непонятного существа скрывалась в темноте под потолком, движение его огромных конечностей затмевало свет, отбрасывая еще больше теней по всему помещению. Край тени упал на лицо Реймона, подобно темному пятну на бледной коже, и он снова отскочил к двери. Но, как и раньше, стена ветра отбросила его назад, свалила с ног, и он катился до тех пор, пока не наткнулся на ноги Лала.
Как только мальчик вскочил на ноги, он услышал, как Лал нежно проговорил единственное слово: «Отец… »
Это остановило Реймона. Пригвоздило к месту. Заставило его повернуться и увидеть, что Лал пододвигался к высящейся фигуре, которая стояла перед ними, покачиваясь, словно ее тоже поймал в свои когти штормовой ветер, носящийся снаружи, в ночи. С чувством одновременно отвращения и зачарованности Реймон смотрел, как Лал берет фигуру на руки и нежно кладет ее на пол. Стукнувшись о тяжелый камень, фигура застонала, и Реймон увидел ее лицо: такое же безобразное, как и у Лала, но старше, больше, и еще оно было серого цвета из-за непереносимой боли. Рука лежащего существа тоже показалась Реймону странно знакомой, только она была толще, волосатее, с большим количеством вен и мускулов, – а во всем остальном она была идентична руке Лала.
– Помогите… – мягко позвал Лал дрожащим от горя голосом, склонившись над фигурой.
Но Реймон не был состоянии шевельнуться, он все еще стоял в ошеломлении, так что только Нари пришла на помощь к Лалу.
Они действовали так заботливо, что Реймон исполнился странным состраданием. Они размотали ткань на огромной фигуре. В свете лампы показалась окровавленная повязка, проходящая через всю спину. Послышался стон, на этот раз со стороны Лала. Неожиданно Реймон подхватил этот стон, потому что в самом центре кровавого пятна он увидел металлический наконечник копья.
Давным-давно, в своей деревне (теперь ему казалось, что это было совсем в другой жизни), он очень гордился этим копьем. Но сейчас он не чувствовал никакой радости. К его смятению, он был охвачен ужасом. Как будто только теперь, встав перед реальным видом крови, капающей из живого тела, он начал понимать истину, о которой раньше не имел ни малейшего понятия.
Все еще зачарованный и полный отвращения он смотрел, как Нари стаскивала запачканную кровью часть туники. На остальное у него не хватило сил смотреть. Зажмурив глаза, он слышал хрип Лала, когда тот тащил сломанное древко, он слышал, как прерывалось от боли дыхание. Затем, после какого-то безумного шепота, послышался грохот падения тяжелых предметов и наконец – тишина…
Украдкой он приоткрыл глаза. Кости Пилар теперь валялись на полу, а Нари прижимала пустой мешок к зияющей ране.
– Все хорошо, – шептала она, – кровь почти остановилась.
Лал встал. На его лицо падала тень от лампы, на месте глаз – огромные черные пещеры, он подошел к Реймону и что-то протянул ему. Это был наконечник копья, острие которого блестело от свежей крови.
– Возьми… – прошелестел он голосом скорее грустным, чем упрекающим.
Реймон хотел потрясти головой, чтобы отказаться, но не мог. Его рука сама по себе вытянулась вперед.
– Я не хотел… – начал он. – Не хотел этого… Он умолк, когда его пальцы сомкнулись вокруг древка, которое неожиданно оказалось теплым. Кровь сочилась с острия, стекая на его пальцы. Он попытался вытереть руку и копье о край туники, но появившееся на ней пятно лишь напоминало о том, что он сделал – клякса краснела, как позорная отметина.
– Для… Реймона… – добавил Лал и отвернулся от него.
Предоставленный сам себе, Реймон забрался в угол комнаты и сжался в комочек, уткнув лицо в стену.
Он оставался в этой позе несколько часов. Позади него Лал и Нари шептались о том, как лучше перебинтовать рану. Позже к ним присоединился третий голос. Сначала тихий, как вздох, он постепенно становился громче, увереннее, словно пытался перекрыть возрастающую силу бури.
Слыша его, этот голос, так похожий на голос Лала, Реймон лишь сильнее сжимался, обеспокоенный чувствами, которые он не понимал. Эти чувства возбуждали нежеланные воспоминания. Он вспомнил, как Дорф в ночь появления Лала спросил его возмущенно: «Ты хоть что-нибудь чувствуешь? » И затем:
«Черт возьми, она же была твоей матерью!… Даже это чудовище знает, что значит скорбеть!» Еще он воспоминал Пилар, гладящую его по щеке загрубевшей рукой, и свой жестокий ответ ей. Он видел Солмака, отца, которого он нашел и потерял в песках пустыни. Он думал об отце, к которому так долго шел, чтобы убить его.
У Лала все было по-другому. Лал проделал это путешествие, потому что его обуревала скорбь. Он прошел весь этот путь ради совсем другой цели. И наконец здесь, в этом заброшенном месте, ему удалось найти… он действительно нашел…
Реймон встряхнул головой, не желая додумывать эту мысль. Вместо этого он с тоской спросил себя: «А что я сделал? А что я делаю? » Ответов не было. Только навалились на него тягостная смесь страдания и вины, ощущения невосполнимой потери, – и со всем этим он не мог справиться. Ему так хотелось, чтобы те трое, тихо и доверительно шепчущиеся между собой за его спиной в этом сотрясаемом ветром покое, вспомнили о нем.
Он утратил всякое представление о времени, когда Лал и Нари подошли к нему. К этому моменту буря достигла своей высшей точки. Ветер, казалось, превратился в безжалостного демона возмездия, волны – в горы скал и стали, которые сметали все на своем пути. Под их совместной атакой морская стена трещала и стонала, угрожая надломиться, так как ее камни беспрерывно скрежетали друг о друга.
– Стена долго этого не выдержит, – сказала Нари, – мы должны помочь Лалу, если мы хотим спасти ее. И нас самих тоже.
– Стену? – Реймон оглянулся, глядя испуганными глазами, словно только что пробудился ото сна. С ужасом он заметил, как сильно раскачивается лампа, ее мощное маятниковое движение соответствовало ударам волн.
– Но стена всегда стояла здесь, – возразил он, – она никак не может упасть. Абсолютно исключено.
– Она до сих пор стоит тут только благодаря Луану, – сказала Нари, – он единственный хранитель Лунных ворот. Без него стена бы давным-давно рухнула.
Мальчик взглянул на нее в изумлении. Луан? Истинный защитник людей? А вовсе не Солнечный Лорд? Нет, в это он поверить не мог.
– Да правда же, – настаивала она, – все, о чем нам рассказывают, вранье. Луан находится здесь для того, чтобы не позволить морю ворваться и затопить долину, и его обязанность – запирать Лунные ворота, когда начинается шторм. А больше никто этого сделать не может. У других нет такой силы.
– Тогда почему?.. – начал он.
– Почему они сейчас открыты? – подхватила она. – Он оставил их, пока ходил за ежемесячной данью. Он хотел промыть старый город во время низкого прилива, сполоснуть его от стоячей воды. Это тоже часть его работы. Обычно он запирает ворота при первом признаке шторма, но в этот раз не смог из-за раны. К тому времени, когда он сюда добрался, он уже потерял слишком много крови. Он был слишком слаб.
Реймон, которого внезапно пронзила тревога, вскочил на ноги.
– Значит, Тереу и долина затоплены? – спросил он почти крича.
– Хуже, – ответила Нари, – когда Лунные ворота открыты, опоры, на которых держится стена, ослабевают и могут рухнуть. Если нам не удастся как можно скорее закрыть ворота, все это, – она приложила ладони к вибрирующему полу, – будет разнесено по камешку.
Лал, который внимательно слушал их разговор, протянул руку и коснулся плеча Реймона.
– Реймон… хранитель ворот… как Лал… – прошелестел он. – Реймон поможет… сейчас…
Эти слова Реймон не мог не услышать. Он опустил глаза, скользнул ими по костям Пилар, перевел взгляд на гигантскую фигуру, безразлично лежавшую на полу в свете лампы и, наконец, остановил его на четырех столбообразных предметах, стоящих в дальнем конце покоя.
При ближайшем рассмотрении все увидели, что это были вовсе не столбы, а металлические рычаги, вырастающие из продолговатой прорези в полу.
Лал указал на ближний столб.
– Тянем… – велел он. И они втроем обхватили длинную металлическую рукоятку и дернули назад.
В течение нескольких секунд ничего не происходило, и даже когда рычаг начал наконец поддаваться, он делал это так медленно, что нельзя было сразу понять, действительно ли он движется или это только кажется.
– Тянем! – взревел снова Лал, и они удвоили усилия, напрягаясь так, что их спины заныли и дыхание перехватило. Рычаг уже прошел половину прорези, застряв между положениями «открыто» и «закрыто». В течение нескольких мгновений, когда они все трое висели на нем, им казалось, что они поднимают не просто некий механизм под ногами, а всю тяжесть моря – каждая обрушивающаяся волна отзывалась в их руках.
– Я не могу… не могу, – в отчаянии прохрипел Реймон. Но наконец ужасная тяжесть ослабла, рычаг двинулся снова, гладко проскользнул вдоль прорези и щелкнул, встав на свое место.
Они знали, что нельзя долго отдыхать. Подгоняемые кошмарными ударами волн, они вскоре взялись за второй рычаг.
Снова, на первом этапе их борьбы, было несколько мгновений, когда они балансировали между успехом и провалом, и казалось, они противопоставляют себя неподатливой силе моря. За исключением этих минут моря все равно было слишком много для них: его тяжесть заставляла рычаг вырываться из их рук, словно какое-то живое существо хотело убежать. Близкие к умопомешательству, они едва не позволили ему вырваться на свободу. Только стремительное усилие Лала поставило все на места, и рычаг, протестующе скрипнув, защелкнулся.
Они практически уже выдохлись, когда надо было переходить к третьему рычагу, так что даже необыкновенной силы Лала было недостаточно, чтобы довести дело до конца. Он был еще слишком молод для выполнения такой работы, и он напрягался и боролся напрасно.
– Не годится! – закричала Нари и почти уже сдалась, когда четвертая тень упала на стену: тень, больше чем на голову выше Лала. Секунду спустя две могучие руки присоединились к их рукам, рев боли слился с их отчаянными криками, когда море неохотно уступило их нажиму.
Слишком усталый, чтобы беспокоиться о происходящем вокруг, Реймон бросился к последнему рычагу. Чудовищная тень снова нависла над ним, но это больше его не пугало. Даже когда его руку задела темная огромная ручища, он едва это заметил. Он знал только, что ему надо тянуть, тянуть и тянуть, пока биение его собственного сердца и стук прибоя не сольются воедино. Море лилось по его венам в мозг. И бушевало там, не причиняя боли никому, кроме него самого, оставаясь запертым во внезапном спокойствии его сознания.
Это спокойствие напугало Реймона, потому что он продолжал слышать звук ветра и шум волн – звуков было достаточно. Наконец колебания прекратились. С чувством облегчения он прикоснулся к полу. К его изумлению, он был податливый и мягкий, эхо от ужасного грохота волн пульсировало сквозь этот удивительный пол. Потом послышался голос, рокочущий где-то снизу от него, голос, произносящий нежные слова.
Озадаченный, он приподнял голову… и нос к носу уперся в огромное лицо. Налитые кровью глаза размером в полумесяц, зияющие черные ямы ноздрей, вздувшийся надрез вместо рта – и вся эта «красота» была на расстоянии вытянутой руки.
Тут он понял, где находится. Он лежал вовсе не на полу. К его обжигающему ужасу, он простерся на лежащем ничком теле Луана. До того как он смог шевельнуться, гигантские губы прошептали слова, которые Реймон оставил далеко в прошлом, похоронил их в могиле вместе с Дорфом: «Мой… сын… »
Слова и глаза в полумесяц были направлены не на него, а на Лала, скрючившегося рядом. Это не сильно утешило Реймона. Со сдавленным криком он откатился и съежился в дальнем углу комнаты. Долгое время спустя, всю оставшуюся жизнь он все размышлял, что же его так напугало. Обычный страх перед Луаном? А может, ревность к Лалу, от которого не отказались? Или что-то еще, более обидное и болезненное?
Какой бы ни была причина, он не вернулся к освещенному лампой пространству, а остался сидеть, скорчившись в темном углу, и где и провел весь остаток ночи.
Глава девятнадцатая
ВТОРЖЕНИЕ
Реймона разбудил солнечный свет, бьющий ему в глаза сквозь открытое окно. Он слышал, как волны прибоя все еще плещутся о стену. Ветер уже не был штормовым, он лишь наполнял воздух запахом соли и кристальной чистотой.
Спутники Реймона в изнеможении спали на каменном полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22